***
Значительную часть выходных Дейдара провёл, как ни странно, в библиотеке: сроки сдачи некоторых эссе поджимали, а на неделе писать их времени не будет из-за Белтайна и предфинальных квиддичных тренировок. Кроме того, подбирались экзамены, и если трансфигурацию, защиту, чары и астрономию он мог сдать хоть завтра, то в нумерологии и рунах буксовал. Зарывшись в огромные справочники и словари, Дейдара тихо рычал себе под нос. Вот какой драный биджу дёрнул его взять в качестве дополнительных именно эти предметы?! Надо было выбирать, как Джим, уход за магическими существами и прорицания, а ещё лучше магловедение, и пинать хуи — но нет же, нужно было выебнуться и взять самые сложные курсы! Прошлым летом Дейдара думал, что эти науки помогут ему разобраться в зубодробительных книжках по артефакторике и создать предметы — концентраторы энергии, которые можно будет начинить чакрой Бакутона и использовать в качестве альтернативы такой милой сердцу, но давно утраченной чакропроводящей глины. Но куда там! После уроков нумерологии ни черта понятнее не становилось и хотелось разве что придушить старика Вектора; на рунах же, пусть Мальсибер и была ориентированной на практику дамочкой, они целый год пидорасили базу так, что она уже даже не от зубов отскакивала, а засела где-то в мозжечке рядом с рефлексами, и переводили тексты. Справедливости ради, Лиам говорил, что на занятиях у пятикурсников Мальсибер учила создавать полноценные рунограммы — основу для чар, но до этого ещё предстояло дожить. Ну, а так как сдать экзамены плохо (а если быть точнее, хуже разгильдяя брата, который неизменно умудрялся заработать как минимум «В» по всем предметам) не позволяла гордость, Дейдара в последние выходные апреля засел за учебники с перерывами на еду и тренировки. Всё равно его компания занималась своими делами: Лиам в башне Когтеврана готовился к СОВ с таким нездоровым рвением, словно от их сдачи зависела его жизнь, Басти был реквизирован Гринграссом, а Эшли взял на себя заботы по финальным приготовлениям к балу-маскараду, который должен был состояться неделей позже квиддичного финала. Вместе с Джейком, Алисой, Евой и Римусом они засели в комнате студсовета, медленно, но верно превращавшейся в склад реквизита, утрясали последние вопросы и помогали желающим с костюмами. — Не ожидал застать тебя здесь. Дейдара встрепенулся, поднял голову — рядом стоял Итачи, с блеклым интересом рассматривая книги, которыми Дейдара обложил всю поверхность стола. — Представляешь, даже такому гению, как я, иногда приходится учиться, — откинувшись на спинку стула, Дейдара поднял его на задние ножки, легко балансируя, не сводя настороженного взгляда с Учихи. — Чего надо? — Ничего, — ровно ответил Итачи и чуть склонил голову к плечу, высматривая что-то в свитке с домашней работой Дейдары по нумерологии; а после секундной паузы сказал всё тем же тоном: — У тебя в вычислениях ошибка. — А? — от удивления Дейдара аж уронил стул обратно на все четыре ноги. Шагнув ближе, Итачи указал на громоздкое решение одной из задач: — Ты запутался в переменных. На самом деле всё намного проще. — Иди ты, — отозвался Дейдара с не совсем понятной даже ему самому интонацией. — Если позволишь, — не дожидаясь ответа, Итачи склонился над свитком и, взяв из чернильницы перо, принялся править вычисления. Чуть отодвинувшись, чтобы Итачи не задел его рукой, Дейдара с удивлением пялился на старого противника. Сосредоточенный, словно в бою, Итачи решительно и чётко вносил изменения, то замирая на миг, обдумывая, то быстро выписывая на пергаменте идеальную вязь формул. — Вот решение задачи, — наконец сказал он и отложил перо. — Ага, — выдавил Дейдара, даже не взглянув на свиток. Итачи едва заметно улыбнулся его недоумению. — Товарищеская помощь. — Что, Мальсибер с тобой так и не разговаривает, стало некого поучать? — Рейнальду не требуется помощь с вычислениями. — Слышь, а тебе помощь не нужна? Может, нос подправить? — Дейдара красноречиво помассировал костяшки сжатого кулака. Итачи сделал вид, что задумался. — Возможно. Но не сейчас, а когда после твоей «помощи» мне будет удобно обратиться к мадам Томсон, чтобы она вернула мой нос в исходное состояние, — он поудобнее перехватил пару книг, за которыми приходил. — Если ты намерен сдать нумерологию на хоть сколько-нибудь приличный балл… мы с Рейнальдом занимаемся по понедельникам и четвергам после ужина. Пароль в наше общежитие ты знаешь. После этих слов он ушёл. Почти минуту Дейдара просто сидел, шокированно глядя вслед Итачи. Затем вскочил и, резким взмахом палочки отправив вещи в сумку, выбежал из библиотеки. Он нагнал Итачи всего через коридор: Учиха не торопился и вовсе не выглядел удивлённым, когда Дейдара затормозил рядом с ним. — Это что сейчас вообще было? — прорычал Дейдара, отбросив с лица выбившуюся из хвоста чёлку. — Я же сказал: товарищеская помощь. Дейдара нервно прикусил губу. Это то самое, да? Итачи опять эмоционально шарашит, как после боя в лесу? На фоне пиздеца в голове он решил наладить отношения? И долго у него продлится светлый период, интересно знать?.. Интересно-то, может, и интересно, но не настолько, чтобы связываться с неуравновешенным Учихой. Дейдара отлично знал, как мало хорошего из этого выходит. С другой стороны, и снова ссориться не стоило. Поэтому он осторожно заговорил: — Эй, если это из-за того случая… да норм всё, мм. Ты мне ничего не должен, я ничего не должен тебе. Живём, как жили. — Не думаю, что это возможно, — отозвался Итачи, и по его лицу и голосу совершенно невозможно было понять, почему он именно эти слова произносил. — Всё изменилось, скоро изменится ещё больше. И в свете всех ваших перепалок, в особенности последней, полагаю, Рейнальду нужно уже сейчас начать привыкать к тебе. Так во-о-от оно что!.. Дейдаре стало легче дышаться: Итачи не пытался насмехаться, доминировать над ним своим предложением помочь с нумерологией. Его предложение — и не о нумерологии вовсе. Вот только почему?.. — Пройдёмся? На удивление, Итачи сразу согласился. Пока они неспешно обходили озеро, Итачи рассказал о клятве товарищества, связавшей его с мелким Мальсибером. Просто взял и рассказал. Словами. Вслух. Дейдара искренне офигевал, что Учиха, оказывается, так умеет. Но и сами по себе сведения были любопытные. Получается, Итачи определился с напарником задолго до того, как Дейдара решил открыться перед Рабастаном. И кого выбрал: вечно пытающегося казаться правильным, так смешно заводящегося с пол-оборота Рея Мальсибера! Правда, когда Итачи в общих чертах обрисовал подноготную семейки, Дейдаре его решение стало понятнее. И действительно, за возможность доступа к магической оружейной и огромной коллекции редких знаний можно и Рея в товарищах потерпеть. — Почему же «терпеть»? — парировал Итачи, когда Дейдара поделился мнением. — У Рейнальда хорошие задатки мечника и бойца, я помогаю ему их отточить. Кроме того, я подтолкнул его к тому, чтобы начать изучать артефакторику, к которой у него родовая предрасположенность, — в короткой паузе Дейдара услышал отзвук плана, скрупулёзно взращиваемого Итачи, но спрашивать подробности пока не стал. — Помимо всего прочего, однажды Рейнальд станет главой не последнего в этой стране магического клана. Такой человек в ближайшем окружении — весомый козырь. — И ты говоришь, из-за клятвы он не может навредить тебе? — Ни он мне, ни я ему, — подтвердил Итачи. Дейдара задумчиво побарабанил пальцами по лямке закинутой на плечо сумки. — С учётом того, что пока наш намечающийся орден состоит из предателя крови и трёх грязнокровок, одна из которых вообще никто, второй — бастард самой чокнутой семейки Британии, а третий — подобранная добрыми Поттерами шваль из трущоб… — Дейдара хмыкнул. — Ну да, Мальсибер нам нужен. — Не будем торопиться с его посвящением в детали. Для начала нам необходимо скорректировать его отношение к тебе. Поэтому, будь любезен… — Я понял, понял: поменьше подъёбок в сторону мистера президента, — Дейдара почесал висок и уточнил: — А химе в курсе твоего плана? — Не думаю, что она станет возражать, — обтекаемо ответил Итачи, и Дейдара успокоился на его счёт. Что бы ни творилось в его башке, тихушная сущность Учихи Итачи оставалась прежней.***
«А я тебе говорил!» — Шисуи в его голове ликовал. Слегка поморщившись, Итачи всё-таки согласился: «В самом деле, Дейдару легко купить видимостью откровенности…» «О ками-сама, опять началось!» — вздохнул Шисуи, и одновременно с ним Кисаме проскрежетал: «Ага, притворяйтесь, что не видели, как пацан сперва напрягся, а потом обрадовался, когда заметил, что вы что-то недоговариваете». «Он слишком долго пробыл моим напарником, чтобы не параноить, если не видит второго дна», — заметил Сасори с ядовитым смешком. «Следовательно, — подхватил Шисуи, — нужно выдавать ему инфу дозированно, при этом намекая, что есть ещё. Это и Дейдару удовлетворит, и тебе самому будет не так морально сложно». «Мы же не будем объяснять, что придумали касательно Рейнальда?» — уточнил Сасори, и Итачи мысленно покачал головой: «В этом нет смысла. От Дейдары для исполнения плана нужно всего лишь перестать вызывать у Рейнальда неприязнь. С остальным я справлюсь сам». «Привлекая Хинату? С её помощью получилось бы быстрее и эффективнее», — как бы между прочим заметил Сасори, на что Шисуи возразил: «Она ни за что не согласится на такой план». «А зачем выдавать ей всю информацию?» На этот аргумент Шисуи негромко заворчал, Кисаме хмыкнул, а Итачи мелко кивнул и перевёл взгляд на валявшегося на соседней кровати Рейнальда. Тот не разговаривал с ним уже третий вечер, продолжая дуться и скрывшись за книгами. Итачи считал это ребячеством, однако его план требовал нормализации отношений. Поэтому, пользуясь тем, что Северус вышел в ванную комнату, Итачи отложил собственную книгу и, развернувшись к товарищу, окликнул: — Рейнальд? Мальсибер приподнял бровь и только этим показал, что слушает; его взгляд продолжал скользить по строчкам «Истории магии». «Мягче, Итачи! — взвыл Шисуи. — Дай я покажу, как надо!..» — Прости меня, Рей, — Рейнальд вздрогнул и чуть не выронил книгу, резко повернулся, не в силах скрыть шок. — Даже если не собирался впутывать тебя в эту историю, мне стоило рассказать тебе о своих разногласиях с Дэвидом. — Ну да, стоило, — после весомой паузы ответил Мальсибер, продолжая пялиться на него во все глаза. — Прости. Мне непривычно полагаться на кого бы то ни было, поэтому… «Эй, перебор!» — рявкнул Кисаме, и Итачи замолчал, не закончив фразу. Отложив «Историю магии», Рейнальд сел ровнее. Поймал взгляд Итачи и, удерживая контакт, сказал негромко: — Извинения приняты, Майкл. И ты можешь полагаться на меня. «Однажды сможем, — сказал Сасори, — но сперва мы вырастим тебя удобным напарником, Рей». «Да отцепись ты от парня, он уже на отличной траектории!» — возмутился Шисуи. «И не мы ли его на неё направили?..» «А почему мы не рассматриваем вариант, что нам с ним тупо повезло?» — оскалился Кисаме, и Итачи шикнул на них. Рейнальд тем временем продолжал смотреть на него, ожидая хоть какой-то реакции на свои слова. С каждым мигом тишины в его светлых глазах затухало что-то, вспыхнувшее после извинения Итачи. И чтобы момент не был бездарно упущен, Итачи спросил: — Что ты думаешь о статье в «Воскресном пророке»? — О которой из них? — охотно схватился за новую тему Рейнальд. — Весь выпуск хорош, но мой личный «Топ-3» — это комментарий выступления Гарольда Минчума в Манчестере, итоги заседания Визенгамота и интервью с миссис Шафик, — Рейнальд нарочито скупо усмехнулся, пародируя надменную пренебрежительность, с которой своё мнение о событиях озвучивали «осведомлённые старшие», ничуть не скрывая при этом, что насмехается над подобными. Итачи поощрил его тенью улыбки. Остаток вечера товарищи провели за обсуждением последних новостей с политических фронтов. Вернувшийся в разгар дебатов из ванной Северус смерил их таким взглядом, словно больше всего на свете жалел, что соседи по комнате помирились.***
Той же ночью шиноби собрались в Запретном лесу, чтобы обсудить все детали предстоявшего в ночь со вторника на среду действа. Первым делом Хината, негласно руководившая собранием, показала Итачи и Дейдаре полянку в глуши, которую выбрала для ритуала. Та располагалась почти у самой восточной границы школьной территории. Здесь лес был моложе, светлее и постепенно редел, пока не растворялся в вересковой пустоши, тянувшейся до самых предгорий. В отличие от чащи, где массив составляли древние сосны и ели, перепахавшие землю корнями и давно убившие, лишив солнечного света, подлесок, в этой части леса было много ясеней и буков, дубов и рябин, лиственниц и тисов. Под их кронами, совсем недавно одевшимися юной листвой, среди воспрявшей после зимы травы мелькали цветы — ночью их было не разглядеть, но Хината отлично знала, что их поляна окружена калейдоскопом жёлтых, белых, лиловых и синих островков. Это было приятное место, навевавшее воспоминания о весне в окрестностях Конохи. Их поляна была укромной, затерявшейся в подлеске. С одной стороны её подпирал овражек, усыпанный замшелыми осколками валунов. По его дну тёк извилистый ручей; некогда, наверное, он был речушкой, а овраг — её руслом. Его северный берег зарос папоротником, а вот на южном была прогалина, почти ровный участок земли, окружённый густыми зарослями боярышника (они, несомненно, через несколько лет полностью поглотят полянку) и группой диких вишен. Деревья были немолодые, мощные и в самом цвету — их тянувшиеся к луне ветви в серебряном свете казались убранными не цветами, но пеной морозных узоров. — Здесь красиво, — заметил Дейдара, запрокинув голову к кронам. На ночь бутоны закрылись, но в воздухе ещё витал отзвук сладкого аромата. Закрыть глаза — и представляется вишнёвый сад на скале над Конохой. Словно не Белтайн приближается, а ханами. — Вопрос в том, насколько здесь безопасно, — сказал Итачи, и его собранный голос привёл всех в чувство. Шиноби переглянулись и без лишних разговоров занялись делом. Итачи скрылся в тенях, и вскоре со стороны, куда он ушёл, из подлеска донеслось шебуршание: брат устанавливал на подступах традиционные для шиноби сигналки-ловушки. Дейдара последовал за ним, но занялся иным: Хината услышала вплётшийся в мелодию ночи его негромкий голос, уверенно произносящий простые повторяющиеся магические формулы. Сама же Хината обошла поляну и разместила кругом по её периметру заранее приготовленные камешки, на которые были нанесены защитные руны. Когда с этим было покончено, шиноби собрались в центре поляны и окончательно утвердили текст клятвы: подтвердили, по сути, что согласны с версией, к которой пришли в переписке на каникулах. После Хината не торопясь, в подробностях описала все действия, что совершит во время ритуала. Дейдара выслушал её с живым любопытством; Итачи — со сосредоточенной оценкой каждого слова. Оба задавали вопросы, но ни один не оспорил план Хинаты. Их вера придавала ей уверенности в себе. После они ещё какое-то время поработали руками, собрав всё необходимое и соорудив три костра. Два из них, помельче, встали сторожами «входа» на поляну: свободного от кустов боярышника края под вишнями, обращённого к далёким горам. Ещё один костёр шиноби сложили в центре поляны, где буквально недавно вели разговор, — он был сердцем предстоящего ритуала. На этом основные приготовления места действа были завершены. Остальное Хината должна была сделать сама. Было далеко за полночь, когда шиноби вернулись в школу: забрались, как обычно, в окно заброшенного класса на первом этаже. Учителя и старосты уже давно прошли с патрулями, разве что страдающий бессонницей завхоз мистер Прингл бродил в такой час. Это, впрочем, не значило, что шиноби теряли бдительность, а потому быстро юркнули по укрытиям, когда из стены выплыли Толстый Проповедник и рыцарь с торчащей во лбу стрелой. Призраки были безмерно увлечены беседой о Доминике де Гусмане и улетели в сторону Северной башни. Едва они исчезли из вида, Итачи кивнул товарищам и ускользнул через холл в подземелья, а Хината и Дейдара начали подъём на верхние этажи. Они тихо крались по тёмным коридорам, и Хината поймала себя на мысли, что молчать в компании Дейдары ей очень комфортно. Чтобы понять её, ему хватало и знаков: как в тот раз, когда в очередном коридоре им пришлось скользнуть за доспехи, скрываясь от бродящего в порыве бессонницы мистера Прингла: Хината заметила приближение завхоза благодаря Бьякугану и подала сигнал. Ни Лили, ни Марлин, ни Рей не понимали Хинату так, как другой шиноби. Закономерно, но грустно. — Эй, — оклик был едва различим за шорохами древнего замка, но Хината расслышала и повернулась. — Ты, часом, не знаешь, что не так с Макдональд? — Не так? — недоумённо переспросила Хината, и Дейдара пояснил: — Да она словно любовного зелья напилась: уже третий день Эшу прохода не даёт. То подмигнёт, то улыбнётся, а сегодня врезалась в него в коридоре, да так, что аж порвала сумку. Пока Эш как джентльмен помогал собрать выпавшее барахло, Мэри его как только ни поблагодарила. Басти считает, если б его самого там не было, она полезла бы к Эшу обниматься. — О, — Хината похлопала глазами. — А я думала, у неё со Стивом всё хорошо… — Так она ж его бросила, не? — Уже? — сорвалось с языка быстрее, чем Хината задавила порыв осуждения. Дейдара весело хмыкнул: — Как так выходит, что я узнаю сплетни из вашей спальни быстрее тебя? От сочетания слов Хината невольно зарделась: вспомнила разговор в спальне, случившийся пару дней назад, и восторг Мэри касательно одной из его частей. А затем вдруг стало болезненно-интересно. — Скажи… — она сделала паузу, не уверенная, стоит ли спрашивать. Но Дейдара поощрительно кивнул, и Хината, собрав все силы, продолжила: — Возможно, ты тоже слышал… Это правда, что в ночь Белтайна старшекурсники устраивают… свой праздник? — Праздник? — переспросил Дейдара, и его глаза засверкали в полутьме коридора. Хината почувствовала, что краснеет. — Ну… Я слышала, старшекурсники собираются своей компанией, юноши и девушки, чтобы выпить, потанцевать и… — она смущённо замолчала. — И? — Ты знаешь, — прошептала Хината, стараясь не смотреть на него. — Откуда? Ты ж не говоришь, — весело отозвался Дейдара, уже откровенно испытывая её выдержку. Пасовать перед ним было недостойно, и Хината, взяв себя в руки, выпалила: — Предаться плотским утехам. К её неприятному удивлению, Дейдара захохотал. Пусть, крепко зажав рот ладонью, не издавал ни звука, смеялся он настолько сильно, что вынужден был попятиться и привалиться спиной к стене, чтобы устоять. Хинату это задело. — Дэвид… — начала было она, но Дейдара её перебил: — Ой, химе-чан, я тебя обожаю! — он оскалился, обнажив белые зубы, а его Ки вдруг окрасилась жаром взрыва. Хината невольно отступила на шаг. — Да не шугайся ты, я от души! И да, «плотские утехи» однозначно в программе мероприятий. Как это там говорится? — в его голос, не шёпот уже, но приглушённые раскаты грома, закрались необычные, низко вибрирующие нотки: — Нефритовые стержни вторгнутся во влажные пещеры божественного наслаждения… — Перестань! — порывисто воскликнула Хината и тут же замолкла, вслушиваясь в тишину и высматривая Бьякуганом потенциальную опасность поблизости. Но окрестности оставались пустынны, а Дейдара с неугасающим оскалом уточнил: — А что, ты раньше не слышала о стержнях и пещерах?.. — М-мне подобное не интересно! — И многое теряешь, не интересуясь. Знаешь, если бы не наши планы, я бы присоединился к Басти и Эшу: их ждёт незабываемая ночь. — Это очень п-плохая идея, — лицо всё ещё горело, и, чтобы остыть, Хината принялась цитировать: — Мора-сен… профессор Мальсибер говорила, что с-соитие в Белтайн может быть очень опасно. Из-за мощи магии природы вокруг дети, зачатые на Белтайн и рождённые на Имболк, куда больше фейри, чем люди, и принадлежат… — Ой, да не парься: дети — это последнее, чего хотят пацаны в такую ночь. Ставлю десять галлеонов: на вечеринку все придут с флакончиком специального зелья в кармане… которое Эшли им и продаст, — Дейдара усмехнулся. В коридоре как будто стало легче дышать. — Но я обязательно передам Басти твоё беспокойство о его безопасности и необременённости чёрте где наёбанными пиздюками. Он будет рад. — Прошу тебя, не нужно, — проговорила Хината, сжимая края рукавов в кулачках. — Я… вообще-то, я спросила только потому, что Мэри рассказала нам с девочками об этом… празднике. А Гестия предположила, что Эшли может быть замешан в организации. Вот я и подумала, может, Мэри решила таким образом добыть приглашение. — Хм, а знаешь, очень может быть, — разом посерьёзнев, Дейдара потёр подбородок: что-то прикидывал про себя, успел даже, судя по лицу, встревожиться, но затем махнул рукой: — Да нет, Эшли так не подставится. От такой гемора больше, чем удовольствия. Хината удивлённо-смущённо моргнула, но не нашла в себе мужества задать вопрос. Дейдара это заметил и пояснил сам: — Она малолетка и, скорее всего, девственница. А сдувать пыльцу невинности с непорочного цветочка — это не так весело и круто, как кажется некоторым парням. Если не знать, чё да как, первый раз для девчонки вполне может стать пыткой, а её вопли и кровь явно испортят настрой остальным на празднике, — он ухмыльнулся, Хината сгорела со стыда, и до самого общежития ни один из них не проронил больше ни слова. Однако сказанное Дейдарой встревожило Хинату. Оно подстегнуло и вызвало в памяти замечание мистера Паркинсона о том, что ритуалистика — как секс: познаётся на практике. Наверное, это должно было прозвучать успокаивающе… однако Хинату привело в напряжение, граничащее с испугом. Мишура теоретических знаний в одночасье опала, обнажив перед Хинатой бездны собственной неопытности. Лёжа в ту ночь без сна в темноте за пологом, она раз за разом невольно соскальзывала мыслями в мир плотской близости — мир, даже к порогу которого ни разу не приближалась. Бабушка и воспитательницы говорили, что до свадьбы ей там делать нечего: девушка из главной ветви Хьюга — это драгоценный цветок, который позволено сорвать лишь выбранному кланом супругу. В такой парадигме Хинату растили, и её всё устраивало. Только на месте навязанного кланом мужа она видела Наруто-куна — а так не возражала подождать с любопытными открытиями, которые некоторые девушки из её окружения сделали ещё перед войной. Что ж, судьба распорядилась так, что ожидание затянулось. Однако не это гнело Хинату, а невозможность экстраполировать знание (которым, по идее, могла бы уже обладать) на предстоящий ритуал. Пусть стыдно такое признавать, Хинате было страшно. Когда дело касалось освоения новых техник, ей, как правило, требовались часы, дни и недели тренировок, чтобы добиться необходимого результата. Вот только с ритуалистикой так не работало: тренировкой было само действие, и каждый новый ритуал должен становиться лучше предыдущего. А ведь она уже сейчас не имеет права на ошибку! В попытке совладать с волной паники (она разливалась по телу, липкая и жаркая, вызывая лёгкий тремор) Хината взялась повторять про себя поэтапно, что сделает в ночь Белтайна: придёт на их поляну до заката, разведёт очищающие костерки на «входе», обойдёт поляну, активируя своей магией руны на камнях, после в центре разожжёт основной костёр… …Так ли девушки готовят себя к тому, чтобы стать женщинами?.. Зардевшись, Хината спрятала голову под одеяло. К несчастью, под ним было не укрыться от собственных мыслей. Поборовшись с ними какое-то время, Хината сдалась и позволила себе мысленный эксперимент. Она представила, как остаётся в спальне наедине с юношей. Воображаемая спальня быстро нарисовалась в мельчайших подробностях, но вот юноша, хоть убей, не выходил чётче концепции: однозначно мужского тела в однозначно мужской одежде, с неопределённого цвета волосами и лицом, на котором решительно невозможно было сфокусироваться. Он был концептом с ясным набором разве что самых базовых характеристик… прямо как магия, с которой Хинате предстоит обращаться на Белтайн! Это открытие уже было хоть каким подспорьем, и Хината, воодушевлённая, продолжила мысль. Что затем? Наверное, поцелуй: первое касание, лёгкое, изучающее. Она подалась к своему… партнёру-концепту и прижалась губами к его губам, оформившимся из дымки неопределённости. Ничего не случилось: прямо как когда она касалась губами губ Кибы-куна, откачивая товарища во время миссии. И что такого может быть в простом прикосновении, если лишь от него одного некоторые теряют разум?.. Возможно, дело в том, что целовать должен кто-то важный, особенный? Хината тут же подумала о Наруто-куне — и перед внутренним взором соткалось его лицо, перемазанное копотью и кровью, каким Хината видела его в последний миг перед своей смертью; его голубые, как летнее небо, глаза, наполненные нечеловеческой, рвущей душу болью. Стало грустно. Хината поспешила задавить воспоминание. Белтайн — это праздник надежды, возрождения. Она не имеет права грустить. Во время ритуала первым поцелуем станет зажжение главного костра на закате. После она займётся кое-какой подготовкой, и это как… «Прелюдия», — подсказало сознание почему-то голосом Дейдары. Прелюдия — красивое слово, наполненное чувственностью. Что происходит во время неё? Ясно, что подготовка, но… какая? Хинате представлялись поцелуи, много поцелуев; объятия — но она была не уверена. Дальше, логично, партнёры должны обнажиться. Партнёр-концепт Хинаты прикоснулся к поясу её юкаты и начал аккуратно, чёткими, выверенными движениями её раздевать. Это вызывало безотчётный страх. Хината вспомнила: Мора-сенсей говорила, нельзя, чтобы магия брала чародея под контроль, — поэтому отстранила руки партнёра и сама разоблачила сперва себя, затем и его. Дрожь пронеслась по телу — как разряд энергии. Как предвкушение. Далее будет полночь — момент, когда Хината поставит на огонь котёл для зелья. В полутьме опочивальни — это будет момент, когда… Нефритовый стержень вторгнется в пещеру божественного наслаждения… А после будет приготовление зелья, раскрытие им для магии символа-трикветра, кульминирующее в принесении клятвы. Всё завершится, и останется лишь усталость. Тяжело дыша, Хината широко распахнула глаза — сама не поняла, когда активировала Бьякуган, но теперь не тьма окружала её, а серебристые очертания предметов, сгустками света — энергии людей вокруг. Лили и Гестия спали спокойно, глубоко, и их энергия мягко клубилась; энергия Мэри, напротив, вспыхивала и гасла пульсирующими порывами. Со стороны её кровати доносилось прерывистое дыхание. На миг Хината заволновалась, прислушалась-присмотрелась, — но Мэри не спала (а значит, кошмар ей не снился) и не казалась больной. Когда же с кровати Мэри раздался задушенный полустон, Хината решила, что не хочет знать, чем занята соседка, и перевернулась на бок.***
Понедельник был цветущ и светел. Вдоволь нагоняв Рабастана на рассветной тренировке (друг окончательно влился и теперь получал от утренних «экзекуций» полноценное мазохистическое удовольствие стремящегося к высотам генина), за завтраком в Большом зале Дейдара наслаждался утром. Студенты зевали и судачили о предстоящей неделе, причём о квиддичном финале — куда больше, чем об уроках. Тут и там шептались парочки, трагично сокрушаясь, что выходные закончились, и с трепетом обещая друг другу ждать следующих. Одной из самых счастливых, погружённых в свой мир парочек в зале были Итачи и Рей: Мальсибер вслух читал передовицу «Пророка», а Учиха комментировал с неуловимой полуулыбкой, которой было больше во взгляде, чем на губах. К ним прислушивался сидевший неподалёку маленький Блэк, пока его старший брат получал нагоняй от Рокси: Сириус решил, что гриффиндорским галстуком куда лучше перехватить отросшие кудри, чем повязать тот на шею. Джим, Марлин и Хвост горячо поддерживали дружка в попытке отбиться от старосты. Джастин Хастингс, капитан гриффиндорской сборной, влетел в зал помятый: слизеринские старшекурсники подловили его в коридоре и начали было выбивать из него дурь, но невовремя вмешалась Ева Флинт — это друзьям рассказал Эшли, пришедший на завтрак со старостой. За столом преподавателей царила комплементарная атмосфера. Дамблдор с интересом слушал МакГонагалл. Стебль и Кеттлберн жарко и весело спорили под хихиканье Флитвика, а с самого края стола Гринграсс и Мальсибер творили что-то из ряда вон: сблизив головы, преподы писали на пергаменте, то и дело вырывая лист из-под пера друг друга, и лица их озаряли практически идентичные оскалы маньяков. — Проф с самой пятницы такой счастливый, — не иначе как проследив направление его взгляда, сказал Басти. — Прям светится. Мне стрёмно. — Да ладно, что он тебе сделает? — передёрнул плечами Дейдара, возвращаясь к омлету. Басти задумчиво покружил сардельку по тарелке, а Эшли резонно заметил: — Его довольство можно понять, разве нет? Уж очень удачно всё прошло с Септимой Вектор. — Даже жутко, насколько, — проговорил Рабастан, поёжившись. — Мне тоже жутко: за твои перспективы, Басти. Видал, даже Гринграсс флиртует лучше тебя! — поддел Дейдара и увернулся от подзатыльника. Настроение было преотличнейшее. И напоминание о том, что ядовитая тихушная херня, в народе именуемая «профессор Гринграсс», как следует выгуляла горячую иностранку, лишь добавляло весёлости. После минувшей ночи, после цветущей вишни под луной и красных от смущения щёчек химе Дейдара не мог перестать думать об игре, что они с напарником затеяли, когда путешествовали с безумно скучной миссией через Страну Чая. Тогда они от нечего делать заговорили о поэзии, и Дейдара в порыве сочинил: — Во вспышке лета Мне соловей явился — Я с ним пою. — Твои хокку ужасны, — бросил Сасори, по случаю скучности и лености выбравшийся из страхолюдной куклы Хируко: уже тратил чакру на контроль марионетки-себя, и незачем было в этом тихом аграрном краю расточаться на контроль ещё и защитной куклы-панциря. — А сами-то что можете придумать? — оскорбился Дейдара, собственным живым умом и артистизмом всегда гордившийся. На мгновенье данна задумался. Это было время ханами, и уличные столики придорожного кафе утопали в розоватых лепестках сакуры — прекрасное время весны. — Под сенью вишни Не спеша, засыпаю. Окончен мой путь. Его порой окутывала меланхолия — словно вражеское гендзюцу, и Сасори становился таким, как в тот день. Его стеклянные карие глаза тухли, а завораживающий негромкий голос утрачивал ядовитую остроту. Дейдаре такое не нравилось. — Похуй на вечность, Шиноби она не нужна: В ней правды нет. — Ты сбился в слогах, Дейдара, — скучно заметил Сасори. — Пять, семь, пять. Ты считать умеешь? — А то! — ухмыльнулся Дейдара и, прожевав якитори, провозгласил: — Ебу красотку Под раскидистой вишней. Ох, как хорошо! Он зашёлся искренним смехом, однако Сасори не присоединился к нему, даже не улыбнулся. Дейдара мгновенно унялся. Наверное, всё же рано пока шутить такие шутки: прошло лишь несколько дней после того, как Сасори убил в борделе ту проститутку, приторговывавшую наркотой, и протянул потерявшему себя во тьме саморазрушения напарнику руку. — Сасори-но-Данна, я задам вопрос? — Ну рискни, — предложил напарник. — У меня как раз есть новый яд на проверку. — Заебца, — Дейдара запустил пятерню в волосы, отводя с лица длинные пряди. — Данна, вы… когда-нибудь любили? Сасори склонил голову набок: можно подумать, что заинтригованный вопросом, но скорее поражённый наглостью напарника. Карие глаза потемнели, сделались похожими на тлеющие уголья. Только в них настоящий Сасори и жил: не в контролируемых чакрой жестах, не в мимике кукольного тела. Только в глазах. Минуты шли в тишине. Нахмурившись, Дейдара жевал и внимательно следил за напарником, а тревога поднималась в его душе, как закипающее молоко в кастрюльке. Уж лучше бы Сасори запустил в него сенбоном или плеснул яду в чай: эта пустая, мёртвая тишина убивала. Цветок сакуры сорвался с ветви, плавно проскользил по воздуху и запутался в красновато-рыжих волосах. — Тихо крадётся Иней по стеблю пиона. Растаял момент. — У древа осень Отняла только цветы. Вся жизнь впереди! — «Вся жизнь впереди», — Твердила осень цветам, Баюкая их. — Поцелуй весны Трепетно цветы взрастил. Как они хрупки! — Ах-х!.. — раздалось из-за соседнего столика, и Дейдара только тогда заметил, что за их с данной баталией заворожённо наблюдает группка гражданских девчонок в дорогих одеяниях. Они оказались подругами дочки даймё Страны Чая, сопровождая которых в столицу, Акацуки срубили внеплановый гонорар; и всю дорогу они перебрасывались хокку, которые девицы встречали восторженным аханьем и хлопаньем глазок. Уже во дворце, когда сверхурочка по доставке красоток ко двору завершилась, Сасори отстранённо бросил: — Оттепель сердца Больше его не ошпарит. Воин созрел. — Вы сбились в слогах, Сасори-но-Данна, — не без злорадства сказал Дейдара и счёл, что выиграл. Сасори не оспорил: ему игра поэзии наскучила, и он занялся тем, что раскрыл сразу три заговора при дворе даймё. Ему же информацию и продал, и миссия окончилась куда бóльшими денежными прибытками, чем Акацуки рассчитывали. Приятное время. — Яд скорпиона Проник в горячие уста. Смерть — как сладость. — Странная форма рифмы, — заметил Эшли, а Дейдара пожал плечами: — Японская. Но я проебал слога, — и улыбнулся, вспоминая напарника: — Пять, семь, пять. Я всё так же не умею считать. — Что умаляет твои шансы хорошо сдать нумерологию, — негромкий голос Итачи громыхнул позади, как дыхание незаметно подкравшегося убийцы. Дейдара обернулся, встречаясь с Учихой глазами, немо уточняя, зачем тот пришёл: не затем ли, чтобы поправить нос прямо сейчас? В ответ Итачи мимолётно скосил глаза на следовавшего за ним Мальсибера. Так вот оно что, не стал, значит, ждать… И Дейдара, пробуя почву, драматично произнёс: — Паника! В строках Все числа разбежались. На тесте мне пиздец. Итачи посмотрел на него, как на ненормального; точно так же — и Рей. Всё же они нашли друг друга: начисто лишённые воображения, выдержанные в строгих клановых рамках придурки. — Пусть я ничего не и понимаю в поэзии… звучит ужасно, — после недолгой паузы сказал Рей. — А в нумерологии ты понимаешь столько же, сколько в поэзии? — На порядки больше! — О, ну раз ты такой эксперт… научишь меня, как удовлетворить старика Вектора? — Рабастан игриво вскинул бровь, Итачи прищурился, и Дейдара добавил, обращаясь исключительно ко в момент вскипевшему Рею: — На экзамене. Моими знаниями. — Если раньше не отправлю тебя в больничное крыло, Поттер, — буркнул Мальсибер, и Дейдара решил, что Рей всё-таки не так уж ему и не нравится. Над ним весело подтрунивать. Что было далеко не весело, так это воодушевление Джима. Братец налетел на Дейдару перед самой тренировкой в тот вечер и горячо зашептал на ухо: — На истории магии я слышал, как Эванс говорила Эллиотт с Когтеврана, что завтра — удачная ночь для разговора с умершими. Эванс всё ещё горюет по своему дедушке и хочет с ним поговорить, но она боится, что не сможет улизнуть из школы и развести правильный костёр. Прикинь, как круто будет, если я помогу всё устроить? Она наконец меня оценит! В своём тупом рыцарском порыве братец был так восторжен — а Дейдару холодный пот прошиб. Он отлично помнил, чем в прошлый раз закончилось коммуницирование Джима с духами по ту сторону Грани. В ответ на возбуждённую оду братишки Дейдара, взяв себя в руки, спросил лишь, кого ещё тот намерен потянуть за собой. Джим ожидаемо ответил, что всю команду, плюс Эванс, плюс, наверное, Бенсон и, конечно, самого Дейдару. — Ты же пойдёшь с нами? — спохватившись, уточнил Джим, и его карие глаза засияли надеждой, чтобы разрушить которую, нужно сердца не иметь. — Пойду, конечно, — соврал Дейдара, не думая. А за тренировку подумал — и пошёл перетрясать запасы своей компании. Необходимый флакон с одним из базовых зелий на продажу нашёлся быстро, и Дейдара, оставив в сундуке записку-сообщение об изъятии необходимого (чтобы Лиам после не ебал мозги о недостаче), затаился в заброшенном классе на первом этаже: караулить принцессу. Он знал, что и в эту ночь подготовка к Белтайну понесёт её из замка. И верно: не успели дать отбой, как Хината появилась в классе: бледная из-за длительного недосыпа, сосредоточенная на деле. Соскользнув с парты в тёмном углу, Дейдара подался к ней — химе встала в стойку своего клана быстрее, чем узнала его. — Спокойно, свои, — Дейдара показательно поднял руки, и химе, затормозив лишь на мгновенье оценки, опустила свои. Она перестала источать опасность; Бьякуган пропал из глаз за дурацкими очками, которые так и тянуло смахнуть с симпатичного личика. — Д… Дэвид? — химе взяла себя в руки. — Что такое? Вместо ответа он легко перекинул ей флакон. Рефлекторно химе словила, подняла к свету, сосредоточенно рассматривая жидкость, имевшую приятный мятный оттенок. — Что это? — тихо спросила Хината и сразу, напрягая познания в зельях, предположила: — Снотворное? — Ага, — подтвердил Дейдара и в ответ на вопросительный взгляд химе добавил: — Раз уж ты проявила себя такой заботливой нянькой… Я не хочу, чтобы Джим и его команда шлялись на Белтайн. С парнями я сам разберусь, но Марлин лучше займёшься ты. — О, — нейтрально откликнулась Хината, переводя взгляд с флакона на него. Этот внимательный, пробирающий до самой сути взгляд… В горле разом пересохло, и Дейдара с трудом сглотнул. Он хотел химе. Даже после стольких лет в мире магов она оставалась до мозга костей куноичи — и Дейдару к ней тянуло, как бабочку к цветку. Из того, как она отреагировала на его слова прошлой ночью, Дейдара заключил, что химе не имела никакого опыта с «плотскими утехами», — и это завело его ещё больше. Теперь он жаждал стать у неё первым, первым в ней. И да, он не врал: лишать невинности девушку, которую рассматриваешь не как игрушку на одну ночь, — непросто и стрёмно из-за большой ответственности, но Дейдара хотел испытать свои шансы. Всё же ему не впервой… хотя на основе истории, как он осваивал навык лишения девственности, можно отрисовать отличный не то юмористический, не то похабный комикс… А химе продолжала смотреть на него въедливо, требовательно, и Дейдара только теперь заметил, что ярко фонит стихией; поспешил её приглушить. — В другое время я бы попросил Басти приглядеть за Джимом. Но ты знаешь: он будет занят. — К-конечно, — милый румянец окрасил щёчки химе, и Дейдара едва не сорвался с цепи. — Конечно, я помогу. — Чудно, — он заставил себя шагнуть к выходу, но возле двери остановился. — Тебе самой помощь нужна? — Нет, спасибо. Я справлюсь, — в спину ему ответила химе и выскользнула в окно. Судорожно вдохнув и выдохнув, Дейдара убедил себя не следовать за ней. И хорошо: прямо на выходе из класса он наткнулся на пристальный взгляд Итачи. — Ну чё? — с вызовом прошипел Дейдара, морально готовясь к худшему. — Мне нужно снотворное, — ответил Итачи, полностью выбивая его из колеи. — А?! — Как ты не хочешь, чтобы Джеймс бродил в Белтайн, я не хочу, чтобы Рейнальд и Северус заметили моё отсутствие, — пояснил Итачи, и Дейдару чуть смех не пробрал: оказывается, ему нужна такая мелочь! — Без проблем! Завтра, как будет возможность, передам тебе зелье. Итачи удовлетворённо кивнул. Желания тащиться в Гриффиндорскую башню не было, и Дейдара побрёл в подземелья. Итачи не выказал удивления увязавшимся за ним следом товарищем. Через какое-то время тихо сообщил: — Завтра ночью мы должны её страховать. Преимущественно это моя задача, — «из-за Шарингана» не прозвучало, но повисло жирным намёком в паузе, — однако и от тебя требуется бдительность. Если почуешь опасность для неё — вмешивайся. Её сохранность куда важнее ритуала. — Обещаю, — твёрдо сказал Дейдара. Итачи кивнул, совершенно, похоже, не понимая, что Дейдара бы в случае опасности для химе вмешался, даже если бы он не попросил. От представления, что Итачи с ним сделает, если он-таки доберётся до заветного цветка их химе, Дейдара предпочёл отмахнуться.***
И вот наступил вторник, тридцатое апреля. Он завершался ночью Белтайна. — Будь осторожна, — в сотый, наверное, раз повторила Мора-сенсей, после уроков разговаривая с Хинатой у себя в кабинете. Наставница отправлялась на праздник в Мальсибер-холл, но не была этому рада. — Следи за потоками магии и не делай глупостей. — Всё будет в порядке, — заверила её Хината, почтительно склонив голову. — Спасибо вам за уроки. — Завтра увидим, был ли от них толк, — бросила Мора-сенсей и сделала неожиданное: одной рукой притянула Хинату к себе в подобии объятия. Хината замерла, не зная, чем ответить, чтобы не спугнуть порыв наставницы. Миг спустя сенсей отстранила её и, коротко кивнув, не оглядываясь, ушла камином, оставляя Хинату наедине с предстоящей задачей. Она улизнула из школы во время ужина, предварительно напоив снотворным не только Марлин, но и Лили. Хината знала из курса зельеварения, что это конкретное снадобье начинает действовать не ранее, чем через полчаса после употребления, и действовать мягко, постепенно погружая в сон. Как Дейдаре было не нужно, чтобы Джеймс бродил по школе этой ночью, самой Хинате не хотелось отвлекаться на беспокойство, а не решила ли подруга за ней проследить. На улице цвёл прекрасный весенний вечер: приятный и свежий, с той идеальной долей прохлады, что дарил нежный ветер после почти жаркого дня. Солнце уже скрылось за окружавшими школу горами, но закат, как высчитала Хината, должен был случиться в восемь пятьдесят. В сумерках она вступила в Запретный лес, окружённая плеядами светлячков, освещавших путь. Добежав до своей поляны, Хината, не вступая на неё, остановилась, отдышалась. Переоделась из школьной мантии в длинное белое платье, собственноручно сшитое, а туфли не заменила ничем, ощущая голыми ступнями свежесть молодой травы. Опустившись на колени под сенью диких вишен, она при помощи двух деревяшек развела огонь. Трут радостно принял искру. От неё Хината распалила костры, вставшие стражами при входе на поляну, — огонь очищения, прошедший через который оставлял позади все прочие амбиции и терзания, сосредотачивая свой разум, свою магию на творящемся внутри ритуале. Миновав огненные врата, Хината активировала рунный круг и вновь опустилась на колени в середине поляны, где был сложен главный костёр. До заката оставалось ещё несколько минут, и Хината употребила их на то, чтобы выровнять дыхание, полностью раствориться в ощущении струящейся вокруг неё силы. Та была огромна, но пока мурчала, как кошка, ластилась и не пыталась подавить. Хината открыла себя этой силе — и ярко ощутила цветущую вишню, и траву под ногами, и пышущие здоровьем и желанием разрастись кусты боярышника, и сладкий сок, струящийся внутри берёз, и островки цветов, и много, много чего ещё. Хината ощутила лес, и лес был рад приветствовать ведьму. Дождавшись заката, Хината одновременно с ним высекла искру и подожгла главный костёр. Оставив костры разгораться, в быстро сгущающихся сумерках Хината отправилась за колодезной водой и цветами. Её сопровождали светлячки и тихие переговоры сов. В какой-то момент из леса выступил фестрал и смерил её тягучим взглядом, полным загробной пустоты. Хината не оробела и ответила на взгляд скелета-коня собственным, решительным и твёрдым; мягко шевельнув перепончатыми крыльями, фестрал склонил голову перед ней и отступил обратно в лес, а Хината продолжила путь. В сплетённую лично корзину она собирала жёлтые примулы и адонисы, очитки и анемоны, вербейники и пижмы; с ближайших к поляне кустов боярышника она сорвала листья, а на болоте в чаще Запретного леса добыла лещины, не придав значения уловкам обильно водившихся в том месте призраков-фонарников, так и норовивших наслать иллюзию и завести в трясину. В ту ночь чужие иллюзии Хинату не трогали, а фонарники при её приближении разбегались в ужасе. К возвращению на поляну её корзина была полна, и из части цветов Хината сложила три букета, остальные же оставила рядом с котлом, ожидавшим своего часа. Чем темнее становилась ночь, тем ярче ощущалась магия вокруг. За потрескиванием костров Хината не слышала ничего, кроме вибрации сил. Босые ступни впитывали жар магии — или природной чакры? — струившейся из сырой земли, пропускали по всему телу, согревая, обогащая, наполняя силой. Хината застыла, проникаясь ею. Она не знала, когда пришли Итачи и Дейдара: просто осознала в какой-то момент, что более не одна. В отблесках костра их лица выглядели куда взрослее: словно Хината смотрела не на тела подростков, но на истинные сущности своих товарищей. Она спокойно улыбнулась. Она ощущала вес каждой их морщины: каждого свидетельства их тяжёлого опыта. Потоки магии танцевали вокруг. Влилась в танец и Хината, скорее ведомая, чем ведущая. Она лишь краем сознания ловила собственные движения вокруг костра, нечто среднее между классическим танцем её родины и бесконтрольным порывом истинной ведьмы. Безмолвные товарищи следили за каждым её движением. Вдруг порыв оборвался. Наступила полночь. Костёр припал, и над ним Хината установила котёл, наполненным колодезной водой: один такой, волшебный, располагался на территории школы, и Хината его навестила. Кристально-чистая вода вскоре закипела и приняла майские листья и цветы: символ возрождения природы, держатели силы. Долгое спиральное помешивание длинной ложкой — и зелье приобрело необходимый золотистый оттенок: цвет возвращающегося после зимы солнца, цвет надежды, цвет будущего. Из высокой майской травы Хината взяла чашу: простую глиняную, на дне которой лежал металлический трикветр — символ их союза. Поверх него Хината налила зелье, и то вспенилось, заискрилось, магия забегала по нему. Хината протянула чашу Итачи. — Испей. Безотрывно глядя ей в глаза, Итачи принял чашу, коснулся её края губами. Светящаяся золотом жидкость влилась в него, окружив его самого золотым коконом. Взяв чашу из рук брата, Хината подала её Дейдаре. — Пей. Он взял чашу. Опустив взгляд в неё, Дейдара мимолётно принюхался: привычка, глубокий рефлекс, — и только затем испил. Золотой кокон окутал и его. Приняв у него чашу, Хината выпила последней. Посмотрела на товарищей и, мелко кивнув, давая сигнал, провозгласила: — Я, Хьюга Хината, в этом мире известная как Хлоя Бенсон, создаю Орден Трикветра добровольно. Обязуюсь чтить устав Ордена, придерживаться его миссии и защищать его цели. Обязуюсь не действовать против Ордена и его членов. Обязуюсь не разглашать самостоятельно и препятствовать разглашению другими информации, классифицируемой Орденом как секретная. При несоблюдении клятвы готова понести ответственность на усмотрение товарищей. Клятву скрепляю своей магией. Итачи и Дейдара произнесли клятву в слово с ней. Магия в чаше и вокруг засияла золотыми нитями, сплётшимися в ярко сияющие в ночи ленты. Они связали троих шиноби. Сперва напрямую, а затем стянулись вокруг центра: взмывшего из чаши металлического символа, — и приняли очертания трикветра. А затем свечение погасло. Рвано вздохнув, Хината покачнулась. Дейдара мгновенно оказался рядом и поймал её за плечи, на секунду опередив Итачи. Пальцы брата чиркнули по его рукаву, но Дейдара не заметил этого, спрашивая Хинату: — Порядок? Она слабо мотнула головой и попыталась встать прямо, но всё тело била крупная дрожь, ноги не слушались. Недолго думая, Дейдара подхватил её на руки — Хината сдавленно ойкнула, однако не воспротивилась, и Дейдара осторожно перенёс её под деревья, уложил на траву. Итачи тут же материализовался рядом. — Как ты? — Нормально, — слабо выдавила Хината, только чтобы успокоить брата. Он выглядел встревоженным, как никогда. — Хорошо. Я… я справилась? — Справилась, — мягко подтвердил нии-сан, и его взгляд говорил: «Я горжусь тобой, имото». — Справилась, — подтвердил застывший рядом Дейдара. От их слов Хината задрожала, а следом её ослабшее тело пронзил холод. Настолько обессиленной Хината не ощущала себя уже долгие годы: с момента боя против Неджи-нии-сана во время своего первого экзамена на чунина. Это чувство опустошённости. Это чувство бессилия, неспособности что-либо сделать… Её желудок вдруг издал громкое урчание — Хината залилась краской, а Дейдара хохотнул и поддел: — Выматывающее дело эти ритуалы, ага? — он запустил руку в карман и извлёк на свет коробочку, которую немедленно увеличил магией. Мгновения спустя в траве рядом с Хинатой оказались блюдо с пирогом и термос. — Хорошо, что я запасливый! — Спасибо, — пробормотала Хината, неловко пытаясь сесть поровнее. Итачи принюхался. — Ты сам приготовил? — А у тебя с этим какие-то проблемы? — нахохлился Дейдара. — Никогда прежде не видел пирог, испечённый нукенином S-ранга. — Продолжишь возмущаться — больше и не увидишь. — А если буду хвалить? Заворчав что-то невнятное, Дейдара схватился за термос. Хината тихо хихикнула, прикрыв рот ладошкой: знала, какой Итачи сладкоежка, и уже представляла себе интриги, на которые брат мог пойти, чтобы подначить Дейдару к демонстрации кулинарных способностей. Чай из термоса был горячим и крепким, а пирог — божественно вкусным. С каждым кусочком Хината чувствовала себя всё лучше, а чай согрел изнутри, и она перестала зябко кутаться в тонкое платье. На самом деле, ей стало даже жарко: ночь выдалась безветренной и тёплой, куда больше летней, чем весенней. Или, возможно, это магия её согревала? Хината продолжала ощущать её потоки вокруг, лениво плывущие между деревьев, втекающие на полянку и мягко закручивающиеся вокруг троицы шиноби. Эта магия во многом походила на чакру, которую использовал Наруто-кун, когда входил в режим Отшельника: чистую энергию природы. Среди шиноби, между прочим, её ощущать и использовать способны единицы!.. Внезапно на Хинату обрушилось осознание того, что она только что сделала. Это был повод гордиться собой. Растущая луна заливала полянку серебристым светом, над головой сиял ковёр созвездий. Огонь в кострах припал, выполнив своё предназначение, как и рунный круг: Хината видела, как магия тонкой дымкой покидала его, растворяясь высоко в индигово-синем небе. Ветер мягко перебирал листву и нежные цветы, деликатно сорвал лишь несколько, чтобы опустить над расположившихся под вишнями шиноби: несколько упали на ноги и грудь расслабившейся Хинаты, один Дейдара поймал и принялся крутить между пальцами, а вот Итачи от предназначенных ему увернулся. Решительно поднявшись, он отошёл к главному костру, из травы у которого поднял металлический трикветр — вместилище их клятв. Спрятав его в карман, Итачи принялся обходить полянку, педантично уничтожая все следы ритуала. Прекрасно зная, что нии-сан всё сделает идеально, Хината позволила себе остаться в прежнем положении. Рядом с ней Дейдара на ощупь собирал с блюда оставшиеся от пирога крошки; его взгляд то взмывал к звёздам, то спускался на Итачи, собиравшего в карман камешки с рунами. Лицо Дейдары было расслабленным, а рот в кои-то веки не кривился в усмешке. Хината обратила внимание, какие его губы обветренные и искусанные; вот и теперь он, явно сам того не замечая, поддел зубами отслаивавшуюся кожицу — Хината открыла было рот, но в последний момент остановила себя и смущённо отвернулась. С ней творилось что-то странное. Дышать становилось сложно; кровь прилила к скулам, а в низу живота собралась томная тяжесть, которой Хината раньше не чувствовала. Это было… то, о чём предупреждала Мора-сенсей? Глупость, к которой может подтолкнуть колдовство в Белтайн?.. Широко зевнув, Дейдара потянулся, слегка задев её рукой, — Хинату словно молнией прошибло, и она застыла, тяжело дыша. Это было так… волнующе, страшно и желанно одновременно. Как будто что-то запретное на миг приоткрыло свой секрет перед ней — и стоит собрать все силы, чтобы устоять! Медленно, микродвижениями Хината придвинулась, и её плечо дотронулось до плеча Дейдары: твёрдых мышц под тонким джемпером. Дейдара не отодвинулся, наверное, даже не заметил — а вот по телу Хинаты прошла волна удушливого жара. Ничего подобного она не ощущала доселе, даже в том стыдном мысленном эксперименте с концептом-партнёром. Опустив голову к груди, она поджала губы, напряжённая, как тугая пружина, пытаясь справиться с дыханием и пряча пылающее лицо за завесой волос. Ками-сама, что она делает?! Это ведь всё магический откат, точно, просто реакция тела на колдовство в Белтайн!.. Её бедра вдруг коснулись: осторожно, почти невесомо, — и Хината вздрогнула. Вскинула голову — Дейдара продолжал наблюдать за Итачи, но его рука покоилась на траве совсем рядом с Хинатой. Указательный палец вновь легко прошёлся по складкам её платья. Хината задрожала всем телом, сгорая от постыдной истомы. Сама мысль о том, что она делает, что Дейдара делает, вызывала у неё оглушающее смущение. Нужно было отшатнуться, вскочить, отойти к Итачи и попытаться отвлечь себя разговором — точно не двигать ногу сперва на сантиметр, затем на второй, третий… Уже вся тыльная сторона его ладони касалась её ноги. Хината пылала. Что-то глубокое подсказывало ей, что спасение придёт, только если его пальцы переберутся на внутреннюю поверхность её бедра, а затем скользнут выше… — Химе… — шёпот был глухим, сорвавшимся. Хината нерешительно повернула голову — и поразилась огню, пылавшему в глазах Дейдары. Его обветренные искусанные губы были так близко… Невероятным усилием воли Хината сумела заставить себя отвести взгляд, отстраниться. — Я… то есть… — Ты плохо себя чувствуешь? — Итачи услышал её лепетание и мгновенно подошёл, опустился на колени перед Хинатой. Пристально вглядевшись в её лицо, нахмурился и, потянувшись, прижал ладонь к её лбу. — Ты вся горишь. — Я в п-порядке, — пробормотала Хината, которой прохлада руки брата принесла неописуемое облегчение, отрезвляя. А вот судорожный вздох Дейдары, раздавшийся почти над ухом, вновь заставил зардеться. — Нам стоит вернуться в замок, — постановил Итачи и начал было подниматься, но Хината быстро сказала: — Мне кажется, я сейчас не смогу идти. — Не боись, я тебя донесу, — ляпнул Дейдара, и Хината спешно замахала руками: — Н-не нужно! Давайте просто посидим ещё здесь… Пожалуйста. — Как скажешь, — на удивление легко согласился Итачи и сел по другую сторону от Хинаты. Некоторое время они молча смотрели, как магия выветривается из медленно затухающего костра. — Эта энергия очень странная, — задумчиво произнёс Итачи. — Магия. То, как она сама по себе, без облечения в форму техники способна влиять на разум, сообщать намерение: не могу вспомнить, чтобы наблюдал подобный эффект у чакры. Удивительно, как настойчиво эта магия убеждает консумировать союз. Хината вздрогнула. Вздрогнул и Дейдара. — О чём ты? — Я никогда не испытывал такого возбуждения, как сейчас, — отметил Итачи спокойно, будто сообщал занимательное научное наблюдение. — Судя по вам, эффект распространяется не на меня одного. — Городишь чушь, — буркнул Дейдара. Итачи повернулся и чуть наклонился вперёд, смерил его долгим оценивающим взглядом. — Разве? Не найдясь с ответом, Дейдара хмыкнул и отвернулся. Сидевшая между ними Хината боялась вздохнуть лишний раз. А ещё она впервые задумалась об их разнице в возрасте в этом аспекте. И Итачи, и Дейдара были на несколько лет старше неё, когда умерли в родном мире; к тому же, они были нукенинами, а нукенины не заводят семьи — значит, наверное, они успели попробовать… ну… всякое… Хината принялась смущённо играть указательными пальчиками. Ей вдруг стало одновременно стыдно, страшно и ужасно интересно, и за это стыдно только больше. Итачи, конечно, мгновенно заметил. — Что такое? — Это… я не знаю… наверное, о таком нельзя спрашивать… — Спроси, — спокойно пригласил Итачи, и Хината, зардевшись, пробормотала: — А вы когда-нибудь… с кем-нибудь… ну… возлежали? — и вжала голову в плечи, опасаясь их реакции. Всё же спрашивать о таком… Но Итачи на удивление бесстрастно кивнул: — В прошлой жизни у меня был определённый опыт, однако не могу назвать его обширным. — Мы правда это обсуждаем? — проговорил Дейдара с непонятной Хинате интонацией. — Что в этом такого? Нет, конечно, мы можем обсудить зашивку ран… — Ой не надо! — как-то уж слишком порывисто замотал головой Дейдара. Тень слабой улыбки скользнула по губам Итачи, и, похоже, именно она сподвигла Дейдару сказать: — И вообще, если для тебя секс и зашивка ран стоят на одной ступени, то что там у тебя ни был за опыт, был он говном. Итачи пожал плечами: — Так или иначе, для меня он был в большой доле исчерпывающим. — Разве можно исчерпать океан? — Ты цитируешь Кисаме? — Это из «Приди, Приди, Рай!» вообще-то. — Не доводилось читать. — Вот не ври! Я сам видел, как Сасори-но-Данна подогнал тебе томик! — Это вовсе не значит, что я с ним ознакомился. — Не знал, что ты можешь проигнорить книгу, попавшую тебе в руки. — Видишь ли, Кисаме настолько часто спрашивал, прочёл ли я её… — Итачи не договорил, и в глазах его при этом сверкала такая редкая весёлая искра. Сердце Хинаты наполнилось нежностью. А вот Дейдара расхохотался: от всей души, громко и не стесняясь. Схватившись за живот, он сполз чуть ниже — его длинный хвост цеплялся за кору дерева — и вытер собравшиеся в уголках глаз слезинки. — «Приди, Приди, Рай!» — это одна из книг Джирайи-сама, не так ли? — осторожно уточнила Хината. — Серьёзно?! О-ох, химе-чан, да ты вообще ничего о жизни не знаешь! — воскликнул Дейдара и резко выпрямился, пересел так, чтобы лучше видеть их обоих. — Работы Джирайи-сама — это гениальные произведения! Настоящая революция! Искусство, воспламеняющее сердца людей вне зависимости от их национальной или групповой принадлежности! — О, — только и смогла выдавить Хината, вновь теряясь под его горящим взглядом. — Я вижу, ты большой фанат, Дейдара, — с крупицей двусмысленности произнёс Итачи. Дейдара ухмыльнулся: — Фанат, адепт и последователь! — Звучит устрашающе. — Бойся меня, — прищурился Дейдара, а затем подмигнул Хинате: — Не волнуйся, химе-чан, я организую тебе возможность приобщиться к великому. Вы наверняка не заметили, но мы с парнями кой-чем приторговываем… — Я заметил, — отозвался Итачи. — Весьма любопытное фанатское творчество на тему любимого произведения. В особенности — части про квиддич. Дейдара аж поперхнулся воздухом. — Шта-а?! — О чём идёт речь? — спросила Хината, переводя взгляд с одного на другого. Итачи невесомо, подзуживающе улыбался одними глазами; Дейдара в ответ таращился на него так, будто узрел Джуби во плоти. — Тебе рано об этом знать, имото, — сообщил Итачи. Отмерший Дейдара, явно в пику ему, привалился плечом к плечу мгновенно подобравшейся Хинаты и прошипел ей на ухо: — Если захочешь, ознакомлю в приватной обстановке… — Дейдара, — уронил Итачи, сверкнув алым в глазах. Но, вопреки рассудку, это не казалось угрозой — скорее шуткой, и Дейдара вместо того, чтобы напрячься, игриво вскинул бровь: — А что, завидно? Тоже жаждешь приватного показа с художником? — но не удержал серьёзность долго — засмеялся, и Хината не смогла удержаться, чтобы не подхватить его заразительный смех; даже Итачи усмехнулся в ответ. Луна взмыла в зенит и покатилась к горизонту. Ночь истлевала. Но Хинате так хотелось задержать её: спокойствие между ними тремя и знание, что они теперь связаны навсегда. — Нам пора, — сказал Итачи, вновь поднялся и протянул руки. Обе. Хината вложила ладонь в его без лишних мыслей. Дейдара помедлил, но подал свою. Итачи аккуратно, но твёрдо поднял их на ноги. Он ничего не сказал, но и не нужно было. В ту ночь они болезненно ярко ощущали друг друга: как части самих себя. Это было странное ощущение, которое растает с первыми лучами рассвета. И вопрос: как много каждый из них сохранит в себе о других после. Хината точно сохранит задорный смех Дейдары и тёплую, одними глазами, улыбку Итачи. Как и трикветр — символ их единения.***
Волшебная ночь истлевала, но ещё не закончилась. Без спешки шагая вместе с Хинатой и Итачи через Запретный лес, Дейдара всё никак не мог поверить, что происходящее — не сон. Что не сон — улыбка и шутки Итачи. Что не сон — сбившееся в ответ на его прикосновения дыхание химе. Он ощущал небывалый подъём, всё тело наполняла кипящая сила. От них троих так фонило энергией природы, что даже посредственнейший сенсор Дейдара чувствовал, а вся лесная живность и вовсе в страхе съебала с пути. Лишь светлячки так и тусовались в подлеске, освещая вместе с луной дорогу, и то и дело приходилось от назойливых насекомых отмахиваться. Химе они и вовсе облепили, как пиявки — хавчик. Видимо, не простые светлячки обитают в Запретном лесу! Но вот шиноби вышли на опушку: ближе к озеру, подальше от хижины лесничего Хагрида, — и перед ними раскинулся простор луга перед Хогвартсом, и сама громада древнего замка, и огоньки костров, тут и там видневшиеся в предрассветном мраке. — Стойте, — окликнул Дейдара товарищей и, когда они повернулись, достал из магически расширенного кармана три плоские коробочки, которые отжал у Эшли. Внутри были атласные полумаски. — Наденьте. С ними нас не узнают. Ночь была по-настоящему особенной: это был первый раз, когда и Хината, и Итачи взяли предложенное без единого вопроса и сразу применили по назначению. — Интересные чары, — заметил Итачи… Дейдара заставлял себя верить, что перед ним Учиха Итачи: чары анонимности стирали личности до размытых образов людей, неузнаваемых, имевших разве что пол. Химе сдавленно охнула и зажала рот ладошкой. — В них есть лазейка, — Дейдара поймал его взгляд и спросил: — Кто ты? Назови своё имя. — Учиха Итачи. Кто ты? — Дейдара. — Признание личности снимает анонимность? — педантично уточнил Итачи. — Для того, кому признался, — кивнул Дейдара и повторил трюк с химе; следом это сделал и Итачи, и для друг друга они трое более были не образами, а самими собой в полумасках. Однако для любого, встретившегося на пути, они останутся неузнанными. Предосторожность не была напрасной: в ту ночь окрестности Хогвартса жили насыщенной жизнью. По лугу вверх от леса к школе протянулась разрозненная — как брызги чернил от неосторожного взмаха кисти — цепочка кострищ. Многие были мелкие, неловкие: сложившие делали их впервые. Проходя мимо этих чахлых уродцев, Дейдара рефлекторно присматривался с оценкой и те, что были брошены беспечными утырками-создателями дотлевать, затушил водой из палочки: не хватало в честь праздника спалить окрестности школы! Итачи разделял его беспокойство и тушил те костерки, до которых не успевал дотянуться Дейдара. Что касается химе, она устало переставляла ноги и думала, наверное, только о том, как бы поскорей оказаться под одеялом в своей спальне. Дейдару так и подмывало вновь предложить её донести. А ведь это даже не выглядело бы чем-то из ряда вон: в сторону школы тянулось несколько парочек, и почти во всех девушки были кто на руках, кто на закорках парней. Одну, весело повизгивавшую, кавалер и вовсе нёс на плече, явно не отказывая себе в удовольствии то и дело пощипывать добычу за задницу — за дальностью расстояния было не видно подробностей, но взвизги девчонки намекали. Это были старшекурсники, расходившиеся после своей приватной вечеринки, и прошла она, судя по всему, очень весело. Утром стоит стрясти с Басти и Эша подробности. У очередного хилого костра сидели две девчонки курса с четвёртого и что-то алхимичили в пузатом медном котле, сверяясь с потрёпанным гримуаром. Тихое приближение шиноби они заметили далеко не сразу: лишь когда их троица проходила по самому краю ареола света, растекавшегося по траве от пламени. Заметив, ахнули, и та, что держала гримуар, порывисто прижала книжицу к груди. — Потушить не забудьте, — Дейдара кивнул на костёр. Девчонки зависли на миг, затем понятливо закивали и вернулись к прерванному занятию. Наблюдая всё это раздолье студенческой активности, Дейдара заподозрил, что как минимум один из проданных его компанией пузырьков снотворного попал-таки в вечерний чай завхоза Прингла. Профессорам же то ли вдруг стало похуй на эксперименты юных адептов колдовства, то ли именно в ту ночь они их одобряли. Были бы в школе Мальсибер и Гринграсс — Дейдара лишь про второе бы и думал; в остальных преподах он не был так уверен. Он поймал себя на том, что хотел бы сойтись поближе с профессором Мальсибер. Химе лишь вкратце обрисовала, что именно проф для неё… для них сделала, но Дейдаре и этих крупиц хватило, чтобы проникнуться к женщине ещё большим уважением. Она была в душе настоящей куноичи: дала ученице знание, оружие, тренировки — и выпнула в бой, не намереваясь кудахтать над нею, присматривать, как всё прошло. Мол, справится — молодец; не справится — значит, плохо усвоила уроки. Самого Дейдару точно так же выпинали на его первую миссию вскоре после получения хитая. В шелесте ветра Дейдара уловил шепоток, щекочущий загривок прикосновением клинка. Вздрогнув, Дейдара резко обернулся, покрутил головой, но не нашёл поблизости никого постороннего. Паранойя разыгралась… сказал бы он, если бы не видел, как одновременно с ним напрягся Итачи. А значит, рядом всё-таки кто-то есть. — Сюда. Здесь правильный, — вдруг ожила Хината и, взяв Дейдару и Итачи за руки, потянула к озеру. Там, неподалёку от раскидистой ивы: любимого дерева всех школьников, за место под которым в тёплую пору нередко вспыхивали драки, — пылал костёр, который и вправду чувствовался иначе, чем прочие у подножия Хогвартса. Он был сложен умело, сноровисто. Заключённые в кольцо камней ароматные брёвна трещали, медленно рассыпаясь под танцем пламени; рои искр то и дело взмывали в небо. Они отражались в водной глади, и русалки заинтересованно вились у поверхности озера, рассматривая рассевшихся вокруг костра волшебников. Здесь собрались ребята, углублённо занимавшиеся травологией: Дейдара узнал среди них свою однокурсницу Гестию Джонс, семикурсницу Терезу Уиллоби и Чарли Блишвика с шестого. В отличие от других костерочков, возле которых прыщавые сопляки пытались то ли приворожить, то ли проклясть кого-то, здесь царила тяжёлая, торжественная тишина. — Я испрашиваю для себя и своих позволения присоединиться к вашему огню, — произнесла Хината голосом, который одновременно принадлежал ей и нет: тембр был её, но в интонациях Дейдара отчётливо слышал Мору Мальсибер. Тереза Уиллоби подняла на их троицу подёрнутые дымкой глаза. — Докажите, что вы от этого мира. И прежде, чем сам Дейдара или Итачи сумели что-либо сделать, Хината рассекла свою руку. По точёному запястью заструилась кровь, которую Итачи немедленно остановил чарами — и где только понабрался, шаринганистая сволочь?! Впрочем, на этот раз Дейдара различил в собственном вопросе благодарность и облегчение. Ему тоже не хотелось, чтобы химе попусту проливала свою драгоценную кровь. — Мы рады приветствовать вас у нашего костра, — глухо сказала Тереза и вернулась к созерцанию пламени. Обогнув череду корзинок, полных целебных трав, шиноби сели рядом с молодыми волшебниками. Дейдара не до конца понимал, что они здесь делают; судя по взгляду, не понимал и Итачи. А Хината тем временем из ниоткуда извлекла три букетика, перетянутых жёлтыми лентами: какие-то цветы и веточки боярышника. — Бросьте их в огонь, — приказала она, вручив по букетику Дейдаре и Итачи. — Бросьте, думая о своих мёртвых. Повинуясь принцессе, Дейдара ни на что не рассчитывал. Он проводил над собой мысленный эксперимент: что после стольких лет сможет вспомнить о собственных мёртвых? Об отце и вспомнить было нечего: Дейдара не знал даже, кем он был. От матери в памяти остались лишь улыбка и тёплые руки, зато в теле — мощь Бакутона. О Сасори же он помнил столь многое, что сложно было ухватиться за нечто конкретное; впрочем, пожалуй, первыми в памяти всплывали негромкий ядовитый голос, отравленный сенбон у шеи и сильная рука, протянутая, чтобы помочь подняться. Порыв холодного ветра пронзил весеннюю ночь: прокатился через траву, растрепал ветви низко склонившейся ивы и волосы собравшихся вокруг костра людей. Из костра взметнулся в небо столп искр. Запустив пальцы в выбившиеся из хвоста пряди, убирая с глаз, Дейдара напряжённо передёрнул плечами. В порыве ветра он ощущал ледяное дыхание Джодо. Сердце застыло и не сразу вспомнило, как стучать. Медленно, затаив дыхание, Дейдара поднял голову — и из груди вырвался вскрик: — Данна?! Сасори мимолётно сфокусировал на нём взгляд, но тут же уронил на собственную полупрозрачную руку. — Странная техника. Не похожа на Эдо Тенсей. — Что?.. А, — заторможенно осознал Дейдара, не отрывая от него глаз, жадно ловя каждый жест, каждое микродвижение живого, не кукольного лица. Призрачный, живущий лишь в переливах костра, напарник казался ему реальнее мира. — Забейте, война давно кончилась. Ну, я так думаю. — Сколько времени прошло? — Четырнадцать лет. — Четырнадцать, значит… — отрешённо повторил Сасори и замолчал. — Ага! — усевшись по-турецки, Дейдара довольно ухмыльнулся. — Вы столько всего пропустили, мм! Вы тогда так нагло слились, а вот я успел ещё шороху навести. Далеко, конечно, без глины да на помощи этого придурка Зецу не уехал… Хотя хер с ней, с войной. Прикиньте, я переродился! Да ещё и в другом мире! Никогда не думал, что такое возможно… Но знаете, это круто. И мир интересный. Вам бы тут понравилось, Сасори-но-Данна: тут и яды есть, и политика, и потенциальные трупы, а местных лохов разводить — ваще милое дело!.. Он всё говорил, извергая на напарника поток мыслей и новостей, которыми жаждал поделиться, смеялся, спрашивал мнения… и в какой-то момент осознал, что не получает ответа. Тогда Дейдара оборвал сам себя, заглянул в глаза напарнику. Его ярко-карие, отражающие душу глаза были пусты и бесстрастны. Сасори выглядел, как человек, которого из тёплой постели выбросили прямиком в тёмный лес, и осоловелое сознание тонет в вопросах: «Где я?», «Почему я здесь?», «Что мне делать?». — Сасори-но-Данна, вы здесь? — Какого чёрта тебе от меня понадобилось? Даже не от самих его слов, но от тона Дейдару прошибло холодным потом — и тут же бросило в жар. Ну конечно! Как он посмел подумать, что после стольких лет напарник будет рад его видеть?! Это он тут вспоминал, смаковал, переоценивал их время вместе, а Сасори ни о чём таком не парился, пока тусил в Джодо: там-то он наконец-то слился со своей разлюбимой Вечностью! А Дейдара для него — бессмысленный мираж, отвлекающий от растворения в великом Ничём! Старая злость вспыхнула под разворошённым пеплом в душе. — Что мне понадобилось? — прорычал Дейдара. — Как насчёт извинений, а? Сасори слабо приподнял бровь. — За что это? — А чё, не за что? Как насчёт того, что вы хер забили на миссию и ласты склеили, потому что вам лично было удобно?! Что вы меня бросили… дважды бросили!.. — Ой-ой, — перебил Сасори, и в его глазах, наконец, полыхнула эмоция: так хорошо знакомое Дейдаре мрачное раздражение. — Ты что нафантазировал за прошедшие годы? Я никогда тебе ничего не обещал. — Мне гарантией выступали ваша философия и ваш эгоизм. А вы из-за одного проигрыша взяли и съебались в Джодо! Ну и что, что бабка и коноховская девка вам пошатнули веру в собственную охуенность? Когда со мной точно так же обошёлся Итачи, я пошёл пидорасить техники, доводить до совершенства своё искусство, чтобы в следующий раз разнести врага на атомы! А вы сдались, ни хуя не сделали, мм! Вы трус, Сасори-но-Данна! Злобно рыча, буквально выплёвывая накипевшее в лицо напарнику, Дейдара с жаждой адреналинового наркомана искал в его карих глазах ту самую искру: отблеск угрозы с тонкой примесью скрытого, но от этого не менее искреннего наслаждения ситуацией. Однако её не было. Даже раздражение погасло — истлело, как огонёк на фитиле накрытой колпаком лампы. — Что это меняет? — тихо спросил Сасори. — Говорил тебе: сетовать на произошедшее бессмысленно. — Так я не на него сетую, а на будущее, которое вы у себя, у нас отняли, — буркнул Дейдара и воинственно нахохлился, готовясь спорить до хрипоты. Однако Сасори молчал — и было его молчание как будто уже не столь бесстрастным, как прежде. Это вдохнуло надежду, и Дейдара продолжил: — Вы были моим якорем, данна, и даже в смерти потянули меня за собой. Если бы вы выбрали выжить тогда в Стране Рек, я бы не сорвался и не стал снова творить хуйню. Мне не понадобилось бы снова кому-то что-то доказывать, и я не ломанулся бы на охоту за Учихой Саске. Я бы… — Вполне возможно, не имел бы ту жизнь, что имеешь сейчас. А мне показалось, тебе нравится перерождение. — Нравится, а как же! — горячо кивнул Дейдара, воспряв духом: напарник всё-таки слушал его эмоциональный бред. — Но на момент смерти, да и довольно долго после, я бы не задумываясь обменял его на мир, в которым мы с вами могли продолжить быть вместе. Уголок губ Сасори дёрнулся. — Идиот, — прошептал он. — Какой же ты идиот, Дейдара… — Был бы идиотом — продолжал бы мечтать об альтернативе, — Дейдара не сдержал улыбки: болезненной, как чувство, глубоко засевшее в сердце. — Каким бы вы ни были, вы были важной частью моей жизни, Сасори-но-Данна. Были. — Хорошо, что был, — ответил Сасори двусмысленно, и Дейдара невольно расширил улыбку. Как же ему не хватало напарника!.. Мир вокруг из чёрного стал серее — и образ Сасори начал бледнеть. У Дейдары ёкнуло сердце. — Данна, не уходите! — в порыве воскликнул он. Он столько ещё хотел обсудить с напарником, столько ему сказать!.. — Мой уход — это свершившийся факт, о котором я запрещаю тебе сожалеть, — отрезал Сасори, на миг становясь тем самым, прежним собой. — И да, насчёт Истинного Искусства… Ты понял? — Понял, — Дейдара оскалился без тени веселья. — Мы с вами столько времени потратили, восторгаясь крайностями, но так и не доспорились до сути. А ведь она всегда была у нас под носом. Она — в наблюдении за дрейфом опадающих с сакуры лепестков. В наших нелепых хокку. В моих зарисовках тушью на рисовой бумаге: иногда она была вашими черновиками, — и скульптурах из глины, несущих в себе чакру Бакутона, рождённых в попытке запечатлеть мимолётное чувство. В ваших порывах творчества, когда весь мир переставал существовать, растворяясь в моменте, запечатлённом на кончике резца, которым вы придавали дереву ту совершенную форму, которую имели в голове; на кончике вашей кисти, выписывавшей детали сложнейших манёвров и интриг. Суть была в грохоте взрывов и клацании марионеток на поле боя. В вашем ворчании про задержки и моих обещаниях намеренно нас задержать. В том, как я из кожи вон лез, чтобы как по нотам разыграть назначенные вами роли в шпионских махинациях, которые вы разыгрывали. В вашей чакре, подлечивающей остатки моей оторванной однохвостым джинчурики руки. В том, как вы всегда сторожили лагеря и давали мне выспаться. В ваших угрозах, в моих ответных подколах. В самих наших спорах. Потому что Истинное Искусство — это жизнь. Медленно истлевающий в рассвете Сасори улыбнулся тихой, печальной улыбкой, присущей тому меланхолику, что сочинял хокку под сенью сакур, но никак не Скорпиону Красных Песков. У Дейдары сердце защемило от этого вида. — Никогда не забывай об этом, Дейдара. — Не забуду, — прошептал он. — Я клянусь в этом, Сасори. Напарник кивнул и растаял с восходом солнца.***
Погасла ночь, а вместе с ней и огни Белтайна. Наступил рассвет. Отвернувшись к горам, макушками окроплённым солнцем, Итачи пытался переварить случившееся. В огнях поминального костра к нему явились призраки пусть и не самых любимых, быть может, но самых близких людей. Шисуи и Кисаме. Лучший друг и напарник. Человек, который знал его, как облупленного, но покинул слишком рано, и тот, кто не знал о нём почти ничего, но оставался с ним до самого конца. — Как это ничего, Итачи-сан? Вы меня за полного идиота держали? Знакомый акулий оскал Итачи встретил тенью улыбки. — Ни в коем случае. Я лишь резонно отмечаю, что всей правды обо мне ты не знал. — На кой хер мне сдалась ваша правда, если я видел вас насквозь? — Кисаме пренебрежительно передёрнул мощными плечами. — Ваши сраные душевные терзания и вашу болезнь, от которой вы типа благородно у меня на глазах загибались. Думаете, мне интересно было вытаскивать вас из боя на своём горбу и отпаивать лекарственными отварами да таблетками? — Почему ты меня не прикончил в один из таких моментов? — Потому что до вас убил слишком многих, причём у меня не было выбора. А с вами у меня выбор был. И, знаете… — он расширил оскал, — кажется, я оказался не таким уж плохим человеком, Итачи-сан. — Ты был лучшим напарником, — сказал Итачи, признательно кивая своему боевому товарищу. Тот кивнул в ответ, спокойно и молча. — Мне тяжело было видеть, во что ты превратился под конец своей жизни в нашем мире, Итачи, — вздохнул Шисуи: юный, как в тот ужасный день, когда его жизнь оборвалась. — Это было очень больно? — Терпимо. — Вот так всегда: тебе терпимо всё, что соответствует твоему пониманию правильности, долга и чести… — Шисуи, довольно. Я не намерен выслушивать отповедь от тебя. И от тебя тоже, — Итачи предупредительно зыркнул на напарника. — Ни один из вас доподлинно не знает, через что я прошёл и что именно послужило причиной для принятия мною тех решений, которые я принял. И вместе с тем — они приняты, я даже за них расплатился. Ни к чему ворошить прошлое. — Тогда мы будем ждать, что ты сделаешь со своим будущим, — сказал Шисуи, мимолётно переглянувшись с Кисаме. — В Джодо, знаешь ли, скучно. Мы будем приглядывать за тобой. — Вполглаза, — ухмыльнулся Кисаме. — Постараюсь вас не разочаровать, — собрав все силы, оставшиеся после долгой ночи, пообещал Итачи своим мертвецам. Мысленно же он давал себе иное обещание, которое будет не так-то просто выполнить… Рассвет разгорался. — Эй. Вырванный из мыслей, Итачи поднял глаза: над ним с грустной улыбкой стоял Дейдара и протягивал руку. Костёр догорел, и морок развеялся. Вокруг суетились юные маги: подхватывали свои корзинки с травами, торопясь вернуться в замок. Вскоре шиноби остались одни на берегу. Сморгнув замешательство, Итачи ухватился за широкую мозолистую ладонь, и Дейдара вздёрнул его на ноги так легко и непринуждённо, будто не было для него дела привычней. После отвернулся и обратился к Хинате: — Тебя донести или сама? — Сама, — негромко сказала она и сделала неловкий шаг в сторону замка. Оценив её поступь, Итачи придержал сестру под локоть. Дейдара безмолвно подхватил её под другой, и втроём они неспешно двинулись к Хогвартсу, в кои-то веки больше заботясь о собственном — и в особенности Хинаты — благополучии и удобстве, чем о соблюдении школьных правил. Мимо них то и дело прошмыгивали возвращавшиеся в замок студенты: кто-то в таких же, как на шиноби, масках, кто-то без. — Ко мне никто не пришёл, — прошептала Хината. Повернув голову, Итачи увидел дорожки слёз на её бледных щеках. — Ко мне никто не пришёл… Я так рада! — А я был рад тому, кто пришёл ко мне, — охотно поделился Дейдара и вновь улыбнулся терпкой, полной нежной печали улыбкой. — Спасибо, что затащила нас к этому костру. — Пожалуйста, Дейдара. Расширив улыбку, он потянулся к её лицу — Итачи мгновенно вцепился в его запястье. Дейдара ответил ему наглым прищуром. — Я всего лишь хотел утереть её слёзы. — Хината в состоянии сделать это самостоятельно, если захочет. — Да-а, прямо как шагать без нашей помощи?.. — Я могу идти сама, — вмешалась сестра и мягко высвободилась из-под опеки, через силу улыбнулась им обоим. — Вам не нужно так заботиться обо мне. — Ах, химе-сама разбивает мне сердце! О ком же ничтожному мне заботиться, если не о ней?!.. — лучащийся весёлым коварством взгляд Дейдары, скользнув по пустому лугу, остановился на Итачи. Пожав плечами, словно бы соглашаясь с неизбежным, Дейдара скользнул ближе — Итачи вновь на чистом рефлексе перехватил его руку, рывком уронил в траву и сжал в предупредительном захвате шею. Даже придушенный, Дейдара умудрился засмеяться: — Слишком рано? — Для чего? — не понял Итачи. Дейдара нажал ему на болевую, вывернулся и завалил, уселся сверху. — Для шуток про глубину нашей связи, — ответил он и мгновенно соскочил, стоило Итачи шевельнуться. — Ну чё, передохнули? В замок? — В замок, — поднимаясь и отряхиваясь от травы, согласился Итачи и оценивающе взглянул на солнце. Если снотворное сработало так, как Дейдара обещал, то Рейнальд и Северус будут спать ещё как минимум полчаса: достаточно времени, чтобы вернуться в спальню и оставить соседей в неведении касательного его ночного отсутствия. Итачи сделал шаг, однако Хината поймала его за руку, как и Дейдару, и притянула обоих к себе. — Спасибо, — едва слышно прошептала она, обнимая их, — за наш Белтайн. За то, что поверили в меня.