Уроки любви и ярости от Старейшины Илина

Цзинь Лин заморгал, пытаясь отогнать мутную пелену перед глазами, но она никуда не исчезала. Не сразу он осознал, что проблема вовсе не в его глазах. Всё вокруг было окружено белым, плотным туманом. Сверху висел серый круг солнца. Один только взгляд на него внушал странное уныние. Пальцы и ярко-золотой рукав казались блеклыми в таком тусклом свете. «Где это я?» Не успел он додумать вопрос, как слева раздалось злое шипение. Рывком подпрыгнув, Цзинь Лин едва успел увернуться от гниющего кулака. Земля, где лежала его голова, треснула от сильного удара. «Земля? Не песок?.. Это не пляж!» Цзинь Лин, стряхивая остатки забытья, тут же призвал меч. Из белесого тумана выступила ещё одна пара шипящих мертвецов, клацающих узкими челюстями. Дыхание тревожно сбилось. «Так! Спокойно! Я и больше убивал», — мысль о второй осаде придала сил, и он вскинул голову. Боевая поза, лишенная неуверенности, придает душевных сил. Так говорил его дядя. Мертвецы рванули одновременно. Суйхуа с готовностью рассек воздух и заодно голову твари. «Черт!» — и из шеи предсказуемо брызнул вместе с кровью трупный яд. Цзинь Лин отпрыгнул, а после вытянул меч. — «Хорошо, что я взял пилюли». Некстати вспомнилась каша учителя, глава Цзинь вздрогнул. Слава Небесам, её можно миновать! С удивлением Цзинь Лин заметил, что среди мертвецов ребенок, ростом чуть выше его колена. Мертвецы взревели, но ребенок как-то по-особенному громко, что заставило Цзинь Лина ощутить странную смесь беспокойства и сочувствия. Глава направил меч вперед. Передний мертвец увернулся от удара и взревел ещё ниже. Цзинь Лин чертыхнулся, отступая и призывая меч. Мертвец бросился вперед. Цзинь Лин попытался атаковать его мечом в затылок, но тот и от этого удара увернулся, продолжая наступать. Он достал талисманы. Один направил на атакующего. Получив талисманом в лоб, тот взревел и упал. Ребенок-мертвец же от талисмана ловко уклонился. «Вот это скорость!» — только и подумал Цзинь Лин, когда ребенок набросился на него. Глава Цзинь успел выставить меч перед собой. Мертвец увернулся, прыгнул, схватив за плечи, и повалил на землю. Заклинатель пытался было дернуться, но руки мертвеца крепко держали его. Ребенок открыл гнилую пасть, не то заревев, не то заплакав, и потянулся, чтобы отгрызть лицо главе. Цзинь Лин заставил себя не зажмуриться и призвал меч. Сердце гулко стучало в ушах. Острая сталь отсекла голову твари. Суйхуа рухнул рядом с его рукой. Тело ребенка мешком упало на главу. Запах гниения, шедший из шеи, тут же ударил Цзинь Лина в нос. Он резво подскочил. Плечи болели. В темноте совсем недалеко послышался ещё один рев. Он заложил в сердце главы очень маленький, но крепкий росток страха. «Черт возьми, я же Цзинь! Прокляли мой орден! Конечно, они будут охотиться за моей кровью!» Не дав себе время на панику, он тут же достал талисманы, чтобы быть на стреме. Суйхуа, как он полагал, ножны сегодня не увидит. Подготовившись, Цзинь Лин рванул было вперед, но остановился. «Направление! Нельзя бежать в никуда! Нужно подумать…» Рев послышался совсем близко. Туман, будто настроенный против него, сгустился, да так, что, побежав вперед, Цзинь Лин едва успел увернуться от дерева, падающего на него. Грохот поднялся страшный. Хор из ревов разбил таинственную тишину леса. В этот момент, Цзинь Лин вспомнил все случайно подслушанные ругательства дяди. «Всё в этом лесу будет против меня. Просто потому, что я Цзинь». Он сжал кулаки и побежал вперед. Не в первый раз, на самом деле. Цзинь Лину придётся быть самым ненавидимым и среди живых, и средь мертвых. Он едва успел увернуться от белых зубов, пытающихся вцепиться ему в руку. Мертвец оскалился и заревел, дабы сказать товарищам «вот, нашелся!» Первоначальный план «быстро убить и бежать» сломался простым фактом — мертвец был на редкость ловким. Цзинь Лин пытался атаковать его так же, как и ребенка, но тот увернулся. А тем временем глава Цзинь буквально затылком чувствовал — где-то идет армия мертвецов, жаждущая его крови за неизвестный ему грех. Страх, чуждый, но понятный, продолжал нарастать. Пожалуй, прав был Ханьгуан-цзюнь, говоря, что городу будет безопаснее, если адепты его покинут. Мертвецы не за городом пришли, а за ним — Цзинь Лином. «А мне как выжить?!» Кое-как задержав мертвеца отрубанием ноги, Цзинь Лин понесся на всех парах вперед. Быстрее уйдет — меньше встретит остальных. Из тумана показалось серое лицо, но не успел труп и челюсти разомкнуть, как Суйхуа прорубил голову насквозь. Радость вспыхнула и также быстро погасла, поглотившись тревогой. Глава рванул вперед, но споткнулся. Он развернулся, когда понял, что не может двинуть ногой. Из земли торчала рука, сжимающая его лодыжку. Она настойчиво тянула к себе. Наскоро приложив к ней талисман, Цзинь Лин отполз от места, но тут же вскочил и побежал дальше. Земляной демон, черт возьми! Откуда тут взяться такой темной твари?! «Судя по почве, это тот самый лес, который так и не осмотрели…» И опять он не успел додумать. Без всякого рева перед ним выступило несколько тварей. Они словно ухмылялись своими полусгнившими челюстями — кожа на их лице не то гнила, не то была обожжена при жизни. Цзинь Лин резко выдохнул, выставив меч. Мертвец быстро рванул вперед и скорость его была такова, что глава едва успевал уворачиваться. Удар по спине и Цзинь Лин с криком отлетел к двум оставшимся мертвецам. Один схватил его крепко за руку и сжал до хруста. Глава вскрикнул, запястье обожгло огнем боли. Его потянули за эту же руку и отбросили, ударив спиной о дерево. Он упал, сжав челюсти. По привычке он пытался встать, опираясь на две руки, но левую руку прошило такой болью, что из глаз брызнули слезы. «Позор! Вставай!» Он резко подскочил, утирая рукавом глаза. Мертвецы стояли и смотрели на него, всё так же ухмыляясь. И думать не надо было, чтоб догадаться. Они наслаждаются его беспомощностью. Им в радость гонять его по лесу, как какое-нибудь травоядное на охоте. Цзинь Лин отступил и, видя, что они не следуют за ним, побежал вглубь леса. Не столько его смерть, сколько его страдания — вот что им нужно. Гордость и ощущение несмываемого позора слетели с него, когда левая рука от локтя безвольно повисла. «Плевать. Пока я страдаю, я хотя бы живу. Дойти бы до учителя и там…» Правый глаз заплыл. Хохот призрака оглушил его до крови в ушах. Быстрее. В сторону. Талисман! Ещё есть свободная рука! Рухнувшее дерево задело левое плечо. Белый круг солнца едва проступает сквозь серый туман. Мертвая рука выныривает и бьет в челюсть. Зубы едва остаются в деснах. На языке соленое и железное. Бежать. Сражаться. Бежать! Сражаться. Бежать! «Куда?» При очередном загоне его окружили. Видеть он их не мог, но сквозь туман он слышал их завывания. Спереди, сзади, справа, слева. Цзинь Лин мог бы атаковать их мечом и прорваться сквозь кольцо, но туман всякий раз сгущался, стоило ему только прицелиться. Он споткнулся — земляной демон вернулся, вытаскивая с десяток рук из земли. Кольцо сужалось, а земляной демон становился все более резвым. Цзинь Лин рьяно отпихивался ногами. Талисманы валились из рукавов, а ветер дул и выл нещадно. Неизвестно откуда под ногами вырос пень, и Цзинь Лин полетел затылком в землю, а на этой земле, конечно, камень. Острый. В ушах зазвенело. Перед глазами всё поплыло. А где-то в тумане мертвецы, в отличие от него, ясно видели всё от начала до конца. Контролировали. Смеялись. Наслаждались. «Учитель… Дядя…» Он побежал вперед, едва узрев брешь в окружении демонов. Трое рванули за ним. Задумали продолжение? Нет-нет! Сердце забилось уже не от бега, а настоящего страха. Он вырос до таких размеров, что едва ли он мог вспомнить хоть слово, додумать хоть одну тактику. В крайнем случае, Цзинь Лин верил, что учителя его защитят. Верил, бежал до отупения и внутренне верил. Ханьгуан-цзюнь и Вэй Усянь ведь всегда выбирались из сложностей, да? И сейчас впервые его вера дала трещину. «Компас», — озарило его. Цзинь Лин едва мог разглядеть оставшимся целым глазом стрелку. Стало темнее как на зло (ах, да). Но он успел увидеть. «Стрелка вертится, конечно. Тут куда не плюнь нечисть. Будто замирает на северо-западе. Точно. Источник проклятия там. Сычжуй говорил». Послышался не то рев, не то улюлюкание мертвецов. Страх осел в желудке, как ещё один новый орган, сбивал дыхание, качал по кругу через сердце вредные мысли. Кровь ударила в ноги. Все его тело сотрясалось. У него не было сил себя в этом винить. «Он… Учитель… пойдет туда, где опаснее». Ноги заныли, как если бы он бегал три дня без перерыва. Он опустил взгляд. Даже по меркам леса туман, обволакивающий его ступни, был слишком густым. Цзинь Лин с трудом поднял ногу — туман ощущался как вода или болото. И он поднимался. Тысяча вариантов смерти пронеслось перед глазами, прежде, чем одна из них громче всех завопила: «Захлебнусь!» Глава пытался, широко шагая, выбраться из проклятия. «Туман-вода» поднимался все выше и выше. От щиколотки, до икры, а потом колено, и резко к бедрам. Цзинь Лин, чертыхаясь, пытался выпрыгнуть, но «вода» не пускала. Нарочито медленно из тумана появился силуэт мертвеца. Он шел к Цзинь Лину, странно изгибаясь. «Он… играет речного гуля?» Глава Цзинь задергался сильнее, когда понял замысел. Речные гули частенько начинают с того, что ломают ноги пловцам и тащат их на дно. А лишиться ещё и ног… Цзинь Лин отчаянным движением пытался «отплыть» от «гуля». С каждым шагом тот прибавлял скорость. Отчаяние почти захватило главу, пока его не озарило. — Суйхуа! — он схватился здоровой рукой сначала за лезвие, а потом рукоять. Меч вытянул его из трясины и зубы «гуля» успели лишь зацепить край потрепанного золотого одеяния. Взобравшись на меч, Цзинь Лин не то выдохнул, не то всхлипнул. Рука кровоточила. Не чувствовал. Сердце колотилось. Дышалось через силу. Он страшно отупел от постоянного страха и постоянной беготни. Лес не дал ему прийти в себя. С дерева что-то резво столкнуло его на землю. Конечно же на колючий куст. Кожу обожгло. Он прерывисто вздохнул. Он едва видел свою алую руку на фоне туманного марева. «Северо-запад», — повторил он себе. Спина страшно разболелась, когда он сполз с кустов. Тяжело встал. Лес зашуршал кронами и насмешливым шипением мертвецов. О кровавой жажде пел каждый лист. Цзинь Лин поковылял в сторону сияющего вдалеке Суйхуа. Без него… Без него… Внезапно блестящая сталь поднялась, как будто бы меч призвал хозяин. Вот только блестящая сталь пронеслась мимо него. — Ты это потерял? Цзинь Лин удивленно заморгал, будто забыв родную речь. Он обернулся. У дерева стоял человек в золотом одеянии. Он надменно приподнял голову. И хотя лица его Цзинь Лин разглядеть не мог, что-то знакомое в его облике было. Туман расступился перед мужчиной. Тот был красив, киноварная точка на лбу меж нахмуренных бровей и походка прямо говорили — он принадлежит к главной ветви клана. Он выставил Суйхуа перед собой и произнес со всевозможным презрением: — Я спрашиваю, недостойный сын, ты это потерял? Цзинь Лин едва мог открыть рот. Страх или удар в челюсть — он не знал в чем причина. Лишь внезапно осознал — перед ним его отец, который в первый раз в жизни видит его. И в каком виде? — Не… Не хотел, — хрипит он. — Меч не хотел? — неприязненно фыркает отец. — Тер-ять, — последний слог почти съедается. Сердце колотится в ушах. Позор теперь соседствует со страхом. — Так-то ты бережешь моё наследие? — Цзинь Цзысюань надменно приподнял голову и отвернулся от сына. Сердце его разбилось и осколки мешали правильно дышать. — Я забираю его. Ты не достоин моего меча. Ты даже не забрал жизнь предателя, который меня убил. — Отец! — кричит он и рвется вперед, но что-то заставляет его замереть. Острое окружает его шею. Что-то дышит в затылок. Цзинь Лин оборачивается и сглатывает. Цзинь Гуанъяо улыбнулся. С таким лицом он подарил ему Фею. С таким он обернул вокруг его шеи смертельную струну. — А-Лин, — мягко говорит он. — Не мешай отцу. — Дя… Дядя… Он смотрит с таким выражением, с каким обычно прогонял непрошенных гостей — с вежливой улыбкой на лице и холодом в глазах. При всей своей нечувствительности, Цзинь Лин хорошо запомнил это выражение. Он сжал губы. Ему хотелось завыть. Никогда дядя так не смотрел в его сторону. — Если уж отец не готов терпеть твои выходки в клане, значит, ты скоро покинешь нас. И я тебе больше дядей не буду, — он продолжил холодно и мягко. — Поскольку ты потеряешь всё влияние при дворе, то ты станешь для меня бесполезным. Добрый совет. Не советую тогда звать меня дядей — с тобой это сыграет злую шутку. Дядя так же скрылся в тумане, оставив на шее след от струны. Ноги у Цзинь Лина подкосились, но он устоял. — Это… Это неправда! — он начал утирать глаза. Слезы не шли, но он никак не мог прекратить их тереть. Кровь осталась на его лице. Страх и боль пульсировали в нем и ему приходилось дышать через раз, ведь эти чувства слишком сильно давили на легкие. — А-Лин, — мягко произнес женский голос. — Неправда! Вас здесь нет! Нет! — А-Лин. Голос звучал столь мягко и дружелюбно, что он не утерпел и обернулся. Женщина в фиолетовом была по-своему красивой. В лице её была такая кротость и располагающая к себе ласка, что Цзинь Лину показалось, что он полюбил её с первого взгляда. — Ма-ма… — Ох, А-Лин, ты так устал, — она сочувственно нахмурилась и подала ему платок. Тот с подозрением на него уставился, но теплота её заботливого взгляда была так велика, что он принял подарок. Утирать лицо было бессмысленно — платок быстро пропитался кровью его руки. — Отец и дядя несправедливы к тебе. Ведь ты всегда так старался поступать правильно. Подойди, я тебя обниму. «Что-то… Не так». Но голова, обессилевшая от усталости, не дала развить эту мысль. Он сделал три шага, мысленно пытаясь зацепиться за разум. Три последних — без всякой задней мысли. Он нырнул в объятия матери, объятия, в которых он никогда не бывал, и утонул в той бесконечной нежности, мягком аромате лотоса, фиолетовом шелке, запахе супа, которого он никогда не пробовал, слыша сердцебиение, которое никогда не слышал. Он почти растворился во всем этом, когда она сказала: — Но как бы ты ни старался, ничего не получалось, верно? И никогда не получится. Так не лучше ли перестать? Не лучше ли закончить орден Цзинь на таком никчемном тебе? — она взяла его лицо руками, нежно провела большими пальцами по щекам и улыбнулась. Цзинь Лин оторопело уставился на неё. Только возведенный фундамент рушился, и у него не было слов. Женщина провела пальцем по его щеке и положила ладони на виски. — Но я всё равно тебя люблю. Кто, кроме матери, способен будет простить и полюбить такое ничтожество? Что-то страшнее, чем слезы подступили к его глазам и сердцу. Настоящее, искреннее, чистое намерение закончить всё сейчас. Будто повинуясь его мыслям, Цзян Яньли, улыбаясь, отступила в туман, а вернулась уже с мечом на ладонях. — Давай. Сделай хоть что-то как мужчина. — У тебя ещё есть шанс остаться при дворе, А-Лин. — Пойдем с нами, моё любимое ничтожество. И так весь лес зашептался, зашевелился вокруг. Он стал страшнее прежнего. Деревья над ним вскинули свои ветви, как костлявые пальцы, будто прогоняли его с мира живых. Подул холодный ветер. Затрещала земля — демоны рвались из неё. Таков был реальный мир — страшный, готовый лишить даже тверди под ногами. Лишь мягкий материнский взгляд вечен. Да… Есть ведь лишь один способ сделать всё правильно. Единственное, чем можно гордиться. Орден отжил своё. А Цзинь Лину… Цзинь Лину не нужно было даже начинать. Какая его роль в этой истории? Занести меч над Вэй Усянем и понять, что он не может его пронзить? «Учите… Северо… Прокля…» Но мысли быстро улетели вместе с ветром. Кровь в ушах стучала громче, чем мысли. Он взял меч и приставил его к своему горлу. — Какой послушный сын! — обрадовалась мама, восторженно хлопнув в ладоши. — Если ты так говоришь, то посмотрим, — закатил глаза Цзинь Цзысюань. — С такой покорностью многого добьешься, — одобрил дядя Яо. Лезвие коснулось края кровавой нитки, оставленной Цзинь Гуанъяо. Эфес обагрился кровью его раны. Он закрыл глаза. На мгновение ему вспомнился другой туман, когда Вэй Усянь спас его от проклятия. Там тоже была дева в фиолетовом. И она молчала, словно боясь хоть словом случайно забрать его в страну мертвых. Она сказала, ещё рано. Ему припомнилась ласка, с которой Вэй Усянь трепетно втирал в его голову зелье. А ещё чье-то удивленно-довольное лицо. Он был так рад, что весь такой ошибочный Цзинь Лин жив. Сторожил ночь. Так… старался. «Если я ничтожество, то почему учитель Вэй меня спас? Почему дядя Цзян ругается, но помогает с орденом? Почему Сычжуй был рад, что я жив? Почему они все… Это неправильно!» Цзинь Лин пытался открыть глаза, но веки будто сшили между собой. Тогда он зажмурился крепко, сосредоточился на дыхании и резко открыл глаза. Перед ним стояло три женских трупа. Богатые белые одеяния их сгнили, пустые глазницы смотрели в самую суть. Вот только странность — либо они висели вверх тормашками, либо Цзинь Лин. Он проморгался, стряхивая кровавые капли с век, и посмотрел на ноги. Тело его было скручено зеленым проклятием, которое держало его вверх ногами. — Прозрел, — пробасила средняя и резко рванула вперед. Она обхватила его по вискам, намереваясь сломать голову. И сила в её руках была такой, что ни вырваться, ни убежать. — Цзинь Лин! Лезвие сверкнуло перед глазами, но средняя дама успела увернуться. Ноги её не касались земли, она парила с элегантностью и смертоносностью. Цзинь Лин резко упал, едва успев выставить руки вперед, перекатился и обернулся к спасителю. Лань Сычжуй достал гуцинь и нахмурился. Захотелось улыбнуться и радостно завизжать, но Цзинь Лин встряхнул головой. Сейчас — дело. — Они навевают иллюзии! Не верь ничему! — предупредил он. Сычжуй кивнул. — Тогда я буду играть всякий раз, когда усомнюсь в реальности. А сомневаться приходилось. Внезапно наступила кромешная тьма. Мелодия, разбивающая демонические иллюзии, довольно короткая. Он услышал свист. «Справа!» И успел остановить руку демоницы мечом. Ему в кои-то веки начало везти. Когда иллюзия ночи разбилась, та, что была его матерью и хотела разбить череп, лишилась головы. Послышался вой. Мурашки пробежали по телу, страх вновь подступил к горлу. Но Сычжуй вновь сыграл мелодию и страх отступил, будто его и ни бывало. — Страх — это тоже иллюзия? — удивился Цзинь Лин. — Его наводила та, что была справа, — кивнул Сычжуй. На мгновение к горлу подступил такой ужас, что Цзинь Лин едва устоял на ногах. Но короткая мелодия вновь разбила это чувство. — Слушай музыку, не слушай страх. Слушай музыку… — бормотал глава Цзинь. К счастью, это был весь её арсенал. Она медленно удалялась, навевая целую гамму чувств, от которых избавлял Сычжуй. Цзинь Лин рванул вперед с мечом на перевес для последнего удара. Она навеяла на него столько чувств, что он едва не отключился, но когда её голова покатилась по земле, то дышать стало в разы легче. Зерно потустороннего страха сгнило. — Не делай этого, А-Лин, — мягко произнесла последняя тварь, и Цзинь Лин вздрогнул, узнав голос матери. Этого хватило, чтобы она ухмыльнулась и крикнула. От звуковой волны в ушах раздался звон. — Цзинь Лин! — перебил этот шум мелодией Сычжуй. — Нужно… заклинание молчания! — крикнул Цзинь Лин, зажав уши. — О, хорошая идея, — одобрительно сказал Сычжуй и тут же заколдовал призрака. Та вытаращила глаза от ужаса и от этого же ужаса сразу же взорвалась. После её исчезновения повисла оглушительная тишина. «Ну же! Хотя бы немного постоять и не бояться. Хотя бы ещё пару мгновений!» Лес затих. Шевелилась листва. Ветер был вполне обычен — в меру сильный, как бывает у берегов морей. Туман всё ещё был, но он словно стал более прозрачным. Более… обычным? И никакого воя. Мяо. Фэнь. Два фэня… Цзинь Лин выдохнул, будто только сейчас заметил, что задержал дыхание. У него появилась передышка! Руки дрожали. Ещё никогда-никогда ему не приходилось так сражаться за жизнь, так бороться со своими эмоциями! «Ладно. Надо будет поблагодарить учителей. Это даром не прошло». — Ты ранен? Он обернулся к Лань Сычжую. Тот спрятал гуцинь за спину, достал бинты и маленький мешочек из рукава. Подойдя, он тут же начал обрабатывать его раны. — Обеззаразит и поможет зажить. Когда вернемся, надо будет поменять, — он улыбнулся удивленному Цзинь Лину. — Трав тут немного, но хоть что-то. Глава ордена не решался ничего сказать. Только хмурился. На злость или раздражение не хватало сил — все их истратил тот демон, внушающий чувства. Наверняка учитель Вэй может про них много интересного рассказать… Цзинь Лину на секунду показалось: случайное слово — и Лань Сычжуй испарится. От этой мысли какое-то подозрение зародилось в душе Цзинь Лина. Ещё недавно было так плохо и вдруг внезапно появился Сычжуй. Вдруг бесконечный бег и пытки продолжатся. Дыхание ускорилось на мгновение. Пережитое ещё долго не покинет его сны. Но Сычжуй не исчезал. Он протирал его ладонь бережно и совсем не больно, даже почти не щипало. Он, вероятно, не был иллюзией. Та, что притворялась его матерью, была лишена всяких морщин, да ещё и пахла Пристанью, как не могла в этом мертвячьем лесу. А вот Сычжуй… На его лице легкие синяки от бессонницы, лоб он оказывается морщит, на пальцах мозоли от игры. Ещё никогда Цзинь Лин не был так рад видеть чьи-то несовершенства! — Если ты не совершенен, значит… ты реален? — спросил Цзинь Лин. Лань Юань поднял голову, серые добрые глаза блеснули удивлением, пониманием. — Да. Это марево-призраки. Я слышал о таких. Они редкость. Внушают иллюзии, дурные эмоции, и заставляют умирать, а потом поедают. Бывает, что они создают корабли-миражи, дома в лесах для заблудших и заманивают путников. Цзинь Лин повернул голову к обезглавленным. — Это точно… только иллюзии? Если они умерли, то… Может, они знают, что про нас говорят… умершие? Вопрос был глупым, но сейчас Цзинь Лин не понимал, почему. Это ведь логично? Мертвые с мертвыми. Дело ли было в том, что он повредил голову? Но Лань Сычжуй серьезно поглядел на него. Он даже и не думал отмахиваться или смеяться. — Даже если они знают правду, они её никогда не используют. Правда не выгодна им. — Почему? — наклонил голову Цзинь Лин. Сычжуй закончил обматывать руку, но отпускать не спешил, осторожно проверяя крепость повязки. — Ну… Например, у меня есть умершие родители, которых я не знаю. Цзинь Лин вскинул голову, удивленно и болезненно уставившись на Лань Сычжуя. Тот продолжил: — Но я про них ничего не помню. Если призрак покажет мне настоящих родителей и их намерения, то я не поверю. Даже если они желают мне смерти, а обычно именно это и внушают такие призраки, то явно по каким-то своим причинам, которые меня не касаются. Эти же призраки внушают желание умереть именно через наши страхи, через наше представление, за что мы должны умереть. Поэтому если бы призрак показал ненастоящих родителей, но внушил бы мне, что они настоящие — то только тогда бы я поверил. С каждым словом на сердце становилось всё легче. В это можно было поверить. В самом деле, ещё дядя Яо доказал, что в правду можно верить с трудом — ложь уже заранее нацелена на то, чтобы вызвать нужные эмоции. Цзинь Лин выдохнул. Легкие, до этого испытанные бегом и иллюзионным ужасом, отозвались болью. Он поморщился. Азарт побега уступал место усталости. Заболела спина, он согнулся. Сычжуй его придержал. — Ты как? — обеспокоенно спросил он, придерживая больную руку главы. Его мягкая рука на спине, обычное обходительно-вежливое отношение. Чем больше на него глава Цзинь глядел, тем больше подозрений появлялось. — Я-то понятно, что плохо, — огрызнулся он и нахмурился. Честно говоря, от такой иллюзии бежать не хотелось, но… — Ты мне сначала казался реальным, но ты выглядишь слишком… красивым, чтобы быть здесь. Сычжуй удивленно приподнял брови, а потом опустил голову со странным взволнованным выдохом. — Правда-правда, — продолжал Цзинь Лин. — Чем больше я на тебя смотрю, тем более совершенным ты мне кажешься. А совершенство, как ты знаешь, иллюзия! Лань Сычжуй вздрогнул и в свете серого солнца на лице его вспыхнул красный румянец. Цзинь Лин прищурился, наклонился, страх тихо начал возвращаться. Не повеянный нечистью, а свой собственный. Даже румянец не портил красивого лица! Точно ли перед ним Лань Сычжуй? Пока Цзинь Лин подозрителен — он в безопасности. Никто не разобьет ему… — Прости, Цзинь Лин. Тихое извинение только усилило тревогу. Глава приподнял брови и попытался вытащить руку из чужой хватки. — Эй! А ну… Лань Сычжуй решительно посмотрел на него, губы сжались, брови сошлись. В светлых и добрых глазах — легкое сожаление. Он пододвинулся ближе. Лицо его стало так непозволительно близко, что сердце у Цзинь Лина будто заскакало по всему телу. То, что он испытывал, не укладывалось ни в панику, ни в предвкушение, ни в ужас. — Что? Что?.. Горячее дыхание опалило щеку. От Сычжуя исходил приятный аромат легких трав. «Я… Его запах. Тепло… Что?..» — мысли бегали друг от друга в панике, не желая складываться ни в какое объяснение. Нос коснулся его щеки. Мурашки пробежали по телу, которое невольно подалось вперед. «Это ещё что за предательство?!» Они столкнулись, и тепло чужого тела внушило странное спокойствие пополам с волнением. Серые глаза смотрели серьезно. Сычжуй чуть приподнял лицо, Цзинь Лин почему-то зажмурился… И он почувствовал что-то острое на щеке. Глава Цзинь распахнул глаза… Зубы. Лань Сычжуй укусил его щеку. Сычжуй разомкнул челюсть и виновато улыбнулся. Цзинь Лин постоял, едва осознавая реальность, а потом с рыком вырвал руку и отпрыгнул от адепта. — Ты… Зачем? Зачем ты укусил меня за щеку?! — он прижал руку к щеке, чувствуя, как она нагревается. — Может, ты мне скажешь, зачем мне тебя кусать? — спросил он вежливо. Цзинь Лин сделал лишь ещё более недоуменное и раздраженное лицо. — Когда человек уверен в своих иллюзиях — он не сомневается. Тварь создает логичный сценарий для каждого человека — ничего из него не выделяется, чтобы человек не задавался вопросами, а делал как надо. Поэтому я совершил нелогичное. — А если ты притворяешься, что я не под иллюзией и заставляешь меня в это верить, а на самом деле, ты призрак? Цзинь Лин понимал, что это пережитый неконтролируемый страх дает о себе знать. Всё-таки сильная была иллюзия! «И я могу быть прав!» — Тогда чем я могу доказать, что я не иллюзия? — спросил он спокойно. Ответ на этот вопрос Цзинь Лин не знал. Он опустил взгляд, потирая место укуса. Лань Сычжуй ведь даже не укусил толком, только задел зубами, губами… Ох, какие странные мурашки по телу прошлись. И сразу потеплело там в желудке, где был когда-то страх. Ну-ка, ещё раз. Губами. Опять они. Ноги что-то задрожали. «Но… Губами. Своими. Сычжуй. И рядом стоял. И так тепло. Не так страшно. И я верю, что жить хочу. Я…» — Настоящий Сычжуй… — начал Цзинь Лин, не отрывая взгляда от своих испачканных в грязи и крови сапогах. Это ненадолго отрезвило его. «Что же я задумал? Это… Нет! Совсем не думаю! Но тогда я… поверю? От его губ страх уходит. Значит, я всё так делаю». — Сычжуй, — голос его дрогнул, когда он попытался произнести это ещё раз. — Настоящий Сычжуй из ордена, где ценят чистоту и внешнюю, и внутреннюю. Он благороден, добр и потому стремится помочь людям, но… Но при этом, в нем есть… чувство собственного достоинства. Он… умен. И всегда может найти вежливый способ не делать того, чего… не хочет. «Вот. Самая сложная часть сказана. Теперь…». — Поэтому Сычжуй… никогда… особенно, когда я в таком виде… не поцелует меня. Это — самая нелогичная вещь, которую он может сделать! — выдал он скороговоркой. Он порывисто выдохнул, отвернул голову. Кровь прилила к ногам — хотелось сбежать. Но вместе с тем какое-то мягкое чувство шло от желудка. Вернулся страх, помимо него сильнее было предвкушение. Слабели колени. Время шло. Щеки все более нагревались. Внезапно будто какая-то душевная ниточка оборвалась. Захотелось не то закричать, не то зареветь, не то дать подкоситься ослабшим коленям и упасть — иллюзия страшно измотала, а теперь его ещё и отвергли! Цзинь Лин понимал казалось, что он сойдет с ума. — Ну вот! — усмехнулся Цзинь Лин, не поднимая глаз, чувствуя, как что-то изнутри начинает его душить. — А говори… Тихо захрустела трава. Носки белых сапог уперлись в золотые. И прежде, чем Цзинь Лин успел обдумать эту мысль, Сычжуй осторожно приподнял его подбородок большим пальцем. Разглядеть лица адепта Цзинь Лин не успел. Солнце ослепило, так что ему пришлось закрыть глаза. Сычжуй нежно коснулся его губ губами. И стало так мягко. Так воздушно. Так бестелесно и нежно хорошо. Ушли все раны, весь страх растаял, как лед весной. Рука Сычжуя коснулась его шеи, другая скользнула на талию. Он чуть надавил, только предлагая объятия, но не настаивая и оставляя для Цзинь Лина ровно столько пространства и контроля, сколько ему будет нужно. Цзинь Лин, не думая, шагнул ближе. С легкой неловкостью он повторил за ним. Одна рука на талии, другая шее. В ответ он почувствовал улыбку. После Сычжуй как будто бы обнял одну его губу своими. И впервые между их губами оказалось что-то мокрое, отчего Цзинь Лина прошибло мурашками ещё раз. Он горячо выдохнул, чувствуя, что напряжение покидает его тело. Перед глазами опять была пелена. Цзинь Лин терпеть не мог плакать при людях, но сейчас ему было так спокойно. Так нужно. Он оторвался от губ друга и, не глядя в чужое доброе и наверняка полное участия лицо, уткнулся носом в его плечо. Сычжуй обнял главу Цзинь, похлопывая по спине. — Я очень рад, что ты жив, Цзинь Лин. Это очень хорошо, что ты не поддался. Да ещё и троим маревам сразу! Из тебя получился отличный заклинатель. Кроны листьев шуршали, серое солнце начало клониться к закату, где-то выли мертвецы. И посреди всего этого хаоса Цзинь Лин впервые почувствовал, что всё идет как надо. Стало спокойнее, и он прикрыл глаза.