Love is war

      Джиро фыркает и вздрагивает, когда Сабуро жёстким нажатием пальцев вытирает со свежей ссадины кровь предварительно смоченной перекисью ваткой. — Ты это специально, что ли? — немного обиженно бурчит он, глядя этим своим взглядом обиженного щеночка. Сабуро хмурится — с ним это не прокатит. — Может и специально, — подавить злость в голосе не получается, как бы он ни старался. Ну и пускай. Причины для неё вполне весомые. Одежда Джиро перепачкана кровью, пылью и грязью, на него самого смотреть страшно — но он всё ещё улыбается идиотом и болтает, несмотря на то, как ему, должно быть, больно. Чертовски наплевательское отношение к себе и своему здоровью. Разумеется, Сабуро злится. — Каждый раз одно и то же, — Джиро закатывает глаза, и, видит бог, ему требуются все усилия для того, чтобы прямо сейчас не бросить всё и не залепить пластырем этот болтливый рот, — мог бы уже и привыкнуть. В этот раз Сабуро делает всё нарочито неспешно — легчайшим прикосновением к щеке наносит заживляющую мазь, с едва ли не материнской (ха-ха) заботой наклеивая свежий пластырь. Взгляд Джиро становится насторожённым. И правильно, чёрт бы его побрал! — Привыкнуть? К тому, что ты себя калечишь? — обворожительная улыбка в сочетании с ледяным голосом производят впечатление даже на взрослых, что уж говорить об этом придурке. Старший братец ёжится. — Нет, спасибо. — Я же не калечу... это всего лишь царапины... — Всего лишь?! Не говори об этом так... пренебрежительно! Тебе ведь было больно! — Сабуро заводится в пол-оборота и совершенно перестаёт следить за языком, но, честно? Ему плевать. Он зол.       Вины в чужих глазах не видно — только упрямство и почему-то такое же бешенство. Сабуро отчего-то уверен, что обращено оно не к нему. — Эти ублюдки никак не хотели затыкаться, — от одного лишь воспоминания он словно начинает злиться ещё сильнее, и Сабуро чувствует растекающийся где-то внутри него предательский жар, вызванный этим грубым, низким рычанием. — Это не значит, что стоило лезть в драку! Любые конфликты можно решить словами! — тем не менее, ярость — от такого возмутительного безрассудства, являющегося не чем иным, как глупостью — никуда не девается. Сейчас Джиро дерётся куда реже, чем, к примеру, год назад — когда он только-только стал хулиганом — но Сабуро каждый раз реагирует практически одинаково. Ничего не изменилось даже после того, как они начали... прости, господи, отношения. Только, пожалуй, он немного перестал прятать беспокойство за злостью, вызываемой страхом и болью при виде увечий на родном до боле лице, даже так продолжающем сохранять выражение безмятежности.       Сабуро уверен на все сто процентов: Джиро может за себя постоять. В драке брат вряд ли кому-то проиграет один на один — а если противник окажется сильнее и крупнее, то обойдёт его скоростью и ловкостью. Но даже так... никто не отменял непредвиденных обстоятельств. Никто не отменял того, что против большого количества соперников драться куда тяжелее. Джиро — не машина, и сколь бы сильным он ни был, риск всегда остаётся. Сабуро боится, пусть и признаёт, что во время драк старший брат выглядит, без преувеличения, великолепно. Однако, восторг подобного зрелища мимолётен, ведь сразу же за ним появляется чувство вины. Это из-за него Джиро дерётся, причиняя боль другим и огребая сам. Да и, раз уж на то пошло, он терпеть не может физическое насилие — какой в нём смысл? Особенно сейчас, в эру, когда всё действительно можно решить за счёт одних лишь слов. Хотя, в иных случаях, рэп-баттл может оказаться куда опаснее простой драки на кулаках. Но всё равно! Если не вкладывать в рифму все силы — особенно против всякого отребья — можно с лёгкостью избежать лишнего кровопролития! — Я не мог так просто оставить то, что они тебя оскорбляли, — и взгляд Джиро — решительный, говорящий, что от своих слов он не отступится, по ощущениям прожигает в его сердце дыру. Злость сменяется растерянностью и отчаянием. И немного — болью. — Тебя никто не просил, — голос срывается на обессиленный шёпот — на поддержание привычного образа становится плевать. Сабуро смотрит на Джиро — на лице у него три полоски лейкопластыря, лоб испачкан грязью, чужой кровью и ещё бог знает чем, сам он похож на побитую собачонку, воинственно распушившую ободранный в драке хвост. — Не стоило нарываться только из-за того, что кто-то несёт чушь. Тем более из-за меня. — Что ещё за «тем более»? — глядя на него, сейчас, должно быть, жалкого и разбитого, Джиро и сам невольно теряет былой напор, немного смягчаясь. — Это же про меня говорили, а не про тебя, — под обеспокоенным взглядом Сабуро опускает голову, пряча свой. Под рёбрами стремительно нарастало клокочущее, болезненное чувство вины — всё снова, как в детстве. Джиро причиняет боль себе и другим из-за его проблем. Его чёртовых проблем. Сейчас Сабуро больше не беспомощный ребёнок, и может ответить если не физически, то хотя бы словесно. Постоять за себя, в конце концов. — Зачем ты полез? — я того не стою, хочется добавить ему, но за этим непременно последуют возражения. Давать ещё больше поводов для очередной склоки не хочется. — Потому что никто не смеет поливать моих братьев грязью, — легко, но вместе с тем твёрдо и серьёзно отвечает Джиро, и, в общем-то... Сабуро может его понять. Он никому не позволил бы говорить гадости про Ичи-нии, а про этого идиота в особенности — вероятно, это был какой-то особенный вид ревности. Никто, кроме него, не должен говорить о Джиро в плохом контексте. Однако, пусть и нечто подобное в некотором смысле льстит, Сабуро не может не беспокоиться. — Придурок, — уже менее агрессивно выдыхает он, слабо ткнув того кулаком в плечо, — тебе следует быть осторожнее. Научись уже не вестись на провокации. — А кто тогда будет тешить твоё самолюбие? — лукаво щурится в ответ Джиро, тут же заслужив яростный взгляд. — Шутка. Но раз уж ты так боишься, то ладно, я буду осторожнее. Разрываясь между «я не боюсь», «твои шуточки как обычно убоги» и простым молчанием, Сабуро говорит следующее. — Обещаешь? …в конце концов, раньше Джиро не сказал бы чего-то подобного. Раньше он вряд ли бы объяснил, почему вообще дрался. Так же, как и Сабуро не дал бы проявиться и намёку на беспокойство. Старые привычки умирают с трудом, но они оба учатся преодолевать их, постепенно открываясь друг другу. — Обещаю, — Джиро мягко улыбается ему, и Сабуро, невзирая на его потрёпанный вид и грязную одежду, первым тянется навстречу с объятиями. — В следующий раз мы поставим всех на место вдвоём. Понял? — он бурчит это куда-то в чужое плечо, частично надеясь, что его не услышат. Джиро фыркает насмешливо, осторожно прижимая Сабуро к себе. — Ну разумеется.