Самый несносный в мире эльф

Это был без сомнения лучший поцелуй в жизни Гермионы. Полный нужды, желания, горечи разлуки и тоски по каждому утраченному дню. Нет, он мог быть лучшим. Но этот поцелуй предназначался Пэнси Паркинсон — забыть об этом никак не выходило. Гермиона ловила губы Драко в последний раз. Ловила такие поцелуи, которых между ними никогда не было и не будет. Хваталась за его свитер и ощущала такие же жадные касания к собственному телу. Такого между ней и Драко никогда не происходило. Между Пэнси и Драко — явно да. Дышать стало тяжело совсем не из-за чужих губ, лишающих дыхания. К горлу подступил уже знакомый ком, а в уголках глаз зачесалось. Гермиона приказала себе терпеть — поплачет она потом. Сейчас Драко не должен ничего заподозрить. Он со своей девушкой и та, конечно же, не стала бы реветь в момент близости. Но тут Гермиона ощутила, что и сам Драко дрожит. Дыхание его стало рваным и частым, а пальцы с такой силой впились в плечо, что стало неприятно. — Не смей больше делать такого, — напряженно, с хрипотцой и несколько обиженным тоном потребовал он. — Не смей пропадать из моей жизни так надолго. И не вздумай ставить каких-то эльфов и их интересы выше меня, поняла? Потому что я сам не ставлю ничего и никого выше тебя, Гермиона. Она охнула. Попыталась подняться, но руки Драко крепче прижали к кровати. — Ты, конечно, выбрала весьма оригинальный метод примирения, но было бы проще, если бы ты просто признала свою неправоту недель так на пять ранее. Наконец он выпустил ее из хватки и сел, свесив ноги с другой стороны кровати. Спина его вздымалась в такт тяжелому дыханию. Драко не оборачивался и больше ничего не говорил, и Гермиона, осторожно присев рядом, рискнула опустить ему на плечо руку и спросить: — Ты понял?.. Как давно? Драко перевел на нее равнодушный взгляд, от которого стало не по себе, затем отвернулся и сухо произнес: — Почти сразу. Ты облажалась по всем пунктам. Недостаточно выглядеть, как Пэнси, и говорить ее голосом. По счастью, ты совершенно на нее не похожа. Даже когда пытаешься притворяться. Он снова посмотрел на нее и в этот раз улыбнулся. — Я рад тебя видеть. Но все же предпочел бы видеть именно тебя, а не… — он замолчал, подбирая слово, но быстро сдался. — Мда, не важно. Давай убираться отсюда, пока ты еще она. Иначе у многих возникнут вопросы, на которые я не готов отвечать. По крайней мере, сегодня. — Он встал, в приглашающем жесте протянул руку и, крепче сжав вложенные в его ладонь пальцы, тихо и будто бы с надеждой спросил: — Надеюсь, зелье короткого действия? Хотелось бы поскорее увидеть настоящую тебя. Гермиона кивнула. Оставалось еще минут пятнадцать, о чем она поспешила сообщить Драко. — Отлично, — отворив дверь, он пропустил ее вперед и, выйдя, наложил на дверь запирающее заклинание. — Как раз успеем убраться с глаз долой. Они вышли в гостиную. Здесь не было никого, лишь блюдце подрагивало на кофейном столике, помахивая черным змеиным хвостом. — Твоя работа? — Драко кивнул в том направлении и, не дожидаясь ответа, заключил: — Твоя. Должно быть, Блейз знатно перетрусил. Гермиона напряженно молчала. Она все еще пыталась переварить произошедшее. Драко и правда так легко и просто узнал ее под чужой личиной? Но где она ошиблась? И если узнал, то все те слова, которые он сказал Пэнси, те вещи, которые он делал… Она не совсем понимала, как ко всему этому относиться. — Так… — Гермиона оглянулась: они миновали ряд способных подслушать их портретов, и если нигде под потолком не болтался Пивз, свидетелей не осталось, — в чем я ошиблась? — М-м-м? — Драко, не выпуская ее руки из своей, тащил прочь от сырых подвалов и лишь скосил глаза, услышав вопрос. — Как ты понял, что я… Ну… Я? — Гермиона ощутила себя неимоверно глупой. Вроде бы такое простое задание она провалила с грохотом, и хоть закончилось все вроде как хорошо, она не могла перестать корить себя за ошибки. — Погоди, придем на место, потом поговорим, — пообещал Драко и устремился к лестнице. — Пэн!.. Си… — раздался голос какой-то девочки, одетой в цвета Слизерина. Она сперва бодро побежала вперед, но натолкнулась на недружелюбный взгляд Драко и осеклась. — Брысь, — тихо велел он. Дважды повторять не пришлось. Девочка, даже не подняв глаз на «Пэнси», побежала прочь. — Держишь их в страхе? — с укором спросила Гермиона. — Беззастенчиво пользуюсь всеми благами должности старосты, — осклабился Драко и, подмигнув, добавил: — Тут либо кнут, либо пряник, но все пряники — думаю, тут ты не станешь жаловаться — припасены у меня для тебя одной. От его слов сердце забилось быстрее, а ноги сделались ватными. Гермиона снова почувствовала себя глупой, но в этот раз была не против собственной глупости. Чувство понравилось ей. Бабочки в животе — так говорят влюбленные? Вот что-то подобное она и ощутила, услышав слова Драко. «О, Мерлин, — пронеслось у нее в голове, — да я ведь люблю его!» Это стало откровением для нее самой. Да, все эти недели она скучала. Да, тысячи раз хотела извиниться и помириться. Да, она думала о нем куда больше, чем прежде, но только сейчас, касаясь его руки, она вдруг осознала, что переросла былую симпатию. Потрясенная собственными чувствами, она брела по инерции, и лишь когда за спиной закрылась дверь, осознала, что они пришли. Это была комната с люком. Та, где в прежние времена Пушок, огромный трехголовый пес, охранял философский камень. С тех пор, как пса выпустили в Запретный лес, а камень уничтожили, комната пустовала. Сюда никогда и никто не заглядывал, и это, пожалуй, было лучшее место для разговоров. Правда от голых стен веяло холодом, но Гермиона не успела озябнуть. Секунда — и она оказалась в объятиях Драко, чьи пальцы тотчас нырнули в буйную гриву ее волос, легли на затылок мягко и нежно, и чей голос волнующе хрипло произнес: — Ты снова ты. Гермиона поняла это на секунду раньше, когда резинка юбки перестала впиваться в бока, но придерживать ее сейчас не было никакой необходимости: тело Драко жалось так близко и тесно, что у юбки не было никаких шансов сдвинуться хоть на дюйм. — Давай оставим объяснения на потом, — предложил Драко, и Гермиона не стала спорить. Мерлин свидетель, она и сама была готова предложить то же самое. Теперь она чувствовала Драко своим телом, целовала своими губами, и каждая ласка казалась ей даже чувствительнее, чем в теле Пэнси. Но, может, дело было в том, что в этот раз она совершенно точно знала, что все это предназначено ей одной? Мог ли кто поверить, что этот колючий, злой и задиристый парень может быть таким ласковым? То, как шептал он ее имя — словно она была самой большой драгоценностью его жизни — совсем не походило на того Драко, который задирал ее и ее друзей долгие годы. Холодные стены помещения внезапно показались невообразимо горячими. Касаясь их лопатками и затылком, Гермиона снова и снова благодарила Мерлина за опору — ей казалось, еще немного, и она просто рухнет. Недели назад, поссорившись из-за сущей глупости, они с Драко даже близко не находились в таких отношениях, какие захватили их сейчас. Будто эти недели не были разлукой, но двигали их друг к другу, сближали и укрепляли привязанность. Гермиона чуть было не призналась, что скучала, но сдержала рвущуюся на волю фразу. Впрочем, все ее естество кричало об этом громче всяких слов. Она не знала, сколько времени прошло. Даже если бы наступила ночь — Гермиона не заметила бы и этого. Все внимание было обращено к моменту. К человеку рядом с ней, так же отчаянно нуждающемуся в ней, как и она в нем. Губы припухли, от чего стали еще более чувствительными, шея горела от прикосновения холодных пальцев, а из самых глубин поднялось желание — такое жаркое и ненасытное, что Гермиона поразилась самой себе. Пока еще могла более-менее отдавать отчет своим действиям, она отстранилась и в попытках выровнять дыхание и унять жар, принялась оправлять растрепавшиеся волосы. Драко, дышащий шумно и словно бы нетвердо стоящий на ногах, некоторое время молча наблюдал за ее действиями, а на губы его то и дело наползало что-то очень похожее на улыбку. — Ну что… — Гермиона смущенно опустила взгляд и, заправив прядь за ухо, обняла себя руками, — теперь ты мне расскажешь в каком месте я прокололась? Я старалась походить на Пэнси и… — Я оценил, — улыбнулся Драко и, взмахнув волшебной палочкой, призвал мантию и столик с двумя чашечками какао. Обернув мантию вокруг плеч Гермионы, он подал ей чашку и довольно сообщил: — И все же ты облажалась по всем пунктам, веришь или нет. Усаживайся поудобнее, ибо я собираюсь поведать тебе о каждом промахе. *** — Пушкин? — брови Гермионы удивленно взметнулись вверх. — Прикидываясь дурочкой, не стоит цитировать классиков, — расслабленно пожал плечами Драко. — Пушкин! — повысила голос Гермиона, взволнованно поерзав. Она пыталась вглядеться в лицо Драко, чтобы понять, не шутит ли он, но так как сидела в кольце его рук, вывернуться сумела только чтобы разглядеть платину его челки да кончик носа. — Откуда ты знаешь Пушкина?! Драко ухмыльнулся. — Девочка моя, — мурлыкнул он ей на ухо, — ты так многого еще не знаешь обо мне и моей семье. — Он отстранил лицо, но объятия усилил. — Моя пра-пра и еще сколько-то раз прабабка Урсула встречала его в Париже. По ее словам, славный был малый, хоть маг весьма посредственный. Полукровка, бросивший Колдотворец на пятом курсе. Гермиона все еще сомневалась, уж не шутит ли он над ней, но перебивать не стала. — Году так в тысяча восемьсот двадцать шестом или около того он ухаживал за ней, но — сама понимаешь: чистота крови, все такое — у него просто не было шансов. Но бабка его любила, и когда он погиб на той магической дуэли, это разбило ей сердце. С тех пор она завещала потомкам никогда никого не любить и ни к кому не привязываться, — Драко прочистил горло. — Мама с папой первые, кто нарушил этот завет. Ну, знаешь, тетя Белла и дядя Рудольфус не слишком друг другом дорожат. Но, — он качнул головой, — речь сейчас не об этом, верно? Пушкин, — вернулся он к теме их разговора. — Портрет моей бабки, висящий в отцовском кабинете, — тебе бы это явно понравилось, — любит декламировать его стихи в послеобеденное время. Так что с русской классикой в мэноре знакомы. Но Пэнси там не бывала. — И все же, Пушкин был не единственной промашкой, — подытожила Гермиона, сделав мысленную пометку изучить жизнь русского классика с другой стороны. — Не единственной, — подтвердил Драко. — И даже не первой. Впрочем, первая была настолько незначительная, что, вероятно, я не придал бы этому значения, не последуй за ней другие. — Какая же? — Гермиона снова сделала попытку развернуться и снова руки Драко удержали. — Да сиди ты, — осадил он ее и поцеловал в макушку. — Ерзаешь… Причиняешь неудобство… — Прости, — пробормотала Гермиона виновато и постаралась максимально замереть. — Но ты не томи, рассказывай. — Ты назвала Блейза по фамилии, балда. — Быстрым движением Драко стукнул ее пальцем по кончику носа. — Пэнси зовет по имени. И вообще она бесконечно сюсюкает — тошно. «Дракусик, Блейзик, Грегорюсик», — передразнил он. — Манера речи у тебя была совсем ей не свойственная. Это была манера Гермионы Грейнджер, не Пэнси Паркинсон. Или тогда мне просто хотелось, чтобы это оказалась ты. — Но потом ты понял, — подсказала Гермиона. — По Пушкину. — Не совсем. Пушкин зародил во мне сомнения, твои дальнейшие действия все подтвердили. — Действия? — Гермиона снова дернулась, чтобы взглянуть на него, спохватилась, пролепетала слова извинения. — Вот что ты стала делать, зайдя в комнату? — спросил Драко, словно не заметив возни. — Стала говорить о себе гадости, а после полезла гладить волосы. Кстати, снова совсем не так, как она. Ты делала это нежно, осторожно… Искренне, что ли… — Он задумался, а после еще ближе притянул ее к себе. — Что бы ты себе ни надумала, дурочка, Пэнси запрещено касаться меня, когда мы наедине. И трепать о тебе языком — тоже. Она никогда бы не стала даже вспоминать твое имя, если не хотела, чтобы ее моментально выставили вон. Но то, как ты делала это… Как пыталась сойти за другую… Я чуть было не рассмеялся, даже обижаться перестал. Ну как можно обижаться, когда ты такая?.. — с придыханием закончил он и снова поцеловал, на этот раз в кончик уха. — Какая? — Гермиона вспомнила, что шевелиться не следует, но Драко вдруг сам задвигался. Легонько потянув за руку, усадил к себе лицом и приподнял пальцами подбородок. — Когда ты такая милая, — объяснил он, оставляя на ее губах невесомый поцелуй. — Прежде ты никогда не казалась милой. Сильная, волевая, самоуверенная, гордая и упрямая — такой я знал тебя до сегодня. Но ты пришла ко мне, и ты была совершенно другой версией себя. Когда я дразнил тебя, сказав, будто играл тобой — за что прости, — ты едва не заплакала. А потом я заговорил о дяде — словом, о нем Пэнси тоже не знала, — и увидел в твоих глазах тревогу за меня. Несмотря на нанесенную мной обиду, ты продолжала беспокоиться обо мне, отчего вдруг стало так грустно… Гермиона слушала, пытаясь не замечать бешеного стука сердца и боли, сдавливающей грудь. Слушала, забыв не только шевелиться, но и дышать. Драко перед ней выглядел таким искренним, как никогда прежде. — Я эгоист, Гермиона, ты знаешь, — вдруг резко сменил он тему. — И хоть понимаю, что недостоин тебя, не стану останавливаться. Просто… — он сделал глубокий вдох, и Гермиона вторила ему. — Я оглянулся назад, на прежнего себя и вдруг понял его… Волдеморта. Понял, почему он был таким злым и жестоким. Напоминание о давнем враге заставило Гермиону вздрогнуть. Темные времена давно прошли, но сотни искалеченных судеб, десятки вдов и сирот все еще оставались отголосками тех трагедий. Трагедий, которые творил один человек, убежденный, что он никому не нужен. Еще прежде, чем Драко продолжил, Гермиона поняла, о чем пойдет речь. Поняла и обняла Драко так крепко, чтобы ему даже не пришло в голову сомневаться: она с ним. — У Волдеморта не было никого, — проговорил он печально. — Не было никого, кто бы понял и принял его. Никого, кто готов был встать на его защиту — не важно — перед друзьями или перед врагами. У Волдеморта не было его Гермионы Грейнджер. А у меня она есть. — Драко снова поднял ее лицо, заглянул в глаза. — И она поедет со мной в мэнор на рождественский ужин, верно? Ведь я приглашал не Пэнси, ты же понимаешь? Я пригласил Гермиону. И совсем не потому, что там будет дядя Рудольфус. Просто я хочу провести этот вечер с тобой. На Гермиону словно высыпали ведро снега. Или два. Она ощутила, как ее придавил к земле груз ответственности, следующий за вроде бы простой фразой, как холодные мокрые снежинки облепили все тело — ничем иным мурашки, которыми покрылась, казалось, она вся, объяснить не выходило. Драко. Пригласил ее. В мэнор. Пригласил на ужин с его родителями. И если она пойдет, то… То что? Гермиона даже не стала обдумывать это. Предложение было и пугающим, и заманчивым, но ответить согласием она уж никак не могла. — Драко… — виновато начала она, — я бы с радостью провела с тобой праздники. Но… — Ты не хочешь видеться с моей семейкой, так? — небрежно спросил Драко, но весь напрягся, словно готовый в любой момент сбежать. — Семейкой?! — моментально вспыхнула Гермиона. Его тон ей совершенно не понравился. — Я бы никогда даже не подумала о них так, Драко. Никогда не отнеслась бы с пренебрежением ни к твоим родным, ни к твоему дому. И мне обидно, что ты снова меня неправильно понял. — С негодованием она стукнула Драко в грудь кулаком, но не дала опомниться. Тотчас взяла его лицо в ладони и медленно, убеждающе мягко и тихо начала: — Я бы с радостью познакомилась поближе с твоими родителями. И не побоялась бы страшного Рудольфуса… — Не сомневаюсь, — буркнул Драко, но Гермиона приложила палец к его губам. — Сегодня ты говорил очень много. А я слушала. Послушай же теперь и ты. — Убедившись, что все его внимание сосредоточено на ней, она пояснила: — На рождественские каникулы я уже приглашена, Драко. Вот вся причина. Миссис Уизли позвала меня в Нору, и я согласилась. Еще несколько недель назад. Отказаться я не могу — это попросту некрасиво… Драко выдохнул так облегченно, словно и сам избавился разом от пары ведер снега. Неужели действительно думал, что она пренебрегает его родными? По всей видимости, так и думал. — Приглашена, — повторил он, и на лице его отразился внутренний покой. — Но это ведь не страшно. Я же не собираюсь похищать тебя на все каникулы. Один вечер в семейном кругу. Уизли отпустят. Уже утром ты будешь у них. Подумай. Лишь мои родители, дядя с тетей и, возможно, Снейп. Только не спеши отказываться! — взволнованно зачастил он, очевидно, увидев на лице Гермионы сомнение. — Снейп только на работе строгий, сама увидишь. Он мой крестный, часть моей семьи. И… — Я не нравлюсь ему, — закончила Гермиона. — И я даже не уверена, что… Понравлюсь остальным. Ведь я… — Ты что? — словно не понял Драко. Но ведь понял — не мог не понять. — Не что, а кто, — поправила его Гермиона. — Грязнокровка, вот кто. Сказала и отвернулась, не в силах выдерживать взгляд. Если Драко и забылся, то она помнила каждую секунду. Бабушка Урсула отказала самому Пушкину! И потому только, что тот был полукровкой. А она, дочь маглов-дантистов, смеет ли вообще переступить порог мэнора? Она хотела поехать, хотела узнать ближе его мать и отца, но захотят ли они знать ее? — Дурочка ты, — обиделся Драко. — Вот ты кто. Грязнокровка... Был идиотом, ляпнул. Ты мне долго будешь это вспоминать?! Он снова ее не так понял. Решил, что она припомнила ему его же слова. Но ведь нет, дело вовсе не в том, что он однажды сказал ей, а в том, что тогда он сказал правду. — Драко… — Гермиона не знала точно, что хочет сказать. Знала только, что должна сказать хоть что-то. Но Драко остановил. — Прости, Гермиона, — пробормотал он тихо. — За все те слова и вообще… Что вел себя, как придурок. И что продолжаю себя так вести. Конечно, ты вправе злиться. Но я стараюсь стать другим для тебя. Правда, стараюсь. И вижу, что ты стараешься тоже. В последний раз… Прошу… Доверься мне. Проведи со мной вечер сочельника. Он не будет идеальным — это факт. И, возможно, ты услышишь неприятные для себя вещи. Но обещаю, я буду ограждать тебя от них. Встану стеной между тобой и ими, как ты тогда встала между мной и моим отцом. Я многие годы старался найти в себе силы противостоять дяде. И знаю, что найду, если рядом будешь ты. Та, кого я хочу защищать от всего мира. Гермиона не могла говорить. В который раз за этот день она просто слушала, а сердце ее разрывалось от боли и тоски. От любви, которая жила в ней и никак не могла найти своего выхода. Но говорить об этом сейчас она не хотела. День и так был практически идеальный. Лучше было сберечь признание подобно целительному бальзаму, чтобы излить его на душевные раны в вечер, когда Драко в этом будет нуждаться как никогда остро. В вечер его главной битвы многих лет. Вечер перед Рождеством. — Я поеду с тобой, Драко, — согласно кивнула она, испытав вновь прежнюю смесь страха и радостного волнения. Грязнокровка... Да, она и есть. И пусть она услышит это вновь. Это ведь просто слово — способно ли оно ранить? Нет, не теперь. — Мне не важно, кто и что скажет. Потому что ты, — она соединила их ладони, переплела свои пальцы с его, — мой щит. Ты мое «протего». Этого достаточно, чтобы шагнуть в любое пекло, об обычном семейном ужине и говорить нечего. Пусть даже помимо Снейпа и дяди Рудольфуса там окажется с десяток Амбридж. — Драко рассмеялся, и Гермиона, осознав, что лед между ними снова растаял, привстала и крепче обняла его за шею. — Я так счастлива, Драко, — прошептала она, оставив самые важные слова на потом. — Так счастлива… Он промолчал, но то, как ласково проскользили пальцы по ее щеке, как нежно Драко улыбнулся ей и как бережно обнял в ответ, подсказало, что и он счастлив тоже.