∞ ◆ ∞
Между деревьями кто-то крался — тихо хрустела почва. Данте медленно приоткрыл один глаз, всматриваясь в уже привычные чёрно-белые сумерки. Вергилий, лежащий позади него, тихо прошептал на ухо: «Не шевелись». Его хвост, мирно покоящийся на животе Данте, нервно дёрнулся и резко подался назад, со всей силы разрубая пополам подошедшего к ним из-за спины демона. Вергилий, находясь в человеческом облике, предпочитал оставлять хвост. В его одежде всё специально предусматривало это шипастое дополнение, и, если честно, Данте этот хвост обожал. Особенно в такие моменты, когда пищащий и хрипящий демон, не ожидавший такого подвоха, терпел от него поражение. Данте и Вергилий мгновенно поднялись на ноги, схватившись за оружие. Сколько длился короткий сон? По ощущениям, Данте только прилёг на землю и прикрыл глаза, укутавшись в плащ, чувствуя, как Вергилий обнимает его со спины, как тут же пришлось вновь бросаться в атаку. Сны здесь не снились. То ли из-за того, что толком не удавалось поспать, чудом вырывая себе несколько десятков спокойных минут, то ли ещё по какой причине. Демонов оказалось порядка десятка, они окружили со всех сторон, подбираясь ближе на скрюченных лапах. Низшая каста — хрипящая и свистящая, не имеющая иной речи кроме этой и не знающая иной жажды кроме крови. Такие убиваются быстро — за Данте и Вергилием, следующим по лесу уже хер знает сколько, из трупов подобных этим тянулся целый шлейф. Несложно, но заёбисто. — Суки, хоть бы раз дали поспать, а, — Данте принял вид триггера, не желая растягивать битву. Напротив — он думал скорее покончить с этими тварями и, может, ещё немного подремать. — Совсем размяк ты, братец, — бросил ему Вергилий, также трансформируясь и нанося смертоносные удары. — Завались, — прорычал Данте, стискивая голову демона в когтистых лапах и со всей злости сдавливая её до тех пор, пока она не лопнула, заливая всё вокруг своим мерзостным содержимым. Данте вошёл во вкус и потерялся. Он, вновь приняв человеческий облик, кромсал мечом уже давно сдохнувшее тело демона. Острое прочное лезвие перемалывало плоть и кости, дробило сухожилия, твёрдую кожу, внутренности — превращало всё в однородный фарш. Глаза застилала мутноватая пелена. Данте рычал, рычал и рычал, вкладывая в каждый удар всю ненависть и досаду. — Данте! — Вергилий, расправившись с последним демоном, резко позвал его. Когда брат не отреагировал, крикнул громче (возможно, рискуя призвать новую орду этих зловонных гадов). — Данте! Данте всё заебало. Они не могли нормально поспать, ночь не сменяла день, время растекалось лужей и пружинило резиной, звенело в голове и умоляло забыть о нём. Демоны попадались всё чаще, вода, чтобы обмыться, всё реже. Лес без конца и края, и застенчивые кроны деревьев над головой будто не меняли свой рисунок. Когда демонов не наблюдалось, они дрались друг с другом, а потом ебались, а потом рубили головы и кожистые крылья подкрадывающимся мерзавцам и шли вперёд чёрт знает куда и зачем. У них, как казалось Данте, ни цели, ни отрады — зато полно эфемерных минут и часов, чтобы закопаться в свои мысли, изодрать воспоминаниями душу и напоить внутреннего зверя горем с тоской в пропорциях один к одному. С Джи хорошо. Джи обнимал, и позволял обнимать в ответ. Сколько бы лет они ни виделись — им никогда не нужно вновь привыкать друг к другу. Между ними ноль неловкости и вопросов. Они знают друг друга как никто, им не нужно переживать о чрезмерной грубости или ласке. Вергилий умел получать удовольствие, умел его дарить, наслаждаясь этим. Если бы Неро не существовало, Данте ощущал бы себя святым мучеником в несуществующем Раю. Вергилий рядом, как он того и хотел. Они вместе убивают падаль, занимаются сексом, пытаются спать и сосуществовать. Джи ни разу не высказал мысли об очередном захвате мира, и вообще-то всё довольно терпимо. Сгинь они вдвоём под землю до появления Неро, Данте бы ни секунды не думал ни о ком, кроме его Джи. Он бы заставлял Джи в унисон говорить «Джекпот» и, скрестив оружие, вдвоём умерщвлять отродье. Однако сколько бы Джи ни целовал его, Данте не мог не вспоминать Неро. О том, что оставил его там одного, толком не попрощавшись, не сказав ничего важного, поступив как последний ублюдок. Вот, чем он отплатил своему мальчику, своему спасителю грязной души: уходом. Тем, чего Неро не заслуживал. Нервы сдавали. Тело, постоянно находящееся в позиции готовности к бою, перенапрягалось, мышцы закаменели, убийства не приносили прежнего удовольствия. Они шли по лесу, и лес не заканчивался. Небо оставалось таким же красным, редкие неглубокие реки, внезапно появляющиеся и пропадающие, отражали его, казались наполненными сосудами с кровью. Куда они шли? Зачем? Почему? — Данте! — Вергилий резво дёрнул его за плечи, встряхнул, толкая прочь от фарша — того, в чём едва ли можно было разглядеть демона. — Смотри на меня. Данте поднял безумные глаза. Джи смотрел строго и обеспокоенно. Его глаза напоминали о прохладе проточной воды в жаркие летние дни. Успокаивали. Остужали. Вергилий мягко усадил их на землю, сел напротив Данте, держа его лицо в ладонях, не сводя взгляда. Это он много лет прожил в Аду. Это он привык к здешним порядкам. Место стало его домом, в котором прошло больше времени, чем в подлунном мире. Это он вытравливал из себя человека, жил как демон, поступал по их законам и порядкам, пока Данте растил в себе человека, ел пиццу и трахался с его сыном, выстроив подобие семейных отношений. Данте не был готов к Аду, и Вергилий сильно ошибся, думая, что здесь они вдвоём смогут начать всё сначала. Порой начать с начала можно только умерев, некоторые поступки не стираются из памяти, борозды последствий не шлифуются ни годами, ни чувствами. Данте не слаб, но он не готовил себя к такой жизни, а потому, вместо того, чтобы привыкнуть и освоиться (что у него бы отлично получилось, ведь они одной крови), сопротивлялся новому режиму. Вергилий надеялся избежать разговора о Неро. Он просто вёл Данте вперёд, не зная, куда их приведёт дорога. Впрочем, здесь дорога всегда вела только к одной Госпоже, рано или поздно награждающей насильственным поцелуем всех. Вергилий знал цену их с Данте чувствам, ощущал их глубину и величину. Они — то, что оставалось в нём от человека. Но он недооценил чувства Данте к Неро. Должен был, но не желал даже думать о том, что Данте смог полюбить кого-то кроме него. К сожалению, он помнил всё, что было с Ви, и знал, чем Неро мог зацепить. — Мальчишка тебя обожает, — медленно и чётко проговорил Вергилий, продолжая смотреть Данте в глаза. Он не мог утешить брата иначе — мыслями тот был не с ним. — Хочешь поговорить о своём сыне? — прошептал Данте. Его взгляд медленно насыщался осмысленностью, возвращался к реальности. — Уверен, тебе есть, что рассказать о нём, — предложил Вергилий. Он не хотел слушать о Неро. Тем более от Данте. Но они едины, и спокойствие его не найдёт, пока брат мечется мыслями между ними, виня себя за всё на свете. Если и есть кто-то, виноватый «за всё», то это не он, а сам Вергилий. Данте покачал головой. Он не собирался делиться с ним мыслями о Неро. В жизни не признает своей слабости. Тем более перед Вергилием. Упрямый. Вергилий тоже. Он вспорет этот гнойник. Если понадобится — собственными зубами. В этом он готов пересилить себя и помочь Данте. — Как давно вы вместе? — спросил Вергилий, поглаживая лицо Данте. Не мытые, заляпанные грязью и внутренностями демонов волосы липли к его щекам. — Давно, — ответил Данте. — Сначала я видел в нём тебя. Вы очень похожи. Но потом рассмотрел его самого. Он лучше, чем ты и я. Он другой, но всё равно во многом часть тебя. — Да, я заметил, — согласился Вергилий. — Когда общался с ним в облике Ви. Он неплох… По крайней мере, Ви был в тихом восторге, — пробормотал Вергилий тихо как постыдную тайну. — Ви подружился с ним? — спросил Данте. Разговор о Неро оживил его. — Да… Что-то вроде того. — Вергилий мягко отпустил лицо Данте, придвинулся ещё ближе. Они сидели вплотную, соприкасаясь коленями. Данте вопросительно посмотрел на него, и Вергилий ответил: — Тот месяц, что тебя не было, они прожили втроём: Неро, Ви и эта шумная девчонка Нико. Неро себе места не находил, и тогда Ви взял всё в свои руки. Думаю, они были немного влюблены друг в друга. Вергилий, произнеся это, дал понять Данте: «Я признал свою слабость. Это несложно. Попробуй». Данте удивлённо посмотрел на него, думая, что сказать. Удивительно — обычно слова не обременялись такой сложной подготовкой к процессу вылета с его губ. — У вас что-то было? — Не у нас, — поправил Вергилий. — У Неро и Ви. В общем-то, я это больше, чем Ви и Уризен вместе взятые. Я Альфа и Омега, я то, из чего состоит круг, я и есть сам круг. Ви и Уризен — лишь его разные полюса, замыкающие друг друга. Ничего серьёзного — у них было слишком мало времени. — И чем ты его зацепил? — спросил Данте. — То есть Ви, а не ты. — Поговорил с ним. — О чём? — Обо всём. Ты хоть раз сказал ему, что он для тебя важен? Один раз и сказал. Может, не слово в слово, и не совсем тогда, когда следовало бы, а перед самым прощанием, но сказал же… К чему гадить словами тишину? Разве Неро не знал, как сильно Данте дорожит им? Что только ради него он был готов сразиться с Вергилием насмерть. — Слова имеют больше силы, чем ты думаешь. Порой они необходимы, — начал Вергилий. — Но теперь время упущено, и сожалеть об этом не имеет смысла. — Когда ты оторвал ему руку, — вдруг вспомнил Данте. — Ты уже знал, что Неро — твой сын? — Нет, — Вергилий покачал головой. — Догадался после. Вернее, Ви догадался. — И тебе это не помешало… — Тебе тоже, — перебил Вергилий. — Я оторвал ему руку, а ты разбил сердце. Один — один. — С чего бы это? У нас с ним были здоровые отношения. Мы не пытались друг друга убить (ну, может только поначалу), никто не собирался взять под контроль человечество… Вергилий сжал губы и отвернулся, вглядываясь в черноту леса. Помолчал немного и, не поворачиваясь, ответил: — Да, но ты бросил его в том мире. Он снова остался один. К тому же, он знает о нас. Наверняка, это вдвойне хуже. — Знает, потому что Ви сказал? — напрягся Данте. Оставить Неро, для которого ты сгинул в Аду с братом, — одно. Оставить пацана, для которого ты добровольно пошёл в Ад вслед за возлюбленным — это совсем другое. Блядь, да это же звучит как какая-то литературная романтическая хуйня. Отвратительно и гадко. Из романтики тут болота крови, грязные потные тела и горы трупов. — Да, — просто ответил Вергилий, чувствуя лёгкое садистское удовлетворение. — Какой же ты урод, — Данте разочарованно покачал головой. — Сказало моё отражение. — Дьявол, да закроешь ты свой рот? — Болтать обычно ты любитель. Замолкли оба. Данте собирался с силами для того, чтобы высказать свои чувства, вместо того, чтобы показывать их, как он привык это делать. Признаться самому себе в том, что ты дорожишь двумя одновременно одинаково сильно — намного проще, чем сказать это вслух, сделать факт осязаемым и живым. — Я скучаю по Неро, — выдавил Данте. Вергилий кивнул. Взял его руки в свои, сжал пальцы. — Та часть меня, что раньше была Ви, тоже. Другая моя часть хочет вернуться только для того, чтобы разорвать его на куски и не делить тебя больше ни с кем. Вергилий сжал его ладони до хруста, но хватка быстро ослабла, вновь превратившись в нежное касание. — Не знал, что ты такой ревнивец. — Раньше не было причины. — Ты не тронешь Неро. — Конечно нет, — согласился Вергилий. — Я не хочу потерять тебя снова. Ад чистил души от скверны. Данте не узнавал Вергилия — искреннего, разговаривающего о чувствах, а не машущего Ямато, спокойного и признающего свои слабости так легко, как если бы они являлись его достоинствами. Это касалось не только чувств, присущих людям. Вергилию также потребовалось слишком многое, чтобы принять правоту Данте относительно цели их существования, и здесь, в Аду, между сражениями и моментами бархатного затишья, убивая демонов, осознание неправоты обливало дёгтем и марало собственное достоинство. Кто-то из этих уёбков мог убить Нико или Неро — близких Данте и Ви людей. И если эти двое могли постоять за себя, то остальные — нет. Поэтому за них стояли Данте и Неро. А также Леди и Триш, и помогающая им Нико, как бы сильно она ни бесила Вергилия, тоже принимала в этом участие. Ви мог умереть много раз, если бы рядом не оказалось Неро. Он был слаб, и его защищали. Его хотели защищать, в то время как Вергилий хотел только рушить. В Аду мысли медленно из однородной кашеобразной массы выстраиваются в порядок, приводящий к умозаключениям. Вергилий не готов отказаться от своей позиции ради других слабых людей — несмотря на всё пережитое, ему на них, по большому счёту, плевать. Но он мог бы постараться ради Данте. — Почему ты прав? — спросил Вергилий без пояснений. Знал: брат поймёт, о чём он спросил. — Потому что моя правда несёт меньше смертей и делает меня счастливым, — ответил Данте. — А твоя правда из раза в раз загоняет тебя в эту задницу. И ты, падая, утягиваешь за собой других. — Мы вернёмся, — пообещал Вергилий. — Если ты хочешь, мы найдём способ, и ты снова его увидишь. Но я убью тебя, если после этого ты оставишь меня одного. Я убью вас обоих на глазах друг у друга. Он не шутил. Данте, к сожалению, это понимал. Но он и не собирался оставлять Джи одного, тем более теперь — когда они пришли к хлипкому перемирию и более-менее конструктивным диалогам. Он не знал, как уложить эти странные взаимоотношения между ними тремя в плоскость человеческого понимания, но зато он знал, как уместить их внутри себя. Значит, метод найдётся. Но для начала они должны выбраться отсюда. — Я никогда и не оставлял — ты всегда уходил сам или вынуждал меня прогонять тебя, — Данте обнял Вергилия. Поцелуй вышел медленным и горьким — как стихи, покидавшие губы Ви. Как их существование. Как затянувшаяся дорога к окончательному пониманию друг друга.∞ ◆ ∞
Демоны всегда нападали со спины. Не потому, что они подлые суки (хотя и поэтому тоже), но главным образом из-за того, что все они куда-то держали свой путь ровно до тех пор пока не попались на глазам двум сыновьям Спарды. Не посчастливилось, с кем не бывает. Не появляйтесь на свет дьявольский по понедельникам. Вергилий предположил, что выродки чуяли портал или, возможно, разлом. «Каким-то образом они проникают в человеческий мир. Очевидно, есть лазейка: либо прореха в эфире, ограждающем Ад от земного мира, либо наиболее тонкая его часть. А если так, то с этим Ямато может справиться». Что ж. Проверить следовало. По сему выходило, что уже некоторое неопределённое время они двигались в неправильном направлении. Ориентиры из демонов никакие, но эта зацепка — единственное, что у них было. Пришлось возвращаться, вновь встречая убитые ими останки. Данте не сильно расстроился: во-первых, пейзаж каким был таким и оставался, поэтому показателей регресса попросту не наблюдалось; во-вторых, он преисполнился энтузиазмом и надежды выбраться отсюда во что бы то ни стало, увидеть Неро ещё раз, и больше никогда не оставлять его. Особенно так по-скотски, как он сделал это. Сил прибавлял и тот факт, что Вергилий пообещал больше не творить всякой хуйни. В смысле, сказал: «Ничего подобного более не повториться, если ты впредь не оставишь меня». Как по Данте, это почти то же самое. Оставлять Джи он тоже не собирался, зато собирался усидеть на двух хуях сразу — и метафорических, и реальных. Пока не знал, как, но сейчас основная задача — вернуться, а там уже видно будет. Это Вергилий тешил себя планами на вечность вперёд. Данте решал проблемы тогда, когда они уже наступили и начали активно выдавать пиздюли. Дорога назад продвигалась так же отвратительно, как и вперёд: муторно и непонятно. Но теперь, когда она имела почти осязаемую цель, переносить её оказалось намного легче. Едва ли Джи после их разговора кардинально поменялся и стал мягче, но он по-прежнему подпускал Данте к себе, они продолжали трахаться в перерывах между драками и сном, с удовольствием сражались друг с другом до изнеможения и немного разговаривали. «Как ты жил, пока меня не было?» «А ты?» О большем Данте и не помышлял. Оно придёт после. То, что между ними с Джи произошло в Аду, — уже в тысячи раз превзошло то, что связывало их ранее.