Две вторых половинки

      Сквозь полупрозрачные занавески за окном медленно падал снег. Для мира Вергилия, бо́льшая часть жизни которого прошла в Аду, это настоящий сюрреализм. Тихое утро в небольшой гостевой комнатке с тёмными деревянными стенами, занавески на окнах, мягкая и скрипучая кровать, зато чистое постельное бельё и целых две подушки. Нет запаха крови или разложения — только пыль, дерево и ещё какие-то ароматы, которые задушили уютом с первого визита в этот богом забытый двухэтажный коттедж на окраине города. Вергилий узнал этот запах, потому что сохранил все воспоминания Ви. И теперь, проснувшись, наверное, впервые за десятилетия по собственной прихоти, а не потому что так нужно, он лежал в кровати, наслаивая свои ощущения на воспоминания растворившейся в нём человеческой половины. За то короткое время, что Ви прожил в доме, он успел его полюбить. Вергилий же пока в полной (и не свойственной ему) растерянности расфокусированным взглядом провожал падающие снежинки, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел снег. Кажется, как будто ещё в глубоком детстве…       С первого этажа не доносилось ни звука. Вергилий знал, что Неро просыпается рано (это одолженное у Ви воспоминание), но понятия не имел, как долго спит его брат. В Аду они оба дремали короткими интервалами, то просыпаясь, то снова окунаясь головой в тягостное ничто без снов. Приятные сны — это тоже привилегия из прошлой жизни. Таким, как он, положены только кошмары.       Вергилий сел, спуская босые ступни на ледяной пол. Посидел так несколько минут, сожалея о том, что очередной его плащ стал жертвой адских разборок и был уже непригоден к носке — на нём оставалась только мягкая одежда Данте, в которой он ощущал себя брюхом опасного хищника — уязвимо и открыто. Половицы постанывали под ногами, и ступени лестницы им аккомпанировали пока Вергилий проделывал короткий путь от комнаты до первого этажа. Спустившись, замер у подножия: с его ракурса отлично просматривался диван в приёмной (до него всего-то метров пять) и спящих на нём любовников.       Данте прижимал к себе Неро крепко — он не ослаблял хватку даже во сне, уж это Вергилий знал по себе. Неро, свернувшийся, тылом утыкался в спинку дивана, а лицом — в тёплое место между шеей и плечом Данте. Одежда на подлокотниках и полу, оба, вероятно, нагие, но прикрыты красным клетчатым пледом, из-под которого то тут, то там выглядывали голые сантиметры кожи. Вергилий не уверен, что хотел бы видеть это, но он сам согласился вчера с Данте хотя бы попытаться жить втроём. Правда, он не думал, что ему придётся делить брата с Неро не только в быту и работе, но и в постели, хотя Данте честно не скрывал своих желаний и намерений — просто Вергилий пропустил ту часть, из-за которой его теперь обглодает до последней косточки ревность, мимо ушей. Он всё ещё малоуспешно пытался смириться с мыслью, что кто-то, кроме него, смог полюбить брата, и что тот смог полюбить кого-то, кроме него. Ви, конечно, не в счёт: слабый, хрупкий, обессиленный от одиночества, изъеденный болью, он забывался в сильных руках Неро. Их влечение друг к другу было так же предсказуемо, как вдох после выдоха.       И всё же Ви был частью Вергилия и сделался ею снова, отдав альфе и омеге все свои новые воспоминания, эмоции и чувства. Вергилий ревновал и злился, но не испытывал ненависти — её всю выжег Ад, но сначала Ви поспособствовал её уменьшению. Эта раковая опухоль отпала сама, осталась там, среди мёртвых изувеченных тел, рек крови и ошмётков внутренних органов; между их с Данте разговорами и сексом, между их телами и молчанием. Всё, что составляет каждое живое существо при рождении, заряд души, данный на всю жизнь, Вергилий израсходовал. Он ушёл в минус ещё до Ада, и едва-едва начал заряжаться снова — очень медленно и неохотно, подавляя собственное сопротивляющееся нутро, окостеневшее в вечной мерзлоте его разума и сердца.       Вергилий утащил Данте в Ад, потому что надеялся навсегда остаться с ним наедине. Для него это был, наоборот, Рай. Только они вдвоём и никого, кроме демонов рядом. План сработал бы отлично, не появись на свет Неро, прочно проникший в суть Данте. Туда, где было место только одному. Пришлось неохотно двигаться, пришлось возвращаться обратно, мириться со многими вещами, признавать себя виновным во всех поражениях. То, что задумывалось как единение, превратилось в поиск выхода. Данте уже никогда бы не смог любить его как прежде, целовать его как прежде и как прежде всё прощать от безысходности, потому что теперь у него был Неро — ещё один смысл жить, и Вергилий быстро понял, что если ничего не изменит в себе, то потеряет Данте. На этот раз навсегда. Поэтому ему пришлось с чего-то начать.       Ревность и собственничество немного утихали, когда Вергилий понимал, что Неро — его сын, что Данте полюбил не просто «кого-то», а всё-таки — и это неоспоримый факт — частичку его самого. Вчера, когда Данте и Неро катались по полу, как маленькие тигрята, валяя друг друга и шипя, Вергилий даже подумал: его брат и его сын. Ох. В этом было что-то извращённо-тёмное, то, что заставляло демоническое начало в них поскуливать от восторга. Это даже немного заводило. Неро, такой же несдержанный, как Данте, и Данте, осознающий вес своих прошлых поступков и несущий за них ответственность. Он только мнил из себя безалаберного и шумного остряка, но на деле именно он, а не Вергилий, оказался способным на что-то такое серьёзное как ответственность (и не только за себя).       Будет ложью сказать, будто Вергилий вчера не подслушивал их. Не то чтобы специально, но… Может, он просто ждал, что Данте придёт на ночь к нему, а вместо этого услышал против воли вырвавшийся сладкий стон, принадлежащий не брату (его тембры Вергилий выучил наизусть). Больше он ничего не слышал, и это доказывало факт, что звук вырвался случайно, на вершине наслаждения. Ему ли не знать, как хорошо может быть с любимым. После долгой разлуки особенно.       Вергилий стоял, опираясь на перила, и не сводил взгляда с переплетённых тел.       Когда-то очень давно, ещё в прошлой жизни, бывшей не с ними и не на этой земле, у Данте и Вергилия было детство. С отцом и матерью, они росли как самые обычные мальчишки. Всюду бегали друг за другом, неразлучные настолько, что порой у матери это вызывало лёгкую волну тревоги. От Евы Вергилий унаследовал любовь к литературе. Он рано научился читать и делал это с упоением — мама давала ему подходящие возрасту книги, и время за их прочтением пролетало незаметно. Данте читать не любил — ему бы порезвиться, попрыгать и побегать. Каждый раз, когда Вергилий брал в руки книгу, брат вымученно стонал, понимая, что на следующие несколько часов Вергилий потерян. Тогда он садился рядом и просил читать вслух. Вергилий читал. С ошибками и недочётами, которые тут же исправлял сам, но интересно и с выражением. Часто Данте засыпал, сползая головой к брату на колени, и тогда Вергилий мог часами сидеть, читая книгу про себя, игнорируя позывы в туалет или жажду с голодом. Он старался не шевелиться, чтобы не разбудить брата, и, повзрослев, Вергилий понял, что именно брат заложил в него основы той выдержки, которую он потом с годами приумножил и закалил, настолько привыкнув лишать себя всего, что в какой-то момент стал делать это даже не осознавая, как в очередной раз отнимает от себя важную часть.       В дни, когда настроение к книгам не лежало, Вергилий с Данте носились по небольшому саду возле их дома, сражаясь на деревянных мечах и по очереди побеждая друг друга. Иногда они дрались со всей детской серьёзностью, позабыв придуманные ими же самими правила боя. Дрались, потому что Вергилий съел последнее яблоко, или потому что Данте хотел играть, а его брат — читать. Дрались по пустякам и мелочам и довольно часто при этом обижаясь друг на друга, расходясь в разные комнаты и не разговаривая друг с другом следующие несколько часов. Но даже будучи в страшной обиде друг на друга, по ночам они всё равно не могли уснуть в своих кроватях. В полной тишине дожидались, когда уснут родители, и перебирались к другому на кровать, обнимаясь так крепко, будто завтра их могут разлучить. К тому моменту причины обид забывались, наступала ночь с красочными сновидениями в самом безопасном на свете месте: в объятиях друг друга. А утром Ева или Спарда находили их вновь на одной кровати и спорили, что с этим делать. Близнецы никогда не слушали эти споры, потому что это ничего бы не поменяло между ними.       Наступал новый день, за который они, быть может, немного почитают, поиграют или вновь подерутся, чтобы ночью оказаться в одной постели. Они не знали жизни друг без друга, и, когда их мир безжалостно растерзали, им оставался только долгий путь обратно друг к другу: через восстановление воспоминаний у Данте, через тяжёлое детство у Вергилия, через разные механизмы преодоления травм, через демонов, смерти, потери и разрушения. Через ошибки и поражения. Истощая данный каждому на всю жизнь заряд на то, чтобы однажды вернуться и соединиться снова.       Данте смог пережить потерю брата и родителей достойно, Вергилий — нет. Он сделался зависимым от контроля, силы и жажды власти.       Но в конце концов они всё-таки вернулись в ту точку, из которой их выдернули. Только теперь Вергилий стоял и смотрел, как Данте обнимал во сне его сына, и не знал, конец ли это пути или самое начало нового.

∞ ◆ ∞

      Спать на кожаном диване не очень удобно: мебель скрипела и шуршала, ноги едва влезали, утыкаясь в подлокотники, простыни соскальзывали, отказываясь держаться на месте сколько их ни втыкай поглубже между мягкими подушками. Каждое утро Данте, как чистоплотный и любящий порядок (нет) человек, собирал постель, пихая подушку, простынь и плед в диванный ящик. Просыпался он позже всех, и к тому моменту, как приходил на кухню в остром приступе голода, Неро и Джи уже сидели там: молча завтракали, не смотря друг на друга, делая вид, что второго нет. Иногда Данте казалось, что он шугал их, как малых детей: голоса из кухни иногда всё-таки слышались, но стоило ему пошевелиться и подать признаки жизни, как тут же всё затихало.       Данте спал на диване в приёмной уже четыре месяца. Он не мог спать с Неро или с Вергилием — боялся обидеть кого-то из них (поэтому обижал одновременно обоих, молодец). Того, что они уже жили втроём, того, что ради него согласились пойти на это — уже достаточно. Всё как будто дышало на ладан, и Данте не знал, как долго ему ещё удастся бегать от себя и своих любовников. Он настолько не хотел выбирать, что почти перестал касаться их обоих — делал это редко и только тогда, когда был уверен, что второй не увидит. Данте считал себя вором, целуя Вергилия или Неро. А что он воровал?.. Диван должен был стать перевалочным пунктом от А до B, временным решением. Однако нет ничего более постоянного, чем временное.       Любой вдох рядом с Неро Джи мог расценить как провокацию, причину для ревности и всплеска гнева. С Неро проще — он тоже взрывной, импульсивный (хотя и намного меньше, чем был в самом начале их знакомства — заметно возмужал). Неро был стабилен, он не стал бы от горя крушить город и строить планы мести, потому что всегда старался перемолоть негатив внутри себя, а то, что порой вырывалось во внешний мир, ни в какое сравнение не шло с тем, на что способен Джи в ярости. Боже, однажды он ударил отца, приревновав брата… Он был способен на многое, и Данте дал ему время привыкнуть к новой жизни, той, в которой не нужно постоянно бороться, чтобы выжить, не нужно мстить или быть обиженным на весь мир; к той, в которой у него всё хорошо и ровно, как пульс младенца в материнской утробе.       Словом, Данте намеренно отошёл на второй план, с опаской ожидая при этом, у кого первым закончится терпение и к чему это приведёт. Не лучшая тактика, но если у вас есть предложения — Данте принимает их в агентстве.       Тем апрельским утром пришлось встать пораньше. Близился день города, а все более-менее крупные мероприятия обычно, наравне с полицией, патрулировали и члены «Devil May Cry». Своего рода государственная служба, потому что сопровождать кого-то или следить за порядком приходилось частенько, а выбить из городской казны постоянное жалованье пришло в голову Неро, когда Данте и Вергилий съебались в Ад. Теперь у них был ежемесячный заработок, не считая дел в других городах (в радиусе максимум четырех дней езды) и частных клиентов. Поскольку в этом году Рэд Грэйв праздновал юбилей, скопище людей обещало зашкалить, по плану это растягивалось на несколько дней, включало в себя гостей из соседних поселений и развлекательную программу, рассчитанную на самый разный возраст. И перед этим им всем за неделю нужно было вместе с Моррисоном обсудить, кто и к какому объекту будет приставлен, с кем будет в паре и за что отвечает. Бумажные формальности. Улаживание вопроса с полицией, от которой пользы едва ли не больше, чем от церковной мыши. Всё это должно занять не один час (а, может, и день), поэтому бесконтрольное пролёживание дивана за употреблением сновидений пришлось на время отложить — впереди полторы рабочих недели, семь дней из которых — это практически круглосуточное наблюдение за городом. Потому что демоны как мухи — чувствовали скопление ну, скажем, мёда (хотя Джи выразился бы иначе) и прорывались наружу, чтобы полакомиться. Без работы сидеть не приходилось (к счастью или сожалению).       Солнце уже залило всю приёмную, Неро и Джи наверняка проснулись — на кухне стучала ложка о чашку, звенела тостерница. Голосов не слышно. Данте привёл себя в порядок и пришёл на аромат поджаренного белого хлеба. Иногда, когда он просыпался, а завтрак уже был готов, Данте пытался понять: кто его сделал? Скорее всего Неро: делать что-то подобное ниже достоинства Джи. С другой стороны, он многое не знал о брате, и часто утром на столе появлялось то, чего Неро никогда не готовил прежде. Когда Данте пришёл на кухню, Неро сидел на своём привычном месте. Подогнув под себя одну ногу, он мазал тост сливочным маслом. Значит, ленивый завтрак: хлеб и всё, что ты можешь на него положить или намазать. Тоже неплохо. Джи, уже в полной готовности (новом плаще, кожаном жилете и белой рубашке под ним) сидел напротив — до его появления это место либо пустовало, либо его занимал кто-то из девочек. Он перемешивал в чашке кофе и, читая книгу, не глядя жевал сделанный на скорую руку сандвич.       — Доброе утро! — бодро поздоровался Данте, плюхаясь на своё привычное место — так получилось, что между Неро и Джи.       — Доброе, — поздоровался Неро, мельком взглянув на него. — Сегодня тосты. Если хочешь что-то посущественнее, в холодильнике остался вчерашний ужин.       — Ты не мог бы спать ещё дольше? — сухо поинтересовался Джи, не отрывая взгляда от очередной книги. — Мистер Моррисон уже дважды звонил сказать, что в участке ждут только нас: Нико, Леди и Триш уже давно на месте.       А вот и обратная сторона воздержания и вынужденного целибата: отношения с Неро и Джи заметно регрессировали. Прежде Неро бы наделал ему гору тостов с мясом, что осталось с ужина, заварил бы чай с молоком и поцеловал перед завтраком. Раньше они улыбались по утрам, обменивались колкостями и подстёбывали друг друга. Теперь, поскольку Данте сам отдалился, Неро не нашёл ничего лучше, как выбрать ту же тактику. Джи, впрочем, тоже. Те отношения, что они с горем пополам выстроили в Аду, рассыпались на глазах. Данте торчал на пограничной полосе, разрываясь между нежеланием делать выбор ни в чью пользу, чередовать (дьявол упаси) любовников и между тем, чтобы поддерживать с ними близкие отношения, рискуя спокойствием Неро и провоцируя ревность Джи.       Неро всё-таки придвинул к Данте свою тарелку. На ней лежали тосты с джемом и несколько сандвичей с ветчиной, сыром и омлетом.       — А ты? — спросил Данте, смотря на Неро.       — Уже поел. Сделаю тебе чай.       — Спасибо. — Данте подтянул к себе тарелку и принялся жевать завтрак. Неро вскоре действительно поставил перед ним чашку чая с молоком и сахаром. Стало немного легче: вредничает, но всё равно заботится.

∞ ◆ ∞

      В дни, когда у троих, живущих в агентстве вот уже полгода, одновременно выдавался выходной (все вместе они на задания выбирались редко, как правило, чередуясь с девчонками) Данте спал до обеда. Вергилий и Неро, неожиданно ставшие соседями по комнатам, просыпались примерно в одно время, и очень скоро выучили утреннюю рутину друг друга.       Неро вставал около восьми, принимал утренний туалет, переодевался из пижамы в домашнее, спускался вниз. Там он неизменно встречал вставшего ещё раньше него Вергилия. Тот сидел за столом с книгой в одной руке и кофе в другой. Неро наливал себе стакан воды и выпивал его залпом, затем сидел, ожидая, когда Вергилий дочитает до какого-то момента в книге, после чего они молча вставали и шли на задний двор, чтобы поупражняться вместе.       Начинали всегда с разминки. Разогревали мышцы, будили тело ото сна неспешно и в той же тишине. Ямато пела, покидая ножны. Неро смотрел на неё с некоторым сожалением: ему очень нравилось время, когда они были с этой катаной заодно, как неразлучные компаньоны во время боя, команда слаженности и безжалостности над врагом. Вергилий не признавал в бою огнестрельное оружие, и поэтому, как правило, Неро сражался с ним, используя либо Алую королеву, либо улучшенную и доработанную Нико (он обожал эту женщину) версию Увертюры, надетую поверх целёхонькой правой руки.       В первых числах июня ранним утром на улице ещё стояла приятная прохлада. Мимо окон летали птицы, приёмная и та часть агентства (включая кухню), что выходила на восточную сторону, вовсю захлёбывалась жидкими тёплыми лучами солнца. Неро, как обычно, спустился вниз. Вергилий сидел за столом, понемногу отпивая кофе и переворачивая большим пальцем книжные страницы. Неро никогда не видел, чтобы Вергилий посещал книжные магазины или местную библиотеку, но догадывался, что некоторые издания, совсем новые и хрустящие корешками, постепенно заполняли гостевую спальню, в которой тот жил. Это было так… нормально. По-человечески. Постепенно Вергилий учился жить так, как это делал Данте: помогая людям, отдыхая и выделяя время на себя и своё удовольствие. В каком-то смысле даже размеренно, если считать схватки с демонами частью их обыденной реальности.       Вергилий вообще заметно смягчился. Это понял и Неро, и Нико с Леди и Триш, которые первое время предпочитали не показываться в агентстве, но после как-то осмелели и всё вернулось на круги своя. Разве что иногда на первом этаже становилось чересчур шумно, и Вергилий уходил в свою комнату, но, по крайней мере, он никому не портил жизнь своим присутствием.       Неро и Вергилий никогда не желали друг другу доброго утра — обменивались молчаливыми взглядами. Затем Вергилий возвращался к книге: ещё немного читал, допивал кофе, и они шли на задний двор. Тем июньским утром всё шло точно по плану. Вергилий читал сборник трагедий Еврипида (Неро всегда подсматривал обложку). Кофе медленно заканчивался. Наконец, загнув уголок страницы, Вергилий закрыл книгу и отложил её на стол. Неро встал. Вместе они вышли на задний двор и начали с разминки.       Бой с Вергилием — совсем не то же самое, что бой с Данте. Если последний выпендривался и превращал кровавое мессиво в показ всех своих трюков, то Вергилий действовал без лишних телодвижений: сухо, холодно и равномерно. Данте и Вергилий оба трансформировали процесс убийства демонов в искусство, только картины Данте пестрили красками и сочностью, а полотна Вергилия держались в рамках монохромности, изысканного минимализма. Вергилий не махал напрасно катаной, больше присматривался и наблюдал за противником, нападая редко, но в наиболее подходящий момент. С Вергилием сложнее: с Данте Неро уже приловчился, и характер боя у них чем-то схож, а Вергилий — это противоположный полюс, Terra Incognita, которую предстояло открыть, если только она позволит.       …пот стекал по лбу, щипал глаза, каплями собирался на коже и струился вниз. Стена дома за спиной всё приближалась, Неро отступал. Вергилий, один за другим, метал в него ледяные копья, которые с дребезгом разлетались об Увертюру — холодная крошка осыпала лицо кристаллами прохлады, мгновенно таяла и смешивалась с потом. Вергилий дрался молча. Неро ждал, когда противник подойдёт ещё ближе. Настолько, что он сможет ухватить его улучшенной рукой и сжать горло, укладывая Вергилия на лопатки.       Вергилий подходить не спешил. Они крутились на одном месте, не решаясь напасть. Наконец, Неро рванул вперёд, острыми и длинными когтями Увертюры глубоко прорезая кожу на шее соперника. Вергилий быстро отстранился, лезвие катаны сверкнуло, отражая солнечный свет, прямо в глаза Неро, тот зажмурился, и Вергилий мгновенно опрокинул его на землю, приставляя конец клинка к ярёмной впадине.       — Четыре — один в мою пользу, — тихо произнёс Вергилий, с нежным шелестом помещая Ямато обратно в ножны.       Неро лежал на земле, тяжело дыша, и смотрел на возвышающегося над ним Вергилия: красивого и нисколько не вспотевшего. Проклятое солнце подсвечивало кончики его едва растрепавшихся волос. Неро сглотнул вязкую слюну, ловя себя на мысли, что ему нравится ощущать себя здесь и сейчас: уложенным на лопатки сильным и уверенным в себе полудемоном. Вергилий поправил чёрные кожаные гловелетты и подал ему руку. Неро вложил свою ладонь в чужую, и его потянули наверх.       Конец тренировки. Солнце уже подпекало в спины, Данте ещё наверняка спал. Их ждал душ (у Неро на втором этаже, у Вергилия на первом) и вторая встреча на кухне — уже за завтраком.       Если Вергилий пробуждался первым, то ко второму приходу на кухню Неро его, как правило, опережал. Он смывал с себя пот, грязь и кровь (они с Вергилием не старались покалечить друг друга намеренно, но иногда всё же получалось), переодевался в чистое и спускался вниз, чтобы начать готовить завтрак. Обычно Вергилий приходил пять-семь минут спустя и спрашивал, может ли чем-то помочь. После утренних физических нагрузок появлялись силы на более-менее нормальный разговор. Совместные бои помогали им в совершенно «легальной» форме выплеснуть друг на друга всё недовольство от сложившейся ситуации, и дальше заднего двора оно не уходило. Если бы Данте поинтересовался, как у них идут дела, Неро бы ответил: неплохо. Мы не хотим вспороть друг другу животы или глотки, дерёмся в строго отведённом месте, а вне его пытаемся поддерживать нормальное общение.       Идея тренироваться совместно принадлежала Вергилию. Коль скоро так вышло, что они, день за днём, на протяжении недели, оказывались на заднем дворе в один и тот же час, этим стоило воспользоваться. Ему пора было научиться общаться с людьми нормально, а не как с Данте. Да и в целом, чтобы продолжать жить в Рэд Грэйве, приходилось поддерживать контакт со многими: полицейскими, клиентами, простыми горожанами, которые продавали им что-то или приходили за помощью. Все они не были в Аду и будто говорили на другом языке. Выходило, что с Неро он тренировался не только технике боя, но и взаимодействию с другими.       На сковороде дожаривались грибы. Вергилий на второй конфорке переворачивал бекон. Своей очереди ожидали яйца, сосиски, помидоры и тосты. В духовке разогревались бобы в томатном соусе. Английский завтрак — Данте будет в восторге от обилия еды. Несмотря на то, что приходилось стоять в считанных сантиметрах друг от друга, никто из них не мешал другому. Стол постепенно заполнялся едой, стрелка часов, висящих над дверью, медленно ползла к двенадцати. Скоро должен проснуться Данте. Тогда они все вместе позавтракают, а затем, поскольку у них выходной, оккупируют приёмную. Вергилий сядет на край дивана с книгой в руках, Данте растянется посередине, утыкаясь в телевизор, Неро пристроится рядом.       Часам к четырём Данте заноет, что голоден, и тогда, быть может, они выберутся куда-нибудь в город поесть, прогуляются до небольшой пиццерии или кафешки с бургерами, вернутся в агентство затемно, потому что путь от их дома до города неблизкий, но это и хорошо, потому что за время дороги туда и обратно Данте успеет расспросить всех о планах и рассказать о своих, заполнит тишину, даст понять, что они всё-таки вместе — вот так странно, втроём и по отдельности, но вместе…       …а вечером они сыграют несколько партий в шахматы или карты, меняясь партнёрами по игре под гудение всё того же телевизора. Это максимум близости, которую Данте высыпал Неро и Вергилию в ладони, как крупинки манки. Но с чего-то нужно начинать.       — Данте спал с тобой с тех пор как вернулся? — неожиданно и тихо спросил Неро, не сводя глаз с грибов на сковороде.       — Смотря куда ставить логическое ударение, Нер-ро, — ответил Вергилий, снимая поджаристый до хрустящего состояния бекон на подготовленную тарелку. Если он и удивился вопросу, то виду не подал.       Неро молчал. Зря он поднял эту тему.       Вергилий взялся за яйца — разбил на сковороду сразу шесть штук, присолил, оглянулся в поисках перечницы — Неро подал ему в руки искомый предмет.       — Нет, — наконец ответил Вергилий, сдобрив будущую яичницу перцем и накрывая сковороду крышкой. — Я думал, он спит с тобой, потому и не приходит ко мне.       Неро отрицательно покачал головой. Они обменялись понимающими взглядами, но больше ничего, до самого пробуждения Данте, не сказали друг другу.

∞ ◆ ∞

      К июлю ничего не изменилось. Данте по-прежнему спал на диване в приёмной, терпение Неро подходило к концу, Вергилий — сама невозмутимость — сохранял спокойствие. От попыток поговорить Данте сбегал. Пока Неро не сумел найти подходящих слов для разговора (потому что и сам в точности не знал, что бы хотел сказать), он позволял Данте болтать на отвлечённые темы.       Зато Вергилий как-то утром протянул ему книгу в тёмно-бордовой обложке. Золотое тиснение букв на корешке от времени стёрлось, а в углу стоял библиотечный номер. Значит, Вергилий действительно посещал библиотеку, когда уходил в город один. Неро книгу взял со скептицизмом — он никогда не любил читать. За исключением тех двух книг, которые он привёз с собой из Фортуны, и сборника стихотворений, что оставил ему Вергилий перед Адом (Неро прочёл весь несколько раз — в память о Ви).       Читать оказалось приятно. Сам процесс увлекал, Неро как будто выпадал из жизни на те минуты и часы, пока глаза скользили от строчки к строчке, пальцы переворачивали страницы как будто сами по себе, в голове возникали образы, звучали голоса и разворачивался целый мир. Из одной точки — предложения — он ширился, обрастал абзацами и главами, в нём появлялись новые персонажи, учились взаимодействовать, выстраивали конфликт и разрешали его. Помимо буйства фантазии, бонусом шло освобождение от собственных мыслей, приятное удовлетворение от прочтения финальной строчки и мыслительное послевкусие, заставляющее пораскинуть мозгами о только что усвоенной информации. Неро понимал, почему Вергилий так часто и много читал: это помогало навести в голове порядок и здорово увлекало в выдуманный мир. Краткосрочный и не всегда контролируемый побег от реальности.       Тогда Неро так увлёкся чтением, что не смог уснуть: всё перелистывал и перелистывал страницы в предвкушении той самой, последней. А, прочитав, ещё несколько минут лежал в постели со звенящей тишиной в ушах и пустой головой. Он рассматривал потолок, в уголке которого паук сплёл паутинку (надо бы убраться), колышимые ночным ветром занавески и пустоту по правую руку от себя.       Неро отложил книгу на прикроватную тумбочку и встал с кровати. Дом спал — время перевалило за полночь. Скрипя полами, не включая свет, Неро спустился вниз. По памяти нашёл диван, всматриваясь в темноту, немного постоял, давая глазам привыкнуть. Данте спал на животе, свесив одну руку к полу, вторую используя вместо подушки (та лежала рядом с диваном, видимо, упала). Неро присел на краешек дивана, положил руку на плечо Данте и мягко потряс.       — Данте, — позвал Неро шёпотом. — Данте!       Данте мгновенно открыл глаза, сгруппировался, готовый к опасности, за спиной блеснул пока что призрачный силуэт меча. Неро положил руки ему на плечи и тихо сказал:       — Это я, успокойся, старикан, а то сейчас из штанов выпрыгнешь.       — Неро… — простонал Данте, падая обратно на диван и прикрывая глаза. — Чё случилось, пацан?       — Ты трусливый козёл, — пробормотал себе под нос Неро, но вслух сказал: — Двигайся.       — У меня отличный слух, если ты забыл, — низко прохрипел Данте, освобождая Неро место у стены и прочищая горло.       Неро перелез через ноги Данте, и его тут же зажало между телом и спинкой дивана. В этом году летние ночи не такие жаркие, пекло начиналось только после восхода, и сквозняк из открытых окон дышал прохладой листьев и травы. Неро обнял Данте, прошёлся носом от груди до уха, вдохнул ставший родным, успокаивающий запах тела и прикрыл глаза. Данте обнял его в ответ, просунул ногу между колен, поднял с пола подушку и подложил обратно. Неро опустил на неё голову, рассматривая еле различимые черты лица напротив.       Одни фразы хуже других, вопросы глупее друг друга, слова — калечные хромоногие звуки. Слишком много в мыслях всего: и обрывки прошедшего дня, и старые воспоминания, и события только что прочитанной книги, и незаданные вопросы, накопленные претензии, обиды. Неро не знал, что из всего этого не испортило бы тихую ночь, а потому молча нашёл губы Данте и целовал их. Долго и горько, медленно, со всем осознанием момента. Когда что-то привычное перестаёт быть обыденностью, внезапно начинаешь ценить каждое мгновение.       Данте ласково поглаживал Неро по спине. Они целовались до тех пор, пока не уснули, прижимаясь друг к другу, как прежде.       Следующим утром Вергилий спустился по лестнице и увидел ту же картину, которую видел после первой ночи, проведённой в агентстве: Данте лежал спиной к нему, прижимая к себе Неро обеими руками. Его крепкие сильные ноги перемежались с ногами Неро, футболка задралась, открывая ягодицы в обтягивающем белье и кусочек спины. Вергилий жадно рассматривал тело брата, кончики пальцев чувствовали мягкость трикотажа на ягодицах, их упругость и податливость. На самом деле Вергилий обожал Данте, его тело, немного отличающееся большим объёмом мышц, его запах и вкус. Он понимал, почему Неро сдался на милость своей тоске по этим тёплым грубоватым рукам и мягким губам. Вергилий знал, что брат умел ими делать, до какого состояния способен довести…       Вергилий с такой жаждой смотрел на спящего брата, скользя по нему взглядом, что, когда поднял глаза выше, встретился с сонными глазами Неро.       В Неро ни капли чувства превосходства или ехидства над Вергилием (смотри, с ним я, а не ты) — у мальчишки внезапно усталый и грустный взгляд из-под полуприкрытых век. Стыд. Неро опустил голову обратно на подушку, спрятал нос где-то на груди Данте, решив забрать себе столько, сколько ему позволят. Вергилий его не осуждал. Он молча ушёл на кухню, чтобы соблюсти привычный ритуал, но каждый его шаг врезался в ноги битым стеклом.       Неро появился на кухне спустя несколько минут — Вергилий уже успел сварить себе кофе и взяться за книгу. Сидел молча и ждал, даже не выпив свой стакан воды. Когда Вергилий поднял голову, Неро сидел, подпирая лоб рукой. Вид у него непривычно слезливый и жалкий, Вергилий впервые видел мальчишку таким подавленным, не считая воспоминаний Ви, но тогда всё было в разы хуже.       — Твоя книга, — Неро придвинул к Вергилию по столу прочитанную книгу.       — Ты всё-таки прочёл? — немного удивился Вергилий.       — Да. Думал, лучше пойму тебя.       — Получилось?       — Не знаю, — Неро пожал плечами. — Наверное, нужно судить не по одной книге, а по тому, какие из них ты покупаешь себе, а какие без сожаления сдаёшь в библиотеку.       — Хорошая мысль, — кивнул Вергилий. — Я могу дать тебе ещё несколько книг, если ты хочешь.       Похоже, это единственный способ вывести общение на новый, более человеческий, уровень. Читать оказалось не так скучно, как в школе, а потому Неро согласился. Вергилий допил кофе, и они снова вышли на улицу, под уже яркое солнце.       Сражались, обернувшись в триггеры. Кровь не успевала впитываться в сухую землю и задерживалась на поверхности островками неровных бурых лужиц. Вергилий и Неро дрались особенно жёстко, используя только преимущества своей формы: когти, зубы, шипы и, в случае с Вергилием, хвост. Ближний честный бой. Три — два в пользу Вергилия. Неро постепенно приспосабливался к стилю боя нового оппонента.       К завтраку все раны зажили. Пришедший на запах хашбрауна и жареных колбасок Данте вёл себя как обычно.