∞ ◆ ∞
Тяжёлые густые капли с грохотом разбивались о железные откосы, струями расчерчивали окна в волнистые узоры и собирались в лужи на заднем дворе. В спальной темно: солнце, плотно спрятавшееся за напитавшиеся влагой тучи стирало тонкую грань между пасмурным утром и ранним вечером. Неро сонно зашевелился, не спеша открывать глаза. Со спины его обнимал Данте — теперь, с приходом сентября и сезона дождей, его теплота была очень кстати. Перевернувшись к любовнику лицом, Неро лениво вздохнул: в такую погоду толком не позанимаешься на улице, только грязь месить да тащить в дом. А, между прочим, из всех троих убирался только он один и Данте иногда (когда хотел его чем-то задобрить), Вергилий же считал себя выше этого: он помогал с готовкой и на этом с него достаточно. Неро принялся за давнишний утренний ритуал: высвобождение из лап Данте. Еле как сел, оставляя его одного в постели, зевнул и отправился в душ, чтобы согреться: топить дом они ещё не начали, а стены, обласканные летним солнцем, уже отдали всё своё тепло, воздух еле-еле согревался днём и падал к вечеру. Когда тем утром, месяц назад, Вергилий сказал, что теперь всё будет иначе, он оказался прав: Данте прекратил их избегать. Временами он ночевал в их прежней спальне с Неро, временами оставался с братом. Неро и Вергилий, с началом дождей, потеряли возможность утренних состязаний, что не принесло сильного дискомфорта. Вергилий постепенно учился не видеть в глазах Неро соперника, их поле физического боя сменилось словесным: они много разговаривали, и в этих разговорах Вергилий медленно и нехотя учился смирению. Неро было чему его поучить, и он учил его снисхождению к людям, терпимости ко всему, умению делиться, не злиться и не раздражаться из-за каждой мелочи… Неро не проговаривал этого вслух, но показывал на своём примере: смотри, вот так живут люди. И так живём мы среди них. Мы — их часть. Будто это не Вергилий его отец, а всё наоборот. Самое главное, что Вергилий не мог понять в Неро, — это его способность находить несущественное существенным. Он был доволен, когда Данте проводил с ним ночи (которые не всегда означали секс), и не показывал неприязни, когда оставался один. Он удивительным образом не испытывал к Вергилию ненависти, в то время как Вергилий, видя Неро и Данте вместе, испытывал гнев, скорбь, ревность, досаду и лишь отголоски смирения и принятия. Как вообще, Вергилий всё не мог понять, Неро мог приходиться ему кровным сыном? Гниль и лёд против сумасшедшей доброты и теплоты. Вероятно, гены — ещё не всё. Делить Данте с Неро было тем проще, чем ближе он и Неро становились друг другу. После того случая в душевой, в ночь возвращения Данте, они не пересекали эту черту интимности, не касались друг друга ниже пояса, но вот поцелуи повторялись снова и снова, становясь очередной утренней традицией. Это оказался ещё один способ, помимо книг, чтобы лучше узнать друг друга. Темп, вкус, запах, температура, телодвижения и привычки раскрывали их характеры уже без слов. То, как Неро приоткрывал губы, оттягивая момент поцелуя, касаясь горячим ртом рта Вергилия, замирая на его губах дыханием на несколько секунд перед тем, как сомкнуться вокруг нежностью; то, как Вергилий сжимал пальцы в коротких волосах Неро, оттягивая его от себя, чтобы посмотреть на расслабленное лицо с закрытыми глазами, и снова крепко целовал; то, как их языки скользили друг по другу, как они превращались в одно пульсирующее целое и медленно распадались надвое… в этом — больше сил для смирения, чем в словах и взглядах. Они выстроили траекторию друг к другу в момент, когда хозяин их душ отдалился, а после уже не смогли остановиться, и два литерных поезда спешили на встречу друг к другу по одним и тем же рельсам. (Но если копнуть глубже, то вектор им задал Ви.) …буквы перед глазами не складывались в слова, кофе остывал. Вергилий, сидящий в кресле у книжного стеллажа, отложил книгу, когда услышал топот Неро на лестнице. Тот спустился вниз, уже одетый, с оставшимися каплями воды у линии роста волос, расслабленный и зевающий. Остановился на мгновение, увидев Вергилия, и двинулся прямо к нему. Присел на кресло рядом, потянулся, осматривая приёмную, которая в такие пасмурные дни казалась по-уютному чужой и неизведанной территорией — сепия туч делала её сумеречной зоной, убежищем от дождя и слякоти. Дождь продолжал барабанить по крыше и откосам. — Доброе утро? — уже по традиции спросил Неро, рассматривая Вергилия в домашней одежде. — Весьма, — согласился тот, получая наслаждение в дни бессолнечные, подобные этому. В последнее время их утренние диалоги походили один на другой, в этом даже мелькал тёплый намёк на появляющуюся стабильность. Особенно Неро радовало, что Вергилий больше не противился его словам о том, что утро вообще может быть добрым (ругательное слово, в которое, живя среди людей, пришлось снова поверить). — Я хочу чего-нибудь перекусить, ты со мной? — Твоя идея в кои-то веки не ждать Данте мне очень по душе, — начал Вергилий. — И всё же? — В такую погоду его не разбудишь и к вечеру, — пояснил Неро. — А за мной Нико в девять заедет, нужно ей помочь с хламом в гараже. Вергилий встал с кресла и, взяв свой кофе, молча пошёл на кухню. Неро пошёл следом. Жатва только закончилась, она изрядно помотала нервы и выжала силы, но зато агентство получило столько денег, что можно было бы не работать ещё полгода, а то и больше. Впрочем, живи Данте один, так бы и было — он слишком неприхотлив и ленив, когда дело не обещало чего-то действительно интересного. Теперь же Неро и Вергилий со скрипом согласились на трёхнедельный отдых. Они позавтракали тостами на скорую руку в тишине. Неро постоянно зевал, допивая третью кружку чая с молоком, Вергилий цедил вторую чашку чёрного кофе. Издалека раздалось тарахтение фургончика Нико: часы показывали без двух минут девять. Неро встал из-за стола, и Вергилий поднялся следом. Через секунду они уже целовались. Неро, опирающийся одной рукой о стол позади себя, и Вергилий, с жадностью собравший его волосы в горсть, целующий алчно и глубоко. — Вкусный кофе, — прохрипел Неро, неохотно отстраняясь от Вергилия. Вергилий ненавидел чай с молоком, но губы Неро научили его терпению. Неро прошёл обратно в приёмную. Вергилий — за ним. Встал у стеллажа, скрестив руки на груди и наблюдая, как Неро обувается. — Знаешь, утро слишком хорошее для книги в одиночестве, — Неро завязал шнурки на ботинках, разогнулся, подошёл к вешалке у двери и надел плащ Данте — немного велик, но какой же удобный. Тем более, едва ли его обладатель сегодня уйдёт дальше кухни. Вергилий хмыкнул. — Сделай то, чего никогда не делал: поваляйся с книгой в кровати, — предложил Неро. — С чего ты взял, что я никогда этого не делал? — поинтересовался Вергилий. — Нутром чую, — отозвался тот. К агентству подъехала Нико, коротко просигналив два раза. Как будто её развалюху и так не слышно за тысячу миль. Неро бросил последний взгляд на Вергилия и вышел в дождливое утро. Вергилий постоял ещё немного, раздумывая над словами Неро. Он бросил взгляд на книгу, оставшуюся в кресле, а после неспешно поднялся наверх. Потоптался на пороге спальни, в которой Неро оставил Данте досыпать, снял с себя халат и прилёг рядом. Его тут же оплели знакомые горячие руки. Когда Неро возвратился домой, было уже довольно темно. Нико высадила его, но зайти поздороваться отказалась: «Меня всё ещё пугает Вергилий, — обнимая Неро на прощание, сказала она. — Прям мороз по коже от его надменного взгляда, чувствую себя жалкой букашкой». Неро коротко рассмеялся. Он к этому взгляду привык и не обращал на него внимания, но факт: с появлением Вергилия шабаш в агентстве стал редким явлением, похожим на погоду весной: то потепление, то заморозки. Пара дружеских визитов Нико, Леди и Триш, за ними — месяцы затишья. Вергилий — антоним слова «гостеприимность». Его раздражало, что приходилось терпеть в доме чужих людей, делить с ними Данте (и Неро), слушать шум из всплесков смеха и непринуждённой болтовни. В доме на первом этаже горел неяркий свет — скорее всего, работала напольная лампа, которую Неро с Вергилием принесли вскоре после установки книжного стеллажа (которому, кстати, Данте не сильно обрадовался, но кто бы Его Проёбничество спрашивал). Неро забрал из салона две больших коробки с пиццей, всё ещё тёплых, вытерпел прощальный поцелуй Нико в щёку, показательно скривился, закатив глаза, и потопал к двери. Пиццы источали вкуснейший аромат, и Неро уже представлял, как подогреет их (потому что Данте ел так, чтобы вместе с сыром плавились ещё и губы), они поужинают и просидят под бормотание телевизора весь оставшийся вечер. …так и случилось. Они втроём с большим удовольствием съели обе коробки, запивая тёплым чаем (Неро и Вергилий) и холодным пивом (угадайте). Когда Неро только зашёл в дом, Данте и Вергилий сидели рядом друг с другом на диване. Близко настолько, что романтический подтекст становился совсем очевидным, и хотя они не держались за руки или не смотрели друг на друга влюблёнными глазами, Неро видел, как этим двоим уютно и спокойно в обществе своего близнеца. Вергилий читал книгу, Данте лениво щёлкал каналы. После ужина оба вернулись к прерванному занятию, с одной разницей: оба освободили ему место на диване посередине, позволяя устроиться между ними. Неро с удовольствием вытянулся, укладываясь головой на колени Вергилия, а ногами — на колени Данте (только так можно было поместиться на диване в полный рост). Данте тут же стянул с него носки и забрался горячей ладонью под штанину, машинально оглаживая щиколотку и тыльную сторону ступни, при этом не отрываясь от голубоватого чёрно-белого экрана. Вергилий с тихим шелестом перевернул страницу (он дочитывал Оскара Уайльда). Рассматривая сосредоточенное на чтении лицо, Неро пытался понять его эмоции, но ничего не видел. Это хороший знак: если бы Вергилий был недоволен этой близостью, он бы не стал терпеть. Неро прикрыл глаза, отпуская сегодняшний насыщенный день. Самое приятное в каждом из таких дней — вернуться домой и проводить вечер. Раньше они делали это вдвоём с Данте: также сидели перед телевизором в обнимку, не в силах сделать что-либо ещё после напряжённой работы. Теперь они делают это втроём, и с каждым таким разом неловкости между ними становится всё меньше — всё больше Неро одолевают мысли о том, как растёт в нём тяга к Вергилию. Точно так же, как когда-то она росла к Данте. Дорога к Данте была не такой тернистой и долгой, как дорога к Вергилию, но обе они складывались из мелочей, выросших в итоге в общую картину чувств. Пока ещё не совсем оформленных, если говорить о Вергилии, но уже заметно трансформировавшихся из тех, что были в самом начале их знакомства. И хотя Неро не мог не думать о прошлом Вергилия, о том, сколько людей погибло по его вине, и о том, что они, в конце концов, отец и сын, он, тем не менее, ощущал себя очень испорченным и порочным человеком, бездумно бросающимся в омут без видимого дна, просто потому что он того хотел в не меньшей степени, чем того хотел Данте. Хотя, конечно, едва ли эту возникающую интимную связь он подразумевал, предлагая Вергилию и Неро сблизиться и понять друг друга лучше… …но Данте и Вергилий отныне в сознании Неро — одно целое, неразрывно связанное друг с другом, пожирающий сам себя уроборос, день и ночь, отчаянно похожие по сути своей, но различные до последней мелочи. Данте смог полюбить сразу двоих, и Неро подозревал, что пошёл по его пути. Он запутался. Он ненавидел Вергилия — когда-то, а теперь выходит, что их всегда разделял один шаг. Любовь и ненависть — это полярности одного чувства?.. Данте перестал переключать каналы, остановившись на какой-то развлекательной передаче. Его пальцы замерли нежным жаром на оголённой щиколотке Неро. Вергилий продолжал шелестеть страницами. Неро ласково манила к себе дрёма, и он, не сопротивляясь, падал спиной вниз, удерживаемый клубами воздушного потока, обхватывающими его тело как невесомая перина. Сквозь полусон он почувствовал, как в волосы уверенно и медленно вплетаются холодные пальцы, принимаясь неспешно оглаживать уже слишком отросшие пряди (наверное, пора подстричься).∞ ◆ ∞
Дождь размазался по календарю серым влажным пятном, тянущимся от самого начала сентября. Утро седьмого октября стало копией предыдущего утра: едва-едва моросил дождь, особо кучные капли с грохотом срывались на откосы, задний двор, как и поле с уснувшим вереском, тонуло в грязных, мутных от бесконечных капель, лужах с пляшущими на воде кругами. В такую погоду выходить никуда не хотелось, и, к счастью, октябрь-ноябрь обычно оставались более-менее спокойными месяцами: истерзанная охотниками после месяца жатвы всякая тварь набиралась сил и восстанавливалась, не рискуя так скоро снова сунуться в наземный мир. Последний заказ выполнили вчера, и, как предполагал Данте, этот заказ стал последним до самого декабря. Из работы оставалась только помощь в полицейском участке раз в неделю. В спальной темно: тучи плотной массой облепили небо, отобрав его у летнего иссушающего солнца и жары. Кажется, будто всё в этом мире металось из крайности в крайность, как маятник, запущенный чьей-то рукой и брошенный в свободный полёт от взлёта до падений. Неро лениво приоткрыл глаза, рассматривая рассеянные в утренней дымке очертания предметов. Натянул на плечи одеяло и вздохнул. Сейчас бы к Данте — тот всегда горячий и жадный, обнял бы покрепче, и даже в эту промозглую туманную погоду пробился бы жар. Этой ночью Данте спал с Вергилием. Вероятно, в честь сегодняшнего дня рождения близнецов. Они разошлись сразу после задания по комнатам, и сегодня Неро тоже наверняка останется один. Взгляд упал на два свёртка, лежащих на прикроватной тумбочке в серовато-коричневой бумаге: подарки. Это первый день рождения Данте и Вергилия с момента их возвращения из Ада — тогда вернулись под конец ноября и, конечно, ничего не отмечали. Обычно, до того, как в их с Данте размеренную жизнь пришли изменения, они собирались всей компанией в агентстве, ели, выпивали, веселились, поддразнивали немного ворчащего Данте и расходились только под утро. В этот раз ничего подобного не будет — Данте предупредил заранее. Он всё ещё чувствовал свою вину за отрешение и потому не хотел лишний раз тревожить Вергилия, который не любил подобные шумные встречи. Неро с Данте дарили друг другу что-то недорогое и полезное, что-то, чем потом можно было пользоваться годами. В этот раз Неро не стал сходить с намеченного курса: в свёртке для Данте лежал хлопковый винно-красный домашний костюм в крупную чёрную клетку, в свёртке для Вергилия — тёмно-синяя шёлковая пижама. Рубашка с длинными рукавами, манжеты и карманы на груди отделаны светло-голубой атласной лентой, и мягчайшие штаны в пол, у которых вместо завязочек на поясе те же декоративные ленты. С тихим стоном потянувшись, расправляя хрустящие кости и ещё не проснувшиеся мышцы, Неро встал с кровати и, босой, тихо прошлёпал к комнате напротив. Взялся за ручку двери и медленно толкнул её от себя, останавливаясь на пороге. Данте и Вергилий ещё спали. Данте, как обычно, в одном нижнем белье, Вергилий в пижаме и под одеялом, которое поверх фиксировала рука Данте. Неро бы с большими удовольствием отпустил бы ручку двери, держащую его на месте, как якорь, и опустился на кровать рядом. Может, под бок Данте, а, может, и между ними двумя, одинаково приятно пахнущими, сонными и расслабленными прошедшей ночью. Неро всё больше понимал Данте, который не смог бы сделать выбор между двумя. Спроси кто у Неро, он бы, между Данте и Вергилием, всё равно выбрал бы Данте, но чем дольше они жили втроём, тем сильнее крепла их с Вергилием связь. Вероятно, однажды мог настать тот момент, когда выбор станет невозможной роскошью. Разные, как и близнецы, чувства, всё равно сводились к одному знаменателю. Неро огладил взглядом два тихих тела и отпустил ручку. Он шагнул обратно в коридор, закрывая за собой дверь. Нужно принять душ и начать готовить завтрак. Данте проснулся один. Так всегда бывало, когда он засыпал с Джи: если Неро, вылезая из его объятий, невольно будил и крепко целовал, то Вергилий выскальзывал незаметно и тихо, никак не тревожа сон. В комнате пахло горьковатым кофе. Странно: обычно, когда он открывал глаза, весь дом уже пропитывали запахи завтрака. Часы показывали начало девятого — он проснулся слишком рано, должно быть, за готовку ещё никто не взялся. Раньше время можно было с лёгкостью определить по положению солнечных лучей за окном, теперь же, когда целый день погода не менялась, помогали только часы. Данте полежал в пустой кровати, рассматривая кусочек неба в окне, зевнул, размышляя: встать ли ему пораньше или попробовать снова уснуть. Неро с Джи наверняка оба на кухне: интересно, о чём они разговаривают, когда его нет рядом? Может, по большей части молчат? Как контактируют, зная, что за ними никто не следит? За прошедшие месяцы они значительно продвинулись в общении, Вергилий позволял Неро лежать головой на его коленях и дремать, но дальше ничего не заходило. Как они к этому пришли? Почему ведут себя так странно: холоднее, чем друзья, но сильно ближе, чем ненавидящие друг друга соперники? Данте замечал, как эти двое негромко переговариваются между собой, но стоило только ему подойти — разговор затихал. Их шепотки — что воркование голубок. Внутри медленно переворачивалось скользко-острое существо. Может, и не соперники уже? Союзники? Вынужденное перемирие? Вдвоём обустроили в приёмной мини-библиотеку, откуда-то взялся книжный шкаф и два кресла, напольная лампа, небольшой ковёр под ноги, деревянный журнальный столик, на котором часто стояли кружки на пробковых подставках. Уютный уголок, заполнивший собой ещё одну секцию пустоты просторного первого этажа. Вставали раньше него, завтраки и обеды (если случалось обедать дома) готовили вместе. Вместе, пока не начался сезон дождей, выходили тренироваться на задний двор — Данте потом несколько часов наблюдал, как с тела Неро медленно сходят увечья, в то время как Вергилий выглядел первозданно-нетронутым благодаря более быстрой регенерации. Разве не этого — сближения Джи и Неро — Данте хотел, отдаляясь на второй план? Почему же теперь так по-детски недоволен, почему так тревожно, словно его забыли, бросили одного? Хотя и Неро, и Вергилий охотно принимали его внимание и давали ответные ласки. Почему теперь его идея отсечь себя, дав двоим сблизиться, кажется такой неимоверно глупой и несуразной? Пока они застыли так: перемежая сон в одиночку и друг с другом, контактируя, как самая странная в мире семья, но если процесс запущен, не станет ли Данте однажды мёртвым грузом, препятствующий всему своей дуростью? Данте встал с кровати. Не одеваясь, вышел из комнаты. Чем меньше он совершит телодвижений — тем легче получится бесшумно спуститься на кухню. Он умел красться и таиться, как охотник, как хищник, взявший добычу на смертельный прицел, но в доме обычно держался свободно и шумно. Сегодня, в их с Джи день рождения, ему хотелось нарушить свои правила и принципы, стать незаметным, как брат, чтобы узнать, как проходит обычное утро этих двоих до того, как он проснётся и спустится вниз. Вергилий стоял у плиты, не сводя глаз с турки — кофе ещё только готовился, похоже, его аромат в комнате Данте себе вообразил. Неро стоял позади, вплотную прижимаясь к Джи, устроив подбородок на остром плече. Его руки расстёгивали мелкие пластиковые пуговицы ночной сорочки Джи. Тот не сопротивлялся, но и не содействовал. — Может, раз такое дело, — тихо пробормотал Неро, заканчивая с пуговицами и приспуская ткань до плеч, прижимаясь к открывшемуся участку кожи на спине щекой. — Ты мог бы мне сказать мой настоящий день рождения. Вергилий хмыкнул: — Что дальше? Спросишь меня, кто твоя мать? Неро провёл носом по месту, которого только что касалась его щека, мягко поцеловал. — Да, было бы неплохо узнать. — Возможно. — Вергилий сдвинул турку, в которой кофе поднялся до самых краёв, в сторону и выключил газ. Поворачиваться не спешил. — Не много ли ты себе позволяешь? — Не больше, чем ты, — мгновенно ответил Неро. Он медленно потянул сорочку вниз, раздевая Вергилия. Ткань скользнула по плечам, задерживаясь на запястьях. Ловкие пальцы тут же расстегнули две последних пуговицы, и рубашка осталась в руках Неро. — Не поворачивайся пока, — попросил он, не глядя потянувшись к свёртку на кухонном столе. Джи молчал. Данте ступил назад, в коридор, чтобы его не обнаружили раньше времени. Так он не мог видеть всего, что происходит, но по-прежнему всё ещё слышал, испытывая вину и стыд за то, что подсматривал в их доме за двумя любимыми людьми. Он и сам не знал, кто настоящая мать Неро — Джи не поднимал эту тему. — Правда… — тихо начал Вергилий, удивлённо замолкая. Неро взял его правую руку в свою, вдел в тёмно-синий рукав, застёгивая белую кнопочку на манжете и проделывая то же самое на второй руке. По коже заскользил приятный шёлк. Поднимаясь по рукам и спине, уютно осел на плечах, и, подгоняемый тёплыми руками, кнопка за кнопкой, стал смыкаться объятиями на груди, животе и ниже… — «Правда»? — переспросил Неро. — …такова, — продолжил Вергилий, — что я не знаю, кто твоя мать, Неро. Похож ли я на того, кто планировал заводить детей? Или на неосмотрительного идиота, который не знает о том, что бывает после секса между мужчиной и женщиной? Я никогда не спал ни с кем, кроме Данте. Если не считать детства, но и тогда были только мужчины, с женщинами же не занимался сексом никогда, поэтому ты, очевидно, появился не по моей воле и был зачат в тот момент, когда я был несколько не в себе, находясь в плену у Мундуса. Судя по тому, что ты на четверть демон, твоя мать — обычная смертная. Тем не менее, ты мой сын — в этом у меня сомнений нет. И дату твоего рождения я тоже не знаю. Неро молчал. Его руки так и застыли на последней, самой нижней, кнопке сорочки. Он понимал, что Вергилий пережил слишком многое, но в его рассказах о себе, коротких и сказанных обыденным тоном, всё больше проявлялась гнилая человеческая суть — то, что дало ему толчок к изменениям не в лучшую сторону. Впрочем, и демоны не лучше. Поэтому Вергилий ненавидел всех. Неро подозревал, что узнай он о Вергилии всё, и, возможно, в нём совсем не осталось бы осуждения за прошлое. Вергилий всё же развернулся к нему, всмотрелся в задумчивое хмурое лицо, вздохнул. Он понимал, что наверняка украл у Неро огромный кусок надежды, перемолов её в жерновах своей истины, но что делать дальше представлял плохо. — Спасибо за подарок. Неро кивнул, протягивая ему свёрток, в котором остались шёлковые штаны. — Только не говори мне, что надеялся однажды увидеть свою мать, Неро, — Джи покачал головой, принимая свёрток. — Это глупо. У тебя есть Данте и я, какой смысл искать чужую женщину? Тебе мало той семьи, которая сейчас есть? Вергилий, без стеснения, снял с себя прежние пижамные штаны, оставаясь в одном белье. Присев на стул, он надел новые, и шёлк разлился по его ногам гладкими поблёскивающими волнами. — Ты тоже был мне чужим, — напомнил Неро, завороженно наблюдая за тем, как Вергилий аккуратно и неторопливо складывал прежнюю одежду. — Я тебя ненавидел. Да и говорить о качестве нашей семьи не приходится. Мы все друг другу в той или иной степени любовники, разве это нормально? — Для людей, может, и нет, но мы не люди, Неро. Советую уже запомнить этот факт — сам не заметишь, как станет легче жить, — Вергилий выпрямился, оглядывая себя. То, что он видел, ему нравилось. Неро, судя по его подтаявшему взгляду, тоже. Вергилий вздохнул. — Нельзя жить по образу и подобию других — это порождает стагнацию. Любое отклонение, пусть даже такое серьёзное, как у нас, развивает общество. Мы никому не мешаем. Связь между нами тремя никому не вредит. Я уже говорил тебе: мы делаем для людей достаточно, особенно ты и Данте, чтобы иметь право попрать их вылизанные за тысячелетия тесные моральные устои. Неро не мог бы сказать, что на сто процентов согласен с Вергилием, но часть рационального в его словах всё-таки присутствовала. — Ты так говоришь, потому что большую часть жизни жил не по людским законам. — И как видишь это освободило меня от пустых мук совести. Разве это, — Вергилий положил ладонь на шею Неро, приблизился к нему, чувственно и коротко целуя в губы. — Не приятнее бестолковых переживаний? Вместо ответа Неро поцеловал его ещё раз, закрывая эту тему. Спросил другое: — Может, пора сказать Данте? Он же сам хотел, чтобы мы сблизились. Его план сработал. — К моему удивлению. По части стратегии Данте, как правило, полный болван. Впрочем, едва ли он имел в виду эту,— Вергилий ехидно ухмыльнулся, прошелестев ладонью от груди до паха Неро, — близость. Неро подался вперёд, навстречу ласкающей руке. Вергилий покачал головой: — Ещё не время. …и вернулся к остывающему кофе. Данте стоял в тесном тёмном коридорчике между приёмной и кухней, раздумывая над увиденным и услышанным. Ему предстояло как-то прожить этот день. Целый день Данте мучала рефлексия. Не склонный к самокопанию, а уж тем более к копанию в чужих душах и головах, ему, тем не менее, пришлось принять к сведению факт увиденного и услышанного утром. Стадии принятия охуеть шокирующих находок (версия Данте): стадия первая: обнаружение проблемы. Стадия вторая: регистрация проблемы в голове. Стадия третья: долгие рассуждения. Стадия четвёртая: э-э-э-э-э… Когда, позже, Данте спустился на кухню снова (на этот раз громко давая о себе знать по пути), Джи и Неро вели себя как обычно. Неро поцеловал его в щёку и вручил подарок (Данте едва удержался от вопроса: «Не хочешь его примерить на мне так же, как примерил на Джи?») Но в остальном — обычный день рождения. День, в котором Данте застрял в своей третьей стадии настолько глубоко, что происходящая (и бурлящая) вокруг него реальность расплывалась в единый поток, заглушённый мыслями. Ближе к обеду, желал того Джи или нет, в агентство заявились Нико, Леди и Триш. С шумом и гамом (который исходил в основном от первых двух дамочек), в приёмную проник аромат горячей пиццы. Забренчали бутылки, зажёгся верхний свет, прогоняя пасмурную сонливость, включился радиоприёмник. Неро и Нико, ушедшие на кухню за посудой, над чем-то громко хохотали, Леди разливала по стаканам и бокалам алкоголь, Триш с удобством устроилась на диване, смотря на Леди так, что Данте мог видеть себя со стороны, когда глядел на Неро и Джи. «Как давно это происходит между ними?» Джи, вопреки ожиданиям Данте, не ушёл: он по-прежнему получал мало удовольствия от таких шумных мероприятий (это читалось по его скованной пассивной агрессии), но что-то заставляло его сидеть в кресле, как бы в стороне ото всех, но всё равно присутствуя на празднике. (В конце концов, это и его праздник тоже.) Больше всех его раздражала Триш: та, в отличие от Нико, его не боялась и не пыталась сгладить углы. Неро весь день и вечер перемещался по приёмной: вот он сидит на диване, и Нико, подтянув колени к груди, довольно улыбается, упираясь лбом в его плечо; вот он уже рядом с Данте, незаметно даже для себя положил руку ему на колено, поглаживая ласково и невесомо, как делал это и до появления Джи; а вот он присел на подлокотник кресла Джи, и тот не высказывает никакого недовольства по этому поводу — не рычит, как лев, охраняющий свою территорию, впустил в ближайший к себе круг, что, зная брата, стоит дорого. Данте наблюдал за ними. Но ни вырвавшихся случайно интимных жестов, ни особых взглядов, ни чего-то ещё, способного дать понять, что Неро и Джи близкие любовники, не обнаруживалось. Вергилий обладал колоссальным самообладанием, а Неро, видимо, учился этому у него же. «Как далеко они зашли?» Джи всё-таки ушёл первым, не дождавшись окончания посиделок. Время к тому моменту уже перевалило за полночь, коробки от пицц опустели вместе с бокалами, приёмник что-то шептал на фоне, а разговор снизил децибелы, журча тихо и неторопливо. Неро к тому моменту сидел, привалившись к нему боком, время от времени закрывая глаза и улыбаясь на очередное едкое замечание Нико или Триш. Такими они выглядели: странной парой, которая удивительным образом нашла друг в друге счастье. Данте обнимал Неро за плечи, целовал (не мог удержаться) в светлые волосы. Едва ли при таком раскладе кому-то могло прийти в голову, что Вергилий — их часть, часть их семьи и странного, как оказалось, тройственного союза. Что он — половина Данте, и что Неро тоже в определённой степени связан с ним узами пока непонятного Данте чувства. «Что я чувствую по этому поводу?» Проводя уходящего Вергилия взглядом, Данте знал, что этой ночью снова придёт к нему, и даже не столько по тому, что у них день рождения, сколько из-за этой молчаливой несправедливости: Неро и Джи любимы им одинаково, пускай даже об этом не знают друзья. После ухода Джи девочки начали собираться. Будто Джи — что точно не так — выступал их социальным клеем, и его отсутствие медленно разъединяло их целое на части. Проводив всех (звонкий поцелуй от Нико в щёку, хлопок по плечу от Леди и ласково-надменный взгляд от Триш в двойном объёме) и оставив уборку на утро, Данте и Неро поднялись наверх. Перед ними темнел короткий коридор и две двери. Неро сделал выбор за Данте: шагнул в спальню Вергилия, включая свет, и потянулся. Вергилий всё ещё находился в душе. — Ну, что не так? — Неро потянулся, с хрустом разминая уставшие за день мышцы. Напряжение, исходящее от Данте в их с Вергилием сторону зияло над ними очевидной чёрной пропастью. — Вы с Джи близки? — спросил Данте без особых эмоций. Неро присел на край кровати, сминая идеально заправленное атласное покрывало. — Мы… э-э, — он почесал нос. — В общем, да. Похоже. — Мои искренние поздравления. Приглашения на свадьбу помочь подписать? Неро уставился на замершего посреди комнаты Данте. — Ты умом поехал? Данте недовольно цокнул языком. Неро притянул его за руку к себе, резко повалил на кровать рядом с собой. Они завозились, как малые дети, покрывало сползло на пол, Неро, прижимая к себе горячее тело, не давал ему выбраться. И пока руки с силой стискивали мало сопротивляющиеся мышцы, губы легко целовали хмурое недовольное лицо. — Что за внезапные нежности, пацан? — пробормотал Данте, когда Неро немного ослабил хватку. — До появления Вергилия они не были такими уж внезапными. С моей стороны между нами всё ещё ничего не изменилось. Ты отдалился, и мы воспользовались этим, чтобы сблизиться. Как ты и хотел. — Как здорово. Держи в курсе. Или мне сначала нужно оформить подписку на новостные сводки? — Ты невыносим. Кого ты ревнуешь? Меня или Вергилия? Данте обращался к себе с тем же вопросом. Он молчал так долго, что Неро перестал ждать от него ответа. Ему хотелось пойти принять душ, и в то же время сознание отвергало саму вероятность того, что придётся встать с кровати и совершить ещё какие-либо манипуляции. — Поговорим завтра, — зевая, сказал Неро, укладываясь на подушку и натягивая на плечи одеяло. Сознание зудело, что нужно хотя бы раздеться, раз уж душ пролетел, но Неро послал его к чёрту. — Засыпай. Я подожду Вергилия и оставлю вас, — пообещал он, закрывая глаза. Похоже, между ними и правда ничего не изменилось. «Ты слишком много думаешь. Никогда так не делал и не стоило начинать». Веки сладко смыкались. Беспокойная голова медленно утихала под тёплыми пальцами Неро, ласково касающегося его волос. Сон сморил незаметно — он так и не дождался прихода Джи. «…будто ничего плохого никогда не случалось…» Открыв дверь теперь уже своей спальни и увидев на кровати спящих Неро и Данте Вергилий удивился. Он увяз на пороге комнаты, рассматривая сплетённые между собой тела. На звук открывшейся двери Неро лениво приподнял голову и вздохнул: — Я сейчас уйду. Вергилий молчал несколько долгих (в туманном полусне — бесконечных) секунд. Он стоял в струящемся по коже подарке Неро, немного растерянный и задумчивый. Пальцы легли на выключатель верхнего света, но не торопились щёлкнуть им. На кровати, с другого бока от уже крепко спящего Данте, ему будто оставили место. — Не надо, — наконец выдохнул Вергилий, гася свет. Он лёг рядом с Данте, и его рука, обнимающая брата, тесно соприкасалась с рукой Неро. Вергилий презирал многие вещи (бо́льшую часть мира вообще-то), но близость Неро его не раздражала. Он медленно приходил к соглашению с самим собой о том, что способен делить брата только с сыном.