Я - НАТАЛИ САНКЕР. ДНЕВНИК СЕКРЕТАРШИ

14 февраля Я завороженно смотрю на него, не в силах отвести взгляд. Он тоже упорно смотрит в ответ, буквально до боли терзая мои зрачки, и прямоугольные стеклянные линзы не могут стать преградой этому ослепительному лазеру. Его льдисто-голубые глаза усмехаются, но не так, как всегда — горько или злорадно. Он улыбается тому, что увидел внутри меня. Его это радует и восхищает. Его рука протягивается вперед, неторопливо снимает с меня очки. И я беззащитна, я не могу противостоять тому чувству, которое накрывает нас обоих, ревет победным огнем, замыкаясь вокруг нас в кольцо. — Я люблю тебя, Натали, — его губы шепчут у самого моего лица, опаляя его горячим дыханием с колкой льдинкой ментола, — Я очень тебя люблю! — Нет, нельзя… — из последних сил пытаюсь оттолкнуть я его, хотя мои руки так слабы и не могут сдвинуть с места этот утес, оказавшийся вулканом, — Вы предаете ее… Разве так можно… — Только так и нужно, Натали, — в его голосе мне чудится рык пробуждающегося ласкового льва, — Просто необходимо! Если любишь по-настоящему. Она поймет нас… Не бойся, это не предательство! Он почти молит меня поступиться своими принципами, открыть для него свои объятия. Его губы овладевают моими, руки подчиняют себе мое такое тоненькое и хрупкое по сравнению с его телом существо. Я умираю от счастья, закрываю глаза. Снова открываю их, чтобы полюбоваться теперь уже своим Габриэлем и… Просыпаюсь! Громкий разочарованный стон вылетает из моей груди. Несколько минут я глубоко несчастна. Потом сажусь, нашариваю очки, пытаюсь привести себя в чувство ощутимыми шлепками по щекам, запускаю пальцы в разметавшиеся во время сна волосы. Нет, сейчас я встану под холодный душ, сделаю гладкую прическу, нанесу свой минималистический макияж, а строгий костюм окончательно поможет мне стать собой — замечательным ассистентом и не более. И как все-таки это грустно… Особенно в день всех влюбленных. В первый раз встречаю, можно сказать, профессиональный праздник в таком катастрофическом одиночестве! В душе не могу отогнать от себя навязчивые мысли о том, как волшебно выглядел во сне мой босс. Кулон, который я не снимаю с самого Рождества, бередит раны на сердце. Видимо, подкова не так уж настроена на удачу в любви. Подставляю лицо под бьющие струи и напряженно вспоминаю с закрытыми глазами, какие у меня дела запланированы на сегодня. Сейчас шесть утра. Вроде бы, пока «навредить» нечем. Но вместо четко выстроенного плана «с восьми до поздней ночи» в голове возникает до боли реальное ощущение напряженных мускулов Габриэля под моими ладонями. Чувствуя себя последней дрянью и предательницей по отношению к женщине, не сделавшей мне ничего плохого, с отвращением выключаю воду и продолжаю приводить себя в порядок. Зубная паста, кстати, точь-в-точь как у моего начальника. Ее закупает горничная — один вид для всех. Мятная, с повышенной степенью защиты — самая лучшая. Днем меня ожидала новая зловещая идея Бражника — он придумал Темного Купидона, Разлучника. Мне немного жалко этого парня с разбитым сердцем. Все-таки эта Хлоя даже в костюме суперзлодея не нуждается — портить жизнь кому бы-то ни было, у нее получается очень даже гладко. Одним словом, змея еще та. Гадюка в золотой чешуе. И в этот день случилась настоящая сказка, хотя и не в нашу пользу. Любовь победила злые чары. Эта Божья Коровка поцеловала Кота и он пришел в себя! Представляете?! А ведь он, похоже, втрескался в напарницу по все свои четыре уха — степень ненависти становится прямо пропорциональна степени любви! Это ж как надо любить, чтобы так хотеть убить?! О, в рифму сказала. Хотя не желала. Опять! Еще немного и начну стихи писать! Совсем с этими фантазиями с ума сошла! Габриэль любит Эмили. Принес ей сегодня огромный букет роз, уверен, что если любовь всегда побеждает, то он рано или поздно получит то, чего желает больше всего на свете. А я люблю Габриэля. И желаю ему счастья. Хотя сердце у меня обливается слезами. Хочу его до ужаса и до трясучки в коленях! Во всех смыслах! Да, вот такая я зараза! Гоню от себя бешеную мысль во всем ему признаться сегодня. А вдруг он сойдет с ума и просто от голода подарит мне хотя бы немного счастья? Пусть это будет всего лишь раз, пусть не по-настоящему, но оно будет! И он меня не прогонит — ведь я не предъявлю ему никаких претензий. У меня нет прав на Габриэля. Я это понимаю. Да и стеклянный гроб внизу меня останавливает. Она абсолютно беспомощна, не может дать мне отпор. И я не могу с ней бороться. Снова полночь. Я валяюсь в ванне с пеной. Метаюсь в дебрях любовной лихорадки. Плачу. Плачу, пока не остынет вода. Заворачиваясь в халат, отправляюсь на кухню, попить успокаивающего ромашкового чая. Может, коньячку туда плесну — в терапевтических целях. Минуя комнату Адриана, слышу шаги. А он-то почему не спит? Весь день был в лихорадочном возбуждении, а ближе к ночи я его видела как в воду опущенном. Непроизвольно чувствую к своему юному подопечному симпатию: похоже, не у меня одной полный коллапс в любви! Спускаюсь на кухню и каменею: за столом сидит предмет моего обожания и пьет ту самую пресловутую ромашку. С коньяком. Габриэль поднимает на меня усталый взор, его лицо искажено болью. Я подхожу к нему ближе и осторожно кладу ему руку на плечо в знак одобрения: — Все будет хорошо, правда! — Обязательно, — он похлопывает меня по тыльной стороне ладони и предлагает, — Чаю? Я киваю и сажусь рядом. Он наливает мне чашку, но сам быстро допивает свой отвар и уходит. Я остаюсь наедине с алкоголем и цветами. Горькая это штука — любовь. Совсем как кофе без сахара. Жаль, что нет анальгина для сердца.