Я - НАТАЛИ САНКЕР. ДНЕВНИК СЕКРЕТАРШИ

4 сентября Свадьба! Вот о чем я вообще не думала. Хотя нет, каюсь, думала и неоднократно, но никогда об этом не заговаривала, начиная с нашего первого поцелуя. Габриэль только что развелся, пережил тяжелейший удар в спину от той, ради которой мог бы умереть! Он наверняка не готов заново заковывать себя в цепи Гименея. Не потому, что не нагулялся, как выражаются легкомысленные мужчины, а просто потому, что рана чересчур свежа. Ему нужно время. И я это понимаю, предпочитаю не давить. Зачем торопиться, если нам и так хорошо? Перед Адрианом, конечно, немного неудобно, но он умный и тактичный человек, от дурацких намеков воздержится и вмешиваться не станет. Габриэль на удивление мягко объяснил сыну, что мы пока еще не планируем афишировать наши отношения, но собираемся жить вместе и в скором времени разберемся с формальной стороной дела. И уж он-то узнает об этом в первую очередь! Утром я проснулась первой под звонок будильника. Лежащий рядом Габриэль даже не шелохнулся, только между бровями на мгновение возникла недовольная складка, которая тут же разгладилась, едва я нажала на кнопку. — Габриэль, — позвала я, — Пора вставать. Сегодня у Адриана первый учебный день. Он будет рад, если мы позавтракаем вместе. Агрест, не открывая глаз, застонал и хрипло ответил: — Натали… Нам не обязательно куда-то торопиться. Мой сын уже взрослый, думаю, до колледжа он доедет, тем более с личным водителем… Ладно, только дай мне еще несколько минут! Он с блаженной улыбкой повернулся на бок и поуютнее утроил голову на подушке. Я пожала плечами, села, но рука Габриэля обвилась вокруг моей талии и решительно увлекла обратно. Он крепко обнял меня, уложил на свою грудь и выдохнул в ухо: — Иди ко мне! Не убегай. Ева моя… Я была приятно удивлена, ведь Габриэль никогда не проявлял своих слабостей при мне и выглядел… мило. Но я справедливости ради заметила: — Вообще-то, Ева была первой женой Адама. — Важнее то, что она была единственной, — уточнил он, перебирая мои пальцы и целуя ладонь, — И ты тоже будешь моей единственной. А я твоим, ясно? Последнее фраза прозвучала почти сердито, но риторически. Конечно он, кто же еще? Мы все-таки встали, быстро позавтракали, пожелали Адриану удачи в колледже. Дела тоже никто не отменял: так уж сложилось, что сегодня Габриэлю нужно ехать в офис, а у меня накопилось много работы в доме. Единственным послаблением в нашем положении «начальник-подчиненная», на которое сумел меня уговорить мой любимый шеф — я перестала носить строгую униформу и сегодня была одета в сливочного цвета платье-мини. Габриэль обнял меня на прощание и поцеловал. Этот поцелуй был коротким, но невероятно нежным. Я провела рукой в ответ по его виску пальцами, задержалась на скуле. Он прикрыл глаза и прижался к моей узкой ладони, словно хотел весь в ней уместиться. — Мне так не хочется оставлять тебя одну почти на весь день. Мы почти всегда были вместе в последнее время… Я еще не ушел, а уже скучаю! — Я тоже буду скучать! — ответила я и поняла, что это правда, — Возвращайся скорее! Быстро, словно боялся передумать, он ушел. Оно и правильно — перед смертью не надышишься. Мы уже не юные, чтобы позволить страстям возобладать над нами полностью. И потом: в этом расставании была особая прелесть — я мечтала о нем между делом, представляла себе его выражение лица, что бы он сказал по тому или иному поводу. Я буквально растворялась, купалась в своей любви к нему, упивалась ею! Уже ближе к вечеру мне пришлось уехать на время из особняка — возникли кое-какие финансовые проблемы, и необходимо было успеть в банк.Все разрешилось наилучшим образом, ошибку устранили, перевод поступил туда, куда следует, и я поспешила обратно. Уже начинались долгие сентябрьские сумерки, отличающиеся всегда своей «лучезарностью» (очень точное определение — лучи зари) и сиреневым воздухом. В особняке почти не было света и это меня удивило. Я ускорила шаг, влетела в дом, пересекла холл, прошла в гостиную и остолбенела. В комнате ярко пылал камин, ковер был усыпан лепестками роз всех цветов, люстра была заменена на свечи на столике и каминной полке, а посреди всего этого великолепия стоял Габриэль и с загадочной улыбкой смотрел на меня. Я была слегка ошеломлена, но он поспешил меня удивить снова. Он приблизился ко мне, подошел со спины, и на мою шею скользнуло ожерелье из черного жемчуга. Габриэль ловко застегнул крошечный замочек и довольно произнес: — Таким ярко выраженным брюнеткам, как ты, Натали, можно носить только черный жемчуг. Он подчеркивает твою красоту! Безделушка, конечно, но она тебе невероятно идет! Я тихо охнула, пытаясь вспомнить, какой у меня праздник и почему меня балуют таким дорогим подарком. — Эта «безделушка» стоит целое состояние! — не могла прийти я в себя, — Габриэль, что у нас за повод? Я же просила не дарить мне такие дорогущие вещи! — Ты — повод! — он рассмеялся звонко и искренне, и я насладилась этим звуком — так редко удавалось мне услышать его. Почти никогда. Это был смущенный смех человека, не привыкшего выражать свои чувства, и я дала себе слово, что Габриэль будет теперь смеяться без всякого стеснения. Это первое, что я для него сделаю! Он тем временем неожиданно впился губами в мою шею. Не смотря на то, что опьянение наступило быстро, я сохранила остатки разума: — Постой, Адриан же дома! Мы не можем… Он развернул меня к себе лицом и весело ответил: — Нет, я отпустил его повеселиться к другу, — как там его, Нино? — у них там что-то вроде мальчишника. С ночевкой. Я отшатнулась, во все глаза уставившись на мужчину, и нарочито-сердито воскликнула: — Так! Немедленно отвечай: кто ты такой и что сделал с Габриэлем Агрестом?! — Это сделала ты. Он стоял лицом к камину, озаренный оранжевым светом, позолотившим кожу и волосы, в серо-голубых глазах сверкали отблески пламени. И, не смотря на то, что я говорила в шутку, оставался абсолютно серьезен: — Я влюблен, Натали. Влюблен безнадежно и бесповоротно — это диагноз. И, боюсь, это неизлечимо… — … и к тому же очень заразно, — вторила я ему, снова чувствуя, как в груди поднимается ночным приливом моя любовь к нему. Я обхватила его лицо ладонями, заставив наклониться, встала на цыпочки и пылко долго поцеловала. У него были губы, неудобные для поцелуя — узкие и тонкие, но как же сладко было их касаться! И в отсутствии чувственности и страстности их невозможно было упрекнуть. А чудесные музыкальные руки не оставляли мне ни малейшего шанса, обжигали, плавили лед, обращая его сразу в пар, длинные изящные пальцы расстегивали «молнию», спускали с плеч шелковистую ткань! Мы одни, одни во всем доме, нас никто не видит и не слышит (камеры только снаружи)! Мои сны сбываются, я задыхаюсь, сердце бешено колотится. Когда на нас обоих остается только белье, я пытаюсь робко заметить: — Габриэль, но мы же не собираемся прямо здесь… — А что ты имеешь против гостиной? — в голосе слышится легкая улыбка, губы пробегают по беззащитному горлу, — Не станешь возражать, если мы расположимся прямо перед камином на покрывале из этих цветов? Натали, прошу, расслабься и доверься мне. Я едва заметно киваю и окунаюсь в наши чувства. И я начала понимать, почему Габриэль постарался сделать так, чтобы ночью в доме никого не было. Чтобы я не сдерживалась. Ведь я постоянно заставляла себя молчать, когда хотелось кричать, сжималась, словно старалась еще глубже загнать себя внутрь хрупкого маленького тела. И сейчас его напористые, но нежные ладони, избавляя нас от последних деталей одежды, вместе с тем раскрывали последние замочки на моих цепях. Бархатистые лепестки великолепны — я не представляла, что они такие беззащитные, так легко сминаются, отдавая моей спине свой аромат. Справа мое тело овевает жар камина. Я лежу неподвижно, Габриэль стоит рядом на коленях. Он выглядит необычайно сосредоточенным, собранным. Огонь трепещет, попеременно придает его лицу то воинственность Ареса, то коварство Эрота, то нежную грусть Аполлона, то жесткость Кроноса. Это изменчивое божество кажется мне лучшим из мужчин! Я всем своим существом тянусь к этому совершенному созданию, готова покориться и позволить ему сделать со мной все, что захочет. Но обычно нетерпеливый и пылкий Габриэль словно нарочно медлит. Он будто растягивает удовольствие, но доставляет его преимущественно мне — его пальцы, губы, язык… Они словно играют с моим телом в какую-то азартную игру — распаляют, будят желание, но, каждый раз, когда я вся изгибаюсь, показывая, что хочу большего, он отступает. Ах, мучение! Ну что же он делает?! Мое новое разочарование заставляет меня стонать. Это похоже на пытку — почему он так откровенен, но не пытается мной овладеть?! Он же хочет, это очень даже… заметно. Новые ласки выходят уже за все границы приличия — они стерты, их не существует! И я не могу сдержаться, вся сгорая и выдыхаю: — Я голодна, я очень голодна… — я задыхаюсь, извиваюсь и страдаю всем существом, — Прошу, накорми меня, любимый! Габриэль коварно улыбается моей мольбе, но вместо того, чтобы пойти дальше, снова обрывает все на подступах к кульминации и… преспокойно ложится рядом на спину! — Думаю, стоит сегодня отдать тебе главную роль в этом эротическом фильме. Ты же хотела учиться? Это твой первый урок. Он смотрит внимательно в мои расширенные зрачки и шепчет: — Смелее, вишенка моя. Не бойся. Если не понравится, мы остановимся. Я поняла, что он имеет в виду. Девушка сверху. Я не только с ним, вообще никогда в жизни этого не пробовала. И не решилась бы сама. Но он разжег меня настолько, что я не могу себя уже контролировать. Перетекаю в новое для меня положение… Я же не умею! Смущаюсь, пытаюсь снова закрыться, но он помогает мне, направляет ладонями мои бедра, смотри снизу вверх и тихо руководит: — Доверься своему телу. Оно лучше тебя знает, что ему делать и как. Здесь голова нужна по минимуму, красавица. И не надо стесняться, — он жадным взглядом пробегает по моему телу, — Ты сказочно хороша. Богиня. Я опускаю глаза, улыбаюсь, с удивлением замечаю, что он прав. И мне поразительно хорошо, я откидываю голову, снова почти падаю на него, ласкаю своей грудью его торс. Но новые движения непривычны, я устаю, и Габриэль это чувствует. И в решающий момент переворачивает меня на спину, заканчивая процесс в более привычном для меня положении. Он чудесен, мне совсем не нужно стараться, чтобы закончить с ним вместе! И все же добираюсь до вершины первой. Я просто позволю ему полностью расслабиться, но понимаю, что ошиблась — это была не вершина, это был лишь гребень первой волны! Я кричу, все мысли остались где-то далеко, остаются одни чувства. И они переплетаются с его эмоциями в один клубок, искрят, накрывают. Я медленно умираю в его руках от наслаждения. Он, доволен не меньше не меня — его голос, его лицо кажутся одновременно и страдающими, и восторженно-беззащитными. Но вот буря стихает. Мы оба тяжело дышим и смотрим друг на друга, не в силах найти какие-то слова. Да они и не нужны. Я привычно склоняю голову ему на грудь. — Устала? — участливо спрашивает он, погладив мой плоский белоснежный живот. — Немного, — кивнула я и философски заметила, — Как от любой новой тренировки! Он едва слышно смеется: — Я тебя обожаю! Я поднимаю голову и серьезно отвечаю: — И я тебя. Каждой клеточкой, всеми своими фибрами. Он теснее сжимает объятия и заверяет: — Не знаю, что бы со мной стало без тебя. Любимая, друг, хранитель — ты идеальная. Как такая может вообще быть? Как я могу быть тебя достоин? До сих пор не верю. Пожалуйста, не покидай меня никогда, Натали! В его голосе легкая дрожь. Он боится потерять меня, и я его понимаю. Я крепко сжимаю его руку и выдыхаю: — Никогда! Только ты. Не мучься, мы же созданы друг для друга.