Лживое лицо скроет всё, что задумало коварное сердце. (Пусть ложь сердец прикроют ложью лица) — Уильям Шекспир
— С чего ты вообще решила, что сможешь сбежать?- даже в темноте Леманн могла рассмотреть чуть светящуюся абсолютно неестественную золотую радужку глаз. Он знал, что сам не даёт ей возможности ответить и наслаждался каждой секундой. Детектив резко зажмурилась, оставляя всякие попытки к сражению, потому что силы с неимоверной скоростью стали покидать её. Холодные длинные пальцы с новой силой сомкнулись на её горле, продолжая вжимать в стену. Если минуту назад перед глазами девушки мерещился рой черных мушек, то сейчас её взору предстали настоящие чёрные дыры, которые так и манили шагать к ним навстречу. За плечом Разумовского Венера смиренно улыбалась с картины, которая висела на противоположной стене. Она будто предлагала и Александре смириться и перестать бороться за каждый глоток воздуха. А чего ради? Абсолютное погружение в незабытье будто приобрело физическую оболочку и сейчас так соблазнительно протягивало свою большую ладонь, тянулось костлявыми пальцами к девушке. Леманн уже почти протянула руку в ответ, когда Сергей (Сергей ли?) немного расслабил хватку, давая сделать желанный вдох. — Что же ты хотела выяснить, мышь? - эти слова были сказаны тихо, с полуулыбкой, а в интонации проскальзывала обманчивая нежность. Надежда выжить появилась так же быстро, как и пропала, когда её голова с особой силой соприкоснулась со стеной. Александра Леманн распахнула глаза и резко села в кровати. Рот был приоткрыт, будто она всё ещё хотела закричать, но осознание, что это был всего лишь сон, привело её в реальность. Пульс детектива довольно быстро вернулся в норму и она оглянулась по сторонам: первые лучи солнца уже осветили сырые и мятые простыни на кровати, а будильник на прикроватной полусломанной деревянной тумбочке показывал, что она встала раньше на целый час. Из-за кошмара Леманн казалось, что она не спала вообще. Зеркало в ванной комнате любезно показывало почти чужое отражения: волосы спутаны, синяки были настолько глубокие, тёмные и огромные, что, казалось, они занимают большую часть её лица. Девушка цокнула языком и налепила под глаза чудодейственные желейные штучки, будто они могли исправить эту катастрофу и вернуть ей здоровый вид. «Может Прокопенко прав, и ей на самом деле нужен отпуск», - пронеслось у неё в голове. Трижды моргнула, глядя на своё отражение, и прогнала эту мысль. А что ей делать-то? Отпускных дней действительно накапало много, ведь отгулы и дополнительные выходные она брала крайне редко и только в экстренных ситуациях. Леманн искренне не знала, что она могла делать в свободные дни из-за неимения таковых в обычное для неё время. Можно, конечно, навестить отца, но долго там не задержишься, да и не ждёт он её давно. Взяться за дело Разумовского с новыми силами? Так это и не будет считаться выходными. Вряд ли в толковом словаре напротив этого слова будет что-то вроде «гоняться за преступником-психопатом; пытаться не нарваться на неприятности; не спать ночами из-за диковинного страха попасть в самый эпицентр его очередного психического взрыва». О Сергее Разумовском информации в открытом доступе было мало, а правды из этого ещё меньше. Крупицы фактов о его детстве может и были правдивыми, но чем дальше и старше, тем вода мутнее и грязнее: куча слухов, которые приправлены крупными пожертвованиями. Сейчас же он был в режиме «тише воды ниже травы», информации - ноль, наводок на его сегодняшнюю деятельность - ноль. Размышления девушки прервал глухой шлепок, который раздался по всей кухне из-за малого количества мебели и полнейшей до этой секунды тишины, в которой она сидела уже порядка двадцати минут без движения, глядя невидящими глазами в какую-то точку перед собой. Источником звука оказался патч, который до этого покоился на мешках под глазами, а сейчас плавал в кружке с крепким растворимым кофе. Поморщившись, Александра отодвинула от себя чашку, сняла второй патч и кинула его рядом с той же чашкой. Вздохнув, она всеми фибрами души ощутила, что этот день будет дерьмовым.***
Из-за полного погружения в работу детектив не заметила Диму Дубина, который практически бесшумно сел напротив неё. Ручка перестала торопливо бегать по странице, и девушка подняла глаза, когда он демонстративно покашлял и сразу же улыбнулся, когда понял, что завоевал её внимание хоть на несколько мгновений. — Не хочу грубить, но у меня куча работы, мне не до игры в гляделки,- вкрадчиво произнесла Леманн, когда их молчаливые переглядывания затянулись: его заговорщический и по-детски наивный взгляд и её пронзительный, но, кажется, уже потухший. — Я знаю, что ты работаешь над делом Соловья и копаешь под Разумовского,- прошептал он, немного наклонившись, будто их кто-то мог услышать в разгар рабочего дня, когда все носились из угла в угол и пытались уладить свои дела и сделать свою работу. Перемену в настроении девушки можно было заметить только по тому факту, что она сжала ручку до побелевших костяшек. Она аккуратно отложила предмет в сторону, скрестила руки и слегка откинулась на спинку кресла. Александра мысленно поругала себя за такое откровенное проявление защитной реакции. Конечно, для Дубина вербальные и невербальные сигналы мало что значили, но девушка обучалась этому годами и сейчас она корила себя за столь глупое и неосмотрительное действие. — С чего ты это взял?- ровным голосом спросила она, всматриваясь в лицо своего коллеги. Его переполняла странная для такой ситуации смесь эмоций, состоящая из радости, предвкушения и капельки опасения. — Прокопенко искал оригинал дела Соловья, а заодно поинтересовался, где дело не менее ненормального Разумовского, а потом я навёл справки в архиве и увидел, что последняя прикасалась к нему ты. Он остановился на пару мгновений, пытаясь разглядеть хоть какую-нибудь перемену в девушке, чтобы найти подтверждение своим словам о её тайном расследовании, но её лицо так и осталось непоколебимым. «Милый-милый Дубин, надо будет тебя научить хотя бы азам языка тела.» — Мне кажется, нам обязательно нужно сделать ещё одну копию этого дела, а может даже несколько, и отдать оригинал Федору Ивановичу. Всё хорошо будет, просто скажешь, что домой два дела случайно унесла, забыла принести обратно,- затараторил Дубин, смутившись отсутствием реакции на его предыдущее высказывание. Судя по всему, он долго продумывал, что скажет, раз так резво предлагает соврать боссу. Тут даже деловая выдержка Леманн дала слабину: её брови поползли вверх, а губы слегка скривились, будто она пыталась сдержать все скверные слова, которые хотели сорваться. А ведь она уже ощущала их вкус на языке. Уже после слова «нам», желудок детектива сжался до тошноты и девушка перестала воспринимать то, что благоговейно произносил Дима. Когда её молодой коллега начал говорить, что они с Игорем уже сталкивались с этим злосчастным преступником и уже знают, что нужно делать, глаз Александры, казалось, должен был непроизвольно дернуться. Но окончательно её добил факт-дня, что они: Дима, Александра и Игорь будут отличной командой. Леманн молча подняла руку, в жесте «остановись-ради-всего-святого». — Дмитрий, вы понимаете, что с работы можете вылететь из-за таких действий? Детектив специально вернулась к разговору на «вы» и к полному имени, предавая разговору серьёзности и официальности. Может хоть так она отпугнёт его от этого дела. В принципе, девушка не лукавила, когда говорила об увольнении, ведь все их действия восприняли бы, как многократное неподчинение прямому приказу. Порой она искренне задумывалась, что Дима Дубин светлой души человек, которому не место в полиции. Он слишком мягкотелый и доверчивый. Хотя его тяга к доброму и ответственность за всё живое вполне уравновешивали периодическую жестокость и безалаберность Грома. Как бы Игорь не противился, но они хорошо дополняли друг друга, как напарники. После слов Александры Дима на пару секунд стушевался, нахмурил брови и насупился, слово голубок на морозе. — Если такова цена справедливости, Александра,- твердо произнёс коллега. Губы девушки сжались в тонкую линию, не давая вырваться чему-то нехорошему. Она отпила уже холодный кофе, давая себе несколько дополнительных секунд на обдумывание своего дальнейшего ответа. — Дим, не надо тебе этого,- вымучено произнесла девушка, выпуская наружу свои истинные чувства и эмоции. Она потерла лицо руками и вновь посмотрела на своего собеседника, - Я ведь вижу по тебе, что Гром не знает о твоих намерениях вершить справедливость, обходя закон. У нас есть уже такой экземпляр, только он более идейный и методы поизощреннее,- тихо говорила Александра, между строк пропуская «Разумовский»,- Гром хороший напарник и вы, вроде как, товарищи теперь с ним, ну не впутывай ты его в это. У него сейчас своё большое дело, лучше бы с ним помог,- продолжала Леманн, пытаясь не обидеть и вразумить коллегу. Она подалась чуть вперёд, чтобы поймать его взгляд и понять, что же происходит в этой блондинистой голове. На лице буря эмоций: от смятения до досады из-за отказа. — Александра, я уверен, что ты доведёшь это дело до конца. Я обещаю не вмешиваться, п-правда. Но прошу тебя хотя бы держать в курсе, что происходит,- с надеждой произнёс юноша,- может я всё-таки помочь смогу,- он немного вздернул подбородок и потом поспешно добавил,- или Гром. Это ведь и есть компромисс? Тогда почему ни ей, ни ему от этого не легче? Остаток вечера обрывки разговора так и продолжали прокручиваться в голове Леманн. Больше всего её зацепила фраза, которую Дима произнёс, уже уходя от неё за свой стол, который он делил с Громом. Дима небрежно уронил что-то про связи Игоря с кем-то там, кто предоставил ему возможность явиться в прошлый раз в дорогом костюме на закрытое мероприятие, на котором присутствовал сам Сергей и остальные сливки общества. Всё-таки не отпускает её это дело. Стабильности ментального здоровья, видимо, не дождаться, поэтому работать придётся с тем, что есть. Надо наведаться к приятелю Игоря Грома. Вряд ли он будет очаровательным человеком, который несёт радость, в белом костюме.