***
Чонгук стоит напротив розовой двери и прожигает взглядом табличку с дебильным названием. Это не царство, скорее самая настоящая преисподняя. С недавних пор Чонгук думает, что ад не обязан быть мрачным и пылающим, каким показан в легендах. Он вполне может состоять из розовых оттенков. Джин все еще не вернулся. Это заставляет Чонгука чувствовать слабое, но ощутимое спокойствие, однако даже оно может легко испариться, как только он снова вспоминает слова Хосока. «Джин добровольно выбрал это». Человек в здравом уме не станет выбирать подобное, только если не хочет поиздеваться над самим собой. Чонгук поджимает губы, не сводя взгляд с блестящей дверной ручки. Что-то определенно не оставило ему выбора. Даже несмотря на то, что Джин не показывает и капли недовольства своей работой, Чонгук чувствует, что он продолжает оставаться здесь от безысходности. Именно это, должно быть, заставило его подписать контракт. Чонгук отводит взгляд, потому что больше не может смотреть на эту проклятую дверь. Джина все равно нет за ней. В какой-то момент даже кажется, что его никогда и не было. Словно этот любящий розовое парень никогда не существовал, не приходил и не раздевался перед ним, не раздвигал предательски ноги, не постанывал, не интересовал, не смотрел через весь зал проницательно и едко, не шептал это мягкое «ДжейКей». Не испытывал боль. Не умирал под каждым клиентом и не возрождался вновь, как феникс из пепла. Не валялся обесточенным, выпотрошенным телом. Не кричал отчаянно и громко, пытаясь призвать спасение, которое никогда не приходило. Чонгук резко закрывает глаза и делает спокойный, тихий вдох. И совсем не скоро — выдох. Приглушенная музыка из зала проходится легкой вибрацией по всей стене. Чонгук не выдерживает, медленно поднимает руку и дотрагивается до розовой двери, растопырив пальцы. Обшивка мягкая. Это было бы даже приятно, если бы не отвратительные призрачные следы чужих ладоней. Если бы Джин имел даже крошечный шанс оказаться иллюзией, Чонгук думает, что так было бы гораздо лучше. Даже если бы при таком раскладе он никогда не смог встретиться с ним. Нужно поговорить с Чимином. Только этот человек расскажет немного больше, чем Хосок.***
— Порнография. Чонгук бессмысленно пялится на прозрачный бокал для коктейлей, который Чимин натирает до блеска около бара, и не сразу понимает, что только что услышал. Черная бабочка на его шее почти развязана, но все еще кажется, что она душит его. — Что? — Чонгук может только переспросить, мечтая, чтобы это оказалось шуткой. — Джин снимался в порно, — повторяет Чимин, вскидывая брови. — Я думал, тебе уже кто-нибудь рассказал. Джин мог загнуться в этой индустрии окончательно, если бы не оказался здесь. Скорее всего ты слышал, но даже порно бывает разным. Некоторые студии позволяют себе просто жуткие вещи, испытывая людей на прочность, и получают бешеные деньги за все эти извращения. Джин работал именно в такой, прежде чем его выкупили. Несколько мгновений мысли Чонгука просто хаотично мечутся в голове, как дротики для дартса, и одна оказывается хуже другой, когда он пытается представить все это. — Выкупили? — мрачно повторяет он. — Это было почти рабство, — Чимин повторяет в точности то, что Чонгук говорил ранее, даже не догадываясь. — Господин Кан выкупил его из закрытого клуба «Когти» несколько лет назад. Я еще не работал здесь, но слышал, что Джин был в ужасном состоянии. Они жестоко издевались над ним. Я смотрел несколько видео, которые сохранились. Честно говоря, я думал, что меня вырвет. Чонгук не сводит взгляд с искаженного лица перед собой, когда Чимин морщится, словно во всех деталях вспомнив эти ролики. И от одной только мысли, что кто-то издевался над Джином, внутри Чонгука все переворачивается. Именно это имел ввиду Хосок, когда сказал, что Джин принадлежит борделю. Чонгук и не представлял, что это может быть правдой, потому что никакой человек не имеет права владеть другим, как хозяин. Изо рта вырывается хриплый, рваный выдох. Внезапно для себя Чонгук ощущает острый недостаток кислорода. Проклятье, это не может быть правдой. — И что там было? — Чонгук против воли выдавливает слова, потому что не хочет знать ответ, но просто обязан услышать его. — Что они делали с ним? Чимин нервно поправляет лацканы пиджака, его лицо вдруг бледнеет от эмоции, но напряженный взгляд Чонгука вынуждает его продолжать. — Групповой секс, — отвечает Чимин, его высокий голос подскакивает еще выше. — Честно говоря, это не было похоже на секс, потому что они просто привязали его к железной кровати. И трахали по очереди, как животные. Я едва посмотрел четыре минуты или даже меньше. — Чимин рвано выдыхает, не выдерживая этих воспоминаний. — Я помню его грязные волосы и синяки по всему телу. Джин терпел всякое дерьмо изо дня в день. Честно говоря, иногда я вспоминаю это, когда он проходит мимо, и думаю, что он очень сильный, если все еще может подниматься с кровати. Чонгук не замечает, что почти перестал дышать. Глядя на длинные пальцы бармена, переворачивающего стаканы, он думает только о том, что начинает еще сильнее ненавидеть всех этих людей. Острое чувство отвращения давит на грудь, как огромный кусок бетона, отколовшийся от потолка, чтобы раздавить его этой правдой. Собственные пальцы начинают дрожать. Чонгук опускает взгляд и с силой напрягает руки, чтобы никто этого не заметил. И не догадался, что парень, который обожает розовый цвет и сладости начинает вызывать в нем слишком много эмоций, которые совсем не должен. Израненный, раздавленный, но все еще слишком прекрасный. Джин, как треснувший драгоценный камень, не прекращает сиять даже после всего, что пережил. И Чонгука поражает эта мысль, как только он снова представляет его образ перед глазами. — Я должен это видеть, — хриплым голосом произносит Чонгук, когда Чимин уже думает, что разговор окончен. — Ты не мог бы отправить мне это видео? Пожалуйста. — Я тебя предупредил, — мрачнеет Чимин и отворачивается, возвращаясь к работе. — Это правда отвратительно, ДжейКей.***
Люди приспосабливаются к разным видам дерьма и даже насилия, но всякое терпение имеет свой предел. Особая черта, которая не должна пересекаться, чтобы не достичь точки невозврата, когда больше ничего нельзя будет изменить. Чонгук понимает, что любое разумное существо имеет запас терпения, которое позволяет им выдерживать давление. Однако какой предел еще может быть у человека, который проходил через групповое изнасилование, особенно если это происходило регулярно, он и не догадывается. Как легко сломать другого человека? Как много времени понадобится, чтобы он не смог отличить себя от кучи мусора на улице? Десять минут назад Чимин прислал видео, как и обещал, но Чонгук сталкивается с тем, что не может даже посмотреть на свой телефон. Он услышал негромкий звук входящего сообщения и знает, что это Чимин, но преодолеть неуверенность оказывается не так просто. Красочно представляя моменты проклятого насилия до самого рассвета, прежде чем отправиться домой, Чонгук даже думает, что теперь может и не смотреть, но что-то внутри подталкивает его сделать это. Как будто рассказ Чимина все еще имеет жалкий шанс оказаться шуткой. Каким-нибудь глупым розыгрышем для новых кураторов Джина, чтобы испугать и немного повеселиться. Однако случай с Ли Дохёном четко дает понять, что каждая ужасная история в конечном итоге окажется правдой. Чонгук сглатывает ком напряжения в горле и опускает взгляд, дотягивается до мобильного и смотрит на собственное лицо в отражении черного экрана. Побледневший, мрачный вид. Когда пальцы нажимают на разблокировку, Чонгук еще раз проклинает собственную идею выпросить это видео, но все-таки нажимает на кнопку воспроизведения. Видеозапись длится целых четыре часа. Легкий ужас проносится по всему телу, как электрический разряд, как только Чонгук замечает эти цифры, но почти мгновенно испаряется вместе со всеми мыслями, когда он замечает Джина в кадре. Джин прикован цепями к железной кровати в центре мрачной комнаты, похожей на подвал. Освещение слишком слабое, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, но Чонгук выхватывает взглядом мерзкий блеск металлических цепей, сковывающих его запястья и щиколотки. Лампочка над кроватью слегка покачивается из стороны в сторону, как будто кто-то специально цепляет ее пальцем. Противный скрипящий звук вынуждает нахмуриться еще сильнее. И когда тело Джина освещается полностью, Чонгук просто перестает дышать, потому что Чимин не врал. Грязные светлые волосы облепляют лицо, изуродованное синяками. Яркие пятна рассыпаны по всей коже, и из-за бледности они еще более заметны. Особенно на ягодицах. Чонгук все еще почти не дышит, когда оператор подходит ближе, поднимает руку и проскальзывает пальцем вдоль спины Джина. Высохшие дорожки багровой крови и спермы заставляют сердце Чонгука сжаться в крохотный жалкий комок. — Выносливый, — шепчет оператор, придерживая камеру одной рукой. — Даже не отключился после первой сессии. Он подносит камеру ближе, чтобы запечатлеть каждый проклятый синяк и рану, как будто его действительно заводит это. Чонгук сдержанно выдыхает, пытаясь не реагировать, но пальцы сводит от разрывающей ярости. До боли, до хриплого рыка, вырвавшегося из него из-за жгучих эмоций. Что эти звери сделали с ним? Джин дышит совсем тихо и слабо, как будто едва находится в реальности. Полные губы искусаны и разбиты. Высохшая кровь сковывает уголок, вдоль подбородка тянется тонкая ниточка слюны, но Джин даже не замечает. Чонгук не собирается думать о том, что Джин сильнее всего похож на мертвеца, но с ужасом понимает, что это именно так и есть. — Давай второй заход, — предлагает оператор, закрепляя камеру на штативе около кровати, когда входит второй мужчина. Чонгук снова замирает, не в состоянии поверить в происходящее, пока не слышит жесткий, почти оглушающий шлепок. Джин вздрагивает всем телом и вскрикивает от боли. Внутри Чонгука все рывком сжимается, потому что он едва смог забыть о том, какими бывают его крики, даже если сам напросился, чтобы вспомнить их. Однако проклинать себя снова не получается, потому что Чонгук отвлекается на высокий визг дверных петель. Камера не показывает дверь, но по количеству негромких шагов становится ясно, что в подвал вошли еще несколько человек. — Он еще живой? — саркастически спрашивает один из мужчин, подходящих к кровати со всех сторон. Испуганный, загнанный взгляд, который имеют только жертвы, выдает все чувства Джина с потрохами. Чонгук окончательно перестает дышать, с ужасом наблюдая, как Джин беспомощно дергает руками и оглядывается, словно пытаясь найти выход, спасти себя хоть как-нибудь, выбраться из этого кошмара, но ничего не получается. И даже если он сейчас начнет звать на помощь, никто и пальцем не поведет. Сердце разрывается на части, когда Джин начинает кричать. Один из мужчин жестко хватает его за бедра и рывком вставляет член, едва подготовив его. Чонгук хрипло выдыхает и поджимает губы, но вопреки всему не отводит взгляд. Мужчина двигается быстро и безжалостно, почти свирепо, с громкими шлепками ударяясь о чужие бедра. Джин стонет высоко и надрывно, истерически, пытается сжаться на кровати и отстраниться подальше, отползти, но у него нет ни шанса сделать это. Член исчезает внутри него и выскальзывает обратно в бешеном темпе, врывается без передышки, разрывает на куски. Когда мужчина рывком отстраняется, Чонгук не может поверить, что сейчас его схватит следующий, как вдруг это и происходит. — Н-нет, — хрипит Джин, едва почувствовав, как изменились руки на его бедрах. — Пожалуйста, я не могу больше… Пожалуйста! Нет! Джин кричит еще громче, но его никто не слышит. Только Чонгук. Каждая клеточка тела разрывается от боли, когда Чонгук следит за тем, как они трахают его по очереди. Один за другим сжимают за бедра, растягивают изнутри, долбят до упора, невыносимо быстро и бесчеловечно. Каждым резким движением они все уничтожают его, сжигают заживо на этой проклятой кровати. Чонгук не может на это смотреть. Скованный цепями, пойманный в капкан, обреченный давиться болью и рыданиями. Чонгук едва не до трещин сжимает телефон, когда один из мужчин рывком хватает Джина за волосы и оттягивает назад, заставляя выгибаться в спине. На его шее заметны синяки от удушения. Для каких конченых извращенцев существуют такие видео? Чонгук плотно сжимает зубы, пытаясь не верить ничему из этого, убедить себя, что это неправда, но очередной истошный вопль Джина разрушает все его надежды. — Нет! Пожалуйста! — рыдает Джин, захлебываясь горячими слезами. — Хватит! — Блять, заткни его чем-нибудь, — рыкает мужчина другому, продолжая остервенело трахать истощенное тело, ни на секунду не останавливаясь. Не выдерживая, Джин начинает хрипеть, брызжет слюной с каждым проклятым толчком, что выбивает из него крики, и вскрикивает еще громче, когда его за волосы притягивает к себе другой мужчина, заставляя вытянуть шею. Он опирается коленом об кровать прямо перед лицом парня, после чего притягивает еще ближе, проскальзывает головкой члена по пухлым губам и рывком входит внутрь. Джин громко мычит и зажмуривается, когда его начинают жестко трахать в рот, заставляя давиться. Раны на его губах вновь начинают кровоточить. Чонгук замечает, как кровь стекает на подбородок и шею, пачкает каплями плечи. Его разрывают с обеих сторон, как будто это ничего не значит. Истошные вопли резко обрываются, когда Чонгук выключает мобильный и отбрасывает как можно дальше. Сердце бешено долбится в груди, в истерике после увиденного, но он не собирается смотреть дальше. Видеть эти пытки просто невыносимо — Чонгук чувствует, что его точно стошнит, если он продолжит смотреть.***
Человек легко становится животным, когда позволяет себе быть жестоким. Когда начинает издеваться над слабым и беззащитным, привязанным, не имеющим выбора. Все человеческие черты, сострадание и жалость испаряются за секунду, стоит только позволить звериной натуре выбраться на свободу. Чонгук знает многое о жестокости, потому что в составе банды повидал разное дерьмо, включая избиения и насилие над слабыми. Он почти ничего не чувствовал в такие моменты, потому что знал — даже капля сострадания к этим людям сделает его таким же слабаком, как и они. И потому, что все они были должниками босса. Чонгуку почти не было жаль их. Если ты взял большие деньги в долг, ты должен знать о последствиях. Они расплачивались по счетам и за собственные ошибки, однако теперь все совершенно иначе. Джин не мог совершить что-то настолько ужасное, чтобы заслужить все это. Чонгук выдыхает и снова открывает глаза. Если привыкнуть к актам насилия, перестать считать это чем-то особенным, то со временем исчезнет и реакция. Чонгук действительно перестал реагировать. Незадолго до того, как оказаться в тюрьме, он почти прекратил чувствовать, что делает что-то плохое, даже кошмарное для кого-то, потому что оно стало частью его обыденной жизни. И он искренне думал, что сострадание к жертвам больше не вернется. Вопреки ожиданиям оно вернулось и разорвало его на куски. «Я слышал, что Джин был в ужасном состоянии. Они жестоко издевались над ним». Оглушающие крики снова звенят в голове, отбивая эхо, как церковный колокол. Чонгук прожигает мрачным взглядом потолок. Это правда. Джин действительно каким-то невероятным образом вернул Чонгуку то, что должно было отмереть за ненадобностью. Еще и за такое короткое время — всего какой-то ничтожный месяц. Чонгук пытается найти причину, но мыслей слишком много в голове. Джин довольно быстро начал что-то значить для него, как будто и правда был особенным. Что-то внутри вдруг стало неправильно работать, как только Чонгук увидел его. Когда почувствовал его первое прикосновение. Когда поймал его первый взгляд на себе, когда впервые поговорил с ним и оказался около розовой двери. Когда услышал его первый стон, вызвавший такие сильные эмоции, что голова пошла кругом. Чонгук снова шумно выдыхает, не выдерживая этих мыслей. Он переводит взгляд на свой мобильный, когда думает о проклятой видеозаписи и о том, что все это длилось четыре часа. Эти люди не могли издеваться над ним так долго. Проклятье. Чонгук рычит и резко подхватывает мобильный, но останавливается прежде, чем разблокировать экран. Не нужно смотреть дальше. Чонгук знает, что не выдержит этого, особенно после того, как понял, что Джин вызывает в нем слишком много эмоций. Они не оставят от него ни сантиметра, если Чонгук прав, но вопреки всему он чувствует, что должен проверить. Четыре часа — это слишком долго. Грудь пронзает давящей болью, когда Чонгук нажимает на кнопку воспроизведения. Он перематывает все, что уже видел, даже больше, и останавливается на отметке в два часа. Джин остается прикован к кровати. Он лежит в полном одиночестве без единого движения почти минуту, и Чонгук ужасается от мысли, что он потерял сознание, однако вскоре Джин слегка шевелит рукой. Когда он поворачивает голову в сторону, Чонгук замечает высохшие слезы на его щеках. Вместо прежде красивых и полных губ виднеется кровавое месиво. Что они сделали с ним? Как можно так обращаться с человеком? Чонгук почти неслышно выдыхает через нос, пытаясь держать себя под контролем. Картинка перед глазами размывается до кривой кляксы, пока он снова не моргает. Не выдерживая, Чонгук снова перематывает вперед. Два с половиной часа и дальше, пока не останавливается на трех с четвертью. Джин остается прикован и совсем один. Внезапно Чонгук расширяет глаза, когда кошмарная мысль врывается в мозг: они оставили его. Эти животные просто бросили его тонущим в боли, растерзав на части, но не собирались добивать, словно хотели насладиться его страданиями еще немного. Как будто проклятого изнасилования было недостаточно. — Пожалуйста, — вдруг шепчет Джин, едва пошевелив тем, что осталось от его красивых губ. — Воды, пожалуйста… я так хочу пить. Чонгук чувствует, что парализован. — Пожалуйста, воды, — в отчаянии повторяет Джин, но все еще не двигается. Он больше не пытается вырваться из оков, как будто давно потерял надежду сделать это. Когда дверь в помещение с лязгом открывается, Чонгук замечает, как сильно Джин вздрагивает, и боится, что вошедший человек сделает что-нибудь еще хуже, причинит еще больше боли. Вопреки ничтожным шансам на то, что он все-таки принес воду, Чонгук мечтает, чтобы он ушел. Прозрачная бутылочка с водой показывается в кадре, зажатая в руках высокого мужчины, но даже после этого Чонгук не верит, что он решит напоить Джина. Не сводя взгляд, Чонгук напряженно всматривается в экран, пытаясь понять, кто это, однако камера расположена слишком низко, чтобы разглядеть чужое лицо. Как будто эти люди слишком заботились о том, чтобы остаться анонимными в отличии от парня на кровати. — Выносливый, — шепчет мужчина, остановившись у изголовья, и становится ясно, что это оператор. — Стоит ли поощрить тебя за старания? Джин слегка поворачивает голову и впивается взглядом в бутылку с водой, которой покачивают перед его лицом, и шумно сглатывает, но молчит. Ему нечего на это сказать. Достаточно раздавленный и униженный, чтобы начать молить о пощаде, однако что-то все-таки останавливает его. Чонгук хмурится, но почти не моргает, словно боится что-то упустить. Мужчина выжидающе молчит, словно ожидает реакции, и даже откручивает крышку, однако Джин не произносит ни слова больше. Чонгук позволяет себе отвести взгляд и выдохнуть, прежде чем понимает, что происходит. Джин продолжает молчать, потому что знает, что ничего не получит. Эта мысль разрывает Чонгука на части. — Давай еще один заход, и ты получишь воду, — предлагает мужчина со слышимой улыбкой, после чего поднимает руку и скользит пальцами вдоль его спины, медленно и осторожно, как будто ласково. — Обещаю. Джин обречённо опускает голову обратно на кровать. Его лицо никак не меняется, даже когда мужчина медленно обходит его и становится сзади. Даже когда дотягивается до смазки и проводит членом меж его ягодиц. Даже когда снова врывается в него. Даже когда разрывает на куски окончательно.***
Люди приспосабливаются к разным видам дерьма и даже насилия, но всякое терпение имеет свой предел. Особая черта, которая не должна пересекаться, чтобы не достичь точки невозврата, когда больше ничего нельзя будет изменить. Чонгук думает, что Джин находится далеко за пределами этой черты. Однако что-то внутри него подсказывает, что какой-то слабый шанс, даже самый крохотный, все еще есть. И если это правда, он чувствует, что обязан использовать эту возможность, хоть и не представляет, что именно теперь делать. Он настолько сильно хочет избавить Джина от проклятой боли, вытащить из кошмара, что не может просто оставить все как есть. И оставить его самого.***
Чонгук перебегает дорогу на мигающий красный с тяжелым, сбитым дыханием. Позади слышится недовольный сигнал из автомобиля, едва успевшего затормозить перед парнем, которого совсем не волнует его безопасность. Однако Чонгук действительно не думает о ней. Сейчас его беспокоит только то, что он опаздывает на целых двадцать минут — из-за произошедшего он почти не спал, но вырубился под самый вечер и даже не услышал сигнал будильника. Истощенное тело и рассудок просто выключились, как погасшая лампочка, отключили все мысли и чувства, что давили на него сверху на протяжении всего дня. И теперь Чонгук волнуется еще сильнее, потому что не знает, пришел ли Джин на работу. Что, если ему понадобится больше времени, чем каких-то ничтожных два дня? Что, если он не в порядке? Чонгук поправляет лямку черной сумки на плече и перебегает еще один перекресток, прежде чем замечает светящуюся вывеску клуба на другой стороне дороги. Несмотря на то, что ночные клубы расположены вдоль всей улицы, именно «Красный гранит» больше всех приковывает взгляд. Он же и привлекает больше посетителей. Однако Чонгук всеми силами отказывается думать о том, что одной из причин большой посещаемости является Джин — суперзвезда этого сверкающего ада. Вспоминая подслушанный недавно разговор, Чонгук вспоминает и о том, что клиенты действительно от него в восторге. Отвратительная мысль. Едва успевая поздороваться с охранником, Чонгук быстро входит внутрь. Помещение залито синим светом, который плавно переходит в фиолетовый и даже перламутровый — большие прожекторы вдоль стен освещают даже самый крохотный уголок большого зала. Чонгук замечает, что его грудь все еще слишком тяжело вздымается из-за частого дыхания, но он совсем не волнуется об этом. Быстро осматривая весь зал, Чонгук понимает, что Джина нет. Он всегда может сразу заметить его, потому что Джин чертовски выделяется среди остальных, но его действительно нигде нет. Волнения внутри становится еще больше, когда Чонгук снова оглядывается в попытках выхватить взглядом знакомые черты. Спокойнее. Если в зале его нет, возможно, Чонгук найдет его в одном из помещений для сотрудников. Нужно все проверить. Чонгук быстро обходит посетителей и минует столики, прежде чем добирается до нужной двери. Музыка становится тише, как только он проходит длинный коридор и оказывается в комнате для персонала. Разочарование накрывает его почти сразу. Внутри несколько танцоров и визажистов, но никто из них даже отдаленно не напоминает Джина. Сердце предательски пропускает удар, когда Чонгук направляется в комнату отдыха. Он чувствует острую потребность найти его прямо сейчас, прежде чем это раздражающее волнение расколет его на две части. Внутри оказываются двое танцоров и бармен, перебирающий что-то в большой сумке. Чонгук крепко поджимает губы и мысленно прикидывает варианты. Розовая комната начинает работать после полуночи — до этого времени клиентов там не бывает, потому Джин почти всегда находится в общем зале. Чаще всего около барной стойки, иногда на танцполе. Чонгук вдруг понимает, что у него нет никакой возможности связаться с ним и проверить, в порядке ли он. И если Джин действительно не пришел на работу, этому может быть десяток причин, начиная с той, что он действительно плохо себя чувствует после проклятого особого клиента, однако Чонгук быстро вертит головой, чтобы вышвырнуть эти мысли. Он в порядке. Нужно проверить еще раз. Чонгук делает шаг вперед, чтобы вернуться обратно в зал, как вдруг взгляд цепляется за прозрачные бутылки с водой, выставленные в аккуратный ряд на столе. Этикеток нет ни на одной из них. «Пожалуйста… я так хочу пить». Сердце с болью сжимается, когда ослабленный шепот Джина снова слышится в голове. Чонгук мрачно смотрит на бутылки, вспоминая, как он просил его принести воду после того, как ушел Ли Дохён. Не раздумывая больше ни секунды, Чонгук подхватывает одну из бутылок и крепко сжимает пальцами, быстрым шагом выходя за дверь. Он не собирается больше позволять Джину просить о ней, потому что теперь готов носить ее с собой повсюду ради него. Джин обнаруживается около барной стойки. Длинные пальцы слегка сжимают стакан с каким-то разноцветным коктейлем. Чонгук замирает, едва увидев его на расстоянии десяти метров. Прекрасен, как всегда: грациозные движения, аристократические черты лица, яркий наряд, броские украшения и хитрая, но мягкая усмешка на губах. Сердце предательски сбивается с ритма, стоит Чонгуку опустить взгляд на эти губы и вспомнить, какими они были на видео. Под кожей словно проносится электрический разряд, но Чонгук рывком одергивает себя. Сейчас самое важное то, что он нашел его. Джин здесь, прямо перед ним. Он смог встать с кровати и прийти на работу, даже если чертовых двух дней было недостаточно, чтобы оправиться после особого клиента. Чонгук сталкивается с мыслью, что этот человек обладает просто огромной выдержкой. «Выносливый». Раздражение от очередного воспоминания кипятит кровь, вздувает толстые вены на руках еще больше, однако взгляда со стороны Джина оказывается достаточно, чтобы вмиг успокоиться. Словно ведро ледяной воды, которое за секунду вымывает из головы все плохое, выбрасывает мерзкие картинки из розовой комнаты и кадры из видео, оставляя ее совершенно пустой. Чонгук сглатывает, поражаясь этим ощущениям. Одним взглядом Джин смог забрать все, что душило его целых два дня, не позволяя даже нормально вдохнуть. Как он это сделал? — ДжейКей! — окликает Джин с улыбкой на губах, глядя на парня среди толпы посетителей, который просто смотрит на него с видом античной статуи. — Иди сюда, ДжейКей. Привычное обращение к себе, которое почти не использует никто другой, вызывает слабые, но приятные ощущения где-то внутри него. Чонгук слегка поджимает губы, когда чувствует, что снова готов двигаться, и даже не отрицает, что чертовски соскучился за этим мягким «ДжейКей». Только Джин способен произносить это с интонацией, которая вызывает мурашки под кожей. Дело даже не в том, что он всегда протягивает последний слог — просто Джин становится кем-то особенным для него. Вместе с этим и все, что он говорит или делает, оказывается для Чонгука особенным тоже. — Почему ты снова такой хмурый, ДжейКей? — усмехается Джин, когда парень подходит ближе. — Что-то случилось? Чонгук не представляет, что ответить на это, потому молчит, пораженный искренне заинтересованным взглядом. Джин чуть приподнимает брови, но разве что улыбается, отпивая еще немного коктейля. Он выглядит совершенно обычно, как будто ничего ужасного не произошло. Как будто не он терпел издевательства два дня назад. Как будто не его приковывали цепями, разрывали на куски, выворачивали его душу наизнанку снова и снова, обращались с ним таким жестоким образом. Чонгук смотрит на него, чувствуя, что потерял дар речи. Потому что никакой человек не останется в порядке после всего этого. — Сбой системы, ДжейКей? — привычно шутит Джин, оглядывая парня насмешливым взглядом. — Выглядишь не очень. Блять, это естественно, в отличие от его собственного поведения. Чонгука почти разрывает от замешательства. Джин притворяется? Пытаясь разгадать его истинные чувства, Чонгук, должно быть, будет выглядеть еще безумнее, чем сейчас. Он вынужден поморгать несколько раз и отвести взгляд, чтобы эти разглядывания не начали раздражать сонбэ. Иначе его настроение точно испортится. Чонгук совсем не хочет этого, потому придется играть по его правилам. — Прости, — решает сказать он. — Честно говоря, я волновался. — Волновался? — искренне удивляется Джин. — Разве тебя не предупредили, что меня не будет два дня? Хосок не мог настолько возненавидеть тебя, чтобы не сказать. Чонгук быстро качает головой, но понимает, что нельзя говорить правду, чтобы не расстраивать его. Если этот человек мастерски скрывает боль, неосторожное слово все еще может ранить его. Даже если он не покажет этого. — Я подумал, что ты очень устал, — отвечает Чонгук, решая сказать половину правды. — И решил, что тебе нужно больше времени, чем два дня. — Больше времени? — вопреки всему Джин снова усмехается, на этот раз его глаза блестят. — Я могу совсем не отдыхать, чтобы ты знал. «Выносливый». Чонгук чувствует, как сильно хочет избавиться от воспоминаний, вырвать из своей головы, перечеркнуть раз и навсегда, но снова и снова возвращается к этой мысли. Джин не может быть настолько выносливым, чтобы легко выдерживать насилие и на следующий день улыбаться так ярко, словно все в порядке. Это просто невозможно, черт подери. Человек приспосабливается к любой дряни, но совершенно точно не может привыкнуть к регулярным актам жестокости. Потому что человек — все еще бесконечно хрупкое существо, которое легко раздавить, выбить из равновесия, разломать на две части. Однако Чонгук прикусывает язык, вынуждая правду извиваться где-то в горле, но не озвучивать ее. Он просто не может сказать все это. — Я в порядке, — хмыкает Джин, словно догадавшись, что Чонгук не понимает намеки. — Что это у тебя в руках? Вдруг вспоминая о бутылке с водой, Чонгук на мгновение теряется, но Джин слишком быстро выхватывает ее из его пальцев, не позволяя даже отреагировать. Рывком открутив крышку, он обхватывает горлышко губами и делает маленькие, но быстрые глотки. Чонгук следит за ним, как заворожённый, и даже не замечает, что открыто пялится. Наверное, это выглядит некрасиво со стороны, однако он ничего не может проделать с собой. Особенно когда Джин отстраняется от бутылки и издевательски медленно облизывается, обводя пухлые губы розоватым языком, горячо и соблазнительно, как может только он. Чонгук ощущает, что снова потерял дар речи. Джин просто издевается над ним без всякой жалости, но даже не догадывается об этом. Или же специально делает вид, но при этом прекрасно осознает, какое влияние имеет на людей вокруг. В частности на Чонгука, который едва может отвести свой чертов взгляд. Чонгук мрачнеет и собирается сказать еще что-нибудь, но Джин вдруг поднимает руку, заставляя его замолчать. Легкий и непринужденный жест — в его арсенале их полно, ничего необычного, но внезапно это вынуждает Чонгука остановиться. В голове проносится тысяча и один вопрос, давит желанием разобраться со всем, выяснить, почему этот человек ведет себя так, спросить про чертов контракт и о том, из-за чего Джин изначально оказался в таком положении, ведь он точно не мог выбрать все это добровольно. Однако Чонгук ничего не спрашивает. Совсем ничего, даже если изнутри его разрывает от непонимания. Не спрашивает, потому что вдруг вспоминает его жуткий крик из видео: «Пожалуйста! Нет!» Когда Джин кричал, истошно и почти оглушительно, его никто не слышал. Эти ебаные животные продолжали издеваться над ним, даже если он был против, словно не знали, что означает «нет». Однако Чонгук не такой. Именно это вынуждает его закрыть свой чертов рот и ничего больше не спросить. Джин не хочет ничего обсуждать. Если он не хочет, показывает, что против, поднимает руку, жестом прося заткнуться, Чонгук послушает его. Ведь этот человек заслуживает того, чтобы его слышали. Джин заслуживает того, чтобы говорить «нет» и знать, что другой человек поймет его и остановится. Чонгук слегка поджимает губы, погруженный в свои мысли, и это не ускользает от чернеющих глаз перед ним. Едва повернув голову, Джин выхватывает взглядом каждую эмоцию на чужом лице. Определенно, он прекрасно осознает все и может видеть каждую деталь. И это заставляет Чонгука думать, что если он так хорошо считывает чужие эмоции, то может легко имитировать их. И он обдумывает это целую минуту, прежде чем появляется кое-что другое в этих темных глазах. Едва заметный блеск, слишком непонятный, чтобы разобраться, который может значить что угодно. Он исчезает быстро и почти незаметно, как будто ничего и не было, но Чонгук замирает, как пораженный. Под кожей словно проносится ток, щекочет кости изнутри, сжимает сердце в железные оковы. Это именно то, что Чонгук боялся увидеть. Искренность Джина. Всего на мгновение. Всего на какое-то жалкое мгновение Джин выглядит так, словно хочет исчезнуть, раствориться среди всех этих ярких красок, обратиться сгустком пыли на чертовом стуле, превратиться в дым. Всего на один ничтожный миг, которого оказывается достаточно, чтобы у Чонгука сбилось дыхание. — Спасибо за воду, — снова улыбается Джин, возвращая себе привычный веселый вид. — Какое расписание на сегодня, ДжейКей?