***
Солнце поднимается еще немного выше, когда потрепанный марк снова съезжает к обочине, направляясь к территории придорожного мотеля «Yet to Come». Расположенный в десяти милях езды от Кимпхо на северо-западе, он представляет собой одноэтажные длинные здания с квадратными окнами и плоскими крышами. Обширная парковка перед входом и на заднем дворе почти не заполнена: помимо грузовых автомобилей припаркованы всего четыре легковые машины, давая понять, что это не слишком популярное место. Идеальный вариант для людей, которые должны исчезнуть, раствориться, чтобы ни одно чудовище не выследило их по горячим следам. Чонгук выключает двигатель, припарковавшись под высокой ивой, раскидавшей пышные кроны над ближайшим зданием и частью парковки. Длинные листья свисают совсем низко, скрывая часть машины со стороны выезда. Спокойствие, которое внезапной волной заполняет грудь оказывается настолько теплым, что Чонгук не двигается еще около минуты, просто наслаждаясь этим моментом. Как же давно он не испытывал ничего подобного. Пожалуй, с самого первого дня, как только заметил розоватый блеск в конце коридора. Розовая дверь действительно почти сияла, обманчиво невинно и красиво, словно за ней не происходило ничего ужасного. Джин спит последние двадцать миль, склонив голову на левое плечо и немного вперед. Чонгук догадывается, как чертовски он устал, потому за все время ни разу не попытался разбудить его. Прекрасное лицо выглядит спокойным, безмятежным, как никогда раньше. Розоватые губы оказываются немного приоткрыты, а длинные пальцы обнимают его собственное тело вокруг талии, словно бессознательно закрывая его от опасности, которая снова может наброситься с любой стороны, резко и неожиданно, как собака. «С двенадцати». Джина изнасиловали, когда он был ребенком. Чонгук прикрывает глаза, силой глушит тяжелый выдох, что вырывается из груди низким хрипящим звуком. Человечность — вот что действительно ничего не значит для людей. Ровным счетом как и сострадание, которого так много в каждой дораме из телевизора, что бесконечно крутят по «tvN». В реальности же люди гораздо страшнее любого выдуманного чудовища, выскользнувшего из чужой фантазии. Чонгуку осточертело убеждаться в этом за последние месяцы, сколько он знает Джина. Чертовски осторожно открывая дверь, он тихо выбирается из машины, оставляя сонбэ поспать еще немного. Больше нельзя бездействовать, он знает, двигаясь по направлению к задней части длинного здания. Джин должен немного побыть здесь. Просто успокоиться наконец, подышать воздухом, надышаться спокойствием и тишиной, не боясь следующего часа или вечера. И мотель «Yet to Come» действительно может помочь с этим, находясь в настолько безлюдном месте. — Очень рад, что ты приехал, — на выдохе признается невысокий коренастый мужчина, которого Чонгук не видел даже слишком давно. Короткие пальцы с тюремными наколками сжимают ключи от номера, прежде чем передать их парню. — Оставайтесь, сколько потребуется. Не будет никаких проблем. — Большое спасибо, — Чонгук низко кланяется с уважением, покрепче сжимая металлические ключи. — Это меньшее, что я мог бы сделать для раптора, — с печалью в голосе отвечает мужчина, после чего кладет увесистую ладонь на его плечо и немного сжимает. — Гон Ю был хорошим человеком. Определенно, это правда, если исключить дни, когда он избивал каждого парня в группе кожаным ремнем или не разрешал спать, воспитывая стойкость характера. Чонгук возвращается назад и вытаскивает из машины вещи, чтобы занести в номер, при этом каждый раз стараясь не разбудить сонбэ. Отклоняя голову на сиденье, он покрепче сжимает колени сквозь сон. Черные ресницы слегка трепещут, когда он смаргивает яркие картинки на внутренней стороне век. Чонгук задерживает на нем взгляд, вернувшись к машине в последний раз, и не верит, что этот человек действительно здесь. Ощущение издевательского сна не проходит, а становится только сильнее, когда он вытягивает руку вперед, чтобы мягко дотронуться до его плеча. Секунду уверенный, что сейчас Джин исчезнет, растворится в воздухе прямо перед ним, Чонгук задерживает дыхание, боясь касаться. Однако это не может быть сном, потому что во сне Джин бы выглядел гораздо лучше — не настолько бледным и измотанным, как сейчас. Ощутив прикосновение, Джин резко вздрагивает, заставляя рывком отдернуть ладонь. Испуганный взгляд кидается на Чонгука, словно ожидая увидеть очередного насильника. И с разрывающимся сердцем Чонгук отступает назад, чтобы не давить на него своим присутствием и даже тень не отбрасывать. — Извини, — вынужденно говорит Чонгук. — Я хотел сказать, что получил здесь номер, сонбэ. Если хочешь, идем внутрь и ты сможешь отдохнуть как следует. В квартире теплее и явно лучше, чем в машине. Наконец вернувшись к реальности, Джин несильно кивает, выбираясь на воздух из машины, которая последние семь часов была для них единственным домом. Тяжелая черная дверь открывается бесшумно и медленно, впуская их в небольшой номер, который представляет собой комнату с низким потолком и видом на задний двор мотеля. Еще одна дверь внутри скрывает почти крохотный санузел без ванны, но с прозрачной душевой кабинкой. Чонгук проверил каждый угол, прежде чем привести сюда сонбэ. Владелец мотеля не опасен, он знал заранее, однако привычка проверять новое помещение на предмет нежелательных сюрпризов не исчезнет так легко. Особенно когда дело касается безопасности этого человека. — Не отель, но здесь никто тебя не достанет, — на выдохе говорит Чонгук, не зная, какой может быть реакция, ведь даже аккуратное место выглядит достаточно жалким после шикарного сеульского клуба. И его квартира там наверняка была побольше. Джин задумчиво оглядывает коричневые стены и небольшой квадратный столик, прежде чем опускает взгляд на кровать. Их всего две, стоящие в протиположных углах комнаты с чистой темно-синей постелью. Деревянные и низкие, они достаточно неудобные на вид, однако вряд ли Джина заботит именно это сейчас. Чонгук мрачнеет, прослеживая за тем, как он медленно подходит к одной из них, до которой не дотягивается солнце из окна. Длинные пальцы невесомо касаются пышной подушки, словно требуется время, чтобы довериться этой комнате. Тишина разбавляется негромким шелестом простыни, когда сонбэ раскрывает одеяло, прежде чем оборачивается на Чонгука за спиной. — Не будешь спать со мной? — негромко и опасливо спрашивает Джин, не в состоянии доверять человеку в полной мере, особенно после той проклятой оргии в особняке. Чонгук мрачнеет еще сильнее, но не позволяет себе злиться. Очевидно, сонбэ имеет тысячи причин, чтобы раз за разом возвращаться к теме секса. — Нет, — серьезно отвечает Чонгук, сдерживая чувство злости из-за того, что люди вытворяли с ним раньше. — Я не собирался делать это. — ДжейКей, почти каждый мужчина в моей жизни делал это, — медленно произносит Джин, словно пытаясь оправдать свое недоверие. Чонгук крепко сжимает пальцы. — Если ты правда хочешь, я… могу раздеться, только скажи. Оглушенный его словами, Чонгук на мгновение закрывает глаза, чувствуя, как обжигающее пламя распаляет грудь изнутри, разбрасывая яркие искры во все стороны. Хочется прикончить каждого скота, который научил его жить подобным образом. Джин даже не задумывается, что может быть иначе. Чонгук сдержанно выдыхает, пытаясь насытить легкие кислородом. Тяжелый застоявшийся воздух напоминает о собственной жалкой квартире в Сеуле, и он втягивает носом громче, чтобы надышаться. Джин молча наблюдает за ним со стороны, пытаясь доверять, ведь это его собственный куратор, но омерзительное прошлое не позволяет делать это. И Чонгук догадывается, что вытворяли с ним даже те люди, которые обещали защищать его раньше. — Я просто не хотел бы, чтобы ты взял меня силой, — неуверенно признается Джин, сглатывая с волнением во взгляде, словно Чонгук действительно способен на это. — И я готов сразу сказать, что не против. Обещаю, что не буду сопротивляться, только… только не бери меня силой. Чонгук сильно поджимает губы, когда тонкие иглы пронзают грудь. — Пожалуйста, ДжейКей, — шепчет Джин с внезапной мольбой во взгляде, пытаясь вновь мягко улыбнуться, как делает всегда, но вместо улыбки появляется только испуганная гримаса. — ДжейКей?.. Не выдерживая этого разговора, Чонгук отходит назад, прежде чем оказывается возле двери. Джин непонимающе сглатывает, все еще боясь его скрытых желаний, последствий соглашения на побег и всего остального, что раздавливает его своим огромным весом. Очевидно, он думает, что должен отплатить, и страх вспарывает грудину, вываливается изо рта сдавленными хрипами. Чонгук просто не может на это смотреть, это слышать, понимать, как сильно в голове старшего всё перевернуто. — Я ничего не сделаю, — разборчиво повторяет Чонгук, стараясь выглядеть как можно спокойнее, но сердце болезненно сжимается, заставляя напрягать челюсти. — Я поменял тебе постель, можешь поспать сколько захочешь. Я выйду, сонбэ. Бледное лицо искажается еще сильнее, словно Джин не может поверить, что человек напротив оставит его в покое. Однако Чонгук собирается сделать именно это, отлично осознавая, как сильно сонбэ нуждается в уединении, чтобы полностью расслабиться. Мягко приоткрыв дверь с негромким звуком, он выходит во двор, чтобы еще раз осмотреть территорию. И чувствует, что это самое правильное решение, которое он принял за последнее время.***
Небольшая территория на заднем дворе мотеля выглядит довольно ухоженной. Чонгук медленно проходит вдоль низкого ограждения, разграничивающего веранды зданий и парковку для машин. Аккуратно подстриженные кустарники выглядят обгоревшими из-за оранжевых листьев, которые легко отрываются при малейшем ветре и падают на асфальт. Чонгук мрачно следит за одним из них, танцующим в воздухе, прежде чем поднимает взгляд. Подгнивающий под ивой «марк» выглядит слишком плохо даже для себя. Вытащив черный полиэтиленовый пакет из бардачка, Чонгук открывает двери и осторожно собирает оставшееся стекло. Блестящие при свете осколки напоминают маленькие кристаллы, негромко звенящие в пакете. Чонгук против воли вспоминает ночь перед сегодняшним рассветом, когда Джин не мог остановить собственную истерику, обливаясь слезами и страхом внутри этой самой машины. Неприятное воспоминание заставляет шумно выдохнуть, однако Чонгук пытается не думать об этом слишком сильно. Сонбэ чертовски испугался, но теперь это в прошлом.«ДжейКей, почти каждый мужчина в моей жизни делал это».
Выбросив осколки в контейнер, Чонгук силой приглушает мысли и одалживает скотч на стойке регистрации посетителей. Невысокий улыбчивый парень говорит, что возвращать его необязательно и что владелец мотеля сказал, чтобы он не стеснялся брать что угодно из инвентаря, если захочет. Чонгук благодарит и возвращается к машине, раздумывая, что прошлые связи Гон Ю оказываются действительно полезны. Раньше он считал, что это принесет только проблемы, но похоже, что мир не собирается быть исключительно жестоким. Огромные дыры вместо стёкол привлекают взгляд. Чонгук шумно выдыхает, обходя машину, и останавливается напротив заднего окна, которое пострадало сильнее всех. Джин не должен простудиться, когда они снова окажутся в этой машине. Осторожно отрывая оставшееся стекло, которое чудом держится по краям, Чонгук раскрывает скотч с громким противным звуком и начинает заклеивать. Сейчас новое окно не найти, да и стоить оно будет слишком дорого. Чонгук выдыхает, плотнее приклеивая скотч, и размышляет, что хотел бы для Джина лучших условий. Но сейчас он не может позволить себе больше, чем это. Время пролетает довольно быстро, когда он занят делом. Послеполуденное солнце клонится к горизонту вдали, медленно опускается на широкое поле, раскидавшееся на многие мили вперед. Чонгук вытирает лоб тыльной стороной ладони и швыряет сорок седьмой взгляд на дверь дальнего номера. Он не думает о том, что во время его отсутствия Джин захочет сбежать. Скорее, просто волнуется, что кто-нибудь решит наведаться к соседям и испугает сонбэ. И Джин действительно спит, когда Чонгук возвращается. Завернувшись в одеяло почти с головой, он бесшумно дышит носом, уткнувшись лицом в подушку и свернувшись, будто здесь слишком холодно. Чонгук замечает, что одеяло немного сбилось, и осторожно поправляет его. Жест выходит достаточно нежным, и он рывком отстраняет ладонь, испугавшись самого себя. Не стоит трогать сонбэ. Оказавшись с ним в одной комнате, Чонгук обещает себе не позволять никакой близости, если только старший сам не попросит. Иначе не было никакого смысла вытаскивать его из ада, в котором каждый мог дотронуться до него без разрешения. Дыхание со стороны кровати становится немного громче, когда Чонгук чистит ствол винтовки на собственной кровати. Копошение заставляет вновь поднять взгляд. Прежде, чем Джин внезапно начинает вертеться, запутываясь в одеяле, сжимаясь под ним и сильно нахмурив брови, будто видит кошмар. Чонгук вмиг холодеет, напрочь забыв о своем занятии. — Нет… — шепчет Джин, еще больше сжимаясь, и начинает дрожать, как в истерике. — Не надо, пожалуйста! Нет! Чонгук молнией подлетает и оказывается рядом, до следующей секунды, когда высокий душераздирающий крик вырывается изо рта сонбэ, заставляя подскочить на кровати. Распахивая глаза, он дышит настолько быстро, шумно, истерически, что Чонгук каменеет, отлично зная, что не должен прикасаться. Однако именно в этом сейчас нуждается этот загнанный, испуганный по-детски взгляд, от которого рвется сердце. Чонгук вмиг приближается, уверенно и осторожно, чтобы обнять его и прижать к себе настолько крепко, насколько только способен. Джин на инстинктах подается назад: затуманенный кошмаром рассудок приказывает не верить людям, но знакомый запах Чонгука приводит в чувства. — Тише, сонбэ, все хорошо, — горячо шепчет Чонгук в светлые волосы, осторожно зарываясь в них пальцами, чтобы нежно, медленно погладить, прижимая к себе еще крепче. — Не бойся, это я, ДжейКей. Дрожащее тело не отвечает, взмокшие от пота волосы слипаются сильнее, прилипающие к лицу со всех сторон. Джин зажмуривается, дышит рвано, но пытается успокоиться всеми силами, чувствуя теплое дыхание совсем рядом и чужое сердцебиение своей щекой. Чонгук гладит медленно, аккуратно, боясь испугать резким движением, а в голове целый ансамбль, кричащий высокими нотами прямо в мозги. Вряд ли это первый раз, когда Джин вскидывается от кошмара, просыпаясь с собственным криком. И вряд ли хотя бы одному человеку на этой чертовой планете было до этого дело. — Не бойся, — шепчет Чонгук как можно ласковее, как никогда раньше, насильно вытаскивая из сердца чувства, которых прежде там не было. Ведь никто не заставлял его чувствовать ничего подобного. — Я не отдам им тебя, слышишь? Джин снова не отвечает, но младший может почувствовать, как он прижимается немного ближе. Испуганный кошмаром, картинками из прошлого, он хватается за края его куртки и остервенело сжимает, словно боясь, что тот разожмет объятия и все-таки оставит его. — Извини, — тяжело выдыхает Джин, когда момент тишины затягивается, делая его почти резиновым в этой полутьме. — Раньше я вечно что-то принимал, чтобы спать. Если я этого не делаю, приходят кошмары. И ведь незнакомая обстановка давит на него еще сильнее. Чонгук шумно вздыхает, прекрасно понимая, что и он виноват, однако это все еще лучше, чем оставаться среди зверей. Кошмары во сне — ничто по сравнению с кошмаром в реальности, из которого нельзя вырваться, если открыть глаза. Не собираясь больше напрягать этим сонбэ, Чонгук предлагает немного поесть, когда тот полностью успокаивается. Дрожащие пальцы все еще помнят об истерике, но Чонгук чувствует, как сильно хочет отвлечь его. Черный рюкзак в углу скрывает немало консервированной еды. От предложения старший непроизвольно сглатывает, однако быстро опускает взгляд, как будто боясь попросить что-нибудь. Чонгук отлично помнит его выпирающие ребра, худощавые ноги, острые колени. Раскрывая рюкзак, он копошится внутри, окрыленный желанием достать самое лучшее для сонбэ. И привычно темный взгляд чуть светлеет, как только Джин понимает, что человек перед ним собирается проявить немного заботы. Непривычно не только для него. Чонгук пытается вспомнить, когда в последний раз делал что-то подобное. Воспоминания разбегаются в стороны, как тараканы по стенам в его прежней квартире. Гон Ю никого не учил нежности. Воспитывая боевиков для военных заданий и частных заказов, он не оставлял места на размышления о чувствах. Чонгук осторожно открывает консервы, вспоминая его мрачное лицо и взгляд, который никогда не был мягким. Каждый раз, когда настоящий отец выгонял его из дома, Чонгук возвращался в собственный армейский отряд, чтобы в конечном итоге заработать точно такое же лицо, точно такой же прохладный взгляд. И сейчас он чувствует, как сильно хочет избавиться от всего этого ради человека, который сидит напротив. Негромкий скрип палочек для еды отвлекает от прошлого, вытаскивая обратно в реальность. Джин медленно перебирает маленькие кусочки говядины, пытаясь доесть, и ни единого раза не смотрит на Чонгука, как будто в этом есть что-то запрещенное. Холодный ветер врывается в помещение, щекочет подрагивающие пальцы старшего, когда он пытается скрыть дрожь. И на самом деле Чонгук не хочет знать, насколько его нервная система оказывается разрушена из-за этой жизни. — Я слышал, ты жил в комнате наверху, — начинает разговор Чонгук, ведомый желанием узнать его еще немного больше, но стараясь осторожно цеплять заведомо болезненные темы. — Тебе разрешали ходить в магазин или еще что-нибудь? Джин заметно напрягается, крепче сжимая палочки, но лицо остается спокойным. Очевидный намек на то, что этот разговор окажется неприятным, однако что-то все же заставляет его ответить. Вероятно, сонбэ тоже хочет быть немного искренним, даже если не может доверять Чонгуку до конца, как бы сильно ни хотел сделать это. — Охрана всегда приносила еду и оставляла под дверью, — медленно отвечает Джин. — Не приносила, если я плохо себя вел. Чонгук вмиг мрачнеет от очередной невыносимой правды. Разогретый раздражением мозг сразу же подкидывает мерзкие картинки: сонбэ поджимает бледные губы, облизывает их снова и снова, смотря на дверь и ожидая, что сейчас она откроется. И дверь действительно открывается, однако вошедший человек пришел не кормить его, а забрать еду. Вытряхивая все из низкого холодильника, он крепко завязывает пакеты, с обжигающим безразличием на лице поглядывая на Джина: «Клиент остался недоволен, потому сегодня ты не будешь есть». И ничего нельзя с этим сделать. Проследив за мужчиной, Джин напряженно опускает взгляд, сжимая пальцами колени и пытаясь понять, где ошибался. Стоит постараться еще сильнее в следующий раз, обещает он себе, прежде чем охранник выходит из квартиры, оставив его ни с чем. Жестокий способ учить послушанию и заставлять работать лучше, однако рабочий. В животе немного урчит от голода, но выбирать не из чего. Джин снова медленно поднимает голову и цепляется взглядом за высокий комод, стоящий под овальным зеркалом в комнате. Шприцы, цветастые таблетки, кристаллический порошок в пакетиках. Он благодарен, что есть хотя бы это. — Наркоты было навалом, — негромко рассказывает Джин, замечая, насколько мрачным стал Чонгук напротив. — Из-за нее голод пропадал. Я мог закинуться чем-нибудь, потом забраться на кровать и немного потренироваться с игрушками, чтобы не облажаться в следующий раз. Тяжелая боль прокатывает вдоль всего тела, как электрический разряд. Чонгук не замечает ее, жестко сжимая палочки. Издевательство, это просто бесчеловечное издевательство. — В клубе есть собственный дилер, — продолжает Джин, задумчиво перебирая еду. — И он всегда приносил мне больше, чем я просил. Все знают его под псевдонимом Шуга, но и он был не единственным, кто помогал. Хосок иногда подкармливал меня, если мог отвлечь охранника возле двери. Чонгук медленно поднимает взгляд, вспоминая вечно недовольного и мрачного Хосока, который, как раньше казалось, ни капли не сочувствовал Джину. — Хосок только выглядит жестоким, правда, — Джин слегка улыбается от собственных слов, однако улыбка выглядит надломленной, как отколовшееся стекло. — Он нередко заботился обо мне, даже если не обязан был. Особенно когда я в очередной раз остался без куратора. Не сдерживая наполненный отчаянием выдох, Чонгук прикрывает глаза на мгновение, когда старший замолкает. Тишина тяжелым весом опускается на плечи. Становится настолько тихо, что можно услышать, как на заднем дворе заводится грузовик, кашляет выхлопными газами и неспешно выезжает на шоссе, чтобы продолжить движение на север. И в этой тишине Чонгук внезапно ощущает спокойствие, которого не было в его груди долгие месяцы. Возможно, еще с того дня, когда он наконец выбрался из тюрьмы. Обдумывая слова сонбэ, он спокоен прежде всего из-за мысли, что жизнь Джина в проклятом клубе не была совсем невыносимой. Исключая сам факт его чертовой работы, вокруг все же находились люди, которые могли поддерживать его. Немного, совсем немного, но это было. Чонгук с тяжестью выдыхает и вновь открывает глаза, чтобы посмотреть на Джина. Если бы ни один человек до появления Чонгука не заботился о нем, возможно, он бы не сидел сейчас перед ним. Потому что в полном одиночестве этого не вынести.***
Вечерний воздух становится еще холоднее. Огромные мрачные облака нависают над пригородным шоссе, небольшим мотелем «Yet to Come» и даже заброшенной автозаправкой, до которой не меньше десяти миль отсюда. Чонгук немного поворачивает голову, выглядывая из квадратного окна через тюль, чтобы швырнуть взгляд на широкое поле. Вдали, на линии горизонта, мелькают яркие вспышки. Подступающая гроза стремительно приближается, рассекает пространство многих километров, отчаянно рвется навстречу столице. Чонгук задергивает тюль плотнее, чтобы не отсвечивать со стороны двора. Сеул наверняка уже заволокло непроглядным ливнем, который совсем скоро окажется и здесь. Джин отдыхал последние два часа, наконец расслабившись в незнакомой обстановке. Или же все это время старательно делал вид, что ничто его не беспокоит, изнутри разрываясь на кривые ошметки. Чонгук выдыхает, оглядывая его, лежащего на кровати. Приоткрытые темные глаза задумчиво наблюдают за Чонгуком, который чистит оружие. И в какой-то момент его взгляд становится почти заинтересованным его работой: — Я никогда не видел автомат так близко, — шепчет Джин, не поднимаясь с кровати. Чонгук снова поднимает взгляд. — Он такой… большой. — Я учился стрелять с шестнадцати, — отвечает Чонгук, решаясь поддержать разговор, который впервые не должен вызвать болезненных воспоминаний у сонбэ. И замечает, как его взгляд наполняет интерес. — Когда мои сверстники готовились к экзаменам и поступлению в колледж, я даже не ходил на занятия, потому что посещал совершенно другое место. Единственное, которое считал своим домом, хотя там все были чужие. Джин слегка хмурит брови, но ничего не спрашивает. — Они исключили меня незадолго до выпуска, — мрачно продолжает Чонгук, оглядывая длинный черный ствол, спрятанный в рюкзак для бадминтонных ракеток. — Через неделю я выполнил первое задание от своего босса. Честно говоря, он не был слишком доволен, но позволил мне продолжить обучение. Уже тогда я знал, что никакой университет меня не ждет. Ничего, кроме одного дела, для которого я годился. Черные стены знакомого помещения вспыхивают под веками забытым воспоминанием. Тяжелый застоявшийся воздух впитал запах пороха, желания сделать перерыв и злобными криками, которые Гон Ю обрушивал на каждого паренька, который позволял себе попросить немного отдыха. Конечно же, отдыхать было нельзя, особенно когда близился их собственный экзамен, облажаться на котором было сродни смерти. В том числе для самого Чонгука, который не был лучшим среди них. До определенного времени, пока не справился с экзаменом, вызвав своим результатом первую настоящую улыбку на лице наставника. Ощущение было похоже на власть над целым миром. И Чонгуку действительно казалось, что тот вмиг опустится перед ним на колени, когда он начал выезжать на задания. Совсем незадолго до того, как Гон Ю задумался о создании особой группы «рапторов». Ненормально громкий выдох снова вырывается из груди, вытаскивая из воспоминаний о прошлом. Чонгук поднимает взгляд за секунду до того, как очередная вспышка молнии вдали мелькает сквозь тюль, на мгновение отражаясь на лице сонбэ. Джин немного прищуривается, переводя взгляд на окно. Свистящий со двора ветер завывает, как раненое животное, желая ворваться внутрь вечерним холодом. Блестящие и одновременно слишком уставшие глаза сонбэ закрываются, словно он хочет еще немного поспать. И Чонгук не имеет ничего против, но внезапная идея заставляет вдруг открыть рот, не позволяя обдумать ее головой: — Не хочешь выйти отсюда и немного пройтись вдоль леса? — спрашивает Чонгук. — Здесь скоро будет ливень, но можно успеть до его появления. Джин вновь открывает глаза, и его лицо идеально показывает помесь недоверия и желания наконец надышаться воздухом, оказавшись посреди широкой местности, не сдавливающей стенами и рамками грудь. И Чонгук знает, что снова почувствует себя преступником, если позволит остаться здесь человеку, который слишком долго был скован наручниками.***
Грозовой фронт мрачно рычит над головой, окрашивая небо в черные оттенки сгущающихся туч. Сильный ветер взлохмачивает волосы, развивает их, заставляет спадать на глаза, однако Чонгук ничего этого не замечает, неспешно двигаясь вдоль дороги, потому что сейчас очарован совершенно другим. Джин идет немного впереди, медленно передвигая ногами и смотря по сторонам, впервые не боясь оглядываться на высыхающие поля вдали. Чонгук заметил, с каким напряжением он заставил себя выбраться из номера, словно всегда ассоциировал свободу с опасностью, которая может прятаться за каждым углом. И этому не было далеко до правды. Сильный ветер поднимает пыль с дороги, отпугивает низким воем, заставляет свернуть к узкой тропинке, ведущей поглубже в лес. Чонгук молча следует за Джином, перешагивая толстые корни деревьев, торчащие из-под земли, похожие на кривые мертвые пальцы. Отлично понимая, что его жизнь слишком давно не была в его собственных руках, Чонгук позволяет принимать решения и идти туда, куда только захочется, не собираясь его останавливать. И вместе с этим Чонгук все еще не может поверить, что Джин действительно здесь. Мягкая поступь не задевает жирные корни, не заставляет шуршать опавшие листья. Джин двигается медленно и осторожно, как призрак, не в состоянии зацепиться за что-нибудь, издавая негромкие звуки. Чонгук быстро моргает, пытаясь справиться с мыслью, что он все-таки настоящий, а не иллюзия, разогретая мечтой вытащить этого человека из ада. И он не знает, сколько еще должно пройти времени, прежде чем он поверит, что Джин живой и действительно свободный. Останавливаясь около высокого дерева с пышной оранжевой кроной, Джин поднимает голову вверх, оглядывая опадающие листья. Привычно задумчивый и немного печальный, он проводит пальцами по шершавой коре. Есть в нем что-то из другого мира, совершенного, далекого от того, в котором его насильно удерживали. Чонгук почти задыхается от этой мысли, слепо наблюдая, как Джин делает еще один шаг, прежде чем обернуться и опереться спиной о дерево, медленно сползая вниз, на пропитанную сыростью землю. — Давно я не был в лесу, — выдыхает Джин совсем тихо, и голос приглушается еще одним порывом ветра, уносящим слова прочь отсюда, на остывающий далекий юг. — Раньше я… я даже не смел мечтать о таком. Тоска проходится нежным лезвием по груди, аккуратно и медленно вспарывая кожный покров. Чонгук сдержанно выдыхает, силой игнорируя легкие вспышки боли, но не может полностью закрыть на это глаза. Желание сделать этого человека самым счастливым на свете почти разрывает его на куски. И он мысленно обещает себе, что любой ценой защитит его. Пожалуй, даже ценой собственной жизни, которая давно не представляет слишком большой ценности. Особенно после встречи с ним, когда весь окружающий мир внезапно сузился до единственного человека, отшвырнув прочь все остальное. Возможно, потому, что до его появления у Чонгука уже давно ничего не было. — Я договорился, — негромко отвечает Чонгук, подходя ближе. — Немного побудем здесь, сколько захочешь, а затем поедем в квартиру одного моего знакомого. Он сдает ее в аренду на окраине Кимпхо, на севере. Неважно, где именно мы будем, сонбэ. Самое главное, что никто не сможет больше принуждать тебя к этой работе. Джин медленно поднимает взгляд. — ДжейКей, я буду жить с тобой? — совсем тихо спрашивает он, и Чонгуку непонятно, с какими эмоциями он это спрашивает. Стараясь не испугать своей идеей и не показаться маньяком, Чонгук медленно опускается на колени, чтобы находиться на одном уровне с Джином. И приходится слишком осторожно подбирать слова, чтобы сонбэ вновь не подумал ничего неправильного. Чонгук ведь совсем не имел в виду ничего подобного. — Когда я сказал, что отпущу тебя, это было всерьез, — честно говорит Чонгук, даже если сердце вмиг сжимается от собственных слов. Он совсем не хочет отпускать его. — Если захочешь, сонбэ, ты сможешь уехать в любой момент. Правда, сейчас я думаю, что будет безопаснее оставаться вместе. Но я не собираюсь заставлять тебя. Очередная вспышка совсем рядом разрывает небо, прежде чем маленькие капли дождя начинают падать прямо на голову, проскальзывая через голые ветки и оставшиеся листья на деревьях. Джин медленно опускает взгляд, пораженный его словами. Печальный блеск во взгляде выглядит ярче следующей вспышки, заставляющей немного вздрогнуть под этим деревом. Чонгук мрачно следит за ним без единого движения, ужасно боясь, что сейчас Джин всерьез откажется от него. Очевидно, он все еще может это сделать, и Чонгук заранее чувствует, какой болью это отзовется в его собственной груди. Однако даже вопреки этому не меняет своего решения, не смея забрать слова назад. Джин свободен. И он останется свободным навсегда. Чонгук ни за что не позволит себе присвоить его, вновь обрекая на статус чьей-то игрушки. — Правда? — шепчет Джин через целую вечность молчания, прежде чем поднимает взгляд. Расширенные от удивления глаза становятся еще больше, показывая, как сильно он ошарашен этим. И за считанные секунды они наполняются обжигающей влагой. — ДжейКей… ты правда отпустишь меня? Сердце разрывается на части, но Чонгук силой заставляет себя кивнуть несколько раз. И если сейчас Джин действительно уедет, исчезнет из его жизни, оставив с огромной зияющей дырой в груди, Чонгук все равно будет счастлив. Осознание того, что этот человек больше не страдает, бесчисленные разы умирая под каждым клиентом, сделает его действительно счастливым. Чонгук удивляется собственным размышлениям, но знает, что иначе и быть не может. Ведь прежде всего он желает для него самого лучшего. — Спасибо, — надрывно отвечает Джин, прежде чем кристальные слезы вдруг выплескиваются из глаз, горячим потоком заливая впалые щеки. — Я… просто… люди никогда не спрашивали меня, чего мне хочется. И в эти секунды Чонгук чертовски хочет обнять его, как никогда никого не обнимал, и поддержать любое его решение. Желание выкручивает суставы, расползается под кожей обжигающей волной, заставляет крепче сцепить зубы. Джин шумно выдыхает, привычно пытаясь делать вид, что ничего не происходит, но слезы катятся вниз еще быстрее, предательски омывая спокойное лицо. Безразличие никогда не было его сильной стороной, несмотря на то, что Джин научился правильно вести себя на людях. Кукла, которую можно порвать на части и не услышать ни единого жалобного стона, потому что она не позволит себе даже заикнуться о своей боли. И уж тем более о своих желаниях чего-либо. Чонгук выглядит мрачнее тучи над головой, потому что даже не догадывался, что когда-нибудь сможет испытать столько чужой тоски на себе, впитывая каждый ее дюйм, которая окажется гораздо сильнее и реальнее его собственной. Издали слышится очередной рычащий раскат грома. Яркие кривые молнии вновь озаряют черноту неба. Капель становится больше, прежде чем маленький дождь превращается во что-то гораздо сильнее, свирепее, яростнее. Сильный порыв ветра почти больно ударяет по щекам, однако Чонгук не двигается. Джин остается молча сидеть под деревом, обхватив коленки, и смотрит невидящим взглядом во тьму впереди, слишком задумчиво даже для него. Чонгук выдыхает и медленно приближается, все еще не зная, на какой ноте они закончили разговор. Джин не хочет ничего объяснять, по крайней мере, сейчас. И Чонгук позволяет себе насладиться его присутствием еще немного на случай, если сонбэ действительно оставит его. Возможно, навсегда. Приближаясь, он точно так же опирается спиной о ствол дерева, ощущая сильный холод, исходящий от него, но не произносит ни слова больше. Сладкий аромат становится сильнее, прорываясь через запах разряженного от грозы воздуха, когда Джин внезапно отклоняет голову на его плечо. Медленно и осторожно, словно боясь реакции, но он все же делает это. Чонгук неосознанно задерживает дыхание. Сердце как будто вздрагивает, ошарашенное этой секундой. И проходит еще две, не больше, прежде чем Чонгук всерьез начинает мечтать, чтобы этот момент не заканчивался. И еще сильнее о том, чтобы этот невероятный в каждой мелочи, в каждом израненном взгляде сонбэ никогда не оставлял его. Пожалуйста. Ведь сидеть вместе с ним здесь, под деревом, чувствовать его дыхание, ощущать его присутствие совсем рядом — все это кажется Чонгуку настоящей сказкой, самым лучшим сном в его жизни, который непременно закончится с наступлением рассвета. — Я правда… — начинает Джин, заставляя Чонгука замереть, ожидая наихудшего. — Я хотел бы остаться с тобой, ДжейКей. И невероятное тепло, вмиг заполнившее все внутри, ощущается почти горячим под этим ледяным дождем, который стремительно превращается в ливень. Чонгук шумно выдыхает с облегчением, пытаясь поверить, что сонбэ сказал это. Невероятно, что весь этот потрясающий Джин действительно хочет остаться с ним. Ранее уверенный в том, что он сам — что-то слишком недостаточное для сонбэ, Чонгук разрывается от внезапной веры в свои силы. Ощущение гораздо лучше, чем любое другое, которое он когда-нибудь испытывал. Дыхание вырывается изо рта небольшим белесым паром, когда Чонгук прикрывает глаза, позволяя себе расслабиться впервые за долгое время. Стекающие по лицу большие капли дождя словно забирают все напряжение, вымывают его изнутри и снаружи, оставляя только безграничное, глубокое спокойствие. И Джин рядом, что прижимается еще ближе, осторожно и почти трусливо, но все же доверяя себя человеку еще немного больше. Все это просто не может быть правдой. Чонгук полностью закрывает глаза, но замечает яркие вспышки молний, блестящие даже сквозь закрытые веки, и чувствует, что теперь все наконец должно наладиться. И никогда больше не обернуться очередным кошмаром для Джина, потому что теперь Чонгук будет рядом, стараясь изо всех сил сделать каждый его следующий день немного лучше предыдущего.