***
Сверкающая неоновым красным цветом вывеска очередного клуба выглядит как портал в преисподнюю. Чонгук цепляется взглядом за название, но почти сразу забывает, делая еще один глоток из стеклянной бутылки. Напиваться до беспамятства стало его основным занятием в последнее время. Сейчас Чонгук и сам не помнит, когда начал делать это. Вероятно, причиной стал день, когда Хосок сказал, что охрана забрала вещи Джина. И ведь после этого его действительно никто не видел. Джин превратился в жалкое воспоминание. Чонгук на миг закрывает глаза, поглубже вдыхая неприятный запах, пропитавший салон «марка» до последнего сантиметра железа. Ядреный табачный дым, кисловатый смрад алкоголя и собственной бесполезности, которая воняет сильнее всего. Чонгук вдыхает несколько раз и чувствует, как на корне языка зарождается кашель. Приезжать в квартал ночных клубов не было хорошей идеей с самого начала, ведь сейчас Джин может находиться где угодно. Очевидно, что шанс найти его в каком-нибудь из следующих клубов ничтожно мал и едва заслуживает на существование. Чонгук мысленно издевается над своей бездарной верой, дергая ручку двери, чтобы наконец выбраться на воздух. Ничтожная надежда подталкивает вперед, вынуждает ввалиться в шумное помещение, залитое яркими цветами прожекторов. Чонгук словно каждый раз гонится за его исчезающей тенью. Иногда Джин ощущается немного ближе, чем обычно, стоит Чонгуку оказаться посреди ярких мерцающих огней и пьяных воплей, что слышатся отовсюду. Жалкая надежда заметить сонбэ посреди всего этого хаоса становится немного сильнее, вынуждая раз за разом вскидывать голову, тщательно выискивать взглядом знакомый силуэт, цветастые розовые наряды, длинные цепочки-серьги и усмешку, которая вечно появлялась на его безобразно красивом лице. Даже малейшую деталь, которая рассказала бы, что Джин действительно был где-то здесь. Чонгук ищет его везде, с обжигающей яростью и отчаянием, как если бы от этого зависела его жизнь. Иначе он просто не может. И Чонгук продолжает искать его среди тысяч незнакомых лиц. Жадно цепляться за отголоски едва знакомых ароматов и образов, каждый из которых может быть Джином, но никогда им не является в итоге. Мягкие кожаные диваны очередного клуба привлекают внимание и сейчас, но Чонгук рывком отворачивается, быстро направляясь поглубже в зал. Надежды все меньше с каждой следующей ночью, но он вновь вращает головой во все стороны, стараясь заметить хоть что-нибудь, что скажет «он здесь». Однако броские чужие наряды и яркий декор говорят только о том, что это всего лишь еще один клуб, в который Чонгук пришел напрасно. Каждый раз ничего не меняется. Симпатичные парни в вызывающей одежде извиваются на шестах с таким важным видом, словно это лечит людей от рака. Все вокруг слишком яркое и красивое, но ничто из этого не становится тем, что он ищет на самом деле. Чонгук движется дальше, обходя посетителей, а затуманенный алкоголем рассудок пытается придумать план по спасению его разбитого сердца. Ни черта не получается. Отсутствие Джина в этой реальности кажется просто невыносимым, и Чонгук чувствует, что разваливается на части, когда тащит себя к барной стойке в дальнем конце зала. Выпить, он снова должен выпить, чтобы не думать, насколько бессмысленной стала его чертова жизнь. Было действительно глупо позволять одному человеку стать настолько важным для него, чтобы после его ухода все настолько рассыпалось, превратив каждый его день в погоню за призраком. Бармен напоминает фламинго с этой розовой бабочкой, обвивающей длинную шею. Чонгук цепляется за нее уставшим взглядом и с болью вспоминает медальон с гравировкой «Jin». Замечать Джина в каждой детали — настоящее наказание для него. — Что закажете? — интересуется фламинго, слишком быстро и решительно переворачивая бутылки со спиртным. Чонгука почти тошнит при наблюдении за всеми этими жестами, словно это его встряхивают в чертовом шейкере, взбалтывая мозги в голове, как желе. Забавный вопрос для него, на самом деле. Чонгук хочет заказать откат опустошения, чтобы не было настолько тяжело вытаскивать свое тело с дивана каждое следующее утро, чтобы через секунду вспомнить, что Джина все еще нигде нет. Чтобы не думать о нем каждое мгновение, не искать его среди людей, не вспоминать сладкий аромат его кожи. Часть Чонгука смертельно хочет отпустить его, а другая всеми силами цепляется за жалкие мечты снова увидеть прекрасное лицо. Это просто разрывает его на куски. — Соджу, — негромко отвечает Чонгук вместо всего остального, даже когда замечает макголи за спиной бармена. Молочный цвет рисового вина на миг кажется лучшей идеей, однако он не может позволять себе понижать градус. Совсем не вариант для человека, который хочет быть кем-то другим этой ночью. Приторный вкус соджу не делает легче, но заставляет мысли притихнуть, как если бы они действительно разбежались в разные стороны. Чонгук поднимает расплывчатый взгляд и вновь оглядывает зал, пытаясь заметить знакомые черты лица в очередной раз. Люди превращаются в каракули, танцующие в свете цветастых огней. Чонгук знает, что Джина здесь нет, но продолжает отчаянно искать его, цепляясь пальцами за барную стойку, прежде чем понимает, что начал терять равновесие. Вены вздуваются на руках от напряжения, но Чонгук и не замечает, вновь рыская взглядом по незнакомым людям. Каждый раз, снова и снова. Даже если посещение предыдущих двенадцати клубов в этом квартале не привело ни к каким результатам. Чонгук ненавидит себя, но продолжает оглядываться. Какой-то частью сознания он понимает, что если люди выкупили Джина, то сделали это ради закрытого клуба, напоминающего чертовы «Когти», или же ради частных вечеринок с ублюдками, которым нет дела до внешности проституток. Хосок должен быть прав по поводу того, что шрамы отпугивают обычных клиентов. Чонгук притупляет взгляд, всматриваясь в танцующий поток людей, который переливается по всему залу, как разноцветные пенистые волны. Головокружение накатывает второй раз, но он упрямо делает еще один глоток соджу, пытаясь заглушить мысли. Чонгук надеялся найти здесь хоть намек, маленькую деталь, которая подсказала бы, в каком направлении двигаться дальше. Возможно, подозрительный мужчина в черной одежде с неуместным мрачным видом, который выискивал бы мужчин в клубах, чтобы заманить их в частный бордель. Чонгук уверен, что почувствовал бы его связь с Джином на каком-то ментальном уровне, но сейчас это кажется настолько глупым и бессмысленным, что его почти тошнит от себя. Выбравшись из клуба около половины четвертого утра, Чонгук тяжело приваливается к ограждению, прикрывая глаза. Несколько выпитых бутылок соджу придавливают его к земле с ужасающей силой, как стальные гири, но Чонгук насильно удерживает себя на ногах. Очередной бессмысленный поход, который закончился разочарованием. Джин просто исчез, оставшись лишь красивым образом в его голове. Чонгуку чертовски больно принимать это. Входящих сообщений все еще нет. Сай обещал написать, как только что-нибудь выяснит, но даже он не способен помочь. Чонгук прячет телефон обратно в карман и делает шумный вдох полной грудью, пытаясь насытиться свежим ночным воздухом. Редкие люди прогуливаются вдали, как черные тени, заглядывающие в круглосуточные ночные клубы, вывески которых похожи на яркие рекламные щиты. Чонгук проверил почти каждый из них за этот месяц, но нигде не было и намека на присутствие Джина. И это действительно разрывает его на части. Чонгук приходит к ужасающей мысли, что Джин исчез навсегда, прежде чем улица опрокидывается, заваливаясь набок.***
Черно-белые квадраты плитки напоминают клеточки на шахматной доске. Чонгук бездумно цепляется за них взглядом через улицу, облокотившись спиной о железные двери гаража. Ледяной порыв ветра заставляет нахмуриться и вновь проверить время на наручных часах. Рассвет начал разгонять мрак ночи около двадцати минут назад, если не больше. Чонгук без эмоций смотрит на цифры, сквозь поволоку алкоголя в крови пытаясь вспомнить, во сколько заканчивается смена Хосока в клубе. Забыть ключи от гаража было довольно глупо, учитывая, что он живет здесь несколько месяцев. В последнее время Чонгук совершает много глупых вещей. Иногда он даже думает, что его существование — одна большая глупость. Легковые автомобили проносятся мимо, разгоняя утренний туман. Чонгук вновь поднимает взгляд, чтобы сконцентрироваться на черно-белых квадратах. Никого из людей нет поблизости в это время, и одиночество наталкивает на воспоминания о прошлом. Гон Ю появляется в памяти давно позабытой картиной, затягивая в омут как можно поглубже, чтобы заставить вспомнить все до мельчайших деталей. Помещение тренировочной базы располагалось в пригороде Сеула: частная территория представляла собой несколько одноэтажных зданий, расположенных в пустыре возле стрельбища. Нечто напоминающее военный полигон вспоминается Чонгуку сильными ветрами, влажностью воздуха, звуками выстрелов и перезарядки автомата, шуршанием подъезжающего джипа с большими колёсами. Гон Ю всегда приезжал на джипе и припарковывал его напротив основного здания пыльно-серого цвета. Черная сталь выделялась внушительной железной глыбой, каждый раз дающей всем знак на построение. «Рапторы» выстраивались в идеальный ряд за четыре с половиной секунды. Мрачные взгляды, черная одежда и тяжелое оружие, крепко сжатое дрожащими пальцами на рассвете. Чонгук мрачно усмехается, вспоминая, как выбежал однажды без ботинок, потому что физически не успел надеть их. Гон Ю заметил, но не разрешил вернуться за ними. Утренняя разминка и тренировка с последующим бегом через все поле прошла для Чонгука в адских страданиях: рыхлый песок, камни, мелкий гравий, корни деревьев около леса. К концу тренировки сил бороться с болью не осталось, но ныть было запрещено. Чонгук закрывает глаза, припоминая кровавые разводы и царапины, которые заканчивались чуть выше щиколоток. Заметив это безобразие, Гон Ю не произнес ни слова, однако ближе к ночи нашел Чонгука в опустевшем зале, перематывающего ноги, и принес лекарство вместе с еще одной пачкой бинта. Чонгук не представляет, в какой момент наставник и рапторы стали для него настоящей семьей, когда родители еще были живы. Пытаясь вспомнить конкретный момент, он тяжело выдыхает ртом, вытаскивая сигареты из кармана. Огонек зажигалки разгоняет туман, словно поджаривая воздух. Каждый раз, когда он возвращался домой, его обвиняли. Чонгук выдыхает дым, вспоминая вечно недовольное лицо отца, который повторял, как важно учиться в колледже, чтобы иметь престижный заработок позднее. Вбивая в его голову мысль, что без образования не выжить, как и без дисциплины, он тем самым заставлял тренироваться еще сильнее. Чонгук помнит, как падал на кровать на базе рапторов после очередного изнурительного дня и сразу же отключался. Сил не оставалось на жалость к себе, как и на обдумывание того, насколько правильно он поступает. Чонгук понимает, что в какой-то момент смирился со своей участью. Друзей в колледже не было, но он видел, как студенты были хороши в разных отраслях. Чонгук же был хорош в том, чтобы стрелять по мишеням, стараясь не думать о том, что однажды они станут живыми людьми. Гон Ю действительно был особенным для него, как и вся команда несмотря на то, что они почти не разговаривали. Иногда одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что парень напротив разделяет усталость и боль Чонгука, неизменно преследовавших их на протяжении каждого тренировочного дня. Чем меньше говоришь, тем больше тайн можешь сохранить. Чонгук пытался считывать эмоции парней по жестам, взглядам, тяжести дыхания и походке. Иногда они дышали в унисон, как единый цельный механизм, и в такие моменты он верил, что будет с этими людьми всегда. Боевой отряд «рапторов» имел все шансы превратиться в команду высококлассных наемников, бесстрашных и почти неуязвимых, как никто прежде. Гон Ю часто предрекал им большое будущее, говоря, что однажды мощь рапторов станет настолько сильной, что городские банды будут мечтать о сотрудничестве с ними. Рассвет становится еще немного ярче. Чонгук вновь сильно затягивается дымом, оглядывая пустынные дороги напротив автозаправки с клетчатой плиткой. Не хочется вспоминать то, что было дальше. Насильно останавливая воспоминания на моменте объединения с командой, он рывком дергает головой, но мозг ничем не остановить. Как ползущая за спиной змея, прошлое плетется следом методично и осторожно, обещая разинуть пасть и накинуться в любой следующий момент. Чонгук хмурит брови, разглядывая горящий кончик сигареты, прежде чем пламя сжирает еще один сантиметр на пути к цели. Выгоревший бычок вываливается из пальцев и исчезает среди небольших камней, рассыпанных возле гаража. Сердце разорвалось на части, когда все рапторы оказались мертвы. Убитые несколькими выстрелами в лицо или спину, получившие ножевые ранения в живот и грудь, они валялись израненными телами по всей базе, как в чертовой компьютерной игре. Чонгук шумно выдыхает ртом, против воли вспоминая каждую деталь, которую мечтал забыть навсегда. Над младшими издевались до убийства: некоторых раздели, чтобы поиздеваться, остальных связали и начали избивать, оставляя жуткие гематомы на коже. Крови было настолько много, что Чонгука почти вырвало, когда он вломился в зал. Все они были мертвы по меньшей мере два часа. Дрожащие пальцы вытаскивают вторую сигарету из пачки. С этими воспоминаниями нельзя так просто справиться. Чонгук громко сглатывает, пытаясь достать зажигалку, которая застряла в кармане джинс. Картинки перед глазами сменяют друг друга хаотично и быстро, издеваясь подробностями, выкручивая его изнутри каждым непрошеным чувством. Чонгук все еще смертельно жалеет, что не пришел раньше. Он искренне верит, что мог предотвратить это, если бы тренировался с ними в тот день, а не выполнял задание. И сейчас он бы не чувствовал столько невыносимого одиночества. Чонгук впервые задумывается о том, что всегда боялся этого чувства. Выполняя частные заказы с напарниками, которым чаще всего был Руди, он словно специально искал компанию, хотя его навыки стрельбы и обороны позволяли работать без посторонней помощи. Чонгук жадно затягивается, вновь вспоминая этого парня. Руди не был частью его отряда, но именно его несносная компания в конечном итоге не позволила Чонгуку сгнить в одиночестве. Даже если каждый раз рядом с Руди он чертовски хотел избавиться от него, как от любого человека, который собирался поселиться в его груди. Джин стал исключением и в этом. Чонгук с чудовищной болью понимает, что всегда хотел бы быть рядом с ним. Агрессивный немецкий рэп слышится издали, как неразборчивые ругательства, отвлекая от мыслей. Чонгук поднимает взгляд, справляясь с очередной сигаретой. Тяжелые и быстрые шаги приближаются со стороны пустой улицы, окончательно вытаскивая его в реальность. Решительной походкой Хосок разгоняет исчезающий туман, постукивая тростью по асфальту, как будто отбивая какой-то собственный ритм. Черная мантия и жирная подводка вокруг глаз делают его похожим на вампира, мысленно размышляет Чонгук, пытаясь сконцентрироваться на любой мелочи, чтобы снова не вспомнить о том, что очередной поход в ночной клуб оказался бессмысленным. Через почти два месяца Джина все еще нигде нет, словно никогда и не было. — Забыл ключи, — негромко отвечает Чонгук на неозвученный вопрос, когда Хосок молча вскидывает брови, заметив его возле гаража. — И ты ждал здесь до утра? Чонгук отводит взгляд, не в состоянии ответить на бездарный вопрос. Каждое решение в его жизни кажется как никогда неправильным. Чонгук закрывает глаза, не разрешая себе думать о прошлом, однако напряженный взгляд парня напротив выхватывает каждую деталь, чувствуясь на коже чем-то почти горячим, как дуновение теплого ветра. Хосок имеет способность считывать чужие эмоции, разглядывая их за вечным равнодушием и масками людей. Джин всегда носил маски. Чонгук размышляет, что если бы заметил это раньше, то сейчас действительно не находился бы здесь. — Идем, — мрачно произносит Хосок, брякая связкой ключей, которую вытаскивает из кармана. Чонгук медленно открывает глаза, молча благодаря его за тактичное молчание. Хосок мог прокомментировать его жалкий вид сейчас, как и в любой день, когда Чонгук выглядел настолько жалким, но, очевидно, это было бы слишком жестоко даже для него. — Дьявол, ты снова не принимаешь душ, ДжейКей. Не обижайся, но ты воняешь как собака. Чонгук отводит взгляд. Это правда.***
Холодная вода огибает уставшее тело медленно и почти лениво, но в конечном итоге заставляет прийти в себя. Рассудок постепенно возвращается, словно пробуждаясь после недельного сна, на время которого этим телом руководили исключительно голые эмоции, подталкивающие его в очередной бар с наступлением вечера. Бесполезно. Чонгук закрывает глаза, добавляя еще больше холодной воды, чтобы отогнать плохие мысли, но они смертельно рады вновь накинуться на него. Исчезновение Джина не было самым худшим. Через два месяца его поисков, которые показались Чонгуку вечностью, он внезапно приходит к мысли, что худшее — это не знать, жив он сейчас или нет. Тысячи причин оказаться мертвым мелькают в голове, как выстрелы, оставляя сквозные дыры в его затылке. Чонгук включает ледяную воду и просто стоит под ней, прежде чем начинает дрожать. Избавиться от каждого мерзкого образа в голове оказывается как никогда тяжело, и все они кажутся чертовски реальными для него. Стоит привыкнуть, что все напрасно. В конце концов, Чонгук занимается этим два месяца. Как будто целую жизнь. Чонгук смотрит в квадратное зеркало, выбравшись из душевой кабины все еще немного дрожащим, и не может узнать собственное отражение. Синяки под глазами настолько большие, что в них можно спрятать труп, мрачно шутит он, словно пытаясь развеселить парня в зеркале. Чонгук просто не может быть им. Бледная кожа выглядит натянутой и контрастирует с темными синяками еще сильнее, словно подчеркивая их, как гематомы после уличной драки. Чонгук презрительно хмыкает и отворачивается. Одиночество никогда не вытворяло с ним ничего подобного. Удивительно, насколько людей может разрушить отсутствие всего одного человека рядом. Выходя из ванной комнаты через несколько минут, замерзший до костей и чертовски бледный из-за очередных мыслей, Чонгук медленно идет вдоль коридора в холл. Небольшая квартира Хосока не слишком отличается от гаража на соседней улице. На стенах висят плакаты рок-музыкантов, на компьютерном столе включены большие черные колонки, на мониторе сияет яркая заставка с электрогитарой, разрисованной непонятными на вид надписями. Чонгук приглядывается, пытаясь разобрать что-нибудь, прежде чем замечает «Rammstein» внизу экрана, как ответ на вопрос о том, чем на самом деле интересуется этот парень. Чонгука внезапно одолевает мысль, что он совсем не знает его. — С возвращением в мир людей, — мрачно шутит Хосок из-за компьютерного стола, как если бы почувствовал запах собственного геля для душа через весь коридор. — Задумайся о том, чтобы чаще мыться. Я же давал тебе ключи от квартиры. Ванная комната всегда в твоем распоряжении. Чонгук проводит ладонью по мокрым волосам, но не усмехается, раздумывая о том, насколько этот человек беспечен в своих выражениях. Ведь он видел, сколько килограмм оружия Чонгук таскает с собой каждый день. «Как конфетки в кармане». Непрошеное воспоминание заставляет шумно выдохнуть, пытаясь сохранить контроль над эмоциями. Джин не делал вид, что Чонгук не имеет прошлого, он даже лично задавал вопросы о нем, словно был действительно заинтересован. Хосок же, очевидно, предпочитает не разбираться со всем этим, игнорируя настолько сильно, насколько это вообще возможно. — Есть новости для тебя, — вдруг заявляет он, вытаскивая Чонгука обратно в реальность. Мрачный взгляд цепляется за игровое кресло, в котором прокручивается Хосок, прежде чем вновь посмотреть на него. Чонгук не знает, чего ожидать. — Сегодня, — медленно начинает он, — Чимин разговаривал с одним парнем возле барной стойки, который интересовался, что произошло с Джином и его куратором. Кажется, он слышал, что тебя выгнали. Я решил, что он может знать что-нибудь важное. — Что, например? — мрачно спрашивает Чонгук, не зная, как должен реагировать. Очередной мужчина, который должен был наслаждаться компанией Джина любой ночью, размышляет он, прежде чем Хосок продолжает. — Он назвался Намджуном и сказал, что знал Джина в детстве. Чонгук замирает, пораженный внезапным заявлением. Надежда разобраться с тем, где находится сейчас сонбэ стала действительно жалкой за последнее время. Что-то внутри болезненно сдавливает его, заставляя крепко поджимать губы. Намджун может быть кем угодно. Чонгук размышляет, что этот парень мог находиться с ним в одном детдоме, но не знает, насколько это может оказаться правдой и чем сейчас он может быть полезен. Хосок прищуривается, замечая неоднозначную реакцию: — Этот парень оставил Чимину свой номер, — продолжает Хосок, вытаскивая мобильный. Чонгук цепляется взглядом за его движения, разрываясь от противоречий внутри. — Я думаю, ты должен поговорить с ним. Это может быть единственный шанс, ДжейКей. И Чонгука разрывает от вспыхнувшей вновь надежды, но вместе с тем не хочет быть еще более глупым, чем сейчас.***
Тяжелая слабость охватывает все тело за одно жалкое мгновение, словно ждала момента, когда он наконец откроет глаза. Запах сырости, плесени и собственной боли рывком врывается в нос, заполняя легкие до последнего сантиметра отвратительным смешением ароматов. Черные стены расплываются перед глазами. Делая небольшой вдох, Джин медленно моргает несколько раз, прежде чем зрение становится немного более четким. Черные стены оказываются пыльно-серыми — под цвет мокрого бетона. На дальней из них висят большие квадратные часы, возвышаясь над ним так, словно наслаждаются своим превосходством. Джин смотрит, не моргая, но не может разобрать ни одной цифры. Зрение вновь затуманивается. Наркотик продолжает действовать. Жажда проходится вдоль всего тела обжигающей волной. Джин негромко хрипит, чувствуя, насколько сильно хочет пить. Отвратительный привкус во рту подталкивает тошноту на корень языка, и он бесполезно сглатывает горькую слюну, но легче не становится. Джин снова медленно открывает глаза, изо всех сил пытаясь понять, где находится. Чертовы пыльные стены возвышаются на целые мили, или же это из-за того, что он валяется на полу, как ничтожная кукла. Темный линолеум кажется почти ледяным. Джин пытается встать, и спина тотчас взрывается болью, словно он пролежал в этом холоде несколько дней. Не выдерживая, он вновь шумно выдыхает, оглядывая противоположную стену, прежде чем замечает единственное окно с железной решеткой, привинченной к раме. Слабый солнечный свет пробивается внутрь ровными линиями, но не приносит тепла. Джин не осознает, что просыпается здесь не впервые. Как же хочется пить. Джин снова облизывается, медленно оглядывая помещение без единой мысли, прежде чем замечает собственные руки. Зашитые дорожки на запястьях выделяются бледными пятнами на коже. Джин разглядывает шрамы, не осознавая, откуда они. Разум застилает пеленой, как туманом, и реальность кажется не более чем очередным сном. Джин медленно проводит пальцем по самой длинной полоске, ощущая, как она выпирает наружу, словно что-то пытается вырваться из-под кожи. Возможные картинки произошедшего неясно мерцают где-то вдали. Джин ничего не может разобрать. Чонгук вспоминается размытым образом через целую вечность, которую Джин проводит без единого движения в этом ледяном одиночестве. Вновь прикрывая глаза, он вдруг вспоминает нежные теплые руки, запах его машины и расстегнутые пуговицы кожаной куртки, которая всегда была на его плечах. Джин хмурится, постепенно складывая обрывки собственной памяти в более ясные картины, прежде чем последние события вышибают резкий выдох из его груди, заставляя почти задохнуться. Кровавая ванна, собственные жалкие крики, хриплое «ДжейКей» на губах, слетающее в пустоту ванной комнаты в последний раз, прежде чем острое лезвие ножа вонзилось в его кожу, разрезая ее, как теплое масло. Джин кричит, застигнутый врасплох собственной памятью. Наркотический туман рассеивается, представляя ему реальность во всей ее чудовищной красе. Джин резко делает вдох, с неожиданной четкостью осознавая, что на самом деле натворил. Вновь истерично оглядываясь, он свирепо моргает, пытаясь понять, как давно находится здесь, словно пыльные стены способны дать ответ на этот бездарный вопрос. Память не возвращается полностью, и ее издевательские обрывки делают только хуже. Джин снова оглядывается, замечая невысокий комод и большую железную дверь, прежде чем наконец приходит к мысли, что это не больница. Джин помнит, как просыпался в просторной светлой комнате несколько раз, но это чертово помещение больше похоже на… — Нет, — шепчет он собственной тени, силой приподнимаясь, чтобы рывком обхватить себя за плечи, раскачиваясь в жалкой попытке успокоиться. — Не может быть, нет, я… я… …«Когти». — ДжейКей, — неслышно зовет Джин, изо всех сил сдерживая эмоции, но чертовы слезы рывком выплескиваются из глаз и обрушиваются вниз. — ДжейКей… Дрожащее в истерике тело вздрагивает еще сильнее, когда слышится резкое звяканье ключей из-за двери. Джин рывком вскидывает голову и замирает, как вкопанный, чувствуя бешеный пульс, который прошибает все кости мощной вибрацией. Скрежет металлического замка разносится по всей комнате, ощущаясь в тысячи раз громче из-за внезапной тишины. Джин не хочет знать, кто пришел, но ключ поворачивается и поворачивается, задевая штифты один за другим, издеваясь над его терпением. Рывком вскочив на ноги, он едва не теряет равновесие из-за головокружения, но силой воли отступает назад, пока не упирается голой спиной в стену под окном. — Пожалуйста… — дрожит он, вжимаясь всем телом в стену, прежде чем дверь распахивается. Мужчина в черной униформе выглядит огромным, как надзиратель для его личной тюремной камеры. Джин застывает, испуганно смотря прямо на него долгие секунды молчания. Бешеная пульсация сердца разрывает грудину, прежде чем он наконец делает вдох, все еще не осознавая, что тоже видит этого человека не впервые. — Каждый раз будешь устраивать истерики? — мрачно спрашивает мужчина, поигрывая связкой металлических ключей, чтобы затем повесить их на пояс брюк и сдвинуться с места. — Иди ко мне, куколка. Джин сильнее вжимается в стену, словно всерьез собираясь слиться с ней, прежде чем огромные ладони хватают его. Вздрагивая всем телом, как от электрического разряда, он зажмуривается, изо всех сил пытаясь понять, что значит «каждый раз», потому что совершенно точно не встречал его раньше. Или же его сознание действительно издевается над ним, смешивая в голове разные картинки и образы, чтобы запутать еще сильнее, не позволить разобраться. Квадратные часы на стене выглядят знакомыми, словно когда-то он уже смотрел на них, но и это может быть иллюзией. — Кто вы? — шепчет Джин, пытаясь не быть раздражающим, но кажется, что даже его дыхание выводит мужчину из себя. «ДжейКей, почему тебя здесь нет?». Вместо ответа мужчина рывком отдирает парня от стены и швыряет на кровать, словно тот ничего не весит. Больно ударившись голенью о перекладину, Джин сдавленно стонет, но резко отползает назад, будто всерьез надеясь, что сможет хоть где-нибудь скрыться в этой ничтожно маленькой комнате. Мужчина поднимает взгляд, с язвительной усмешкой оглядывая его бледное лицо, прежде чем открыть верхний ящик комода и достать несколько цветастых вещей. Джин с ужасом понимает, что это его вещи. Черт возьми, он здесь не первый день. Мысли разрывают на части, едва он вновь вспоминает блеклый образ Чонгука, обнимающий его настолько крепко и ласково в пригородном мотеле. Джин не знает, насколько давно это было, и неизвестность от прошедших недель, если не месяцев, заставляет его испугаться еще сильнее. Джин не хочет думать, что кислота делает это с ним. — Идем, детка, — вновь протягивает мужчина, одной рукой сжимая вещи, а другой рывком хватая парня, чтобы стащить с кровати. — К следующей сессии ты должен выглядеть гораздо лучше. Джин весь дрожит, чудовищно боясь сопротивляться, потому что всегда помнит, чем заканчивается непослушание. Вместе с тем он словно врастает в землю, не в состоянии двигаться, потому что отлично знает, что значит «сессия». Все пережитые кошмары из прошлого накидываются на него со спины, как голодные собаки, и он дрожит еще сильнее, жалко пытаясь замедлить шаги, однако мужчина не собирается терпеть его медлительность. Распахивая дверь, он почти швыряет Джина наружу, в длинный коридор, освещаемый тусклыми лампами на потолке, как в чудовищном фильме ужасов, в котором что-нибудь может накинуться на него в любой момент, выпрыгнув из черноты. — Будешь медлить и я размажу твои шлюшьи мозги по стене, — рыкает мужчина грубее, подталкивая вперед, в пугающую бесконечность коридора. Мрачные тени пляшут на стенах, как живые. — Они сказали вымыть тебя. Отдраить до блеска, ясно? И Джин почти рыдает, испуганный и совершенно потерянный в незнакомой обстановке, изнутри отчаянно цепляясь за жалкое «ДжейКей», на которое раньше он мог надеяться, но сейчас это слово кажется чем-то слишком далеким и бессмысленным.***
В конечном итоге Намджун не отвечает на звонки. Чонгук без мыслей пялится в экран телефона, бесконечно обновляя входящие сообщения, но ничего не происходит. Ничтожное занятие кажется таким же бесполезным, как и все, что он делал раньше, изо всех сил пытаясь не терять надежду. Людям действительно нужно уметь опускать руки, размышляет он с горячим отчаянием, когда наконец прячет мобильный в карман. Ледяной ветер врывается под куртку, облизывает кожу колючим холодом. Чонгук выдыхает пар изо рта, который все чаще появляется в последнее время из-за крайне низкой температуры воздуха. Он вновь стоит в знакомом квартале и оглядывается. Яркие вывески ночных клубов и баров возвышаются над каждой дверью по обеим сторонам дороги, привлекая внимание, но Чонгук не двигается, потому что в этом давно нет смысла. Джин продолжает мелькать среди толпы людей вдали, как мимолетная знакомая искра, но Чонгук больше не может реагировать на это. Несколько последних месяцев он только и делал, что бесконечно оглядывался, замирал посреди дороги с ужасным видом, вглядываясь в поток незнакомцев до боли, прежде чем перед глазами появлялись белые пятна. И каждый раз это было бессмысленно. Мимолетный блеск розового цвета всегда был иллюзией, совпадением, в котором Чонгук так сильно хотел заметить нечто большее. Может быть, стоит признать, что какая-то его часть погибла навсегда, когда Джин исчез. Два месяца жизни в иллюзии того, что сонбэ однажды появится перед ним, отозвавшись на бесконечные жалкие «вернись», чтобы наконец исполнить его желание. Чонгук закрывает глаза и шумно втягивает носом холодный воздух. Джин не может вернуться. Чонгук же просто не знает, в какую сторону кидаться, чтобы найти его, потому что давно проверил каждую из них. Заглядывал во все места, где могла мелькнуть тень сонбэ, включая закоулки в пригороде или любые низкие здания, в которых вечно тусовались наркоманы и сутенеры. Чонгук даже не знал, что сделает, если найдет его там, однако это все еще было бы лучше, чем не видеть Джина нигде. Чонгук все еще не может отпустить его. Снежные хлопья медленно опускаются вниз, привлекая внимание. Чонгук поднимает голову выше, вглядываясь в мрачные облака, осыпающие город первым снегом. Маленькие белые комочки похожи на звездную пыль. Чонгук наблюдает, как они извиваются на ветру, медленно падая на сырую землю в красивом вальсе. Интересно, видит ли это Джин, где бы он ни находился сейчас. Чонгук отводит взгляд, засовывая замерзшие руки в карманы. Боль вспыхивает изнутри, как вспышка молнии, но теперь не кажется обжигающей, как несколько месяцев назад. Не заставляет больше просыпаться среди ночи, рывком вскакивая с кровати, когда Джин снова приходит к нему во сне, обманывая своим присутствием. Как всегда, это ощущается настолько реальным, что Чонгука разрывает от боли, когда он открывает глаза и обнаруживает себя в пустом гараже без единого следа сонбэ. Явившись призраком, Джин вечно зовет его откуда-то издали. И глупый Чонгук всегда надеется, что на этот раз он настоящий. Чонгук выдыхает очередное облако пара и вновь проверяет входящие сообщения. Дрожащие от холода пальцы крепче сжимают телефон, как делают каждый раз, когда он надеется, что Намджун или Сай наконец ответят. Снежные капли падают на экран, образуя небольшие разводы и размывая надпись «нет входящих сообщений». Чонгук бездумно смотрит на нее почти минуту, пока экран не намокает полностью и не начинает глючить, выключаясь. «Джин». Чонгук так чудовищно скучает.***
Капли слюны и крови засыхают на железном столе небольшими разводами, смешиваясь в мутные пятна. Металлический лязг цепей наконец прекратился, но в его голове продолжает звенеть, словно кто-то включил церковные колокола, отбивающие монотонный звонкий ритм в его висках. Изъеденный болью от очередного насилия, он не двигается, позволяя ледяному холоду стола вызывать дрожь на коже. Оказывается, выдерживать некоторые вещи гораздо сложнее, если не принять дополнительную дозу кислоты перед началом, которая снова исказит все вокруг на чертовы кляксы. Под прицелом взглядов мужчин Джин чувствует себя еще более голым несмотря на то, что на нем нет одежды. Намертво прикованный цепями, он тихо дышит, мечтая наконец потерять сознание, но собственный проклятый мозг продолжает работать, насильно удерживая его в этом подвале, который ничем не отличается от предыдущего. — Эта детка действительно очень хороша, — сладковато протягивает мужской голос откуда-то издали, как из кошмара. — Здесь нужно взять более крупный план. Мясистая задница заслуживает внимания. Джин не отвечает, пустым взглядом смотря вперед, пытаясь абстрагироваться всеми силами, но чертово тело реагирует на любые прикосновения. Чужие руки в латексных перчатках неприятно проходятся по спине, вызывая еще один дрожащий выдох. Джин поджимает губы, когда слышит несколько смешков. Объектив большой камеры медленно проплывает мимо, как заколдованный, прежде чем скрывается где-то сзади. Мужчины говорят что-то еще, но Джин не разбирает слов из-за звона в голове, пока не чувствует еще больше давления, когда они вновь начинают растягивать его. Колени разъезжаются в стороны еще сильнее, открывая больше доступа к израненному телу. Омерзительные жирные пальцы легко скользят внутри, разрабатывая его для глубокого проникновения. Джин сдавленно мычит, когда добавляется еще несколько пальцев, и резко распахивает губы, едва они погружаются глубже, насильно растягивая нежные стенки внутри него. Издали слышится копошение, когда один из мужчин вытаскивает игрушку и открывает вторую бутылочку смазки. Джин сильнее поджимает губы, искусывая их, когда чувствует скользкую жидкость на ягодицах, медленно стекающую вниз, поверх засохшей смазки от предыдущего раза. Очевидно, они собираются увеличивать размер игрушек с каждым следующим разом, пока Джин не разорвется окончательно. «ДжейКей». Разодранное криками горло саднит, но даже через боль Джин шепчет его имя, словно в жалкой попытке призвать Чонгука силой мысли. Вот только каждый раз это оказывается бессмысленно. Чонгук не придет. Чонгук никогда больше не придет. Изо рта рвется бесполезное «пожалуйста, хватит», но Джин прекрасно знает, что мольбы ничего не изменят. Вместо жалости пальцы давят еще сильнее, раскрывая его, словно пытаясь вывернуть наизнанку. Приглушенная боль внизу живота усиливается, разрастается в размерах, вспыхивает пульсацией внутри. Джин низко стонет, чтобы не закричать. Молочные бедра напрягаются, пытаясь вытолкнуть пальцы назад. Разогревая парня до ужасающего скулежа, мужчины не реагируют на жалкие просьбы остановиться, даже когда он выгибается, не в состоянии справиться с этим давлением. Очевидно, для камер важно хорошее представление, и без разницы, что чувствует человек на самом деле. Гладкая игрушка проскальзывает между ягодиц медленно и как будто издевательски, испытывая его нервы на прочность. Джин начинает чаще дышать, чувствуя, насколько она большая для него, и мозг предательски вырисовывает наихудшие картины в голове, прежде чем они все сбываются в реальности. С жестокостью зажимая его бедра, как кусок мяса, мужчина держит парня неподвижным, прежде чем начинает погружать игрушку внутрь. Вопли похожи на звуки отчаяния. Джин стонет раненым зверем, зажмуриваясь до белых пятен перед глазами. Невыносимое давление становится еще сильнее с каждой секундой, когда в него проникает силиконовая головка, прежде чем член проскальзывает глубже, врываясь в мягкое тело без всякого сожаления. Джин рычит, напрягая руки, извивается на чертовом столе, но ничто не способно остановить это. Не встречая достаточно сопротивления, член движется глубже, заполняя его до последнего сантиметра огромным широким размером, которого никогда не выдержать в здравом уме. Боль сверкает искрами перед глазами, как огни сигнальной ракеты, заливая все ярким светом. — Пожалуйста, — хрипит Джин на грани обморока, не замечая, как ядреные слезы обжигают щеки. — Я… это… — Тише, детка, — шепчет мужчина со слышимой улыбкой, когда игрушка исчезает в нем полностью и останавливается, словно Джин имеет право привыкнуть к чудовищным размерам. — Это очень дорогой заказ, который ты обязан выполнить. Тебе нужно отрабатывать бабки, которые были заплачены за тебя, малыш. Мокрый блестящий взгляд кидается во все стороны, желая найти спасение любой ценой, но все напрасно. Мужчина слегка посмеивается, прежде чем начинает двигаться, набирая достаточно скорости, чтобы Джин начал кричать. И он действительно кричит. Оглушительно громко, рвано, истерически, каждым сантиметром своего тела чувствуя вторжение члена, которое нельзя вынести. Огромная игрушка таранит все внутренности жестоко и быстро, мерзко хлюпая смазкой и его собственной кровью, заливающей стол под ним темной лужей. Джин рыдает, захлебываясь криками и ощущением, что жизнь кончена, прежде чем чувствует, как головка выпирает его живот изнутри. Не осознавая, Джин выкрикивает громкое и жалкое «ДжейКей», прежде чем вспоминает, что клялся себе никогда больше не звать его.