***
За две недели Чонгук действительно вспоминает, каково это, когда его считают наемником и никем больше, вкладывая огромное количество сил в то, чтобы он ни на секунду не забывал об этом. Времени действительно не остается ни на что. Даже на воспоминания, которыми он жил последние месяцы. Бесконечные тренировки в ангаре, пробежки и изучение врага со всех сторон забирают все, что в нем осталось, выкачивают все ненужные мысли из головы, не позволяют ни о чем больше думать. Донгон готовит боевиков для важного дела, но не посвящает никого в детали. Очевидно, никто из них не доверяет новеньким, потому Чонгук не спрашивает, продолжая молча выкладываться на полную, как делал всегда. И в какой-то момент почти забывает, что последние годы он жил иначе. Не засыпал с оружием под подушкой, не оглядывался всякий раз, когда шел вдоль коридора, не изводил себя в зале до изнеможения, не думал, что впереди ничего хорошего не будет. Однако его жизнь вновь стала такой. Именно такой, какой он однажды позволил ей быть. Мышцы изнывают от боли, пульсируя прямо под кожей, умоляют о небольшом отдыхе. Чонгук тяжело дышит и наконец опускает штангу вниз, позволяя себе немного остыть. Горячий пот струится вдоль всего тела, как дорожки вулканической лавы. Чонгук шумно втягивает носом воздух и просто лежит какое-то время, наслаждаясь тишиной пустого спортзала, прежде чем наконец поднимается. Разогретые мышцы пульсируют изнутри, и он взмахивает руками, разрабатывая плечи и кисти, чтобы разогнать эти ощущения. И в очередной раз чувствует тяжелый взгляд на себе. Несмотря на тишину и чувство одиночества, Чонгук никогда не бывает один. Сехун гадко усмехается, привычно играя с ножом-бабочкой возле дальней стены, скрытой в полумраке из-за неработающей лампы. Черный силуэт кажется просто тенью, однако Чонгук прекрасно знает, кто это, потому что Сехун действительно следит за ним все время, всюду следует за ним и никогда не отходит слишком далеко. Раньше казалось, что он откажется от идеи Донгона через несколько дней, но стоит отдать должное его выдержке. Сехун превосходно выполняет задачу «присмотреть за Чонгуком». — Ты здесь, — равнодушно протягивает Чонгук, оглядывая его тень. — Я всегда в первом ряду, когда ты качаешься, — усмехается Сехун совершенно искренне, несмотря на серьезный взгляд, и швыряет ему бутылку воды. — Переодевайся. Я смертельно хочу курить, а здесь нельзя. Чонгук поднимает мрачный взгляд, но не говорит ни слова, за раз выпивая половину бутылки. Сехун подмигивает и скрывается в раздевалке, давая знак поторопиться. Определенно, этот парень отличается от остальных, размышляет Чонгук, прихватывая полотенце. Любой член Корса, который встречается им в коридоре или на тренировках, реагирует на него с заметным опасением. Сехун однажды сделал что-то ужасное или продолжает делать до сих пор, думает Чонгук всякий раз, когда проходит мимо, выхватывая напряженные взгляды, обращенные на них отовсюду. Они не смотрят так даже на Донгона, хотя тот появляется на базе крайне редко. Чонгук продолжает наблюдать за Сехуном, когда они на людях, и в какой-то момент приходит к мысли, что все эти опасения вполне оправданы. Играя любимыми ножами, он ради шутки швыряет их в соседний столик во время обеда, а смеётся всегда истерично и мерзко, как помешанный, одним жестом разгоняя всех с дороги, когда выходит на улицу. Чонгук каждый раз убеждает себя, что это маска, иллюзия, которую Сехун напускает на людей ради устрашения, однако она становится как никогда настоящей в моменты его ярости. Сехун ненавидит ошибки. Заметив нечто неправильное в действиях любого человека на базе, он кидается на него с таким бешенством, что даже Чонгук делает шаг назад. Оставаться с ним наедине тоже не хочется, однако вариантов нет. Чонгук выходит из душевой кабины, наспех одевается и закрывает двери в спортзал. Сехун уже ждет в коридоре, привалившись плечом к стене. Недовольный взгляд резко контрастирует с очередной усмешкой, в которой нет ничего, кроме раздражения. — Наконец-то, — протягивает Сехун и рывком распахивает дверь, открывающую вид на задний двор, закрытый со стороны дороги высоким бетонным ограждением. Голые деревья торчат вверх из земли, скрывая ветками чужие силуэты на территории. — Я решил, что ты никогда не закончишь. — Ты не обязан везде ходить за мной, — мрачно напоминает Чонгук, вытаскивая сигареты из кармана. — Вздумал спорить со мной? — улыбается Сехун, прикуривая. Изучающий взгляд кажется почти насмешливым. — Остальные боятся делать это, но ты молодец, правда. — В доме полно людей, за которыми ты можешь присматривать, — хмыкает Чонгук, прекрасно зная, что от него никак не избавиться, но все еще не до конца понимает причины, которые заставляют его быть настолько преданным. — Эти бездари меня раздражают, а вот ты мне нравишься, — отвечает Сехун со скучающим видом. — Пожалуй, это объясняет то, что ты стоишь рядом, а не валяешься в крови на земле. Не следовало ожидать большего, очевидно. Чонгук затягивается, не пытаясь продолжить разговор, когда понимает, что никакой правды от него не добиться. Сехун почти ничего не говорит всерьез, всеми силами коверкая реальное положение вещей, и Чонгуку ничего не остается, кроме как замолчать. Вероятно, Донгон действительно был близок с Гон Ю, раз теперь считает его особенным и хочет, чтобы Сехун его контролировал. Чонгук приходит к мысли, что это больше похоже на правду, чем вариант того, что Сехуну нечем заняться. Очевидно, он занимает весомую роль в иерархии Корса, и сейчас, когда приходится присматривать за Чонгуком, для него это нечто вроде отдыха от обязанностей. Чонгук вновь поднимает мрачный взгляд, как вдруг замечает кровь на чужих пальцах. Багровые брызги засыхают на внешней части ладони, на кисти и на фалангах. Испачканный фильтр сигареты выглядит почти бурым, но Сехун словно не обращает на это внимания, лениво стряхивая пепел на землю. — Что это? — прохладно спрашивает Чонгук без особого желания знать ответ. Сехун сверкает хитрым взглядом, догадываясь, что он имеет в виду, прежде чем перехватить сигарету правой рукой и облизнуть окровавленные пальцы. Настолько медленно и жутко, что Чонгук почти жалеет о своем вопросе. Черные глаза прикрываются, закатываясь от блаженства, и он облизывает остальные пальцы, смачивая слюной, прежде чем опустить руку. Определенно, размышляет Чонгук, все опасения по поводу этого парня оправданы. — Я же говорил, что за ошибками следует наказание, — отвечает Сехун, оглядывая вылизанные пальцы, и снова перехватывает сигарету, чтобы затянуться. — К сожалению, ты слишком долго мылся и пропустил все веселье. Бедняга выглядел почти белым, честное слово. — И ты каждый раз всех наказываешь? — спрашивает Чонгук. — Иногда достаточно одной показательной казни, чтобы остальные заткнулись, — хмыкает Сехун и разжимает пальцы. Дымящийся бычок вываливается из хватки и исчезает под его ботинком. Чонгук следит за ним всего секунду, после чего отворачивается, но продолжает неосознанно обдумывать эти слова. — Людям просто нравится забывать о правилах. Ничего подобного, размышляет Чонгук со злостью, раздавливая собственный окурок. Джин всегда был чертовски послушным, но его все равно наказывали. Внезапные воспоминания заставляют крепче поджать губы, и он отворачивается, чтобы ничем не выдать своих эмоций, однако Сехун замечает все, как видит и остальные вещи на чужих лицах. Изучающий взгляд проходится по щеке Чонгука ласковым лезвием, и тот его прекрасно чувствует, но продолжает молчать. Через две недели пребывания здесь Чонгук ясно понял, что своими мыслями нельзя делиться ни с кем. Сехун в первую очередь не должен ничего знать. Считая людей не более чем мусором, он никогда не поймет, что движет Чонгуком, который хочет найти человека, готовый ради него на все. Прежний Чонгук тоже не понял бы этого, но все изменилось. Джин действительно заслуживает того, чтобы за него боролись, и Чонгук повторяет себе это каждый день. Яростно, решительно, неутомимо. Несмотря даже на то, что Джин может быть давно мертв. Слепая вера подталкивает Чонгука вперед. Ничего больше и не осталось. Сехун внезапно щелкает пальцами, возвращая к реальности, и мерзкая дрожь вмиг проносится по всей коже. Чонгук швыряет на него хмурый взгляд, еще раз мысленно убеждаясь, что распахивать душу перед ним нельзя. Это может быть чертовски опасно. — Скоро придет время для первого выезда, — говорит Сехун, игриво вздернув брови. — Готов показать себя, раптор?***
Через почти месяц Чонгук впервые отправляется на задание, которым оказывается встреча с наркодилером на заброшенном пригородном складе. Чонгук приезжает в составе личного картеля Донгона и впервые становится свидетелем жестокой расправы над врагом Корса. Головорезы привязывают мужчину за крюк, свисающий с высокой покосившейся крыши, и безжалостно избивают железными битами, выбивая признание за все левые дела, которые проворачивал на стороне. Чонгук стоит немного поодаль, однако четко слышит каждый удар и практически ощущает на себе, словно это он висит вниз головой и жалко барахтается, как пойманный в капкан зверек. Разрывающие слух вопли слышатся громче с каждым новым ударом, пока выдерживать их не становится почти невыносимо. Чонгук сжимает челюсти, неосознанно привыкает к актам насилия, которые неизбежно случаются в подобных разбирательствах. Человечная часть Чонгука все еще цепляется за него вопреки всему, не хочет исчезать насовсем, заставляет помнить о себе любой ценой. Чонгук тихо рыкает, сильнее сжимая автомат в руке, и приказывает ей заткнуться к чертям. Ничто не должно останавливать его, когда Корса решит вытащить из него все живое ради их общей цели. Чонгук прекрасно знает, что здесь нельзя иначе. Сехун привычно усмехается, стоя позади, однако смотрит только на Чонгука вместо того, чтобы наблюдать за наказанием. Ощущая его колкий взгляд каждой клеточкой плоти, Чонгук с раздражением дергает плечом, но не может избавиться от этого чувства. Сехун внимательно следит за ним, как всегда, словно тоже ждет малейшей ошибки, неправильной реакции, которая выдаст в нем черты человека. Чонгук мысленно давит все чувства, выдирает из груди и швыряет на пыльный бетон под ногами, чтобы никто их не заметил. Сехун всегда замечает все. Находясь прямо перед ним, опасно быть неправильным. — Довольно скучно, правда? — вдруг слышится прямо над ухом. Чонгук напрягается, но силой сохраняет железное спокойствие. Горячее дыхание щекочет заднюю часть шеи, забирается внутрь через кожу и кости, дотрагивается до невероятно тонких нервных окончаний внутри. Ментальное давление — вот что еще Сехун обожает использовать, словно проверяя, сколько всего выдержит Чонгук, прежде чем решит выйти из себя. Для него это всего лишь игра, чтобы развлечься, но для Чонгука это показательная сцена того, во что на самом деле превратился этот ебаный мир. Сверкающее в полутьме лезвие заставляет отвлечься. Донгон впереди достает нож и ласково поглаживает рукоять, после чего подносит к залитому кровью лицу наркодилера. Кровь методично капает вниз, пачкает дорогие ботинки Донгона, оставляет асимметричные брызги на бетоне. Сехун заинтересованно вскидывает голову, словно происходящее наконец стало интересным для него. Чонгук хочет отвернуться, каждой клеточкой тела желает не смотреть, однако внезапное оцепенение не позволяет даже вдохнуть. Замирая, как восковая статуя, он внимательно следит за тем, как лезвие вонзается в мягкую кожу чужого горла, как проворачивается внутри, разрезая артерии, как проникает еще глубже с омерзительным чавкающим звуком, как рывком выскальзывает наружу. Кровь брызжет яростным потоком, заливая грязный пол, омывая пиджак Донгона, скапливаясь внизу огромной багровой лужей. Чонгук следит, не сводя взгляд, пораженный жестоким убийством настолько, что не может даже дышать. Лёгкие вдруг сжимаются, выталкивают оставшийся кислород обратно в глотку, и он почти чувствует, как тошнота ползет по гортани выше, но не добирается до языка. Чонгук до боли сжимает челюсти, но заставляет себя привыкнуть и к этому. — Наконец-то! — кричит Сехун с невероятным диким смехом, жестко хлопая Чонгука по плечу, и тот вздрагивает от неожиданности, провалившийся в сцену убийства с головой, словно она действительно могла затянуть его в другую реальность, которая не имеет ничего общего с этой. — Давно пора зарезать эту свинью. Извинения не приняты, сука. Донгон оборачивается, покрытый горячей кровью, и жестом подзывает парней с автоматами. Чонгук не помнит, что находится в их числе, прежде чем Сехун рывком хватает его за плечо и тащит вперед. Вонь крови становится ярче с каждым следующим шагом. Чонгук делает мелкий вдох, ненавидя этот острый запах, однако тяжелый взгляд Донгона дает понять, что они не закончили. Чонгука ожидает еще одно испытание, которое покажет, насколько он может быть преданным для Корса. И насколько бездушным, каким выглядит со стороны. — Избавьтесь от него, — приказывает Донгон, кивая Сехуну, который протягивает ему жалкий квадратный платочек, словно он поможет вытереть всю эту кровь. Чонгук без мыслей наблюдает, как главарь вытирает кисти, и белая ткань становится алой за считанные секунды. — И чтобы все чисто было. — Будет сделано, — усмехается Сехун и переводит игривый взгляд на Чонгука. — Раптор поможет мне с этим, правда? Чонгук мечтает оказаться кем-нибудь другим, но правда неизбежна. Некоторые вещи просто случаются, как результат цепной реакции, запущенной десятки и тысячи решений назад. Чонгук медленно поднимает взгляд, оглядывая висящий на крюке труп, и не осознает, что давно стоит в луже его крови. Зловоние смерти окутывает со всех сторон, как мягкие объятия, которые всегда чувствуются всем телом, но на этот раз никак от них не избавиться. Не скинуть удушающие пальцы со своего горла. Чонгук опускает ствол автомата вниз, словно проверяя, способен ли двигаться, и его тотчас накрывает равнодушие. Необъятное тяжелое чувство. Чонгук не может больше сопротивляться. Чонгук обязан признать, что он чудовище, которое просто притворяется человеком, а не наоборот. Сехун с очередной улыбочкой повторяет вопрос, внимательно наблюдая за реакцией, но вместо ответа Чонгук рывком дергает за веревку, удерживающую тело на высоте, и оно вмиг летит вниз, чтобы шлепнуться на пол с отвратительным тяжелым звуком. — Отлично, — шепчет Сехун, после чего поднимает взгляд и кивает Донгону, давая понять, что они разберутся с этим.***
Человечные чувства действительно отмирают одно за другим, еще и гораздо быстрее, чем Чонгук представлял. Однако все же остается единственное, что удерживает их остатки на поверхности, заставляя каждый раз вспоминать, что кое-что живое в нем все еще есть. И это кошмары. Кошмары, которые возвращаются следующей же ночью, как будто ждали нервного потрясения, которое всколыхнуло Чонгука, превращая все его нервы в оголенные провода. Чонгук вскидывается от собственного крика, измотанный кошмаром, в котором видел Джина, подвешенного вниз головой посреди знакомой розовой комнаты. Чонгук кричит, потому что самолично перерезал ему горло, забрызгав кровью все стены до единой. Дикий пульс пронзает вены, как бешеные электрические разряды. Черная комната расплывается перед глазами, и он яростно трёт глаза в надежде избавиться от кошмара, осознать, что это всего лишь проклятый сон, однако он кажется настолько реальным, что Чонгук почти чувствует вонь крови, покрывшей его с головы до ног после решающего движения ножом. Лезвие необычайно легко вспороло мякоть шеи, как теплое масло, заставив рыдающего Джина замолчать. Чонгук рывком скидывает одеяло и до боли сжимает волосы, словно пытаясь вырвать их с корнями. Это неправда, безостановочно шепчет он себе, приказывая проснуться окончательно, ясно понять, что никакие его решения не окажутся ошибкой, не закончатся катастрофой. Чонгук знает, что сонбэ жив, потому что продолжает видеть его во сне, и знает, что обязательно станет тем, кто заставит его прекратить чувствовать боль. Однако не таким способом. Не таким способом. Чонгук протяжно мычит, сильнее зарываясь пальцами в свои волосы, не в состоянии поверить, что единственным правильным решением может быть только одно. Убийство из милосердия. Ведь спасать, возможно, давно уже нечего. Чонгук не знает, и его заживо раздирает от этой мысли. Не вынося жгучих эмоций, он рычит в пустоту мрачной комнаты, вырывает клочья волос бессознательно, в истерике, разрывающей грудь изнутри дикими воплями, и даже не чувствует, как кровать прогибается под давлением чужого тела. — Все в порядке, не нужно так нервничать, боже мой, — слышится знакомый голос с нотками ехидства. Чонгук рывком вскидывает голову и замечает Сехуна, набирающего в шприц какой-то светлый раствор. — Не дергайся, иначе нерв защемит. Чонгук шипит, пытаясь увернуться, но сильные руки намертво сковывают его поперек груди. Навалившись всем своим весом, Сехун сильнее вдавливает парня в кровать, не позволяя двигаться. Короткий укол почти не чувствуется, потому что игла слишком тонкая или потому что Чонгук весь дрожит, изворачиваясь, как змей, пытающийся вырваться из чужой хватки. Мир стремительно чернеет, когда успокоительное начинает действовать, словно доза была слишком большой, чтобы вмиг начать захватывать контроль над его телом. Чонгук тяжело дышит, но неосознанно расслабляется, прекращая вырываться из стальных объятий. Мрачный взгляд Сехуна слегка блестит в полутьме, когда он склоняется над Чонгуком и нежно приглаживает взмокшие волосы, заправляя челку назад. — Какой же ты странный, — задумчиво шепчет Сехун. — Здесь никому не снятся кошмары по естественной причине. Что ты скрываешь? Чонгук все еще загнанно дышит, но не открывает глаза, чтобы не смотреть на него. Иначе хорошо соврать не получится. Сейчас все чувства слишком очевидны, чтобы делать вид, что их нет. — Ничего. — Правда? — Сехун прищуривается с очевидным подозрением. Чонгук может ощущать его испытывающий взгляд еще около минуты, прежде чем он отстраняется и потягивается, разминая плечи. — Как скажешь. Вытащив небольшой квадратный пакетик из кармана, он вытряхивает две цветных таблетки на ладонь и слизывает языком. Чонгук наблюдает за ним в полутьме, все же открыв глаза чуть позднее, но не хочет знать, что он принял на этот раз. Неадекватные люди становятся еще безумнее под воздействием всякой гадкой дури. И не приходится сомневаться, что это не витамины, ведь Чонгук отлично знает, что Сехун распоряжается поставками всякого дерьма из Китая, контролируя весь наркотрафик в южных городах страны. Определенно, у этого человека полно неотложных дел, однако вместо всего на свете он распахивает часть одеяла и забирается на кровать Чонгука. — Свали, — рыкает Чонгук, слишком сонный для драки, на что Сехун лишь усмехается, поправляя край мятого одеяла. — Как ты вообще вошел сюда? — Я же сказал, что присмотрю за тобой, — протягивает Сехун, рассасывая колёса на языке с негромким чмокающим звуком. — Не закрывайся в следующий раз. Я выбью нахрен дверь, не сомневайся. Чонгук тяжело выдыхает, пытаясь не провалиться в сон рядом с ним, однако лекарство в крови продолжает действовать, заставляя слипающиеся веки закрываться. Сердцебиение все еще довольно быстрое, отбивающее нервный ритм в чужой живот, когда Сехун затаскивает Чонгука на себя, продолжая поглаживать по волосам, чтобы расслабить, но и этого он не замечает. Дыхание становится ровнее, мысли исчезают, позволяя накопленной усталости захватить контроль над его телом. Мышцы напрягаются в жалкой борьбе, попытке вновь пробудить разум, заставить мозги работать, однако мягкий черный туман завлекает Чонгука во мрак. — Засыпай скорее, раптор, — шепчет Сехун с кривой ухмылкой, чувствуя, что пульс Чонгука наконец становится ровным. — И пусть тебе не снится смерть.***
К вечеру четверга главная цель для Корса должна принять более ясные очертания. Чонгук обнаруживает себя в кабинете Донгона, выпивший четыре чашки ядреного кофе в попытках изгнать непрошеные мысли. Малейшие блики розового на стекле, отражающие свечение автомобильных фар, вновь напоминали о Джине и о том, насколько далеко он находится сейчас. Чонгук разрывался на части, неоднократно заглядывался на двери этой комнаты с желанием ворваться внутрь, чтобы напроситься в Йонсангу любой ценой, однако Сехун всегда был рядом, чтобы отвлечь его внимание. Сейчас же, наконец оказавшись здесь, Чонгук с кошмарным отчаянием понимает, что не может раскрыть рот, потому что любое неправильное слово способно разрушить весь этот карточный домик до основания. Донгон резко отшвыривает ручку, когда слышит очередной вопрос Кихёна, одного из личных программистов Корса, которому действительно лучше молчать, когда глава настолько злой, как сегодня. — Встал и вышел вон, — ровно говорит Донгон, жестом приказывая выметаться. Чонгук мрачно оглядывает парня, нервно сжимающего папку с документами. Бледное лицо кажется почти белым на фоне кирпичной стены, отделанной вставками из хрома и декоративной стали. Глупые вопросы здесь стоит держать при себе, очевидно. Чонгук хмыкает, размышляя, каким образом может спросить Донгона о катакомбах или напроситься в разведку центрального района, при этом не словив пулю. Не взвешивать каждое решение или слово теперь чертовски опасно. Даже Гон Ю не реагировал настолько остро, как иногда это делает Донгон. — Не слышал, что тебе сказали? — резко спрашивает Сехун, заставляя Кихёна подскочить от неожиданности. Чонгук напрягается, швырнув на него взгляд, и замечает, как игриво Сехун вертит нож-бабочку, готовый в любой момент метнуть его в чужое лицо без всяких колебаний. — Дверь видишь? Она здесь для того, чтобы ты вышел. Кихён испуганно кланяется едва не до пола, извиняясь за свои слова, и спешно выходит из кабинета. Чонгук следит за его заплетающимися ногами и думает, что от ножа Сехуна он бы не убежал, но рывком отгоняет все мысли. Главная цель для Корса должна находиться где-нибудь в центре. Чонгук концентрируется на этом, изнывая от надежды, и вновь переводит взгляд на главу. Донгон поправляет очки на переносице, молча разглядывая документы перед собой. Чонгук мысленно молится, чтобы все это было связано с Йонсангу или Гуросан Па в частности, однако холодные темные глаза даже не смотрят на него. Впрочем, он редко удостаивает людей вниманием, не считая короткие щелчки пальцев, которыми подзывает охрану или отпускает прочь. Чонгук склоняет голову, пытаясь набраться терпения, прежде чем узнает ответ. Сехун дергает ногой, забравшись на подлокотник дивана, но выглядит гораздо более спокойным, почти скучающим. — Итак, — наконец начинает Донгон, заставляя вмиг поднять взгляд. — Пришло время вернуть Йонсангу, господа. Чонгук замирает. Всеми силами сохраняя спокойное лицо, он разве что сглатывает, неосознанно впиваясь пальцами в обивку дивана. Намджун действительно был прав, когда сказал, что Корса собирается драться за центр города. Чонгук не верит собственным ушам, пораженный настолько, что хочет переспросить, однако знает, что любые расспросы раздражают Донгона. Негромко выдыхая через нос, он отводит взгляд, размышляя, стоит ли напроситься в разведку сейчас, до наступления, но любое неверное решение может подставить его под удар. Донгон обходит стол и рывком раскрывает большую карту города, отвлекая от бесчисленных мыслей. Чонгук склоняется над районами, рассматривая контуры зданий с особой внимательностью. — Как мы выяснили, неделю назад они прекратили накачивать компьютерами вот это здание, — объясняет Донгон, остановив палец на бизнес-центре в несколько этажей, расположенном напротив автозаправки. — Эти пидорасы вышли на новый уровень, основав главное логово в центре Сеула, предпочитая больше не скрываться от властей, как мы, понимаете? О чем это говорит? — Провокация, — шепчет Сехун, облизывая мужчину взглядом, однако тот даже не смотрит в его сторону, оглядывая остальных. — Это плевок нам в лицо, — медленно продолжает Донгон. — Исходя из нашего договора, никто не имеет права обосновываться в центральном районе, потому что это всегда привлекает ебаных федералов. Подставные компании не в счет, это даже члена моего не стоит, потому что пробраться через них — дело десяти минут. Важно то, что отныне мы все в опасности. Близость с федералами всегда приносит целую кучу проблем, разгребать которые по чужой вине мы не обязаны. И что мы должны с этим сделать? — Разделать, — вновь шепчет Сехун, продолжая играть с ножом. — Разбить. Растоптать. Разрезать. — Выпнуть их нахуй оттуда, — отвечает Донгон. — Йонсангу был нашим в недалеком прошлом, но мы пошли на уступки, согласившись разделить территории. Но сраный договор больше не в силе, потому что они переходят все границы. Корса покажет, что свое слово нужно держать, иначе последует жесткое наказание. Нельзя больше прощать их чертовы ошибки. Мрачный тон голоса кажется тягучим, как кисель, расползаясь вибрациями в сознании Чонгука, пытающегося осознать услышанное. Корса действительно планирует нападение. Чонгук вдыхает, прожигая карту невидящим взглядом и думая, что до Джина остается всего один жалкий шаг. Оказавшись в самом сердце Гуросан Па, которые контролируют все бордели и частные клубы на своих территориях, он сможет наконец выяснить, где находится сонбэ. Осознание проползает по спине ядовитым змеем, заставляет напрягаться каждой клеточкой, выжигая взглядом дыру в жирном названии района. Чонгук не слышит, что Донгон рассказывает дальше, напрочь погруженный в мысли о Джине, как вдруг отвлекается, когда что-то скользкое чувствуется на шее. Сехун проскальзывает влажным языком по очертаниям его челюсти, склонившись над ним сверху, словно вытворять подобное в порядке вещей и они совсем не находятся посреди серьезного разговора. Чонгук рывком дергается назад, однако цепкие пальцы вмиг впиваются в его плечо, как пиранья. Низкочастотное рычание слышится совсем близко, дыхание обжигает шею горячим воздухом. Чонгук тяжело выдыхает, отстраняясь еще дальше на диване, пока не замирает совсем, чувствуя кончик острого лезвия, прижатый к его глотке с ощутимым давлением. — Не двигайся, красавчик, — шепчет Сехун, оказавшись вдруг еще ближе. Язык проходится вдоль всей шеи, облизывая кожу жадным широким движением. Чонгук прикрывает глаза, всеми силами игнорируя его мерзкие выходки, как это всегда делает Донгон, спуская на тормозах абсолютно все, что касается этого человека. Лезвие ощутимо давит на шею еще около минуты, пока не исчезает, позволяя наконец сделать вдох. Чонгук резко открывает глаза и видит, как Сехун замахивается. Смертельно заточенный нож взметает ввысь, пролетает весь кабинет и врезается в доску на дальней стене. Лицо одного из влиятельных бизнесменов Южной Кореи, напечатанное на газетной серой бумаге, оказывается с дырой во рту. Сехун вновь гадко смеется, и этот звук становится единственным в наступившей мертвой тишине. Несколько членов Корса на задних диванах громко сглатывают. Донгон опасно щурит темные глаза. Чонгук не хочет знать, что это значит, прежде чем Сехун поднимается и театрально зачесывает светлые волосы назад. — Все скоты должны заплатить за свои решения, — протягивает он, рывком выдергивает нож из доски и жестом подзывает несколько головорезов, чтобы выйти с ними за дверь. — Я за любое дерьмо, но сейчас должен отлучиться. Сону, детка, присмотри за Чонгуком вместо меня. Донгон сдержанно выдыхает, обернувшись на снимок мужчины с разорванным ртом, свисающим теперь вниз помятым куском бумаги. Чонгук чувствует нарастающее раздражение, проводив Сехуна и его свиту взглядом, потому что этот вечный цирк ничем не объясняется с самого начала: — Что с ним не так? Донгон медленно оборачивается, во взгляде блестит усталость, однако он разве что поправляет очки на переносице, оставаясь полностью спокойным. — Выпрашивает внимание. Чонгук не верит, но не хочет вдаваться в детали. Оставшиеся двадцать девять минут глава объясняет всем, в каком направлении начнет двигаться Корса, если никто из Гуросан Па не согласится сделать шаг назад, вспомнив о договоре. Чонгук напряженно оглядывает карты, слышит записи чужих звонков, запоминает диаграммы на компьютере, обозначающие движение наркотрафика и оружия, которое возможно с помощью финансирования главных бизнесменов страны. Нечестно заработанные бабки всегда вращаются в преступном мире, как топливо, заставляющее банды продолжать работать. Чонгук мрачно потирает виски́, едва разговор наконец заходит об этом: — Ограничить им приток бабла станет предупреждением Корса, которое они не смогут проигнорировать, — заканчивает Донгон, в очередной раз смерив присутствующих долгим взглядом. — Избавьтесь от любых мешков с деньгами, которые отваливают им огромные суммы за свою защиту, в частности предпринимателей из Йонсангу. Как только это породит хаос и недоверие, мы предпримем следующий шаг. Сехун будет контролировать все выезды, за деталями обращаться к нему. На сегодня это все. Господин Ро вспыхивает перед глазами мерзкой отравляющей картиной, но Чонгук сдерживается изо всех сил, чтобы не морщить лицо. Владелец нелегальных борделей, частый клиент «Когтей» и просто жирная скотина имел бы все шансы оказаться мертвым до следующего рассвета, если бы только работал в Йонсангу, однако «Красный гранит» находится в другом районе. Чонгук медленно обводит дёсны языком, наблюдая, как члены Корса выходят за дверь, прощаясь с главой низким поклоном. Когда дело дойдет до господина Ро, а оно дойдет обязательно, Чонгук станет первым в очереди за его головой. Чонгук немного задерживается, когда они остаются вдвоем, пытаясь собраться с мыслями. Рассказать о катакомбах и сонбэ становится смертельно сильным желанием, почти потребностью, из-за которой тяжело дышать, однако язык застывает во рту, не позволяя произнести ни слова. Чонгук выдыхает, раздражаясь из-за собственных сомнений. Как только Донгон поймет, что преданность Чонгука напрямую зависит от спасения единственного человека в мире, это может многое изменить, если не все. Нельзя рисковать сейчас. — Пытки электричеством, — вдруг произносит Донгон. Чонгук резко поднимает взгляд. В привычной полутьме кабинета его силуэт кажется всего лишь тенью. — Ты проводишь с ним много времени, потому имеешь право знать, — продолжает Донгон, ослабевая черный галстук на шее. — Это был его приемный отец. Немного поджав губы, Чонгук давит шумный выдох, что вырывается из груди от очередной тяжелой правды. Люди действительно превращаются в зверей, как только чувствуют безнаказанность. И нет необходимости думать слишком долго, чтобы вновь вспомнить Джина. Чонгук закрывает глаза на мгновение, когда внутри все сжимается, едва прекрасное лицо загорается в памяти, но гаснет слишком быстро, как потухшая лампочка. Джин тоже проходил через это. Пример Сехуна ясно дает понять, что никакой человек не останется в порядке после этого, однако Джин держался изо всех сил, пытаясь не обезуметь, когда продолжал работать на этих тварей. Сердце Чонгука с воплем сжимается, едва он вновь думает о том, насколько его сонбэ был сильным, чтобы сохранять контроль над своим рассудком. Чонгуку невероятно тяжело осознавать это. — Это нельзя взять под контроль, если только не запереть его в лечебнице, на что я не согласен. — Донгон наконец поднимает голову и оглядывает парня напротив. — Но рядом с тобой он становится более управляемым, чем обычно. Не знаю, в чем дело, но он тащится от твоей компании. Чонгук вновь смотрит на него, но не может разгадать эмоции, с которыми он говорит это. Донгон остается холодным, почти равнодушным, однако что-то в его взгляде подсказывает, что Сехун многое значит для него. Чонгук почти может это почувствовать. И отчего-то становится еще хуже, потому что он отлично понимает, какое тяжелое отчаяние должно накрывать его каждым утром при таком раскладе. — Ясно, — негромко отвечает Чонгук и поднимается, чтобы выйти, потому что разговор наклоняется под опасным углом, а он не хочет раздумывать об этом сейчас. — Не отходи от него, когда окажетесь в городе, — вдруг добавляет Донгон, вынуждая остановиться возле двери. — Я прекрасно знаю, каким людям ты перешел дорогу в прошлом. Сехун защитит тебя. Чонгук не оборачивается. — Я сам справлюсь с этим. — Я не спрашивал. — Донгон щелкает пальцами, и через секунду один из амбалов открывает перед Чонгуком дверь. — Не забывай, какую ценность для Корса ты представляешь. С дырой в башке ты станешь бесполезен. Всеми силами стараясь не сжать кулаки, демонстрируя явное напряжение, Чонгук делает негромкий вдох. Донгон полностью прав, ведь мертвым Джина тоже не спасти. Придется проявить осторожность, даже если кости выламывает от чудовищной ярости на всех, кто когда-либо прикасался к сонбэ. Очевидно, охота членов Корса на бизнесменов заставит Чонгука вспомнить каждого его клиента. И наконец не придется сдерживаться, чтобы прикончить их всех. Чонгуку начинает почти нравиться эта идея.***
Сигаретный дым расщепляется в воздухе, вылетая из опущенного стекла водительской двери. Солнце висит в зените, но все еще не согревает, даже если светит непривычно ярко. Чонгук снова глубоко затягивается, высматривая мужчин в костюмах на другой стороне дороги. Около полудня приехав на чужие территории, он изрядно нервничал, сворачивая в Йонсангу, но скучающий вид Сехуна рядом заставил расслабиться. Автомобиль никак не связан с Корса, еще и выкрашен в неприметный светлый цвет, из которого они выглядывают господина Чхвэ напротив отделения банка. Огромный черный внедорожник на обочине совершенно точно принадлежит ему, размышляет Чонгук, оглядывая его водителя, который выходит покурить в ожидании босса. Чонгук против воли вспоминает историю с пытками электричеством, когда Сехун внезапно начинает завывать под известный хит по радио. Броский красный пиджак слишком яркий для этого дела, но он явно не волнуется об этом. Рывками двигая головой, он прикрывает глаза и затягивается, словно они приехали сюда ради вечеринки и не обязаны оставаться незамеченными, не привлекая внимание. Чонгук хмыкает, раздраженный его воплями, но отвлекается на очередной образ Джина в голове. Лёгкие вдруг сжимаются, выталкивая кислород обратно. Сонбэ только пытался изображать веселье, но это всегда было его маской, которая с грохотом разбилась в момент, когда Чонгук похитил его из черного особняка, и это многое объяснило. Однако маска Сехуна выглядит слишком настоящей. И ведь Сехун слишком внимательный, чтобы не заметить его взгляд. Прекратив ужасные вопли, он вскидывает брови: — Неужели я плохо пою? Вместо ответа Чонгук коротко усмехается, но всего на мгновение. Разбираться со всем этим нет никакого желания, однако язык движется по своей воле, как только Джин вновь появляется в его подсознании. Словно выяснить их сходства и отличия становится вдруг слишком важно для него. — Что с тобой делали? — ровно спрашивает Чонгук. Радио становится почти неслышным, хотя никто из них не понижал громкость. Белый шум в голове приглушает все вокруг, заставляет внимание Чонгука сосредоточиться за единственном звуке, которым становится спокойное дыхание Сехуна напротив. Прищурив черные глаза, он поправляет светлые волосы медленным движением, но взгляд не сводит, смотря долго и пристально, словно оценивая глупость вопроса. Чонгук не меняется в лице. Выжидающе смотря на парня в ответ, он чувствует нечто знакомое. Как будто находиться настолько близко к выпотрошенному изнутри человеку становится частью его жизни. Быть рядом и знать, что ничего изменить нельзя. — Всё, чего я не хотел, — медленно отвечает Сехун с неизменной веселой улыбкой, но глаза серьезны как никогда. Чонгук хмыкает и отворачивается. Господь придумал людей из собственной жестокости. Солнце исчезает за тяжелыми тучами, нависшими над городом, когда водитель внедорожника выходит покурить второй раз. Наблюдая за его машиной почти полтора часа, Чонгук отказывается верить, что это займет еще несколько, потому что к вечеру их собственная машина наверняка вызовет подозрения. Выдыхая, он в тысячный раз швыряет взгляд на двери отделения банка, стараясь ни о чем не думать, как вдруг слышит звук отстегнувшегося ремня безопасности. Сехун театрально стряхивает пылинки с брюк и цепляет солнцезащитные очки несмотря на то, что едва наступила весна. Чонгук мрачно оглядывает его, с опозданием понимая, что впервые за все время останется один, если он выйдет сейчас. — Я ненадолго, — шепчет Сехун, как великий секрет, прежде чем резко распахнуть дверь. — Надеюсь, я не должен просить тебя оставаться здесь. Чонгук не верит, что он решил довериться ему и оставить, даже если дело в нескольких минутах, но ничем не показывает своих мыслей. Обойдя машину, парень скрывается за углом низкого здания с выцветшей вывеской бара, закрытого на ремонт. Внезапное одиночество ощущается чем-то слишком непривычным. Чонгук снова смотрит на пассажирское сиденье и поражается его пустоте. Мозги вдруг предательски воспроизводят давно позабытые картины: Джин сидит на этом же месте внутри марка, обняв себя руками за талию, и мирно спит под негромкий звук гудящего двигателя. Чонгук неосознанно закрывает глаза и почти чувствует, как возвращается в эти секунды, сжимая потрепанный руль и надавливая на педаль тормоза, чтобы не пропустить поворот к мотелю. Светлая голова Джина немного покачивается, когда марк преодолевает ямы в асфальте, но не просыпается, будто настолько смертельно устал за все годы заточения в клубах, что никак не может проснуться. Закрывая глаза еще сильнее, Чонгук медленно вытягивает руку и дотрагивается до обшивки сиденья, словно в жалкой надежде вновь ощутить плечо Джина, но ничего не чувствует, кроме пустоты. Внутри Чонгука теперь такая же пустота. Быстро распахнув глаза, он сжимает ладонями собственные колени, словно чтобы скрыть позорные попытки вернуться в прошлое. Пульсирующий хаос в голове нарастает, начинает мерцать неясными вспышками, затягивая Чонгука в омут болезненных воспоминаний, однако он рывком отвлекается, заметив нечто странное в стороне. Выйдя из-за угла ближайшего здания, знакомый силуэт быстро пересекает улицу и останавливается возле машины господина Чхвэ, чтобы постучать в стекло водителя. Чонгук хмурится, потому что может узнать его. Хивон из Корса, который работает в отделе личных программистов и аналитиков. Чонгук видел его несколько раз в коридоре, но сейчас не может понять, какого черта он делает возле машины, связанной с враждующей бандой. Водительское окно медленно опускается, и из него показывается рука, протягивающая конверт. Хивон забирает его, быстро прячет в карман и опасливо оглядывается, как жалкий вор, чтобы затем скрыться за поворотом. Чонгук напряженно смотрит вслед исчезающей тени. Предатель, неожиданно и ясно понимает он, вновь закрывая глаза. Любая банда кишит крысами, которые ради собственной шкуры готовы продать всех на свете. Чонгук сильнее сжимает колени, пытаясь придумать, как рассказать Донгону о нем, но вдруг приходит к мысли, что Сехун ничего не видел. И осознание этого заставляет его передумать. Крысы всегда всеми силами цепляются за нагретое место. Чонгук поднимает мрачный взгляд и снова смотрит на машину господина Чхвэ, пока в голове не загорается неожиданная идея. Необязательно слишком давить на такого человека, чтобы тот раскололся. Чонгук принимает решение использовать его. Никому здесь нельзя верить, но он все еще должен позаботиться о том, чтобы все задуманное прошло как надо. Джина он вытащит собственными силами, как не сможет никто другой, однако останется еще одна нерешенная проблема, с которой тоже следует разобраться. Сехун возвращается через несколько минут и громко захлопывает дверь, швыряя на колени полиэтиленовый черный пакет, заклеенный толстым слоем скотча. Даже внешне он выглядит тяжелым. Чонгук не хочет знать, что внутри, но догадывается, что иногда Сехун закупает небольшие партии наркоты, чтобы проверить качество или еще что-нибудь. Чонгук действительно не хочет знать, потому отворачивается, вперив взгляд четко вперед, и через несколько секунд двери банка распахиваются. — Наконец-то явился, — усмехается Сехун, закидывая пакет на задние сиденья, словно не отвалил за него десятки тысяч баксов. — Дави на газ, Чонгуки, пора бы нам развлечься. Чонгук заводит двигатель и исполняет приказ, быстро набирая скорость, пока господин Чхвэ медлит посреди улицы. Сехун рывком заряжает автомат и опускает стекло. Дрожь заставляет сильнее вцепиться в руль, когда Чонгук понимает, что сейчас случится, но не позволяет себе думать слишком много. Когда машина пролетает мимо, Сехун выпускает двадцать пуль оглушительной очередью, смеясь при этом настолько противно и жутко, что Чонгук холодеет изнутри. Четыре тела, включая водителя и личную охрану, валятся на асфальт со сквозными дырами в одежде, однако Чонгук этого уже не видит, скрывшись на соседней улице.***
Мертвая тишина давит на голову, как огромные бетонные плиты. «…которое притворяется человеком, а не наоборот». Черные тени рассеиваются из-за блеклого лунного свечения, заглядывающего внутрь небольшой комнаты. Чонгук сидит на кровати последние двадцать четыре минуты без единого движения, как если бы кто-то запретил двигаться. Мыслей слишком много в голове, и со всем этим никак не справиться, особенно в одиночестве. Чонгук вспоминает все подряд, начиная с решения отправиться в Корса и заканчивая нажатием на газ, которое привело к очередным убийствам. Не меняясь в лице, он может чувствовать, как что-то внутри него начинает работать иначе. Прежний Чонгук стремительно исчезает все эти месяцы, теряя все, что представлял из себя раньше. Чувство не самое приятное, даже почти пугающее, но это больше не имеет значения. Оказавшись здесь, он вынужден идти до конца. Чонгук опускает взгляд и вытаскивает из нагрудного кармана небольшой квадратный пакетик, но не раскрывает его. Засушенные цветы давно сгнили, превратившись в неразборчивые цветные ошметки. Чонгук поднимает пакетик выше и разглядывает их около минуты, после чего сжимает в ладони изо всей силы, до боли. Сердце больше не вопит, не кричит истерически при первой же возможности, как только Чонгук вспоминает Джина. Лишь продолжает тихо изнывать, напоминающее теперь не орган, а сжатый ком уродства. Чонгук всегда чувствует это очень четко. Закрывая глаза на несколько секунд, он позволяет себе сосредоточиться. Мертвые цветы ощущаются почти холодными в его горячей ладони. Чонгук сидит так еще немного, не двигаясь, пока не раскрывает глаза с решимостью. Чонгук хочет наказать их всех до последнего, как они поступили с господином Чхвэ, который тоже был клиентом Джина раньше. Швырнув взгляд на автомат рядом, стоящий около стены, он сжимает кулаки еще крепче. Смертью эти твари не отделаются. Чонгук может использовать еще кое-что, не менее болезненное для них, как потеря собственного бизнеса. В случае господина Ро это окажется ударом в самое сердце, которым Чонгук искренне будет наслаждаться, вспоминая его чертово лицо посреди ночи до конца жизни. Оживленные коридоры на базе Корса позволяют слиться с толпой. Избавиться от назойливого опекуна в лице охранника Сехуна, на которого тот оставил Чонгука, отлучившись полчаса назад. Чонгуку ничего не стоит скинуть его с хвоста, затерявшись среди боевиков на территории дома. Сехун достаточно внимателен, чтобы не вестись на эти трюки, однако они здесь не все такие, к счастью. Чонгук быстро движется по коридорам, взглядом сканируя мужчин, пока не выходит на задний двор. Несколько курящих силуэтов затягиваются дымом, скрываясь в полутьме крыльца, но даже не смотрят на него. Чонгук прищуривается, внимательно оглядывая их из черноты, пока не замечает Хивона, разговаривающего с кем-то в стороне. Кулаки вновь сжимаются, желая начистить его лживое личико, но Чонгук с усилием сдерживается, приказывая себе не действовать на эмоциях. Крыс тяжело любить, если знать, кого на самом деле они представляют из себя. Дождавшись, пока Хивон наконец докурит и вернется в здание, не заметив ничего подозрительного во тьме, где скрывается Чонгук, он следует за ним. Кажется, он на самом деле чертовски глуп, раз может настолько спокойно передвигаться по базе, совершенно ничего не опасаясь. Чонгук коротко усмехается этой мысли, идя следом, пока они не сворачивают в дальний корпус, где меньше камер. Накопленная ярость давно ждала момента, чтобы вырваться, и ничем ее теперь не остановить. Чонгук швыряет парня в стену настолько сильно, что тот мгновенно разбивает нос. Кровавые пятна окрашивают темные обои, однако на черном они почти не заметны, если только не приглядываться. Хивон низко воет, оборачиваясь, но Чонгук жестко бьет снова, сшибая с ног, прежде чем рывком раскрыть дверь кладовой и затолкать его внутрь. Тяжелое дыхание смешивается с невнятными вопросами и угрозами, напоминающими «какого черта» и «отвали», однако Чонгук продолжает избивать его, чтобы Хивон мог только вяло стонать в итоге. — Что ты делал возле машины Чхвэ? — низко спрашивает Чонгук, выжигая взглядом дыры на чужом лице, когда хватает его, чтобы заставить смотреть на свое лицо. — Крыса, ты ведь работаешь на них, верно? — Что, я не… — пытается Хивон, расширяя глаза до чудовищного размера, однако Чонгук бьет снова, заставляя кашлять. — Слушай внимательно. — Чонгук наматывает темные волосы на кулак и рывком дергает назад, чтобы выгнуть его шею. — Донгон сорвет с тебя шкуру и сделает себе пальто, не сомневайся, но я готов дать тебе шанс на отступление. Ты сделаешь то, что я скажу, и свалишь нахрен отсюда, ясно? Возможно, если ты спрячешься, то останешься живым. Я этого не гарантирую, вопрос только в том, сдохнешь ты прямо сейчас или через время. Хивон тяжело и шумно дышит ртом, жадно хватая воздух, но замирает на последних предложениях. Чонгук вскидывает брови, ожидая ответа, и тот не заставляет себя долго ждать: — Я слушаю. Чонгук хмыкает, сильнее наматывая его патлы на кулак, и склоняется над ним еще ниже, чтобы выдохнуть слова прямо в лицо: — Раз ты очень смелый и можешь разгуливать по Йонсангу, значит, можешь добраться и до стриптиз-клуба «Красный гранит». Я хочу, чтобы ты вошел внутрь и устроил пожар. Настоящий пожар, который выгонит всех на улицу, ясно? — Пожар? — испуганно спрашивает Хивон, и звучит это до смешного жалко. — Именно, и чтобы после этого твоей рожи здесь не было. Иначе тебе конец, ты ведь сам понимаешь. Время слегка затягивается, когда Хивон пытается откашляться, прежде чем выползает обратно в коридор, оставляя Чонгука во мраке кладовой. Отвращение не приходит, как было раньше, но это ведь относится к деталям. В конечном итоге, размышляет Чонгук, он принял одно из немногих правильных решений за последнее время, которое должно привести к благоприятным последствиям и повлиять на будущее. Этот дьявольский клуб давно должен сгореть дотла. Чонгук действительно хотел бы поджечь его самолично, но Корса не воспримет это с восторгом. Беспорядок в мыслях немного приглушается, когда он продолжает стоять в тишине, а затем вытаскивает телефон, который Сехун любезно вернул несколько дней назад. Найти в контактах номер Хосока не составляет никакой сложности. Чонгук прикрывает дверь, чтобы никто не подслушал из коридора, прежде чем слышит знакомый голос, взволнованный настолько, что сердце вдруг вновь оживает. Чонгук мысленно давит его вновь, вынуждая прекратить эти ничтожные вопли. Времени слишком мало, чтобы справляться с эмоциями, он должен передать Хосоку самое важное. — Держись рядом с Тэхёном завтра, — шепотом говорит Чонгук, игнорируя все на свете, что Хосок пытается выяснить, злой из-за его внезапного появления еще больше, чем из-за исчезновения месяц назад. — Ничего не спрашивай, просто сделай, пожалуйста. Держись как можно ближе и вытащи его, как только заметишь дым. Вопреки всему он отлично понимает, что Тэхён чертовски важен для сонбэ и должен быть рядом, когда придется возвращать Джина к жизни. Чонгук искренне верит, что этот день настанет.