dance jam

чонвон никогда не думал о смерти. не то, чтобы не думал, ян в принципе не хотел и не собирался умирать. даже, когда его мама опозорила его на всю школу, сказав, что он не ее сын, а потом над ним издевались одноклассники и называли абсолютно унижающим, непростительным словом подкидыш; даже, когда его бабушка умерла, что вообще не шло с планами чонвона о покупке нового дома, ее нового дома, и дальнейшим совместным проживанием в нем; даже, когда он внезапно превратился в нечто с тонкой пленкой вместо кожи... чонвон просто не мог позволить себе остановить свою жизнь, более того, это всегда казалось совершенно слабым и ничтожным делом, но… неужели, он уже мертв? нет, этого просто не может быть. он все еще может думать, поток его мыслей просто невозможно было остановить, а еще он видит сны! и пусть они выглядят очень странно и смазано, ян все еще видит их — это прямо говорило о том, что он жив! более того, он постоянно слышит разговоры вокруг его, кажется, больничной койки? к нему часто приходят разные люди, но все их голоса смешиваются в один, и только голос одного человека без проблем выделяется на общем фоне. он слышит его совершенно четко и ярко, словно до этого момента никогда не улавливал в нем нотки грусти, отлично выделяющиеся сквозь его сон. — и надолго джей ушел? уже пятнадцать минут прошло. — чужой голос неприятно утяжелял голову, а в нос внезапно ударил запах медицинского спирта, который сразу же заполонил всю комнату, стоило чонвону почувствовать, как он постепенно просыпается, приходя в чувство. хисын стоял у окна, облокотившись на подоконник, и смотрел на сону, отвернувшего свой взгляд в другую сторону, чтобы спрятать выступающие слезы. — сону-я, ну хватит тебе! он проснется! — я знаю, просто… джею сейчас так тяжело, и чонвону... им обоим тяжело! — ким начал плакать, и это имело совершенно стихийный и необратимый характер, когда чонвон, вкладывая все свои силы, медленно приоткрыл глаза, что отдавало ужасной болью в висках. его взгляд с белоснежного потолка сразу же устремился в поиске конкретного человека, которого он хотел увидеть прямо сейчас и, желательно, как можно скорее. но глаза столкнулись лишь с такими же белоснежными стенами больницы и одиноким цветком желтого цвета, стоявшим на прикроватной тумбочке. и, к его ужасному сожалению, во всей этой картине не было ни единого следа чонсона. — чонвон! — его пробуждение быстро заметили, и хисын подлетел к кровати, силой опуская поднимавшееся тело яна обратно в кровать, ровно когда он собирался вырваться из этой душной комнаты. — тебе нельзя вставать, ты только вышел из комы! — комы? — первое слово, вылетевшее из уст яна, явно должно быть другим, но парню больше ничего не оставалось, кроме как бросить этот вопрос в резко ожившую комнату из-за его пробуждения и сону, который скакал вокруг его койки уже добрых пять минут, и только сам ким знал, когда же он, наконец, остановится и сядет на место, переставая мелькать перед глазами, которые совсем не успевали за чужими движениями, сдавливая голову. теперь чонвону пришло время оглядеть себя, и первое, что он заметил, это бессчетное количество трубок, окружающих его и предназначенных для лечения? его лечения? эта мысль вызывала бурю смешанных эмоций, но отрицать нужду в этих… процедурах парень уже просто не имел ни сил, ни права. — почему на мне так много трубок, и... — чонвон осмотрел свои руки, пытаясь не сильно поворачивать свою голову, чтобы не вызвать очередную боль внутри, и заметил на них огромное количество синяков вместе с вставленной иглой, которая вела к непонятному прибору слева от него, — это что, капельница? откуда у меня такие синяки? — у тебя пару раз брали кровь для анализов, и еще что-то… — ли чешет голову, желая магическим образом испариться из этой неловкой ситуации, — не думаю, что именно мы должны объяснять тебе это, а не врач или… — чонсон. — голос яна неожиданно сорвался, когда он увидел человека, вошедшего в больничную палату, и его с огромным трудом можно было назвать по имени. пак выглядел просто ужасно. хотя, нет, не так… он выглядел ужасно и отвратительно. яна очень сильно пугало внешнее изменение его парня, который за его отсутствие, кажется, не смог запихнуть в рот ни куска хлеба, и это было отчетливо видно в его впалых щеках, ключицах и шее, где кожа ложилась неестественно, сильно выделяя острый кадык. а его красные уставшие глаза лишь дополняли этот образ вместе с осевшим лицом и парочкой коротких волосинок на подбородке, которые он не смог сбрить, не заметив их из-за собственного изнеможения. а еще он покрасил свои волосы! просто взял и покрасил! и, хоть сейчас это было совершенно неважно, почему-то именно тот факт, что в ближайшем будущем чонвон больше не увидит своего парня с блондинистыми длинными волосами, а будет смотреть на его темноволосый андеркат, уколол его прямо в сердце, сжимая грудь. неужели то, что произошло с чонвоном, стоило этого всего? — господи... — кажется, пак только вернулся из больничной ванной, проплакав там все это время, и почти поддался искушению разреветься перед чонвоном, но мог лишь нервно кусать свои губы, опускаясь на колени рядом с кроватью яна, который сразу же схватил его за руку, такую мягкую и приятную, заставляя думать о том, как же сильно он скучал по теплу чужого тела, хоть для него и прошло всего несколько мгновений, как он очнулся в мягкой больничной кровати. — спасибо, чонвон… спасибо, что ты проснулся... спасибо, что ты жив... — джей повторял эти фразы одну за другой, как мантру, которая должна была сделать мир лучше, и яну на секунду даже показалось, что все и правда будет так, пока он не опустился на землю, где его парень стоял на коленях возле его места и безостановочно бурчал себе под нос, схватив его руку в свои две и не собираясь отпускать, пока на ней не будет оставлен тысячный поцелуй. — чонсон- чонсон-а… милый… хен… — чонвон бесконечно менял слова, пытаясь остановить поток чужих слов, которые ошеломляли даже его знакомых, молча переглядывающихся между собой, но не желающих вмешиваться во все это, что-то внутри их подсказывало, что их тут просто не должно быть, но они все еще бесстыдно нарушали чужой покой, беспокоясь за друзей. — прости, я просто счастлив, что ты проснулся, — пак наконец ожил, вставая с колен и присаживаясь на кровать рядом с ногами чонвона, которые сразу же поджались, освобождая место, — как ты себя чувствуешь? что-то болит? — джей потянулся к чужому лбу, потирая его слишком долго, чем стоило бы, убавляя боль своими мягкими прикосновениями, — ты был в коме целую неделю, все очень серьезно- — насколько серьезно? что со мной произошло? и что… что будет дальше? — ян мгновенно встрепенулся, не совсем понимая, о чем идет речь, но уже не избегая этого разговора, ведь все последствия его упрямства находились прямо перед глазами. — сначала ты упал в обморок из-за недостатка веществ в организме, а потом впал в кому по этой же причине. это произошло один за другим, поэтому некоторые врачи думали, что все стремительно идет к- я… я не могу это произнести, — пак заметил на себе испуганный взгляд, поэтому сразу же закусил губу, чтобы перестать мучить себя и чонвона, который, кажется, застрял в своих мыслях после чужих слов, капсом рисуя слово смерть в сознании, — важным условием было, чтобы ты проснулся, и ты это сделал! глав-врач сказал, что у тебя есть все шансы, потому что твоя физическая подготовка, несмотря на очевидно плачевное состояние, на одном уровне со спортсменами. это оказалось правдой! я так горжусь тобой, чонвон-а. ты все преодолел. — джей засиял, пододвигаясь ближе и заключая парня в свои объятия, на что получил слабый ответ. и все бы хорошо, ведь ян безумно скучал по своему парню, но сейчас от приятных объятий с любимым человеком остались страшные мысли, тонувшие в болевшей голове, и удивление, заключавшееся в его животе, который на минуту соприкоснулся с телом пака, но не почувствовал его из-за длинной трубы, выпирающей из его желудка. чонвон даже не заметил ее, не думал, не знал, отходя от остальных потрясений, пока его сердце не нормализовало свои удары. а потом оно забилось с троекратной силой из-за этой чертовой трубки, одна часть которой находилась в станции, которую он ранее назвал капельницей, а вторая — в нем самом, от чего хотелось вывернуть все свои органы в урну для мусора, стоящую неподалеку от кровати. — чонсон, почему во мне находится какая-то… трубка? — чонвон проследил взглядом по одной из многочисленных трубок, приклеенных к нему, которая была чуть больше и шире всех остальных, и искривился. — через эту трубку поступает еда, а через другие в твой организм проникают все нужные витамины. — джей наизусть знал все научные термины, взяв их у врачей, которые ежедневно осматривали чонвона и терпеливо отвечали на все вопросы пака, только это, к сожалению, все еще не успокоило бьющееся сердце чонвона, паника внутри которого совсем скоро начала перерастать в истерику, и его страх почувствовали сону с хисыном, давно исчезнувшие за дверьми больницы, так тихо, что они даже не заметили их ухода. — если бы не все это, то я бы умер? — чонвон посмотрел на пака, который замел под чужим взглядом. ужас рос в геометрической прогрессии. — я… я умру? — на смену ужасу пришли слезы, которые ян не сразу заметил, все еще находясь в этом бессознательном состоянии, где его мозг уже десятый раз прокручивал прошлые слова чонсона, и тогда весь пазл в его голове собрался в одну точную картину. он и правда умирал все это время. намного стремительнее, чем ему могло казаться, и даже сейчас, когда все было, вроде бы, хорошо, или немного близко к этому значению, у него не было никакой гарантии того, что он не умрет в будущем, этой гарантии просто... не существовало. — я не хочу умирать, чонсон, я- нет, нет! — язык парня начал заплетаться ровно в тот момент, когда он перестал контролировать свои слезы, которые начали лить все сильнее и сильнее, окрашивая белый больничный халат в серый цвет. чонвон вновь оказался в чужих объятиях, которые сжали его гораздо сильнее, чем все разы до этого, но поток страшных слов так и не закончился, — я так не хочу умирать… — ты не умрешь! — сквозь пелену, которая преследовала его даже в ушах, ян услышал чересчур уверенный голос пака, который отрезвлял все его внутренности. — я обещаю тебе, все будет хорошо, чонвон, послушай меня- истерика яна продолжалась еще какое-то время, которое мучительно растянулось, как будто высшие силы решили помучить его и отвести на это мучительный час, отматывая все на начало и вновь выпуская слезы. чонвон не заметил, как нашел себя уже лежащим на груди джея, улегшегося с ним в кровать под кучей этих трубок, навечно сжимающих его черепную коробку. при виде их ян неосознанно врезался в бесконечные воспоминания о том, как пак неоднократно просил его остановиться и обратиться в больницу, а он, глупец, явно считающий, что даже у мертвых все может быть «хорошо», просто не слушал его, и в итоге… все обернулось вот этим. впервые за столько месяцев ему захотелось вкусить настоящую еду, отправить ложку с кашей, приготовленной его хеном, прямо себе в рот — доказать всему миру, что он может, но было поздно, черт возьми, так поздно. — почему ты так неожиданно сменил прическу? — чонвон поднял голову, сталкиваясь с глазами пака, который не мог быть счастливее после его пробуждения, и дотронулся до чужих черных волос, которые напоминали ему сияющую смолу, пропуская их сквозь свои пальцы и возвращая руку на место. джей на его слова лишь усмехается, а потом вновь принимает вид искрящегося и излишне спокойного человека — казалось, что врачи напоили его чем-то успокаивающим вместе с чонвоном, потому что ян ожидал от него более взрывную реакцию, но пока столкнулся лишь с теплым взглядом и невероятно яркой энергией хена, пробиравшейся из голодного желудка пака, давно протянувшего белый флаг. — я по-своему переносил твое отсутствие. — пак пару раз моргнул усталыми глазами и мягко улыбнулся, щелкая чонвона по носу, на что тот сразу же зажмурился, став похожим на пушистого кота, которого чонсону хотелось спрятать от чужих глаз. — почему ты не поместил меня в общую палату? отдельная стоит слишком дорого, ты же потратил на меня все свои сбережения… — не-а, я не потратил ни одной воны. — джей покачал головой и тут же пояснил, — я помирился с родителями. — парень почувствовал горечь на кончике своего языка, но тут же ее проглотил, думая, что все происходящее к лучшему. рано или поздно это примирение и так случилось бы, джей не умел держать обиду настолько долго, как бы он этого не хотел. — помирился? я так рад, чонсон-а! ты же познакомишь меня с ними? — увидев положительный кивок, глаза чонвона округлились, и он успел даже подавиться собственной слюной между фразами, — как думаешь, я понравлюсь им? — мама уже хочет накормить тебя своими блюдами. ты бы видел, как она засветилась, когда я сказал, что у меня есть парень, — джей хмыкнул, слушая чужой заливистый смех, который сейчас казался самой сладкой мелодией в его жизни, намного слаще, чем детские воспоминания о колыбельной матери, — кстати, насчет семьи... твои родители заглядывали, пока ты был в коме. — чонвон резко прекратил смеяться, чувствуя комок неприязни в своем горле, который готов был выпрыгнуть из него и накричать на любого, кто посмел подпустить его родителей хоть на шаг к его палате. — ты не хочешь… поговорить с ними? — нет. и, опережая тебя и твои блистательные мысли, скажу, что даже не собираюсь давать им эти призрачные шансы на восстановление наших отношений. ни одного шанса. они уже истратили все, когда перестали заниматься моим воспитанием. — младший отрезал все дальнейшие расспросы чонсона и по-хозяйски расположился на его груди, слыша размеренное биение сердца. они молчали еще несколько минут, каждый занимаясь своими мыслями, пока у джея в голове не возникло странное ощущение, когда он прокручивал разговор с чонвоном до его «фееричного» падения и всего, что последовало после. — помнишь, когда мы разговаривали в зале, прямо перед тем, как упасть в обморок, ты собирался мне кое-что сказать... — чонсон вскинул брови, встречаясь с секундным испуганным взглядом младшего и не понимая, откуда взялась такая реакция, — это было что-то важное? — джей ненароком подначивал яна рассказать ему все, что нужно и не нужно, на что тот молчаливо впивался пальцами в свои ладони. ведь он успел позабыть обо всем, что было до его падения! с тех пор его жизнь разделилась на громкое «до» и пока еще слабое «после», но факт того, что пак все прекрасно помнил, как никогда отрезвил его голову и заставил бояться перемен. — нет, что ты! я просто хотел сказать, что- я собирался расстаться с тобой, потому что мне казалось, что я приносил тебе только боль, и в тот момент это было чистейшей правдой. наши отношения перестали приносить радость не только мне, но и тебе, оставляя нас обоих с темными пятнами в сердце... ты потерял тот самый огонек в своих глазах, который заставил меня влюбиться в тебя, и ты даже не заметил этого из-за всей горечи, которую я принес в твою жизнь. — я люблю тебя. — слова чонвона вышли с огромным шумом, настораживая его нервные клетки своей фразой. сказанная фраза не казалась неожиданной, когда все эти миллисекунды ян отчаянно копался в своей голове в поисках замены своему — уже бессмысленному — монологу, который он помнил даже спустя неделю. нет, эта фраза была чем-то большим, чем просто пустой отговоркой. в ней находился сам чонвон. совершенно не тот, который не ел днями и держался лишь за своего парня и танцы, олицетворяющие всю его надежду на будущее — это был чонвон, который каждый день радостно вставал в школу, ел вкуснейшие вафли с медом на завтрак и целовал бабушку в щеку перед выходом из дома, а в конце дня пил самое сладкое молоко, прежде чем лечь спать в объятиях любимой плюшевой игрушки, а наутро целовал свою бабушку еще раз, а потом два, и так до бесконечности. сейчас, в этот момент, который явно не должен был оказаться таким сентиментальным, был весь он — настоящий ян чонвон, который жил по-настоящему, радовался по-настоящему и любил, черт возьми, тоже по-настоящему. — я люблю тебя, пак чонсон. — джей мог поклясться, что за секунду он увидел миллион звезд, пересекающих глаза чонвона, но в это не поверит лишь тот, кто не касался сердца яна, а чонсон был одним из немногих людей, которым он открыл всего себя и ни разу не пожалел.