Наша история

Сидя в ресторане, который Томас для них выбрал, Ацуму на протяжении сорока минут то вмешивается в разговор, то прекращает. Он не прикасался к своей еде, даже не пытался её ткнуть, чтобы удовлетворить Бокуто, который не позволял никому в команде есть недостаточно. Ацуму, должно быть, корчил гримасу, потому что даже Бокуто оставил его в покое, и за это он ему благодарен. Ацуму смотрит в пустоту, иногда его уши улавливают такие слова, как «логистика», «контакт» и «помощь». Всё это звучит так безлично, как будто Оми — какое-то инопланетное существо, о котором им было поручено позаботиться. Никто не пытается снова вовлечь Ацуму в дискуссию — после третьей попытки все сдаются, хотя он видит, что Шоё бросает на него обеспокоенный взгляд каждые три минуты. Ацуму уже успокоил его и Бокуто в больнице, как только медсестра вытолкнула их, настаивая на том, чтобы Оми сейчас отдыхал, оставив Ацуму всего лишь полсекунды, чтобы взглянуть на него в последний раз. Это не имело значения. Оми не смотрел на него. — Я просто шокирован, Шоё, — вздохнул он. — Трудно осмыслить это. Я тоже, как и все, устал от поездки на поезде. Ты же знаешь, что когда я устаю, то становлюсь сентиментальным. Он должен был объяснить свои слёзы — те, которые неосознанно начали падать, запачкав щёки. По крайней мере, они подождали, пока он выйдет из палаты Оми — он не хотел, чтобы тот увидел плачущего Ацуму. Шоё и Бокуто, похоже, купились на это и пообещали не рассказывать остальной команде, что он плакал. Ложь лишила его всего, и он повторил это своим товарищам по команде в начале ужина: «Я устал». И это правда. Ацуму измучен. Он пытается настроиться, но каждое слово, которое он слышит, ощущается как гвоздь в его гроб. Они подтверждают всё снова и снова, и это раздражает его. — Врач сказал, что он должен остаться ещё на несколько дней, — говорит Мейан. — Он почти не пострадал, если не считать... травмы головы. — Его родители до сих пор не ответили мне, — скулит Инунаки. — Я рассматривал возможность того, что они не свяжутся с нами, и я думаю, что мы должны составить план, как помочь Сакусе вернуться к своей жизни. Ацуму при этом неуверенно моргает, теперь более активно пытаясь прислушаться. Он делает глоток воды, чтобы попытаться придти в себя от холода. Это немного работает. — Я разговаривал с врачом Сакусы, и он думает, что если его воспоминания не вернутся в течение следующих двух дней, мы должны помочь ему воссоздать его жизнь с максимальной нормальностью, насколько это возможно. — Он вздыхает. — Он говорит, что Сакуса может неохотно доверять нам, но в этом нет ничего необычного. — Сакуса только начал мне доверять, ну, примерно на прошлой неделе, — смеётся Инунаки. — Так что для меня это не составит большого труда. И Мие тоже. Ацуму машинально улыбается, потому что этого от него ждут. — Верно, мы можем думать об этом так, как будто мы все впервые встречаемся с Сакусой, — продолжает Мейан, — поскольку именно так это и будет для него. Его врач сказал, что нужно хорошо подкармливать его воспоминаниями, но очень медленно и бережно, чтобы не перегружать его. При этом — если я поймаю, что кто-то из вас лжёт ему в шутку, я скажу тренеру Фостеру, чтобы он выгнал вас из команды. Это серьёзно, и мы не можем с этим шутить. Конец предложения остаётся не высказанным — он говорил это Ацуму. Оми никогда не сдерживался, когда они были на тренировке, и, в свою очередь, Ацуму платил ему той же монетой. Это была шутка, которую лишь они вдвоём понимали — как далеко они могут зайти, оставаясь при этом правдоподобными? Ответ: очень далеко, учитывая их поведение на тренировках и в играх, благодаря которым Ацуму занял первое место в списке людей, которым Оми нельзя доверять. Это бесит Ацуму, и чёрт побрал бы Оми за то, что он заставил Ацуму держать это в секрете. Если бы он не любил его так сильно, он бы не согласился на это и не стал бы молчать сейчас. Он бы кричал это всем своим товарищам по команде — они обращаются с ним, как с грязью на обуви Оми, но Оми любит его. Если говорить точнее, то любил. Его мозг перенапряжён, и Ацуму снова чувствует, как его зрение размывается. Он качает головой, быстро, как мокрая собака, и снова пытается сосредоточиться на разговоре. — Он не беспомощен, — говорит Мейан, — но я думаю, что мы всё же должны приложить усилия, чтобы сделать этот период адаптации как можно более комфортным для него. Мозг Ацуму работает с невероятной скоростью, и у него нет возможности сдержать возникающий вопрос: — Что, если Оми не захочет присоединиться к «Black Jackals» на этот раз? Все смотрят на него, вероятно, шокированные тем, что он вообще заговорил, а затем Шоё склоняет голову набок, как сбитый с толку щенок. — Почему он не захочет присоединиться? — Да, он такой же человек, каким был два года назад, — размышляет Бокуто, — а два года назад он присоединился к нам. — Два года назад у него не было амнезии, — Ацуму произносит это слово так, как будто оно грязное. — Разве он не собирается быть немного странным? Инунаки пожимает плечами. — Ты знаешь Сакусу. Он готов к сотрудничеству. — Он, вероятно, сделает это, чтобы избежать неудобств, связанных с выяснением чего-то ещё, что связано с его жизнью, — смеётся Томас. — Он ненавидит неудобства. Команда знает, что Оми легко расстраивается из-за плохих подбрасываний, или когда ему приходится оставаться, чтобы подписать товары для обнадёживающих фанатов, или делать объезд по дороге домой. Ацуму знает это, когда Оми настраивает три маршрутизатора Wi-Fi в своей квартире площадью пятьсот квадратных футов, чтобы ни в одном углу не было медленного соединения; или когда каждый шампунь и средство для мытья тела в душе идеально расположены в том порядке, в котором Оми будет использовать их; или тот факт, что он заставляет их спать с четырьмя одеялами, потому что он мёрзнет, а Ацуму всегда берёт два. Так что да — Ацуму знает, что Оми ненавидит неудобства. Это утешает его, потому что Томас прав — Оми снова присоединится к Шакалам только потому, что ему не нужно искать что-то ещё. — Очевидно, он не будет играть какое-то время, — говорит Мейан, возвращая к себе внимание. — Но я думаю, что было бы неплохо вернуть его на тренировки, чтобы хотя бы понаблюдать и узнать всех снова — если он, конечно, захочет. — Да, да, капитан. — Инунаки хлопает в ладоши. — Я буду продолжать звонить его родителям. — Кому-то также следует навещать его каждый день, я знаю, что у него будет много дел, когда начнётся неделя... — Я сказал, что сделаю это, помнишь? — говорит Ацуму, и на этот раз его голос звучит немного менее мёртвым. — Я живу прямо возле больницы. Я могу навещать его, не беспокойся об этом. — Ты уверен? — спрашивает Барнс. — Мы не хотим перекладывать на тебя всю ношу. — Нет, всё в порядке, — бормочет он, теряя самообладание, потому что все смотрят на него, и в любое другое время в его жизни Ацуму мог бы обрести уверенность в этом. Но теперь ему кажется, что каждый член его команды анализирует и может видеть каждую трещину, которая начала образовываться на его внешней стороне. — Я не против. Всего несколько дней. Я буду с ним мил, — добавляет он с раздражением. — Я не ненавижу его или что-то в этом роде. — Никто так не думает, Цуму! — вскрикивает Шоё. — Хината, ты и Бокуто тоже живёте не слишком далеко. По очереди, — решает Мейан, используя капитанский голос, так что всё окончательно. — Придумайте расписание. Он должен выписаться к концу недели, и мы разберёмся с этим. Не расстраивайте его, — добавляет он, а затем выглядит так, будто сомневается в своём решении отправить трёх самых шумных игроков сесть у его кровати. Не то чтобы у него был большой выбор — Шоё, Бокуто и Ацуму не имеют семей или что-то, кроме волейбола. Раньше Ацуму имел, но теперь это, должно быть, исчезло, верно? Они заканчивают есть (ну, Ацуму упаковывает свою еду по настоянию Бокуто, хотя знает, что позже есть он это не будет) и прощаются. Шоё обещает, что создаст групповой чат для планирования, как только вернётся домой, и Ацуму кивает, прежде чем отправиться в свою пустую квартиру. Он проверяет свой телефон один раз и видит ещё один поток текстовых сообщений — от Саму, Суны, Арана, Киты, смешанных с уведомлениями Twitter и всплывающими окнами с новостями. Ацуму займётся этим позже — сначала он должен вернуться домой. На обратном пути в свою квартиру он бродит дольше всего на свете. То, что он и Оми оказались в одном жилом комплексе, было выбором, который был вовсе не преднамеренным, и поначалу разозлил Оми. Им обоим нравилось удобство нахождения рядом с тренировочным залом — они могли ходить на тренировку пешком, поэтому неудивительно, что они оказались в одном и том же месте, и если Ацуму воспользуется этим в своих интересах, ну... по крайней мере, это сработало. В своём стремлении подружиться с Оми ему пришлось приложить дополнительные усилия. Тренировок было недостаточно, поэтому проживание в такой близости дало ему повод чаще видеться с Оми. Он поднимался на один этаж и стучал в дверь Оми, ведя себя так, как будто он был совсем рядом; писал Оми два раза в неделю, чтобы попросить о нелепых услугах, например, позаимствовать все специи из его шкафа, или пригрозить появиться перед его дверью и бросать в неё волейбольный мяч, пока он не согласится потренироваться. Ацуму до сих пор помнит первый день, когда Оми не хлопнул дверью перед его носом. Он проходит мимо магазина рамена, который они раньше часто посещали, и у него урчит в животе, хотя в его сумке есть еда, которую он ещё не ел. Рамен был их любимым блюдом — простое свидание, когда они не хотели никуда идти, и Ацуму думает, что, вероятно, это не будет также вкусно, как с Оми. К тому времени, как он добирается до входной двери, он чувствует себя постаревшим на тысячу лет. Осаму однажды сказал, что у Ацуму нет навыков выживания. Тогда Ацуму ударил его по лицу за оскорбление, и как только он и Осаму выбили друг из друга дерьмо, он почувствовал себя лучше, но теперь — теперь он думает, что наконец понял то, что он имел в виду. Ацуму не знает, как с этим справиться. Это не кажется настоящим. Его пальцы чешутся, чтобы написать Оми, но он даже не знает, есть ли у него телефон, и как он отреагирует на сообщение от Ацуму. Наверное, не очень хорошо, если судить по его реакции на него в больничной палате. Ацуму запихивает еду в холодильник, решая, что, возможно, позже он сможет что-нибудь переварить. Ему удаётся принять душ, потому что от него пахнет больницей, и это напоминает ему Оми, от которого его снова тошнит, затем он крадётся в кровать и закрывает глаза. Ещё даже не семь вечера, но Ацуму не знает, что ещё ему делать. Наконец, он решает перекусить и открыть социальные сети. Это первое, что он видит — «Госпитализирован подающий надежды олимпиец Сакуса Киёми». Ацуму пролистывает статью, но у них нет никаких подробностей, кроме того, что он был доставлен в отделение неотложной помощи после того, как машина врезалась в него на светофоре. Конечно, это не была вина Оми — он никогда не был бы таким беспечным. Твиттер, естественно, разрастается тысячами твитов в минуту от поклонников MSBY. У Оми были безумные поклонники — и это доставляло Ацуму больше радости, чем он мог когда-либо описать. Видя, какой Оми до ужаса неловкий, чёрт возьми, когда должен позировать с обожающими его фанатками после каждой игры, Ацуму улыбался самой искренней улыбкой. Его даже не волновало, что Оми набрал больше, чем он, в опросах популярности (во всяком случае, они были равными), потому что всё это было так весело. Теперь его поклонники сходят с ума — он в Осаке в тренде, с посланиями любви и добрыми пожеланиями. Раньше было весело, когда один из них занимал трендовые позиции. Часто это был Ацуму из-за того, что он слишком высовывал язык на фотографиях, но настоящие жемчужины были от Оми, и вовсе не по его собственной воле. Он бездушно смотрел в камеру и делал минимум поз, которые делала остальная команда, и весь мир коллективно терял рассудок. Ацуму не винил их — Оми чертовски хорош, даже когда он изо всех сил старается не быть таким. Он стонет и швыряет телефон через комнату. Он саботирует себя. Полежав в неподвижном молчании в течение тридцати секунд, Ацуму решает, что всё, что он умеет делать — это саботаж, поэтому он открывает гугл и вводит «амнезия». Он узнаёт, что двумя основными симптомами являются трудности с изучением нового и трудности с запоминанием того, что вы уже знаете, и, господи, Оми, должно быть, вне себя. Он от природы талантлив во многих вещах — просто один из тех людей, которые могут преуспеть в том, в чём они только захотят. Оми не только великолепен на корте, но и умён, невероятно умён, и у него есть причудливая учёная степень, подтверждающая это. Внезапно невозможность схватывать налету кажется совсем другой. Ацуму раньше шутил, что это хорошо, но когда дело касается Оми, то теперь от одной мысли об этом у него просто заболел живот. Однако сейчас это меньшая из его проблем, потому что по мере того, как он читает дальше, его охватывает всё более тяжёлый и тёмный страх. Амнезия может вызвать дезориентацию — замешательство, которое включает ложные воспоминания — вещи, которые никогда не происходили вообще, но каким-то образом запечатлелись в мозгу человека. Ацуму чувствует всплеск страха — что, если Оми никогда не вспомнит настоящих вещей, но его мозг произведёт фальшивые воспоминания об Ацуму — мерзкие, жестокие воспоминания? Он видит ухмылку Оми с больничной койки, когда закрывает глаза, и знает, что в его чертах была настоящая неприязнь. Он думает, что ненавидит Ацуму — и, может быть, когда-то он ненавидел, но что, если на этот раз он никогда не передумает? Он продолжает читать — сосредотачивается на одной строчке, перечитывает её снова и снова, пока слова не расплываются и не кружатся под его взглядом. Амнезия от лёгкой травмы головы обычно проходит без лечения со временем. Амнезия от тяжёлой травмы головы может не исчезнуть. Однако улучшение обычно наступает в течение шести-девяти месяцев. Он ухватился за одну строчку, прямо в середине абзаца — «амнезия от тяжёлой травмы головы может не исчезнуть». Ацуму чувствует, что начинает паниковать, и он ненавидит это — панические атаки никогда не случаются с ним так часто. Они приходят, конечно, но не так, не находятся постоянно на заднем плане, ожидая удара, ожидая, пока Ацуму получит следующую ужасающую новость и перейдёт в неконтролируемое состояние. Ему нужно взять себя в руки — ему нужно позвонить Саму, но он обещал Оми не раскрывать их секрет, и он знает, что его брат поймет, что что-то серьёзно не так, как только услышит, как Ацуму вздохнёт. Он дышит, как он помнит, и снова держит телефон дрожащими руками. Он ищет всё, что может помочь Оми вернуть его воспоминания — всё, что может сделать Ацуму. В Интернете есть много советов, и бóльшая часть из них проходит прямо через Ацуму. Слишком непонятно, но он цепляется за один жирный заголовок, который говорит ему простыми словами — «не ожидайте, что они будут соответствовать нынешней реальности». По сути, это говорит о том, что ты не можешь сказать Оми, что любишь его. Это ещё больше запутает его, расстроит, он может не доверять этому. Он не может заставить Оми вернуться в настоящее, он не может заставить его увидеть Ацуму, с которого он когда-то сцеловывал кусочки глазури, когда она попала ему на нос, или Ацуму, с которым он просыпался рано утром, когда у них была тренировка, чтобы они могли заранее пообниматься. Оми не знает этого Ацуму — он знает только сеттера из тренировочного лагеря старшей школы, который сделал своей личной миссией дразнить и мучить Оми каждую минуту, когда он только мог. Ацуму не знал ничего лучше — он был просто тупым ребенком, влюблённым в Оми с самого начала и не понимающим, как это выразить, кроме как проникнуть ему под кожу. Конечно, Оми возненавидел бы его; он был кошмаром. Того Ацуму больше нет — по крайней мере, он так думает. Он сильно повзрослел, особенно за последние два года, и даже всего несколько часов назад он мог бы спорить, что это было не ради Оми. Это было для него самого — личный рост и всё такое, но это было бы ложью. Всё было ради Оми. Боже, он стал таким глупцом — испорчен неким Сакусой Киёми. Ацуму смотрит вниз на свой телефон, всё ещё открытый на странице об амнезии, и думает о том, чтобы кричать в подушку следующие двадцать минут, чтобы посмотреть, почувствует ли он себя лучше. Но он знает, что это только вызовет у него боль в горле и рассердит его соседей — стены тонкие, как они напоминали ему несколько раз. Он решает продолжить чтение и размышляет над тем, что сказал ранее Мейан — он, возможно, не сможет заставить Оми соответствовать реальности, которая является их отношениями. Тем более, что никто в мире не может поддержать его в этом, но это не значит, что он не может... немного ему помочь. Врач специально сказал Мейану, что было бы хорошо кормить его воспоминаниями, понемногу, чтобы помочь ему расставить всё по порядку. Ацуму знает, что в этом состоянии Оми выкинет всё, что он говорит, в окно, не задумываясь, поэтому просто прямо сказать ему, что у них было вместе — не вариант, но что, если он это напишет? Он может изложить всё это ясным и лаконичным языком (Оми всегда говорит о том, что ему нравится краткость — Ацуму многословен, но он может сокращать свои речи для этого), чтобы, когда Оми начал исцеляться («когда», а не «если», должен сказать он себе) Ацуму сможет помочь ему. Это хорошая идея. Ацуму вскакивает с кровати и подходит к своему столу, роется в ящике, заполненном хламом, в поисках ручки и бумаги. Он находит затхлый блокнот и наполовину заточенный карандаш и решает, что этого достаточно. Он садится, готовый написать Оми лучшее письмо в его жизни. За исключением того, что ничего не приходит в голову. Он смотрит на выцветшие линии на бумаге и ничего не понимает. Он не знает, с чего начать. Ацуму никогда не был писателем, но когда он думает об Оми, он чувствует так много, что его сердце сжимается так сильно, что может разорваться. Он должен уметь писать стихи об их отношениях — романы, но без слов. Проходит двадцать минут, и Ацуму начинает думать, что, возможно, Саму был прав все те разы, когда говорил, что ему повезло, что у него был волейбол, потому что он был слишком глуп для чего-то ещё. Ах, он не может сейчас так думать, он должен что-то сделать! Он не может просто сидеть сложа руки и позволить мозгу Оми запереть воспоминания о них — он должен их разбудить. Он встаёт, делает шаг, а затем достаёт телефон. Ацуму, возможно, не очень хорош в словах, но он любит разговаривать. Саму всё время говорит ему, что он тщеславен, и не всем нравится слышать его голос так сильно, как ему самому, но Ацуму никогда не заботило мнение Саму в прошлом, и он не собирается начинать заботиться об этом сейчас. Оми любит его слушать. Иногда, когда он истощен и находится в наиболее уязвимом состоянии, он шепчет Ацуму, чтобы он рассказал ему что-нибудь, какую-нибудь историю, а затем Оми засыпает от голоса Ацуму. Он говорит себе, что думать об Оми в настоящем времени — это нормально, потому что это временно — от шести до девяти месяцев в худшем случае. Будет чертовски больно, если это займёт так много времени, но Ацуму может ускорить процесс. Поскольку Оми очень нравится его голос, Ацуму может пересказать их истории на видео, начиная с самого начала, а затем Оми должен вспомнить. Это будет достаточно просто, как поговорить с Оми — одно из его любимых занятий. На самом деле, это всегда было его любимым занятием с тренировочного лагеря, когда он просто хотел, чтобы хмурый, молчаливый мальчик признал его, и позже — в «Black Jackals», когда Оми иногда награждал его ответом. Если ему повезёт, то в скором времени Оми взорвёт его телефон, жалуясь на то, как сильно болит его голова и как странно было не вспоминать ничего в течение нескольких дней, а затем они будут смеяться над этими видео. Ацуму покроет его поцелуями, а затем, возможно, он впервые расскажет ему, как много он для него значит. Он кладёт телефон на стол и помещается в кадре, но как только видит себя, морщит нос. Он не может так представить себя Оми, который помнит его в худшем свете. До черепно-мозговой травмы Оми, может, имел в голове образы Ацуму с красным носом от холода, или с «пугающей» зелёной маской на лице, но нынешний Оми знает его только как самоуверенного сеттера. Осмотрев свой шкаф и причесав волосы, чтобы выглядеть более презентабельно, Ацуму, довольный, садится перед камерой и улыбается, улыбается самой искренней улыбкой ради Оми. — Привет, Оми, — приветствует он, слегка махнув в камеру. — Ты потерял воспоминания, и это действительно раздражает, потому что мне придётся рассказывать тебе всё заново, а я не очень в этом хорош. — Его рот изгибается, потому что теперь он представляет Оми — глаза сузились, глядя на экран, он немного усмехнулся, но потом, возможно, улыбнулся. — Ну, думаю, всё началось в раздевалке, когда ты… Ацуму внезапно хмурится, выхватывает свой телефон из точечной записи и тут же удаляет видео. Это просто... это уже слишком для первого видео. Оми никогда бы не посмотрел это. Он прослушал бы, может быть, два предложения, а затем удалил бы видео, и тогда у Ацуму не было бы возможности показать ему больше. Он не может быть таким прямым с ним — он должен подходить к этому так, чтобы Оми ответил. Он всегда ценил резкость, факт, с которым Ацуму, человеку, который естественно дразнит своими словами, приходилось бороться, но они с Оми всегда хорошо уравновешивали друг друга. Они не заставляют друг друга меняться, а просто научились приспосабливаться к своим личностям и причудам. Ацуму смеялся — они с Оми чертовски идеальны. Он делает вдох, снова пытается. — Привет, Оми. Это будет звучать очень странно, но ты больше не ненавидишь меня. На самом деле, мы очень близки. Ах, думаю, мне следует начать с самого начала — ты можешь мне не поверить, но я обещаю, что всё, что я скажу в этих видео, будет на сто процентов правдой. У меня нет никого, кто бы меня поддержал, так что тебе просто придётся мне доверять. Он вздыхает и хлопает пальцами по коленям. — Думаю, если мы хотим вернуться к началу, мы можем начать с первого дня тренировок. Я дал всем в команде прозвища, поэтому хотел дать и тебе. Ты был таким колючим, и я тебе не очень нравился, но я не думаю, что ты когда-нибудь меня ненавидел, Оми. Он пожимает плечами и немного откидывается на кровать. Внезапно осознание того, насколько он устал, бьёт его, как поезд. Он говорит Оми об этом: — Сегодня был настоящий стресс. — Он качает головой. — Как бы то ни было, я хотел дать тебе прозвище, поэтому я назвал тебя «Оми-Оми», ты сердито посмотрел на меня, и я сократил его до «Оми». Ацуму представляет, как Оми фыркает, закатывает глаза и идёт в другую комнату. Ацуму почти ощущает его призрак здесь, может чувствовать его присутствие в каждом предмете мебели — он лежит на кровати, скрестив лодыжки в воздухе, читает, ожидая, пока Ацуму присоединится к нему; он стоит в ванной с маской на лице и зубной щёткой во рту — олицетворение домашнего уюта, хотя он посмеялся бы над Ацуму за такие слова; он роется в своем ящике в комоде Ацуму, потому что он так часто оставлял одежду, что они просто решили разделить её. Для такого тихого человека, как Оми, он определённо имел важное значение, и Ацуму холодно без него. — Ты какое-то время жаловался на прозвище, но потом начал на него откликаться. — Ацуму неуверенно улыбается этому воспоминанию, вспоминая, как он чувствовал себя победителем, когда Оми повернул голову в ответ на его зов и не сразу бросил на него смертельный взгляд. — А потом это имя стало моим любимым! Ах, Оми, я всегда хотел быть твоим другом. Я действительно не знаю почему — ну, теперь я знаю, но тогда не знал. Он немного мямлит, но это его первое видео, и Оми его простит — он знает, что Цуму порой мямлит, когда нервничает. — Итак, наше первое настоящее совместное воспоминание — это когда я дал тебе прозвище, потому что я думаю, именно тогда ты впервые начал меня немного любить. Ты можешь отрицать это, но я хорошо тебя знаю. Он смотрит в камеру ещё минуту, затем пожимает плечами. — Это так неловко, Оми, держу пари, ты смеёшься надо мной. Это то, что я делаю ради тебя. Ну, пока я попрощаюсь, но не волнуйся, Оми, у меня для тебя ещё много воспоминаний. Он встаёт и нажимает кнопку остановки. Он держит телефон на мгновение, а затем идёт назад, пока не ударяется о кровать. Он падает на спину, слёзы уже угрожают пролиться ещё раз. Ацуму ненавидит плакать, но обычно, когда он плачет, Оми всегда был рядом, чтобы вытащить его из этого состояния. Он пристально смотрел на слёзы Ацуму, прежде чем утирать их, говоря ему, что слёзы были пустой тратой жидкости, или какую-то ерунду в этом роде. При мысли об этом Ацуму плачет сильнее, и он не может остановиться. Он перекатывается на бок и рыдает, тянется к подушке, чтобы прижать её к груди и выпустить всё наружу. Крики громкие и некрасивые, он несколько раз давится слюной, вызывая сильный приступ кашля. Его глаза горят, щёки горячие, и он не может остановиться. Передняя часть его рубашки пропитана соплями и слезами — красивая рубашка, которую он носил для Оми. Если Оми когда-нибудь увидит это — если Оми даже посмотрит любое видео, которое ему отправляет Ацуму; если он вообще заговорит с ним. Он дрожит от очередного рыдания, терзающего его тело. Он хочет, чтобы Оми обнял его, поцеловал тихо, упрекнул его за то, что он устроил истерику, но Ацуму больше не может даже почувствовать призрак его присутствия. Он задаётся вопросом, о чём думает Оми — он одинок или напуган? Следует ли Ацуму пойти в больницу и остаться с ним? Он не хочет, чтобы он был один, но Оми не хотел бы, чтобы он был там. Он отошлёт его прочь с отвращением на лице. Ацуму не может здесь оставаться — ради всего святого, Оми здесь даже не живёт, но он повсюду, и Ацуму сойдёт с ума, пытаясь найти его там, где его больше нет. Он сбрасывает рубашку и использует её, чтобы вытереть покрытое пятнами лицо, делает несколько глубоких вдохов, прежде чем переодеться, надеть обувь и уйти за дверь. Он не знает, куда идёт, но сегодня вечер пятницы, поэтому тротуары заполнены. Ацуму ходит с опущенной головой и поднятым капюшоном, что необычно для него, как сказали бы его друзья, ведь он всегда желает быть в центре внимания. Но прямо сейчас Ацуму не хочет, чтобы кто-то смотрел на него. На самом деле он не искал внимания, он просто... шумный. Единственный человек, на которого он когда-либо активно пытался произвести впечатление — это Оми. Ацуму действительно жалок, не так ли? Он был зациклен на Оми столько, сколько себя помнит. Даже когда они не виделись годами, он был в его голове — эта ухмылка, эта подача; то, как он пробивал сеты Ацуму, а затем просто безжизненно смотрел на его протянутую руку, оставляя её висеть каждый раз. Ацуму не получил его, но он хотел этого, и, наконец, у него появился шанс. Он не хотел в него влюбляться. Это была полностью вина Оми. Ацуму просто хотел понять его — взломать код, собрать пазл, которым был Сакуса Киёми, но в процессе этого Ацуму понял, что находит Оми невероятным. Конечно, он не понимал, что это значило, пока Оми не поцеловал его в раздевалке, без всякой подсказки, после того, как все ушли с тренировки. И оказалось, что Ацуму никогда не хотел прекращать целовать Оми. Ацуму проходит мимо пары — молодой, вероятно, они ещё в старшей школе. Они держатся за руки, в то время как девушка взволнованно показывает на витрины, демонстрирующие какой-то новый модный бренд, и он действительно может снова заплакать. Он не знает, когда он стал настолько чувствительным, что старшеклассники заставляют его плакать, и он знает, что если бы Саму увидел его, то ударил бы его по лицу за то, что он такой ребёнок, но он так... устал. Он так хорошо знает эти улицы. Ацуму не думал, что Оми захочет пойти на свидания — он, вероятно, был просто доволен их сеансами поцелуев, которые с каждым разом становились всё более насыщенными, поэтому он был удивлен, когда именно Оми первым сделал предложение. Он упомянул ресторан жареной курицы, расположенный через улицу от их комплекса, о котором он читал хорошие отзывы. Ацуму был слишком потрясен, чтобы сказать «да». После этого свидания стали обычным делом — почти каждые выходные они ходили куда-нибудь поесть, или в кино, или гуляли по парку, а потом оказывались в одной или другой квартире, запутавшись друг в друге на кровати. По иронии судьбы, думает Ацуму, он провёл такую неотъемлемую часть своей жизни под девизом «Кому нужны воспоминания», и теперь воспоминания — это всё, что у него есть. Его блуждание приводит к больнице, и действительно, Ацуму не следует удивляться. Он не собирался сюда приходить, но именно туда его несли ноги, потому что его необъяснимо тянет к Оми, независимо от обстоятельств. Он хочет войти внутрь, но помнит, как Оми смотрел на него, и не думает, что смог бы сдержаться, если бы ему пришлось испытать это снова. Он тяжело выдыхает и вытаскивает телефон. Ему нужно вернуться к некоторому подобию нормальности, по крайней мере, туда, где он не собирается плакать, прежде чем снова сможет увидеть Оми. Независимо от того, как сильно Ацуму хочет обрушиться на него и плакать от всего сердца, умоляя его просто вспомнить его, он знает, что не может этого сделать. Он начинает быстрый групповой чат с Шоё и Бокуто, спрашивая, смогут ли они навестить Оми на выходных, а Ацуму пойдёт туда после тренировки в понедельник. Шоё немедленно отвечает восторженным «да» (с огромным количеством восклицательных знаков), а Бокуто отправляет несколько положительных смайлов. Ацуму показывает большой палец вверх, а затем Шоё пишет ему лично. — Ты в порядке, Цуму? Ты ведь знаешь, я здесь, чтобы поговорить, если тебе это нужно. Ацуму грустно улыбается своему телефону. Честно говоря, он не думает, что когда-либо в жизни ему было так плохо. Он проиграл бесчисленное количество игр, начинал и заканчивал сокрушительные ссоры с Саму, которые заставляли его чувствовать, что мир кончается, даже думал, что ему несколько раз разбивали сердце, но всё это было так легко по сравнению с этим. Ацуму кажется, что он идёт под водой, каждый шаг тяжелее предыдущего, и это пугает. Его пугает то, что он так сильно влюбился в Оми, хотя никто из них даже не произнёс эти слова вслух. Теперь, задаётся вопросом Ацуму, когда эти проклятые слёзы снова наворачиваются на его глаза — сможет ли он когда-нибудь сказать их Оми?