Iris – Goo Goo Dolls And you can't fight the tears that ain't coming Or the moment of truth in your lies When everything seems like the movies Yeah you bleed just to know your alive
— Как вы могли прослушать мой рассказ? — Джеймс расстроено уставился на друзей. — Мой мозг отключился ещё несколько часов назад, — Сириус лениво перебирал вилкой вермишель. — Я на середине перестал слушать, — Питер виновато почесал за ухом. — Я намеренно этого не делал, — признался Римус и вернулся к поеданию жареных крылышек. — В любом случае, — раздраженно прошипел Поттер, и глаза его метнулись в сторону девчонок на другом конце стола. — Я вас уверяю, Эванс меня ревнует. — Говори громче, а то она никогда не узнает этого, — ухмыльнулся Блэк и тут же получил подзатыльник от сидевшего рядом мальчишки. — Ау! — Смейся сколько хочешь, но вчера она спорила с Эммелиной на трансфигурации. Эванс точно раздражает моя девушка! — Они спорили из-за домашней работы, — улыбнулся Римус, словно говорил с дитя. — Не потому что ей есть какое-то дело… — Что ты знаешь о девчонках, Люпин, — высунул язык Поттер и нахмурился. — Вот увидишь, она будет моей! — Зачем ты тогда встречаешься с Эммелиной? — Она милая… Но мы не родственные души. — А с Эванс – да? — Сириус еле сдерживался от смеха. — Разумеется, — фыркнул Джеймс, словно ответ был очевиден. — Только посмотрите на Нюнчика… Римус повернул корпус в сторону слизеринского стола и заметил, как черноволосый мальчик что-то усердно объяснял Регулусу Блэку. Первокурсник был совсем ещё юным, низенького роста и худого телосложения, но уже страшно напоминал Сириуса. Только волосы его были короче и вились мелкими кудрями. Он выглядел почти что безобидным. — Ненавижу Снейпа, — Сириус крепко сжал вилку в кулаке. — Более худшего друга Регулус выбрать не мог. Римус знал, что разговоры на эту тему мародёрам было запрещено заводить. Блэка слишком сильно расстраивало отчуждение брата. Поэтому, когда брюнет прервал злостную тираду, трое друзей лишь понимающе кивнули и вернулись к ужину. — Рем, передай соль, — попросил Сириус и потянулся через стол к другу. Люпин протянул ее мальчишке и ощутил электрический ток от легкого прикосновения пальцев. Он ненавидел это чувство. Прошло уже две недели, как Сириус вернулся с рождественских каникул, но Римус так и не нашёл силы заговорить о произошедшем. Будь проклята та вечеринка и все, что с ней связано. Каким же наивным дураком себя чувствовал Люпин, в добавок к вине, что позволил себе поцеловать пьяного друга. Он буквально воспользовался им, сам того и не подозревая. Чувство отчаяния разъедало его изнутри, хотелось выкрикнуть, рассказать обо всем Блэку, потрясти за плечи и попросить вспомнить. Не мог же Сириус поцеловать его, если бы не хотел этого хотя бы на одну долю процента. Хотелось верить, что та ночь имела значение. Всегда есть небольшая часть сердца, которая слепо надеется. Рациональная часть мозга знает, что это всего лишь принятие желаемого за действительное; то, что никогда не будет чем-то большим, чем глупая мечта. И все же сердце тихо шепчет: «Может быть, шанс есть». Но его не было. Римус знал это, глядя на беспечного Сириуса, даже и не подозревавшего о поцелуе. Знал это, когда мальчик вновь и вновь рассказывал о женской красоте и милых девчонках с третьего курса. Знал, когда слышал воодушевленное: «Мэри или Доркас? Кто вырастет самой горячей, как думаешь, Джеймс?» Знал это, когда Блэк по-дружески хватал Римуса за руку, гладил светлые волосы и целовал в щеки. Римус был для него младшим братом, заменой того, чем Регулус Блэк так и не смог стать. Поговорив с Лили о произошедшем, Римус пришёл к выводу, что не обязательно вешать на себя пугающий ярлык «гей». Как будто проклятия оборотня было недостаточно для мальчишки. Но он признался себе, что Сириус был намного больше, чем просто другом, и теперь ему необходимо было с этим жить. Двигаться дальше и не зацикливаться на глупых чувствах. Злость начинала разрастаться в нем, как никогда прежде. Запихнув все переживания об отказе далеко в одном из сосудов сердца, он почувствовал холод и боль, которые пришли на замену. И с этой внутренней ненавистью и агрессией на самого себя он встретил февральское полнолуние. На утро казалось, что волк был близок к растерзанию самого себя. Близок к самоубийству. — Добрый день, Римус, — впустил его в кабинет Альбус Дамблдор несколько дней спустя. — Рад, что ты заглянул. Люпин ненавидел эти «псевдочаепития» с директором школы. Раз в несколько месяцев старик приглашал к себе мальчишку со шрамами и прочищал мозги нравоучениями. Никого больше из студентов это не затрагивало, но, разумеется, оборотню была необходима усиленная опека. На первом курсе, когда у Римуса совсем не было друзей, подобные встречи приносили невероятное счастье. Дамблдор выкладывал перед мальчиком всевозможное сладости, убеждал, что «никакого монстра не видит перед собой, а лишь талантливого юного волшебника». Но сейчас… сейчас это начинало действовать на нервы. — Лимонные дольки? — протянул Дамблдор конфеты, заметив, как сильно нахмурился ребёнок. — Нет, спасибо, сэр, — Римус нервно почесал макушку. — Зачем вы меня позвали? — Как ты себя чувствуешь, Римус? — его улыбка стала чуть мягче и серьёзнее. — Мы давно с тобой не беседовали. — В порядке, — буркнул Люпин и сжался в кожаное кресло. — Превращения – все ещё полный отстой. Никаких перемен. Директор тихо посмеялся в седую бороду. — Ты стал заносчивее. — В плохом смысле? — В хорошем, мистер Люпин, — улыбался Дамблдор. — В хорошем. Я помню, каким скромным и пугливым ты был по прибытии. Рад видеть, что друзья благотворно влияют. — Они… они моя семья, профессор, — улыбнулся в ответ Римус и, чуть расслабившись, взял со стола кружку с горячим чаем. — Думаю, мне очень повезло. — Им тоже, — профессор вдруг изучающе взглянул на него. — А что насчёт девушек? Детская любовь – самая чистая. — Н-нет, — стало страшно неловко. — Меня не очень интересуют девочки. — Понимаю, — кивнул Дамблдор. — Может, мальчик приглянулся? Римус чуть не подавился чаем. — Я… я имел ввиду, что мне не интересны… отношения, — он чувствовал, как краснеют щеки. — Извини, не хотел смущать, — хохотнул старик и спрятал хитрую улыбку за дымящейся кружкой. — Все бывает в наше время, никогда не знаешь. Люпин ничего не ответил и раздраженно откусил ногу шоколадной лягушки. — Тебя что-то беспокоит, — звучало не как вопрос, а констатация факта. — Мадам Помфри была в ужасе от твоих новых ранений. — Все в порядке, я же сказал, — Римус сам не знал, откуда в нем было столько раздражения. Возможно, он наконец-то начал превращаться в того монстра, которого видел отец. — Ты можешь мне рассказать, мистер Люпин, — на лице Дамблдора больше не было улыбки. — Это великая боль – скрывать от близких свои секреты. Но намного страшнее – скрываться от них самому. Римус ненавидел, когда Дамблдор начинал говорить загадками. Но что-то в глазах директора позволило ему тяжело выдохнуть и расслабить плечи. Он слишком долго бежал. — Мне кажется, что я проклят, — мальчик опустил взгляд, и пальцы принялись сосредоточено выводить круги по чайной кружке. — Вся моя жизнь напоминает борьбу, профессор. Будто кто-то пытается провести эксперимент под названием «сколько может вынести человек прежде, чем он сдастся». Кто бы это не был… я боюсь, у них не получится выявить успешных результатов. Мне кажется, что ещё одно испытание, и я… — он поджал губы и отвёл взгляд в сторону. — И я сломаюсь. В кабинете воцарилась тишина. Лишь тихое щебетание феникса и маятник деревянных часов доносились эхом. — Ты говоришь о превращениях? — начал Дамблдор. — Я говорю обо всем, сэр! — выкрикнул Римус, и голос дрогнул от отчаяния. Он сурово уставился на старика напротив. — Сначала моя мама, затем отец… Вы знаете, каково это быть нелюбимым ребёнком? Каково это просыпаться каждый день с мыслью, что лучше бы ты исчез? Я живу с ней почти десять лет. Почти всю свою жизнь! Каждый гребаный день я только и жду того, чтобы это поскорее закончилось! Чтобы эта… боль прекратилась! Он сделал глубокий вдох. Сердце колотилось так, словно паническая атака намеревалась охватить горло. — Римус… — Нет, знаете что, — он поднялся с кресла и отпихнул чашку в сторону. — Я пошёл отсюда. — Римус, стой, — голос Дамблдора прозвучал грозно, но затем лицо смягчило грустное понимание. — Если твои родители не смогли подарить тебе любовь, как ты можешь знать ее силу? Люпин уставился на профессора в недоумении. — Что? — Ты знаешь, чего они тебе не смогли дать. Как ты это понял? Откуда ты знаешь, что такое любовь? Римус нервно рассмеялся. — Любовь повсюду, профессор, не так сложно догадаться, чего тебе не даёт отец. — Ты прав, — Дамблдор указал жестом на кресло, и Люпин плюхнулся в него раздраженно. — Ты абсолютно прав, Римус. Любовь повсюду. И она ищет тебя. — Слишком долго, — лицо искривилось от боли, и мальчику захотелось спрятаться от прожигающих глаз профессора. — А как же твои друзья? — Они любят меня, — признался Римус и покачал головой. — Правда, любят. Но они… Они уйдут рано или поздно. Найдут свою родственную душу. Джеймс и Сириус всегда ставят друг друга на первое место, но у меня… У меня нет никого, для кого я был бы этой родственной душой. Я жду этого всю жизнь. Наивно верю, что меня найдёт кто-то таким разбитым, какой я есть, и примет. Со всеми шрамами. Наверное, я просто устал ждать… — Ты слышал одно мудрое высказывание, Римус? — Дамблдор провёл рукой по длинной бороде. — Самые красивые розы цветут неторопливо; ведь красоте, как и любому шедевру, нужно время, чтобы расцвести. Римус только закатил глаза в ответ. — Не торопи время, мистер Люпин. Поспешив, можно прибыть не в то место назначения, — директор отпил горячего чая и откинулся на спинку кресла. — Тебе вот-вот четырнадцать, мой мальчик. Вся жизнь впереди. Твоя любовь ищет тебя. И она придет так быстро, насколько сможет. Римус хотел в это верить, правда. Но это не прекращало той боли, что разрывала его изнутри. — Каждый день, что ты просыпаешься с мыслью сдаться… Борись ради неё.***
— Римус, смотри, что я принёс, — Блэк заглянул в кровать друга, отодвигая шторки. Сердце Сириуса подсказывало, что с Люпином было что-то не так. Печаль окутывала его юное тело, проскальзывала в каждом жесте и взгляде. Март подходил к концу, но лучше не становилось. Уже второе полнолуние подряд Римус выглядел растерзанным на кусочки, испуганным и потускневшим. — Что это? — пробубнил светловолосый, не поднимая головы с подушки. — Разноцветные фломастеры! — Украл у маглорожденных? — устало улыбнулся Римус и приподнялся на локтях. — У Мэри, — признался Сириус и плюхнулся на кровать рядом с другом. — Давай руки. — Зачем? — испуганно спросил Люпин. После мартовского полнолуния у него появились новые шрамы, на этот раз один из них доходил прямо до костяшек пальцев. Сириус заметил, что Ремми начал носить только длинные свитера, натягивая на кулаки. — Дай сюда, — брюнет схватил ладонь в свою руку и откусил колпачок от зелёного фломастера. — Я хочу кое-что нарисовать. Ладонь у Римуса была холодной и огрубевшей, но сопротивляться мальчик не стал. Нарисовав зелёный стебелёк вдоль красного шрама, Сириус принялся вырисовывать бутон розы новым оттенком. — Это цветок? — поинтересовался Люпин, когда взглянул на руку. — Ага, роза, — Сириус нежно прорисовал лепестки. — Теперь ты можешь перестать прятать пальцы. Блэк поднял голову по направлению Римуса и увидел смущенную улыбку. Видимо, план сработал, потому что в ореховых глазах впервые за долгое время заискрилось счастье. — Он смоется, — Римус погладил большим пальцем сжатую ладонь брюнета. — Но спасибо. — Мне нравится твой новый образ, — Сириус указал на зелёный вязаный свитер мальчишки. — Куда лучше однотонных рубашек, но… Не прячься. Хотя бы от меня. Римус тихо рассмеялся и мягко кивнул головой. Сириус сам не знал почему, но почувствовал себя лучше, чем за всю прошедшую неделю. Ему так не хватало Ремми. — Не грусти, пожалуйста. Я же вижу, что тебе плохо. — Полнолуние, — отмахнулся Люпин. — Не обращай внимание. — Я не могу не обращать, — Сириус почувствовал прилив нежности, который он не испытывал ни к кому, кроме мальчишки напротив. — Пожалуйста, выздоравливай. Брюнет потянул друга за руку и сжал в крепких объятиях. Он вдохнул родной запах леса и пряностей, поцеловал в макушку мальчика, а затем и в лоб. Хотелось прижать светловолосого так близко, чтобы вся печаль покинула его до конца жизни. Блэк потянулся губами к родным щекам и поцеловал сначала в левую, а потом в правую. — Сириус! — словно в отвращении вырвался Люпин. — Прекрати! Что за хрень? Брюнет замер в испуге. — Прости я-я… — Нам четырнадцать, мы не на первом курсе! — Я знаю… — Прекрати лезть ко мне, — Римус словно дрожал от злости, щеки горели красным. — Мы ж-же всегда… — Сириус никогда не заикался, но смущение заставило жадно глотнуть воздух. Ему хотелось провалиться сквозь землю.— Мы же всегда с тобой близки. Я не знал… — Мы были, когда нам было одиннадцать, — Римус чуть расслабился и виновато посмотрел на друга. — Сейчас это… странно. Тебе не кажется? — Это может быть странно для других, но не для нас? — Сириус опустил взгляд и начал перебирать фломастеры в руках. — Я… я же всегда… Мерлин, тебя это раздражало все это время? Почему ты не говорил? — Н-нет, — гулко выдохнул Люпин и закрыл лицо руками. — Просто… на нас же смотрят люди. Мы уже не дети… Я… Прости, я не хотел обидеть. — Все в порядке, — попытался выдавить улыбку брюнет. — Ты прав. Наверное, мы иногда переходим черту. Просто я не думал… — Прости меня, — Римус бросился обратно в объятия и прижался к лучшему другу. — Только не подумай, что я не ценю твоей заботы! — Все в порядке, — повторил Блэк и похлопал друга по плечу, затем аккуратно выбрался из хватки. — Если тебя это смущает, мы можем меньше… — Хотя бы без… — Римус указал на губы. — Поцелуи – это странно. — Да-да, понимаю, — усмехнулся Блэк. — Закрыли тему. Между ними повисла неловкая тишина. — Я пойду к Джеймсу, — Сириус выпутался из покрывала и панически начал собирать фломастеры. — Ты присоединяйся, мы варим зелье для новой прически Снейпа. — Новой прически? — После зелья у него ее не будет, — хихикнул Блэк. — Только лысина. — Кошмар, — Римус закатил глаза и рухнул на подушки. — Я пожалуй лучше отдохну. — Хорошо, — Сириус помахал на прощание и выбежал из комнаты, словно за ним была погоня. Какой же стыд. Как он мог подумать, что Римусу было комфортно от его прикосновений? Им не было одиннадцать уже давно. Видимо, недостаток внимания и заботы так сильно сказывался на Сириусе, что он совершенно забыл спросить мнение остальных. Мальчики не трогают мальчиков. С этими мыслями он бродил по коридору, хватаясь за волосы и печально анализируя, за что Вальбурга Блэк лишила его любви и превратила в надоедливого, приставучего ребёнка. Но он не знал, что, как только дверь захлопнулась, Римус сжался в позу эмбриона и горько расплакался. Он лишь пытался уберечь Сириуса от себя. Мальчишке было стыдно за чувства к лучшему другу. За возбуждение и трепет от каждого прикосновения. За желание любить. Легко было бояться. Легко было ненавидеть. Но как же, черт возьми, было трудно любить. Римус выводил на тыльной стороне ладони ласковые узоры и целовал розу, прижимая к щеке. Если бы только слёзы не размазали фломастер. Самые красивые розы цветут неторопливо; ведь красоте, как и любому шедевру, нужно время, чтобы расцвести.***
— Не подглядывай! — смеялся Джеймс, прижав к глазам Римуса две тёплые ладони. — Ты меня, что, ведёшь в лес? Я чувствую запах хвои! — Люпин спотыкался о кочки и терял равновесие каждый раз, когда Поттер отвлекался. — Вы собрались убить меня? — Да ладно тебе, Римус, ты правда думаешь, мы настолько банальны? Лес? — теперь голос Поттера звучал эхом. Они были в туннеле или что-то вроде того. Римус все ещё видел лишь темноту перед глазами. — Если уж и убивать, то красиво. — Ох, как приятно это слышать, — светловолосый схватился за сердце. — Ты меня успокоил. Знакомый запах внезапно окутал его и заставил сжаться от необъяснимого инстинкта самосохранения. Запах крови, боли и… — Открывай глаза! — Джеймс убрал руки и радостно подпрыгнул перед ним. Они были в визжащей хижине. — Что мы тут делаем? — хотелось кричать от злости. Как мародеры посмели ворваться в его тайное место? Место, где были следы мучений. — Дорогой, Римус, — Поттер весь дрожал от восторга, он схватил друга за руки. — Представляю твоему вниманию… Бродягу! Римус нахмурился в недоумении. Какого ещё к черту Бродягу? Спустя несколько секунд из соседней комнаты вышел Питер и следом за ним… большой чёрный пёс. — Собака? — удивился Люпин и улыбнулся бежавшему навстречу животному. Лохматый пёс был довольно крупным, но серые щенячьи глаза светились юностью, будто он вот-вот родился. Поднявшись на задние лапы, существо вцепилось в коленки Римуса и заскулило. От ласкового жеста светловолосый тихонько посмеялся и погладил за чёрным ушком. — Откуда у вас собака? Что вы опять натворили? В комнате стало тихо. Римус взглянул на Джеймса и увидел непреодолимый восторг в глазах друга. Затем он перевёл взгляд на Питера, тот кусал костяшки пальцев, словно готов был пищать от счастья. Машинально он начал искать последнего друга… Не может быть… Святой Мерлин. — Сириус? — Римус перестал дышать, как только снова заглянул в серые глазки. Собака громко залаяла и начала облизывать руку Римуса. Ну, конечно, Сириус – пёс. Иначе и быть не могло. Его любовь и преданность к друзьям не могли иметь более подходящей анимагической формы. — Я не думал… Я не думал, что у вас получится так скоро! — Римус упал на колени перед Сириусом и не смог удержаться от слезливого смеха, сорвавшегося с губ. Он наклонил голову и уткнулся лицом в густой мех на шее пса. — Как вы… Римус повернулся в сторону Джеймса, но вместо мальчишки увидел оленя потрясающей красоты. Густая коричневая шерсть и массивные рога были настоящим олицетворением всего прекрасного, чем был Джеймс Поттер. Римус ощутил слёзы счастья. Сердце трепетало от благодарности и восхищения перед самыми дорогими ему людьми. — Я не могу поверить, — Люпин отрицательно качал головой, пытаясь сдержать поток слез. — У вас получилось! Он метнулся взглядом в сторону Петтигрю, но не нашёл… ничего. — Питер? — спросил он и в эту же секунду почувствовал, как что-то ползёт по плечу. Дёрнувшись от испуга, Римус обнаружил серую крысу, поджавшую хвост от восторга. Люпин громко рассмеялся и тут же расплакался, как дитя, больше не в силах сдерживать прилив искреннего счастья. Самого сильного в своей жизни. Пёс громко залаял и прижался к нему, слизывая мокрым языком слёзы. Тихо рассмеявшись, Римус уткнулся в родную мордочку носом. — Спасибо, — прошептал он. Через некоторое время животные вернулись в облик его лучших друзей, и все четверо устроились на полу в крепких объятиях. — А ты не верил в нас, — Джеймс прижал к себе Римуса и потрепал за светлые кудри. Улыбка не спадала с лица Люпина. — Ты олень, — рассмеялся он. — Я не могу в это поверить! — Я знаю! — Джеймс выглядел счастливее, чем когда-либо в жизни. — Я круче всех остальных! — Эй, я собака! — воскликнул Сириус. — Это почти что волк! — Даже не близко, — хохотнул Джеймс и получил подзатыльник. — Вы все… вы невероятные! — обратился Римус к остальным друзьям. — А что значит «Бродяга»? — Мое новое имя! — довольно улыбался Сириус. — Мы придумали клички для наших анимагаческих форм. — Бродяга… — попробовал имя на вкус Люпин. — Тебе подходит. — Джеймс – Сохатый! А Питер – Хвост! — радовался Сириус. — Ты будешь Лунатиком. Римус чуть не прыснул слюной от приступа смеха. — Это самое очевидное прозвище для оборотня. Меня вычислят тут же! — А мне нравится, — по-детски рассердился Сириус. Он явно стоял за созданием этого гениального имени. — Лунатик! Лууууни. Наш Луни! Сириус мечтательно улыбался, наслаждаясь новым прозвищем Рема, и тепло прошлось по внутренностям светловолосого. Он хотел, чтобы лучший друг всегда называл его так, новое имя было наполнено нежностью. — Больше никакой боли в полнолуние, мы обещаем! — обнял его за плечи Джеймс или, теперь уже, Сохатый. — С-спасибо, — губы Римуса дрожали то ли от слез, то ли от восторга. — Последние полнолуния были ужасны… — Мы знаем, Лунатик, — Сириус взял его руку в свою. — Поэтому мы, как можно скорее, решили освоить все заклинания. Теперь мы твоя стая. Ты не один. И Римусу стало невероятно спокойно, впервые за несколько месяцев. Тревога, злость и отчаяние сменились благодарностью. И страх проснуться в завтрашний день утих. Он хотел жить. Он был не один.