***
— Боже, это было... — Блэк рухнул на спину, запыхавшийся и потный, волосы спутались в пучке. — Невероятно... — протянул Римус, все его тело дрожало от удовольствия. С Сириусом Блэком ему никогда не было достаточно одного раза. К тому времени, как секс заканчивался, все тело начинало изнывать от повторного возбуждения, от одного вида липкого пресса Бродяги, его полных красных губ, волос, собранных в беспорядочный пучок. Римус искренне не понимал, как ему могло так повезти. — Может, нам вернуться на вечеринку? — Сириус посмотрел на него возбужденными глазами, зрачки расширились от удовольствия. — Все уже пьяные в стельку, какой смысл? — Чтобы напился я, — Сириус усмехнулся, как будто это было очевидно. Тонкие пальцы брюнета нашли его грудь, провели линию по тонкому шраму, и Люпин жадно втянул лёгкими воздух. Боже, Сириус все-таки не врал на четвёртом курсе. Когда обещал любить каждую линию на его теле, каждый шрам. Пухлые губы вывели дорожку из поцелуев на рёбрах Лунатика, нашли начало ранения и нежно вывели языком линию. Из гостиной доносилась громкая музыка. Джеймс организовал вечеринку по случаю возвращения домой. И поскольку это был их последний год, внизу было так много людей, алкоголя и шума, что Римус просто не мог его вытерпеть. Сириус выглядел так горячо в своей шелковой черной рубашке, которую Люпин подобрал для него в маггловском Лондоне. Брюнет танцевал на столе, слегка пьяный, и подпевал «Богемскую рапсодию» во всю силу горла. Римус не мог в такие моменты находиться рядом со своим парнем, в штанах становилось слишком тесно. Поэтому он схватил Блэка за руку и прижал к стене, пока оба не оказались здесь, задыхающиеся, на мокрых простынях. — Пойдем, мой лунный лучик, — Сириус нежно чмокнул его влажными губами и выпутался из покрывала. Они вернулись на вечеринку, чересчур раскрасневшиеся и довольные. Лили понимающе подмигнула Римусу, и его уши залились бордовой краской. — Дамы и господа! — Джеймс потребовал всеобщего внимания, и чуть не рухнул со стола. — Упс... И те, кто не считает себя никаким полом! Честно говоря, мне все равно. Рад за вас! А теперь слушайте внимательно! — Поттер постучал вилкой по стеклянному бокалу, и все вокруг перестали шептаться. Их друг был уже пьян настолько, что не мог сосредоточить ни на чем взгляд. В темных брюках и расстегнутой рубашке. Красивый загорелый пресс был выставлен на всеобщее обозрение. — Это последняя вечеринка по случаю возвращения, организованная мародерами! Все зааплодировали так громко, что Римус чуть не оглох. — Вперед, Сохатый! — закричал Сириус и подобрал чьи-то трусы с пола, бросив их в сторону Джеймса. — Что это, блять, такое? — Джеймс поморщился и выбросил трусы со своей «сцены». — Спецэффекты, — Бродяга пожал плечами. Эти двое действительно были идиотами. — Простите моего глупого друга, — прижал руку к сердцу Поттер и снова чуть не упал. — Мы все собрались здесь, потому что вечеринки – это весело, верно? — все вновь зааплодировали. — Жить, танцевать с друзьями, петь, пить дешевое пиво – вот что действительно важно. Не вся та чушь, которой нас учат о чистоте крови. Кому какое дело до вашей фамилии? — Факт! — Сириус подпрыгнул так высоко, что Римусу пришлось обхватить его за талию и удержать от падения. — Да, Блэк, к черту их всех! К черту эту глупую чушь о превосходстве крови! Тебе не насрать на неё? — Джеймс посмотрел на незнакомую девочку. Она застенчиво улыбнулась и отрицательно покачала головой. — Тебе не насрать? — лохматый пьяно перевёл взгляд на высокого рыжего парня. — К черту чистокровных! — ответил тот. — Да! — закричал Джеймс, но потом остановился и икнул. — Ну, не к черту чистокровных… Я чистокровный! Давайте просто скажем… Пошла в задницу сегрегация! — Римус был искренне удивлён, что пьяный Джеймс смог выговорить это слово. — Я имею в виду вот что... Волдеморт и его последователи... Они ни хрена не знают о реальном мире. Вдруг в гостиной стало чересчур тихо. Воздух наполнился страхом и печалью. — Да, грядут темные времена, — голос Джеймса потерял прежнюю веселость, но он решительно вздёрнул подбородок. — Но это не значит, что вокруг вас нет света. Оглянитесь, Мерлин! Все эти люди, вот они, блять, и имеют значение. Равенство имеет значение. Любовь, дружба... Волдеморт ничего об этом не знает, и мне искренне, так чертовски жаль его, — Поттер опустил голову и драматично поморщился. — Я лучше умру, чем стану таким, как он. Я лучше умру за того придурка, что бросил в меня трусы минуту назад, потому что это, черт возьми, имеет значение! У Римуса защемило сердце, как только он посмотрел на Сириуса. На лице брюнета сияла широкая гордая улыбка, и он смотрел на Сохатого с любовью и слезами на глазах. — И ты, Питер, и ты, Римус... Вы, ребята... Вы есть единственное, что имеет смысл. Мы станем героями! Римус усмехнулся и поднял кружку сливочного пива в знак согласия. — Лили Эванс, — взгляд Джеймса вдруг стал нежным, и он посмотрел на рыжую девушку. Она глядела на него с такой заботой и таким восхищением, что Люпин даже удивился. — Я бы тоже умер за тебя, ты ведь знаешь? Даже если ты не ответишь на мои чувства. А знаешь почему? Волдеморт может подумать, что магглорожденные слабые или бесполезные, но... Ты – весь мой свет в этом мире. Ты – то, ради чего люди живут и умирают. Лучший человек, который… Джеймс не успел закончить фразу, потому что в следующем мгновение Лили Эванс забралась на стол и бросилась в объятия Поттера. Она поцеловала его так страстно и так глубоко, что Джеймс смог лишь испуганно распахнуть глаза. Вся комната взорвалась аплодисментами. И Сириус был так искренне рад за своего друга, он кричал и свистел так громко, что Римус не мог перестать смеяться. Луни держал счастливого Бродягу в руках, и они дрожали от восторга, как будто это был самый счастливый, самый долгожданный момент в их жизни. Питер даже включил «We are the Champions» и запустил волшебный фейерверк. Поцелуй был долгим, отчаянным и, вероятно, самым лучшим в жизни Сохатого. Так и началась история любви Лили и Джеймса Поттеров. И она не могла быть более великой.***
В начале октября было что-то особенное, то, что согревало сердце Римуса. Мягкий прохладный осенний ветерок, солнечный свет, проникающий сквозь трещинки золотистых листьев, шерстяные шарфы, обернутые вокруг шей, и цветы, запутавшиеся в длинных волосах Сириуса. В одно из таких мгновений они лежали под деревом. Голова Блэка у Римуса на коленях, а на губах обоих сонливые улыбки. Лунатик нежно водил пальцами по шелковистым черным волосам и заплетал георгины в тоненькие косички. Рисовал узоры на острых, завораживающих скулах. — Ты пялишься, — прошептал Сириус, все еще не открывая глаз. Солнечный свет целовал его губы и веки. Лунатик всегда знал, что его друг вырастет непозволительно красивым. Но, когда он влюблялся в Бродягу на втором курсе, Рем даже и представить не мог, насколько ему повезёт. — Ты ангел, — тихо произнёс он, нежно поцеловав Сириуса в кончик носа. — Что? — Блэк приоткрыл глаза и широко улыбнулся. — Не заноза в заднице, не отвратительная вонючая псина и даже не придурок? — он драматично ахнул и привстал, чтобы заглянуть в ореховые глаза. — Нет, — прошептал Римус, затаив дыхание. И они уставились друг на друга с искренним обожанием. Словно вновь влюбляясь. — Боже, эти дети повсюду! — голос Питера разрушил гармонию тишины. — Когда мы стали такими взрослыми? Пухлый парень упал на траву рядом с Римусом, и их нежный момент с парнем был утерян. — Да ладно тебе, дети милые, — Джеймс поспешил за другом и рухнул на землю, закинув упаковку сэндвичей на живот Сириуса. — Один из них только что попросил у меня совет для пранка. — Фу, взрослеть — отстой, — Блэк сморщил носик, и Лунатик осторожно воткнул ему в волосы еще один цветок. Они вместе облокотились на кору дерева. — Ты просто хочешь ребёнка от Эванс, — раздраженно продолжал Питер. — Ничего не могу с собой поделать, малыш Пити, мы теперь встречаемся, и это похоже на сон. — Все еще уверен, что это наш коллективный кошмар, — усмехнулся Сириус. — Эй! — Поттер пихнул легонько Бродягу, и все весело рассмеялись. — Дети правда милые… — мечтательно вздохнул Джеймс. — Не поймите меня неправильно, они бывают теми ещё говнюками, но... Я не могу дождаться того дня, когда куплю ребёнку первую метлу и буду с гордостью учить игре в Квиддич. — Ты сам все еще ребенок, Сохатый, — ухмыльнулся Блэк. — День, когда ты станешь отцом – страшный день. — Эй, я стану классным папой! — запротестовал Джеймс. И, честно говоря, это было одной из немногих вещей, с которой Люпин согласился бы от всего сердца. Джеймс был прирожденным лидером, прекрасным примером любви и заботы. Если кто из них и мог воспитать счастливого ребёнка, то это был Сохатый. Джеймс и так был фактически отцом для всех мародеров. — Можете представить, какими классными будут наши дети? — засиял Петтигрю, глядя на своих друзей. — Они будут буквально братьями! С самыми крутыми дядями и тетями. Могут даже последовать нашему примеру и стать анимагами. — Ребенок Сириуса станет сердцеедом еще до того, как родится, — рассмеялся Джеймс и получил пинок от Бродяги. — Родится с сигаретой в зубах и в маленькой кожаной куртке. — Хэй, я буду невероятным батей! — Конечно, будешь, Бродяга, — Джеймс почти заплакал от смеха. А потом вдруг он замолчал. И улыбка Сириуса исчезла с его лица. Понадобились долгие мучительные секунды прежде, чем Римус осознал почему. И его сердце болезненно упало в пятки. — Правда... Я не стану отцом... — Бродяга перевел свой серый пристальный взгляд на Лунатика. Хоть брюнет и пыталась скрыть боль мягкой улыбкой, в его глазах засияли печаль и осознание. — Но это нормально, — Блэк кашлянул и отвел глаза. — Ты совершенно прав, дети — те ещё говнюки. Кому они нужны? — Ты будешь самым крутым крестным, — натянул улыбку Джеймс, но атмосфера стала такой невыносимой, что ее можно было бы разрезать ножом. Римус взглянул на свои сцепленные руки, внезапное осознание накрыло его, как приливная волна. Они никогда не станут родителями. Никто не позволит им усыновить ребенка. Не то чтобы Люпин хотел детей, он даже никогда об этом и не думал. Мерлин, он прежде всего оборотень. Но Сириус... Он был рождён стать отцом, любить и воспитывать маленькое дитя. Римус знал его достаточно хорошо, чтобы понять… В конце концов, Блэк захочет стать родителем. И, о боже, Лунатик ненавидел то, что не мог ему дать этого. — Вы могли бы усыновить или что-то в этом роде... — Питер попытался помочь, глядя на печальных друзей. — Нам никто не позволит, — тихо проговорил Рем. Внезапно комок в его горле стал таким тугим, что захотелось уйти куда-нибудь, подышать. — Это незаконно. — Луни, — тихо позвал его Сириус. Их глаза встретились, и Римусу захотелось провалиться сквозь землю под этим мягким любящим взглядом. — Все может измениться, никогда не знаешь наверняка. Плюс, кому нужны дети, когда нам придется помогать Сохатому растить целую кучу его отпрысков. — Рядом со мной будет целая команда по квиддичу! — Джеймс весело поднял руки в воздух, и дышать вдруг стало легче. — Видишь, — Бродяга улыбнулся и нежно прикоснулся к запястью светловолосого. Затем он наклонился и дразняще прошептал. — Мы просто выкрадем у него одного. — Лили придёт в восторг, — улыбнулся Римус, и все громко рассмеялись. Но это было не смешно. Это было совсем не смешно, черт возьми. Сириус был бисексуал, и у него был шанс найти жену и всю эту правильную чертовщину, которая сделает тебя счастливым, когда состаришься. Чтобы был кто-то, кто сможет принести стакан воды. Мерлиново дерьмо, Римус осознал, что даже не проживет так долго, чтобы вырастить ребенка, он умрет из-за ликантропии намного раньше Сириуса. Он, вероятно, умрет еще до того, как эта гребаная Великобритания даже попытается изменить свои законы о браке. Он умрет прежде, чем у Бродяги появится первый седой волосок. Что, черт возьми, с ним было не так все это время? Почему Римус так сильно увлёкся романтикой и беззаботным детством, что забыл про одну важную вещь: он буквально разрушал жизнь Сириуса. Люпин – оборотень, и он ставил своего парня под постоянную угрозу. Блэк был чистокровным, богатым, великолепным наследником, заслуживавшим того, чтобы жить счастливо. Война должна была пройти мимо него. Он заслуживал того, чтобы растить детей. Заслуживал прекрасной долгой жизни рядом со здоровым, достойным человеком. Который не превращался бы в монстра каждое полнолуние. Не бездомного, неспособного работать и отнимающего у него шанс завести настоящую семью. От всех этих мыслей у Римуса так сильно закружилась голова, его едва не стошнило. — Ты в порядке? — Сириус нежно коснулся его руки и уткнулся носом в щеку. Лунатик прежде не осознавал: он медленно убивал Сириуса голыми руками. Оставлял для него ужасное будущее. Они больше не были детьми, чтобы быть беспечными. — Я в порядке, — его голос дрогнул. — Извините, я отойду в туалет. Римус резко поднялся и поспешил обратно в замок. До конца дня он так и не смог отделаться от этих мыслей. Он засыпал рядом с Бродягой, с его фарфоровой кожей и совершенным телом, и беззвучно начинал плакать. В голове крутилась одна лишь мысль. «Что, черт возьми, ты с ним делаешь? Неужели это действительно любовь – ломать его и крошить на части?»***
К концу недели Римус ощущал себя измученным, он не мог нормально есть, спать или думать. Предстоящее полнолуние стало оправданием для мародеров, иначе он не мог объяснить своей депрессии. Он избегал Сириуса и пытался прийти в чувства, но чем больше он видел беспокойство в глазах парня, тем больше ненавидел себя. — Котёнок, поговори со мной, — Блэк забрался к нему в постель в одну из холодных октябрьских ночей. — Я так переживаю за тебя. Давай сходим к Помфри… Но Люпин не мог озвучить то, что пожирало изнутри. Он лишь развернулся и крепко обнял любовь всей своей жизни, зарылся носом в воротник красной шелковой рубашки Бродяги и поцеловал в оголенную ключицу. От него, как всегда, пахло умиротворением, сандалом и мятой. — Я с тобой, все хорошо, — Сириус прижал его крепче к груди и провёл пальцами по песочным кудрям. — Чего ты, котёнок, — Блэк гладил его по спине и целовал в горячие слёзы на щеках. — Я люблю тебя. Я люблю тебя, слышишь? Римус смог издать лишь тихий всхлип и задержать брюнета в своих объятиях. Все равно недостаточно долго, чтобы насытиться до конца жизни. День, когда Дамблдор решил поговорить с ним, стал днём, когда все развалилось. Когда эти сомнения уничтожили Люпина изнутри. — Римус, входи, мой мальчик, — профессор пододвинул стул для высокого парня взмахом волшебной палочки. — Как ты себя чувствуешь? Люпин искренне ненавидел эти долбанные встречи, всегда казалось, что Дамблдору вовсе плевать на его состояние. Это была какая-то псевдопсихологическая помощь для оборотня, которая только сильнее раздражала. — В порядке, — Лунатик пожал плечами. — Можно взять лимонную дольку? — Конечно, все для тебя, — Альбус пододвинул к нему поднос с чаем, сладостями и всевозможными угощениями. — Все хорошо с друзьями? — Конечно, — Римус натянул улыбку. — Зачем вы меня позвали? Последовала долгая пауза, прежде чем Дамблдор посмотрел на него с каким-то смешанным беспокойствам. — Ты, разумеется, слышал о нападениях? В его голосе было что-то новое, и это определённо пугало. Сахарно-приторный тон изменился, профессор больше не разговаривал с ним, как с дитя. Римус молча кивнул. — Волдеморт готовит армию, — Альбус кашлянул в бороду, а затем заглянул Римусу прямо в глаза. — Ты думал присоединиться? — Что? — кровь Лунатика закипела от негодования. — Нет, Мерлин, нет, конечно! Дамблдор натянуто улыбнулся, и Римус почувствовал непреодолимое желание ударить старика. — Рад это слышать. Пару секунд они сидели молча, и парень неловко ерзал в кресле. Что, блять, происходит? Что он хочет от него? — Это все? — сердито уточнил Люпин у профессора. — Нет... — Дамблдор тяжело вздохнул, а затем его взгляд стал отстраненным, почти холодным. Стеклянные голубые глаза встретились с ореховыми. — Они создают армию... Армию оборотней, Римус. Они будут пытаться переманить тебя. Люпин подозревал об этом. Но слышать это от самого сильного мага, от того, в ком Римус видел прежде защиту, было похоже на удар в челюсть. Стало так жутко. Луни не был готов. Просто не был готов к войне. — Да, я так и думал, — он нервно сглотнул. — Мне нужно будет прятаться? Сражаться? Чего в-вы хотите от меня? — Мне нужна твоя помощь, — тихо и медленно произнёс Альбус. — Я хочу, чтобы ты присоединился к армии после окончания школы. Я хочу, чтобы ты стал шпионом для меня, ради общего блага. Чтобы мы выяснили, для чего Волдеморт использует оборотней. Живот Римуса скрутило в ужасе. Все это было слишком близко, слишком реально. — Нет, — сердце парня болезненно екнуло. — Черт возьми, нет. Ни за что. Я не вступлю в армию Волдеморта. Я не… оружие. — Я не прошу тебя работать на них, я прошу тебя о помощи... — Пошел ты! — Римус вскочил и попытался уйти так быстро, как только мог, но следующие слова Дамблдора остановили его. — Иначе они убьют тебя! Они найдут тебя, где бы ты ни был, потому что после совершеннолетия тебе придется зарегистрироваться. Они убьют всех, кого ты любишь, если ты не станешь одним из них. Я не желаю тебе вреда, мой мальчик. Все тело Римуса обмякло, сердце перестало биться, и он медленно развернулся, чтобы потеряно взглянуть на старика. — Я... Я подумаю об этом... Я... — его глаза наполнились слезами, и он закашлялся, чтобы скрыть это. Черт возьми. Гребаный кошмар. — Я не могу позволить им убить людей... Которых я люблю... — он поспешил к двери, больше не в силах сдерживать слезы. — Я подумаю об этом.***
Сириус чувствовал, что с Лунатиком было что-то не так, он просто не мог понять, что именно. Он отдалился, охладел, почти вернулся к самому началу. Когда они впервые прибыли в Хогвартс. Римус прятался за шторками кровати, слишком много спал и реагировал на прикосновения, как дикий зверь. Сириус отчаянно пытался получить ответы, но все, что находил: «Приближается полнолуние, чувствую себя нехорошо». Блэк беспокоился о Луни, ему нужно было обнять его, поцеловать, заняться с ним любовью, ему нужно было вернуть своего парня, потому что пустота в душе начинала увеличиваться, углубляться. Он скучал по нему, хоть они и жили вместе. Поэтому в вечер пятницы, после встречи Римуса с Дамблдором, Бродяга решительно убедился в необходимости поговорить. Он ждал Лунатика в комнате, разложив шоколадное сердечки на подушках, приготовив горячую чашку какао на прикроватном столике. Джеймс ушел на свидание с Эванс, а Питер зависал с девчонками в библиотеке. Так что Бродяга посмотрел в зеркало, собрал свои и без того слишком длинные волосы в пучок, надел черные джинсы и шелковую черную рубашку, идеально сочетающуюся с его темно-бордовым лаком для ногтей и мятными духами. Он хотел устроить идеальный вечер для Римуса. Поэтому уселся с одеялом и шоколадками на кровать и принялся ждать, сердце переполняли любовь и беспокойство. Но когда Луни открыл дверь, он выглядел бледным, почти неживым. Зеленый кардиган был помятым, глаза опухшими, а черты лица покрывала усталость. — Как все прошло? — Сириус застенчиво улыбнулся, пытаясь поймать взгляд своего парня. Люпин смотрел, казалось, куда угодно, но не на него. Он несколько секунд стоял у двери с грустным, тоскующим выражением лица, а затем молча присел на кровать. Его руки дрожали, и сердце билось так быстро, что Сириус мог поклясться, он слышал его. — Что происходит, Ремми? — Сириус придвинулся к нему чуть поближе и взял дрожащие потные ладони в свои руки. — Ты можешь рассказать мне все, что угодно. Римус глубоко вздохнул и посмотрел ему прямо в глаза. Сириус не мог припомнить, видел ли он когда-нибудь Луни таким разбитым или бледным прежде. Как будто он был до смерти напуган. — Прости, Сириус, — прошептал он, но его слова затерялись в прерывистом дыхании. Римус сдерживал слезы. — Но я собираюсь рассказать, потому что иначе это с-съест меня зажив-во. Сириус почувствовал, как у него падает сердце в грудной клетке. По какой-то причине ему вдруг захотелось разреветься. Хотя он ещё и не знал, что должно было произойти. — Конечно, котенок, — Бродяга придвинулся ещё ближе и осторожно сжал любимые ладони. — В чем дело? Римус глубоко вздохнул и посмотрел вниз, на их сплетенные руки. — Мы больше не можем… б-быть вместе, — сказал он так тихо, что Сириус хотел бы… хотел бы не расслышать этого. Внутри Блэка похолодело от ужаса. Его словно пнули в живот, оставив бездыханным. Он отчаянно хотел взглянуть парню в глаза, но Римус их не поднимал. — Что... — слово застряло у него в горле, как нож. — О чем ты? Наконец Римус поднял тяжёлые веки, полные слез, и весь мир Сириуса начал разваливаться на части. — Нам нужно расстаться, Бродяга, — руки Люпина выскользнули из ладоней, и он нервно спрятал их в рукава свитера. — Пока не стало слишком поздно... — Я не понимаю, — Сириус сглотнул, отрицательно качая головой. — Ч-что? Почему? Он не осознал, когда именно, но гнев закипел в нем обжигающей лавиной. Горячие слезы наполнили глаза. Это был какой-то очередной кошмар, что-то, что они скоро исправят, как и всегда. Конечно, Лунатик не имел в виду того, что говорил. — Что бы я ни сказал, каковы бы ни были причины, это не изменит того факта, что мы должны... — Люпин в отчаянии посмотрел на него глазами, полными вины и чего-то еще. Внутренности Блэка перевернулись от ужаса. — Я п-принял решение. Так будет лучше для нас. Для тебя. — Нет! — в ужасе выкрикнул Сириус, гнев, наконец, нашел выход. — Лунатик, какого хрена? Как ты можешь... Нет! — он ощутил, как лицо краснеет. — Ты не можешь один решать, что для нас лучше, если я не слышу причины. И я знаю, ты, как всегда, вообразил какую-то чушь! Но на этот раз не сработает. Потому что я не сдамся. Потому что мы найдем способ исправить... Римус все это время изучал его лицо в онемевшем волнении. И Сириус остановился, чтобы посмотреть ему в глаза, потому что, Господи, он хотел услышать эту гребаную причину. Все его тело начало трястись от гнева и отчаяния. Внезапно Римус остановил свой взгляд на глазах Сириуса, сделал глубокий вдох и прошептал: — Я больше не люблю тебя. Если бы кто-нибудь попросил Сириуса описать боль, которую ты ощущаешь во время круциатуса, он бы солгал, назвав ее невыносимой. Вот это невыносимо. Вот это чертовски больно. Настолько больно, что лучше бы Римус использовал круциатус. Лучше бы он вновь очутился на холодном полу дома на Гриммо, 12. — Что... — Сириус попытался заговорить, но внезапно горячие слезы застелили его взор, и все его лицо исказилось от боли. — Ч-что? Как? Ты... Он не мог видеть Римуса, потому что все вокруг начало кружиться, горячие слезы заструились по лицу. В его грудь словно вонзили кинжал, прокрутили и выпотрошили сердце, оставив холодное тело умирать в канаве. Сириус заглотнул воздуха и отвернулся. Это была ложь, конечно, это была ложь. Как, черт возьми, это могло быть правдой? — Я тебе не верю, — прошептал он и посмотрел на светловолосого, наконец-то разглядев лицо. Люпин выглядел таким же разбитым. Конечно, это была ложь. — Почему ты это говоришь? Мне больно, Луни… — Я ценю тебя как друга, — произнёс Римус дрожащим голосом, его рука попыталась дотянуться до запястья Бродяги. Но брюнет резко отодвинулся и посмотрел на него в испуге. — Просто не влюблён... больше... — Чушь собачья, — губы Сириуса были мокрыми от слез. — Как ты мог трахать меня неделю назад, стонать и умолять поцеловать, а теперь… н-несешь такую чушь? Римус сглотнул и отвел взгляд. Его плечи затряслись в беззвучной истерике. — Я чувствую себя не так, как тогда… когда влюбился в тебя, — голос Лунатика был таким болезненным, что Сириус не знал, желал ли он ударить его или спрятать в объятиях. — Я не хочу причинять тебе боль, — он снова посмотрел на него, и Бродяге захотелось умереть на месте. — Ты лучший человек, которого я знаю. Ты и-идеальный, и ты найдёшь того, кто будет любить тебя до конца жизни. Это просто не я. Мне жаль. Я не м-могу изменить свои чувства. Брюнет изучал его лицо, и ужас правды парализовал тело. Вот почему Римус был таким холодным, вот почему он был таким отстраненным, вот почему он едва прикасался к Сириусу в последние дни. Он разлюбил его... Он потерял интерес. — Ты говоришь правду, — прошептал Блэк и внезапно осознал, что не сможет этого вынести. Он вскочил с кровати на шатающихся ногах, прикрыл рот рукой и почувствовал, как что-то надламывается внутри тела. Должно быть, именно так разбивается сердце. Но он не мог развалиться на части перед Люпином. У него все еще оставалась хоть какая-то гордость. — Мне так жаль, — прошептал Римус. — Пожалуйста, не отталкивай меня как друга, — Сириус не мог его видеть, но, по голосу, Люпин был на грани истерики. — Я не могу это контролировать... Я... Мне так жаль. Блэк почувствовал себя настолько униженным, что не смог оглянуться, и выбежал из спальни. Вращающаяся лестница, громкий шум гостиной… Он рванул в холл, он просто хотел подышать свежим воздухом. Что угодно, лишь бы перестать чувствовать эту боль. Которая постепенно переходила в паническую атаку. Он продолжал бежать и, как только добрался до выхода из замка, врезался в Джеймса. — Что случилось, Бродяга? — Поттер смотрел на него, глаза округлились в ужасе. Сириус закрыл рот рукой, чтобы не издать душераздирающий всхлип и покачал головой в отрицании. — Хэй, посмотри на меня, — Джеймс обнял его крепко. И это была секунда, когда Сириус позволил себе сломаться и ощутить себя так, словно умирал.***
— Что, черт возьми, с тобой не так?! — Крик Сохатого был таким громким, что внутренности Римуса подпрыгнули. Он лежал на кровати, весь в слезах, слюнях и растаявшем на подушках шоколаде. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как Сириус выбежал из комнаты, но Луни не переставал реветь. В какой-то момент стало так плохо, что чуть не вырвало. Джеймс хлопнул дверью и быстрым шагом очутился у кровати. — ПРОСНИСЬ И ОБЪЯСНИ! — Поттер никогда не был жестоким, но он действительно ударил Римуса по плечу, заставив его дёрнуться и взглянуть на друга. Если Люпину раньше казалось, что он видел Джеймса разъярённым, то он ошибался. В карих глазах бушевало безумие. — Сириус может верить в эту «больше не люблю» чушь сколько угодно, но я – нет. Потому что я не слепой и не тупой, и тебе лучше иметь чертовски вескую причину, чтобы причинить ему такую боль, или я обещаю… Выброшу нахрен все твои вещи в коридор и прослежу, чтобы он тебя больше никогда не увидел. Римус издал сдавленный звук, напоминающий умирающего животного, потому что ему, на самом деле, казалось, он вот-вот умрет. Он только сильнее заревел, бормоча что-то в подушку: — Мне так жаль, Джеймс. Мне ж-жаль... На мгновение воцарилась тишина, но затем кровать прогнулась, и рука Джеймса внезапно легла ему на спину… И друг осторожно погладил Лунатика. — Скажи мне, что случилось, я знаю, что ты не желал ему зла, я знаю, что ты все еще любишь его... Просто скажи мне... — голос Джеймса прозвучал отчаянно и так болезненно. Римус попытался усесться, но все тело изнывало от боли. Схватив крепко за плечи, Джеймс посмотрел Лунатику прямо в глаза. — Я не могу контролировать чувства, прости... — Что он сделал? — Джеймс мягко провёл по плечу, и Римусу вдруг отчаянно захотелось, чтобы кто-нибудь его действительно ударил. — Он тебя раздражал? Он сказал что-то не так? Почему любовь исчезла? Она не проходит просто так, так не бывает… Римус громко всхлипнул, потому что… Боже. Конечно, он будет любить Сириуса до последнего вздоха. — Он не сделал ничего плохого, — прошептал Люпин, вспоминая идеальную улыбку, нежную кожу, длинные темные волосы, его смех и удивительный голос. — Он само совершенство. — Тогда почему? — Джеймс начинал приходить в отчаяние. — Что происходит? Римус не мог дать ему нужного ответа. Честно говоря, он сказал те ужасные слова только потому, что знал… Сириус не примет никакой другой причины. — Посмотри мне в глаза и скажи, что ты его больше не любишь, — настаивал Джеймс. Люпин приподнял голову и увидел большие карие глаза за стеклами очков, пристально смотревшие на него. И слова застряли в горле. — Ты солгал, так ведь? — Джеймс убрал мокрые кудри с глаз и нежно погладил друга по голове. — Зачем ты это сделал? — Потому что я должен освободить его... — тихо пробормотал Римус и шмыгнул носом. — От меня. Наступила тишина, потому что, конечно, Джеймс знал Лунатика. Конечно, он знал, как сильно Римус ненавидел себя. — Он не хотел быть… свободным, Рем. Он любит тебя, ясно? — голос Джеймса дрогнул, и, боже Люпин осознал, что Поттер сдерживал слёзы. — Он любит тебя больше, чем ты сам себя. Пожалуйста, Лунатик, позволь ему... Ты заслуживаешь этого, ты... — Ты не понимаешь, Сохатый! — Римус закричал от боли. — Ты не понимаешь... — Тогда объясни! — Мы были детьми, когда влюбились, мы не понимали, что это будет означать в будущем. Мы не думали... Я мог сломать его жизнь. — О чем ты? — Поттер действительно чувствовал себя потерянным. — Сначала те парни из маггловского Лондона. Они избили его, Джеймс, за то, что он поцеловал меня! Всего лишь за глупый поцелуй, Джеймс! Почти до смерти! — Римус ощутил, как кровь бросилась в лицо. — После этого он был сломлен, абсолютно, блять, сломлен. Весь в синяках, напуганный и потерянный. А потом этот глупый разговор... О детях. Он хочет семью, я это вижу, но я гей, я оборотень... — голос Люпина сорвался, и он начал шептать. — Мой отец был прав, у меня не может быть семьи. В глазах Джеймса стояли слезы, и он отрицательно качал головой. — И сегодня, Дамблдор, — Римус отчаянно заглотнул воздух и вцепился влажными руками в волосы. — Он сказал мне, что за мной будут охотиться. Пожиратели смерти будут искать меня. Сириус будет в постоянной опасности, он… — светловолосый задыхался от страха. — Он умрет из-за меня. Люпин закрыл лицо руками в попытках остановить очередной поток слез. Это было так тяжело, так страшно и больно, что Лунатик предпочёл бы умереть на месте. — И даже если пожиратели смерти не убьют меня, я умру к сорока годам из–за ликантропии, — Римус снова посмотрел на Поттера. Друг напротив вытирал слёзы. — Я должен освободить его, пока не слишком поздно. — Это несправедливо, ты не можешь лгать ему, ты должен был сказать правду! — Ты его знаешь! — Люпин начал хватать ртом воздух. — Он бы сказал, что ему все равно. Что он предпочел бы умереть, но рядом со мной… — Потому что это правда! — сорвался на крик Джеймс. — Ты не помнишь, что я говорил на вечеринке? Ничего не имеет значение, только любовь! Лучше умереть, но знать за что! — Но так не должно быть! — Лунатик почувствовал себя беспомощным. — Сириус переживет этот разрыв, он найдет кого-нибудь лучше. Мне нужно было дать ему вескую причину… д-двигаться дальше. Джеймс замолчал. Резким движением он сорвал с себя очки и вытер дорожки слез. Принятие действительности нахлынуло на него, и парень сделал громкий вздох, уставившись в стену. — Двигаться дальше? Ты отпускаешь его навсегда? — голос Джеймса был наполнен неверием. — Так просто? Римус смог лишь кивнуть. На самом деле, он не знал, как он собирался это сделать. Но он должен был. Потому что он слишком сильно любил Сириуса. — Это жестоко, — Поттер снова посмотрел на него. — Вы, ребята, обещали не расставаться. Вы обещали, что это не повлияет на мародеров. А теперь... — Джеймс схватился за волосы руками. — Я съеду, я сделаю все, чтобы ему стало лучше, — пообещал Люпин. — Об этой жертве тебя никто не просил! — Джеймс обессилено ударил его в грудь, начиная буквально захлёбываться в слезах. — Какого хрена, Лунатик... Какого хрена? Какого хрена!? — Поттер не мог подобрать других слов. — Не говори ему правду, пожалуйста, я умоляю тебя, — прошептал Римус, сотрясаясь в тихом плаче. — Он найдет способ жить без меня. В конце концов, так будет лучше. Джеймс колебался некоторое время, но сдался в поражении. Как бы он ни любил своих друзей, он уже не мог ничего изменить. Ему пришлось кивнуть Лунатику в ответ.***
Римус точно не мог сказать, как долго он проспал, но проснулся он, когда в комнате ещё горел свет. Осознание произошедшего нахлынуло на него с такой силой, что он сжался во влажные простыни, схватился за живот и прошептал одними губами: «Господи». Подобного страха он, должно быть, не испытывал никогда прежде, даже при превращениях. — И что дальше? — донёсся тихий шёпот Питера. Римус не стал открывать глаз и прислушался. — Вы не будете менять вашего отношения к нему, ясно? Голос Сириуса заставил сердце Луни сжаться болезненной тоской. Он был таким хриплым, таким уставшим. Как Лунатик мог так поступить с ним? — Люди не выбирают кого любить, а кого нет, — Бродяга говорил слишком холодно, слишком разбито. — Он не приносил клятвы любить меня вечно, и это не его вина. — Как ты можешь его защищать? — Питер звучал абсолютно растеряно. — Если он меня больше не любит, — Сириус сделал долгую паузу. — Это не значит, что я перестал любить его. И в это мгновение Римус почувствовал любовь к Бродяге настолько сильную, что она была способна уничтожить.