That's, like, a hundred miles | Это около ста миль.

Как только они остановились на парковке, Дрим заключил Томми в свои железные объятия: в них не было той теплоты присущей Техно, что заставило мальчика неприятно поежиться. — Ты в порядке? Он тебя ранил? Я так… волновался, — высказался мужчина, одновременно придерживая ребенка так, словно тот убежит в эту же секунду. — Ты пропал на две недели. Я думал, что ты умер, — в голосе опекуна слышался неподдельный ужас, в искренность которого хотелось верить. И Томми верил, хотя другая его часть не желала оставаться обманутой. — Прости, — он звучал пусто не в силах выразить жалкую капельку эмоций. Техно не защитил его. Фил не защитил его. Вилбура больше нет. Неужели Томми действительно был ужасным ребенком? Он и вправду заслужил все это? Возможно. Дрим явно так думал. Опекун всегда прав. Мужчина расцепил крепкие объятия только для того, чтобы дойти до машины. Уродливая серая, но новая модель, до которой парнишке не было дела. Дрим по обыкновению занял водительское место, а мальчик – заднее. Даже со своего привычного сидения Томми видел, насколько сильно сжимаются за руль руки водителя. Он откинулся на спинку кресла, будто она способна отдалит его от этого человека. — Это должно быть очень тяжело для тебя. Томми не ответил, уставившись в окно. — Я пытался предупредить, правда. Я говорил, ты не нужен Техно и Филу. И никогда не будешь, — слезы подступили к детским глазам, которые отказывались плакать, — поэтому они с самого начала отдали тебя мне. — Нет, нет, теперь все по-другому, — прошептал ребенок. — Разве? Знаешь, Техно позвонил мне, когда ты заявился. Практически умолял меня забрать тебя, отвезти домой. Нет, нет, нет, нет, нет, он бы так не сделал. Техноблейд не стал бы. Быть не может. — Ты не нужен ему, Томми. Если бы был, он бы забрал тебя, когда умер брат. Если бы был, он бы боролся за тебя сейчас. Видит бог, это не первый раз, когда он пытается бороться со мной, — усмехнулся Дрим. Машина ехала. Она всегда ехала? Быстро пересекая улицу в направлении до… дома. Дома Дрима. — Слушай, я знаю, должно быть, тяжело узнавать это. Возможно, если бы ты сразу меня послушал, то все бы так не обернулось, но теперь ты не сможешь исправить свою ошибку, да? — Да… — пробубнил Томми в ответ. — По крайней мере я здесь. И, знаешь, я никогда тебя не брошу. — Угу… — мальчик подтянул колени к груди. Сидеть подобным образом в машине чревато последствиями. Вспомнилось, как в детстве Вилбур закидывал ноги на приборную панель, а Техно кричал на него и говорил насколько это небезопасно. Но теперь Вилбура нет. И Техно, который сделал бы колкое замечание. Разве что остались только Томми и Дрим. Или они всегда были вдвоем? Вдвоем и совершенно одни против целого мира. Беседа дальше не продлилась, и в течение двух часов царствовала тишина, прерванная опекуном, когда он подъехал к нужному району. — Теперь ты знаешь, насколько сильно я ненавижу наказывать тебя, — мужчина никогда бы не солгал, но сказанное не было похоже на правду, — тем не менее я не могу просто спустить тебе это с рук, понимаешь? Томми не ответил. — Томми! — голос стал жестче, — Когда я говорю с тобой, то ожидаю ответа. Слова комом застряли в горле, словно речевой аппарат сломался. Выдавить из себя подходящий ответ не получалось, также как и… дышать. Парнишка задыхался, а говор взрослого гаснул где-то на фоне: он не хотел слышать его, не хотел быть здесь, не хотел возвращаться «домой». Почему так мало воздуха? В мыслях мелькнул офис, где Техно помог восстановиться бешеному поглощению кислорода. Нужно лишь считать, но Томми забыл цифры. Цифры, которые спасли бы его, но мальчик не внимал глубокому тембру Техноблейда. Он не сможет дышать нормально, если не знает, что считать. Детское тело съежилось на чертовом сиденье, а тощие ладони зажали уши. Дрим его убьет. Опекун был зол еще до того, как они ушли, и сейчас все станет только хуже. Ему не жить. Машина остановилась – дверца резко открылась, и грубые руки вытащили ребенка наружу. Томми проследовал за Дримом в глубь дома, и в какой-то момент с трудом он вновь задышал. — Иди в свою комнату. Я не хочу и слова твоего слышать до тех пор, пока не приеду забрать тебя. Понял? Мальчик кивнул и повернул к своей условной тюрьме, уставившись в до боли знакомый пол. Мужчина зрительно шел за ним по пятам. Детское внимание не упустило щелчок замка закрывающейся двери. Каких-то два шага разделяли мрачное помещение и его. Выждав три минуты, едва вбирая кислород губами, парнишка осмелился пересечь порог. Ощущение, что весь мир рушится вокруг него, и ничего нельзя с этим поделать, росло в глубине души. Он облажался. Скорее, это была та самая рана, от которой больше всего боли. Потому что Томми начал действительно верить в то, что Техноблейд помогает ему, и мальчик для него не безразличен. На самом деле, Техно не относился ни к чему вышеперечисленному. Может… может, оттого что спасать было не от чего? Да, это… Это имеет смысл. Без вариантов. Томми просто… Он… Все не так понял. Возможно, происходящее дома нормально, и он просто драматизирует. Поэтому Фил не отвечал на письма. Поэтому Техно отдал его. В конце концов Дрим является его опекуном и другом семьи (в какой-то степени). Если бы это заходило за рамки приличного, то кто-нибудь обязательно узнал и помог бы ему: учитель из школы или… отец, который написал бы сыну. К тому же мужчина – дом для него, где чувствуешь себя в безопасности. Нет… это не так. Он не был той защитной крепостью, потому что каждый раз, когда ребенок находился возле него, маленькую грудь сдавливало так, что тяжело дышать. Томми мог чувствовать свободу рядом с Техно. Но паренек не нужен брату. Поэтому последним вариантом оставался Дрим. Мужчина был единственным кто по-настоящему заботился о нем. Даже школьным друзьям было все равно. «Дружба в средней школе – фальшь и обман,» — слова, которые произносил опекун в любой удобный момент. Однако Таббо… Таббо не его школьный друг. Мальчик не связан обязательством видеться с Томми пять дней в неделю, но продолжал тусоваться с ним. Они играли в игры и сильно сблизились. Какой смысл? Отец Таббо тоже не возьмется за ребенка. Шлатт отошлет Томми обратно, так же как сделал Техно, так же как Фил – несколько лет назад. В любом случае, он мог хотя бы написать сообщение другу. Возможно, когда Дрим ляжет спать, парнишка незаметно проскользнет к компьютеру и напишет ему. Нет, у него не было почты Таббо. Но сохранился его игровой ник. Можно попробовать так. Да, мальчик помогал Томми зарегистрировать аккаунт ранее… Нет, Дрим до сих пор злится, и он не будет действовать за его спиной, не мог – это равносильно тому, чтобы подписать себе смертный приговор. Смертный приговор? Нет, мужчина ни за что не убьет его… Он мог. Он не стал бы. Томми услышал звук отпирающейся двери и быстро сел на кровать, словно был там на протяжении всего этого времени, а не расхаживал взад-вперед последние минут… невозможно точно сказать. Взрослый вошел, держа что-то странное в руках. Мальчик даже не пытался понять, что это. Когда ему снова дозволено говорить? Когда Дрим вернется или первым выдаст свое присутствие? Насовсем выпало из головы, поэтому мальчик решил промолчать. Хотя… может, опекун ждал, чтобы сначала зазвучал детский голос, и в этом случае ему не отмолчаться. Но если Дрим хотел другого, то разговоры сделают только хуже. — Садись на пол, Томми, — практически скомандовал железный тон. Томми сел без колебаний, попытавшись вставить жалкое оправдание. — Слушай, Дрим, я знаю, что облажался… Мне не стоило убегать, и теперь я это знаю, просто… просто я испугался… Наверное, но не тебя, просто… Я не знаю, я был расстроен и… — Что я говорил о бормотание? — Прости, Дрим… Но мне правда жаль из-за всего этого… Я не… Мне не стоило так поступать, — прозвучало более мягче. — Ты прав, тебе не стоило так поступать. Я рад, что ты осознал свою ошибку, стоило бы волноваться, если бы ты каким-то образом решил, что это правильно, — мужчина рассмеялся. За этим не скрывалось никакого юмора. — И… Я не должен был оставаться с Техно. Я… Я думал, что он заботится обо мне. Я ошибся. Дрим сел рядом с юнцом, запустив пятерню в блондинистые волосы. — Ты продолжаешь учиться. Я пытался защитить тебя, правда, но иногда ты должен сам убедиться. Томми кивнул. — Но, — вновь зазвучал грубый говор, — я надеюсь, что ты не подумал, будто признание того, что ты сделал неправильно, уменьшит твое наказание. — Нет, нет, не подумал. Ты просто… Я… — ребенок и понятия не имел с какой целью сказал это, но опекун часто заставлял его признавать свои ошибки обычно до наказания, а иногда – после. Томми дико начинал паниковать, когда не находил объяснения своему заслуживающему наказания поведению. В таких случаях он выдавал явную ложь, и Дрим бросал на него разочарованный взгляд. Но сейчас мужчина однозначно был доволен ответом. — Что ж, я некоторое время думал об этом. Как ты добрался до дома Техноблейда? Он далеко. —… Я… — небольшая пауза. Ему стоит соврать? Нет, Дрим поймет, — дошел пешком. — Именно. Томми глянул на предмет, который располагался в чужих руках. Что-то металлическое. — Честно говоря, я удивлен, что ты смог так далеко зайти, но мы не можем допустить этого вновь. Я не позволю, — опекун наклонился ближе к истощенному телу, крепко сжимая предмет (оружие?). Паника переполняла детскую грудь. Этого не…. Этого не может быть. Это невозможно. Дрим не станет. Дрим не сможет. Так ведь? Он причинял боль Томми ранее… Но это другое, но это не так. Не совсем. — Дрим… Дрим, нет, ты не станешь… — Я никогда не сделаю чего-то, что может навредить тебе, ты же знаешь. Это для твоего же блага. — Пожалуйста. — Все будет хорошо, Томми. Просто сделай глубокий вдох. «Сделай глубокий вдох,» — прямо как говорил Техно. И после все обратилось в раскаленную боль. Словно огонь расползался по худощавой ноге. Словно ножи распиливали его кости. Словно по тормозам машины ударили слишком поздно. А потом… пустота. Томми должно быть, отключился. Дрим держал его, успокаивая и укачивая, как малютку. — Шшш, ты в порядке. Ты хорошо справился, — похвала не поможет чувствовать себя лучше. Но во всяком случае стало легче, — я аккуратно ее забинтую, поэтому вскоре будет как новенькая, — это ложь. Самая большая ложь, которую когда-либо мальчик слышал. Ребенок не мог заставить себя волноваться. Он снова не мог дышать. Не из-за накатившей паники, как тогда с Техно, нет, на этот раз причиной была боль. Легкие не вбирали достаточно воздуха, не хватало сил даже на крик, потому что болела каждая его часть, а нога и вовсе не чувствовалась. Дрим причинил ему, и… Нет, нет, Дрим никогда бы не навредит ему… Его лодыжка сломана. Дрим сломал ее. Технически он не знал этого. Она, может, не сломана. Возможно, просто повреждена. Нога адски горела. Это худшая боль, которую Томми доводилось испытывать, помноженная на десять, он терял связь с окружением, ставшим размытым. Он не хотел терять сознание. Он не мог отключиться. Не мог ослабить бдительность. Ему нужно выбраться отсюда, ему нужно уходить. Глаза закатились, несмотря на попытки бороться с этим.

***

Томми проснулся в своей кровати под плотным одеялом. Боль ни на секунду не покидала его, словно клешней вцепилась в лодыжку, расползаясь дальше по ноге. Ужасное мучение, а он даже не стонал. Идти не получится. Дрим навредил ему. Дрим навредил ему. Дрим навредил ему. Дрим сказал, что никогда не навредит, но причинил ему зло. Мальчик мог спустить мимо побои, несколько пустяковых синяков или мелкие порезы, которые не бросаются в глаза. Но это перебор. Будто сцена из хоррор фильма, где один из героев оказывается прижат к стенке лицом к лицу с убийцей, стоящим перед ним. Бежать некуда, ловушка захлопывается, и все завороженно следят, ожидая неизбежного финала. Детское сознание пребывало в ясном бреду: ночь, когда под тяжелой ногой треснул одноразовый телефон, была так далеко от него, но даже больше двух недель не прошло, ведь так? Нет. Неделя в дороге и пять с половиной дней у Техно. Это почти две недели, но не больше. Трудно сфокусироваться – жжение в ноге оттягивало внимание на себя. Его стопа. Лодыжка. Сразу все? Нет, самое ужасное приходилось на лодыжку. Томми не мог думать. Но ему необходимо. Потому что… Дрим никогда бы не навредил ему. Дрим навредил ему. «Пожалуйста, Тесей. Это так… так важно,— сказал Техно. Его голос граничил с мольбой, — Дрим когда-нибудь бил тебя?» Он соврал брату. Сказал «нет», прямо как его дрессировали. Мальчик вспомнил – однажды Дрим посадил Томми и начал рассказывать о том, что есть люди, желающие забрать ребенка, и как в таком случае стоит отвечать, чтобы их остановить. Когда он стал старше, то понял, что опекун говорил о СЗД* и приемной семье, настаивал, если малыш признается в мерах воспитания старшего, его определят в другое место, где не хотел бы побывать никто. И все равно это не так. Он слушал истории об ужасных вещах, случающихся с детьми на попечении, и ему становилось страшно от мысли оказаться одним из них. Поэтому пришлось соврать Техно. Соврать Техно, Таббо и… самому себе. Томми убедил себя в том, что Дрим не причинял ему боли. Но он причинял, да? Он клялся, что думал об этом вновь и вновь. Он был на грани мигрени. Хорошо, Дрим причинил ему больше. Дрим никогда бы… он навредил ему. Сломанная конечность — не то, что можно так просто отпустить. Мужчина ранил его, поэтому… Что? Ему нужно выбираться. Это больше не зависело от «Я боюсь наказания», это был настоящий глубинный страх. Потому что нет ничего более болезненного, чем разломанные кости, и Томми знал, что, если он снова облажается, скорее всего Дрим точно его убьет. Нет, он не станет. Дрим был его опекуном… Дрим причинил ему боль. Он продолжал повторять это, словно пытался успокоиться. Зная причину, проще сконцентрироваться на важных вещах. Ему нужно уходить и направиться… Куда? Филу не было дела до сына. Техно подобрал и растоптал вдребезги невинные надежды. Вилбура больше нет. Никого не осталось, но торчать в этом месте становилось опасно. Томми найдет кого-нибудь. Обязан найти. И ничего страшного, если это займет много времени, потому что сейчас он не в состоянии сбежать, не с его лодыжкой и… Техно забрал его рюкзак. Его рюкзак, наполненный всем самым необходимым, которое теперь ему не принадлежало. Он украл его, этот сукин… Дверь открылась. Вошел Дрим. — Ты проснулся, — опять эта слащавая улыбка, — хорошо, хорошо. Я знаю, что подростки спят много, поэтому я не особо волновался. Пожалуйста, не подходи ближе, прошу, не подходи ближе. Стой там вдалеке, в другом конце комнаты. А лучше бы на другой части света, но хотя бы в конце комнаты. — Как себя чувствуешь? — Как он может спрашивать такое? Будто невиновен? Будто все еще заботиться о Томми, после всего, что сделал? — Моя лодыжка болит, — пробормотал мальчик. Прозвучало намного мучительнее, чем ему хотелось. — Могу представить. Подвернуть ногу не лучшее ощущение. — Что? — Ты растянул лодыжку. Когда выходил из машины ранее. Нет, нет, нет, он не подворачивал. Этого не было. Дрим сломал ее. Он помнил, как Дрим сломал ее. Он не запутался, он не ошибался в воспоминаниях, это… Дрим лжет ему. Почему Дрим лжет ему? — О… Верно, — было безопаснее согласиться, даже если парнишка на деле не верил, — она очень болит, Дрим. Думаю, мне нужно в больницу. — Нет, не надо. Ты в порядке. Тебе просто нужно немного льда и постельного режима. — Пожалуйста, я не могу… — Ты в порядке. Я пойду принесу тебе ужин, хорошо? Оставайся здесь, — мужчина закрыл дверь, и Томми едва уловил звук открываемого замка. Выжидая с нетерпением, пока дверь закроется, детское тело понемногу начало двигаться. Осторожно скинув одеяло, ребенок сел, свесив ноги с края кровати: его виду предстала крепко обмотанная бинтами лодыжка, из-за чего трудно было пошевелиться. Каждое действие давалось через приступ тошноты и сильнейшие боли: ходить будет плохой идеей. Но Томми должен, потому что ждать больше нельзя. Ему необходимо убедиться, насколько все плохо – нужно убираться отсюда, а значит и ходить. Он заставил себя встать. Взгляд помутился – следующее, что мальчик разглядел, был пол. Даже перенеся половину своего веса на другую ногу, паренек упал в считанные секунды. Дрим мгновенно оказался рядом. Томми ожидал криков и ударов, но вместо того, чтобы разозлиться, опекун прижал его к себе и поднял, укладывая обратно в кровать. — Ты всегда был упертым, — пробормотал мужчина, — не переноси вес на лодыжку, сделаешь только хуже. Мальчик молчал – пространство вокруг него до сих пор расплывалось, было невыносимо думать о боли, пронзающей ногу. — Я завтра позвоню в школу, — отметил Дрим, — чтобы оповестить их о том, что ты ранен и некоторое время будешь отсутствовать. Учитывая то, что ты не можешь даже стоять. Я же говорил тебе не вставать, Томми. — Прости, — это едва было громче шепота, заглушая тяжелое дыхание. Взрослый поставил тарелку с едой на тумбочку (Томми безразлично отнесся к тому, что там). Дверь, конечно же, закрылась за ним. Хорошо, ему нужно думать яснее. Он должен, потому что нельзя расслабляться несмотря на дикую тягу ко сну и страшное мучение. Если мальчик перестанет, то наверняка не сможет вновь. Дрим накормит его большей ложью, в которую сложно будет не поверить, как бы не хотелось. Томми желал уйти. Уйти как можно скорее, осталось придумать план. Проблема заключалась в том, что парнишка оказался вырван из внешнего мира: он никак не сможет покинуть комнату, и тем более связаться с кем-либо за ее пределами. Единственной связью по ту строну стен оставался семейный компьютер, находившийся посреди гостиной. Думать о таком – роскошь в данный момент, мальчик даже не пересилил подняться с постели. Ну, нет, компьютер не единственная вещь, с помощью которой можно связаться с людьми. У Дрима был мобильник. Мужчина убьет его, если вдруг телефон исчезнет. Это почти наверняка. Но сейчас устройство – последняя надежда, шанс, малейшая возможность выкарабкаться из этого проклятого дома и уйти… Ему некуда идти. Некому позвонить. Техно стал прибежищем для сбившегося с толку младшего брата, а теперь, когда он вернул его обратно… У него никого больше не было. Никого, кто бы позаботился о нем. Дрим заботился… Дрим не заботился. Опекун ни за что бы не навредил ему, будь правдой вся та его забота. Томми что-нибудь придумает. Всегда придумывал. Главное — сосредоточиться на важных деталях плана. Например, как он покинет дом, учитывая его (почти точно) сломанную ногу. Может, костыли? Но у него их нет. Значит, стоит убедить «родителя» предоставить их. Мальчик притворится суперпокладистым и будет делать все, что ему скажут: станет ребенком, о котором так отчаянно мечтал Дрим. План глупый и рискованный, его едва назовешь действительным. Если старший прознает о том, как Томми действует у него за спиной, то уйти больше никогда не представится шанса. Хотя вариантов неприятного исхода было не так много… Это единственный шанс для мальчика. Он собирается уйти, он собирается выжить, и если ему предстоит сделал все это в одиночку, то так тому и быть.