Признание, или школьные будни Антона

      Полина проплакала почти всю ночь, отчего ей пришлось утром класть далеко не один слой пудры на опухшее от слёз лицо. Антон практически не спал, он всё ворочался в постели и мучился от угрызений совести: «Как же я так сплоховал… Как так смалодушничал! Ведь она сама ждала от меня признания, а я просто разбил ей сердце… Теперь я обязан всё исправить.» Катя тоже спала плохо: вся эта ситуация совершенно выбила её из колеи, так что Смирновой пришлось отпаиваться корвалолом, разумеется, втайне от Лилии Павловной. Таким образом, утром все трое были заспанные и с плохим настроением.        Катя и Полина пришли почти одновременно, и, пока не было Антона, у девочек завязался разговор.       — Какой план действий? — спросила Смирнова, пытаясь выдавить из себя сочувственную улыбку, но бессонная ночь разнесла в щепки эту попытку.       — А никакой, — пожала плечами Морозова, закусывая губу, чтобы опять не заплакать. Полина старалась быть самим хладнокровием.       Катя вопросительно посмотрела на Полину, на что та, презрительно фыркнув, ответила:       — Пусть болтает, что хочет, я и слушать не буду. Нет ему веры. Да и я теперь не придаю значения всему тому, что было; детские игры всё это, а не что-то серьёзное.       — Ну, так тоже нельзя… — осторожно заметила Катя, но Полина резко оборвала:       — Ни слова! Эта тема закрыта, и я хочу выкинуть её из головы!       — Хорошо, — спокойно ответила Смирнова. В ней тоже закончился запал.       — Катя, ты не против, если я буду сидеть с тобой?       — Не против, — устало улыбнулась Катя.       Договорившись с её соседом, пересадка была выполнена. Бывший Катин сосед сел на место, где раньше сидела Полина. Девочки практически не разговаривали. Никто ещё до конца не оправился от вчерашнего.       Вдруг Смирнова поймала себя на мысли, что только сейчас заметила, что Полина была одета так, как было до влюблённости: строгие белая блузка, чёрные юбка и жилетка, старые туфли. Косметики (кроме пудры), как и украшений, не было. Волосы были просто распущены. Стараясь задать вопрос деликатно, Катя сказала:       — Полина… А почему ты не нарядная?       «Верх деликатности, Екатерина!» — выругалась про себя Смирнова.       — А для кого же мне наряжаться? Для себя? Так мне это самой не надо. Теперь уж точно, — ответила Полина; в её голосе звенела сталь.       Лилия Павловна вернулась в кабинет, чтобы забрать тетради другого класса, и увидела пересадку.       — Полина, а ты почему пересела? — спросила учительница, в её голосе не было никакого упрёка.       — По личным соображениям, Лилия Павловна, — ответила Морозова.       — Не вижу в этом ничего криминального, — улыбнулась Смирнова-старшая, — только на уроках не болтайте.       — Хорошо, — кивнула Полина.       Мать с дочкой встретились глазами. «Что произошло?» — читалось во взгляде у учительницы. «И не спрашивай», — говорили глаза Кати. Лилия Павловна удалилась.       Спустя минуты три в кабинет зашёл Антон, который по местоположению Полины уже успел понять, что Морозова очень обижена.       Кивнув девочкам и получив в ответ лишь разочарованный взгляд Смирновой, Антон сел к себе.       Урок тянулся для Петрова невероятно долго: он должен был поговорить с Полиной на перемене. Но вот наконец прозвенел звонок.       — Я отойду, ты здесь будешь? — спросила Катя.       — Да, здесь, — кивнула Морозова.       Катя вышла из кабинета. За время урока она решила, что Полина просто сильно разочарована, а у них с Антоном всё было серьёзно, но открыто помогать Смирнова мальчику не собиралась — он должен был всё разрулить сам.       Увидев, что Катя ушла, Антон пошёл к Полине, которая что-то рисовала в своём блокноте.       — Здравствуй, Полина, — начал Антон довольно уверенно.       Полина обратила на него свой взгляд, полный неприязни и разочарования.       — Здравствуй, — сказала как отрезала она.       — Я хочу извиниться перед тобой за вчерашнее. Я поступил как настоящий трус, я тогда хотел сказать совсем другое. Я хотел сказать…       — Меня не интересует теперь, что ты хотел сказать тогда, ибо ты сказал другое. Я тоже решила, что нам лучше не общаться, только вообще никогда. Оставим наши отношения на уровне сугубо служебных, — властно произнесла Полина.       — Но Полина… — снова начал Антон, но Морозова вновь оборвала:       — Да что ты там мямлишь? Надоел уже. А теперь отойди, ты меня раздражаешь.       — Ах, вот как?! — выкрикнул Антон так неожиданно, что Полина даже на секунду опешила, но потом вернула самообладание и отчеканила:       — Да. Именно так.       — Дура ты! Я к тебе мириться шёл, а ты! — вскипел Петров.       — Я дура?! — стукнула кулаком по столу Полина. — Не надейся, Петров, до слёз ты меня больше не доведёшь! Не буду я больше из-за тебя плакать! В одном ты прав: дура я. Но не из-за того что простить не хочу и выслушать, а потому что связалась с тобой, трусом, лгуном и мямлей! Разговор окончен!       — Да и пошла ты! Распинаться тут ещё перед тобой! Много ты о себе думаешь! — крикнул Петров и пошёл к своей парте. Морозова, стараясь сделать это незаметно, вынула платок и начала вытирать выступившие на глазах слёзы.       Те, кто помимо Антона и Полины остались в кабинете, зашептались. Вскоре вернулась Катя.       — Петров подходил, — сообщила Морозова, — что-то про извинение мямлил, я его послала, а он меня дурой назвал. В общем, поругались мы.       Катя была в шоке. Такого она точно не ожидала. На всё услышанное Смирнова лишь ответила:       — Ясно…       Начался второй урок. Катя не могла не заметить, что Морозова и Петров выглядят несчастными. «Они друг друга по-прежнему любят, но теперь уж точно они об этом не узнают. Я должна спасти эти чувства. Я обязана», — заключила мысленно Смирнова.