***
Следующее утро проходит очень нервно: напряжение так и висит в воздухе. С самого утра Серёжа места себе не находит: то пойдёт и что-нибудь съест, что ранее было не свойственно для него, то сидит за столом две минуты, постукивая пальцами по столешнице, а потом начинает нервно ходить по всему кабинету, и так по кругу. Грому тяжело видеть нервное состояние парня, но он старается максимально сгладить обстановку и отвлечь Сергея. Стоит признать – и Игорь сам это понимает – получается у него очень плохо. Спустя два часа таких мучений психика Разумовского просто не выдерживает: он садится на пол посреди комнаты и начинает плакать. Гром немного растерялся, и первые несколько секунд провел в ступоре, а потом вскочил и подошёл к парню. Когда он сел на корточки рядом с ним, послышался сиплый голос Серёжи: — Зря мы это затеяли. Ой, как зря. Я так боюсь того, что они скажут, что вряд ли смогу на приёме нормально произнести хоть одно слово. — Серёж, — Игорь сжимает чужую ладонь, — Это не зря, понимаешь? Не зря. Все будет хорошо. — Ты уверен? — Да, я уверен. Разумовский тихо, прерывисто вздыхает и смотрит Грому прямо в глаза. Игорь смотрит в ответ. Замечает, какие они красные, отекшие, как мелко дрожат ресницы. Он протягивает руку и мягко дотрагивается до щеки Серёжи, стирает слезу большим пальцем. Пару секунд колеблется, но все же, не разрывая зрительного контакта, произносит: — Я приму тебя любым. С любыми диагнозами. Я люблю тебя. А болезни временны. Тебе станет легче, обязательно станет. Разумовский прикрывает глаза и слепо, доверчиво тычется щекой в ладонь Игоря. Тот поглаживает мягкую кожу. Они сидят так, пока Марго не произносит, что пора выходить и ехать на прием.***
В клинику Серёжа оделся так, чтобы выглядеть максимально неприметным: мягкие волосы собраны в хвост, на лице крупные солнечные очки, а сам Разумовский в огромной футболке, толстовке и серых джинсах. Игорь сидит рядом в холле для ожидания и иногда бросает быстрые взгляды на парня, чтобы удостовериться, что тот в порядке. Относительно, конечно. Держаться за руки и касаться друг друга в общественном месте они не решаются. Время идёт бесконечно медленно. Серёжа начинает грызть ногти, а Игорь, замечая это, нежно кладёт руку на бедро, чуть выше колена Разумовского и поглаживает большим пальцем. Тот сразу поднимает глаза и смотрит на Грома почти с мольбой во взгляде, но грызть ногти перестает, убирая руки в огромные карманы. Игорь почти тут же убирает ладонь с бедра Серёжи, опасаясь взглядов со стороны персонала, и оглядываясь, пытается понять: заметили их секундную нежность люди вокруг или нет. И вот наступает тот самый момент. К ним подходит улыбающаяся администраторша и говорит, что Вениамин Рубинштейн ожидает Сергея в своём кабинете. Разумовский в последний раз кидает жалобный взгляд на Игоря, на что тот пытается как можно более ободряюще улыбнуться, и идет за девушкой, которая проводит его к нужной двери. «Что ж, — думает Гром. — Этот час будет тяжёлым для нас обоих». И он оказывается прав. Ожидание просто невыносимо.***
Когда проходит полчаса спустя начала приёма, Игорь понимает, что просто сидеть сил у него нет никаких. Он начинает ходить по комнате, случайно привлекая лишнее внимание, и решает, что за оставшееся время он спокойно успеет сбегать в магазин и купить Серёже что-нибудь приятное, что поможет приподнять настроение. Выйдя на улицу, он жадно вдыхает свежий и влажный питерский воздух, а затем торопливо идёт в сторону ближайшей «Пятёрочки», судорожно перебирая в голове, какие сладости любит Разумовский. В итоге Гром, оказавшись в магазине, смотрит на прилавок с конфетами и думает, что ему нужно взять все виды Киндеров, которые только здесь есть. Кассирша странным взглядом смеряет его, когда мужчина выкладывает с десяток пачек, но пробивает молча. В клинику Игорь возвращается с пакетом, полным всех видов любимых сладостей Серёжи. А спустя десять минут выходит сам Разумовский.***
Оплатив приём и выйдя на улицу, Игорь тревожно смотрит на Серёжу: тот еще не сказал ему ни одного слова. Когда Гром уже собирается открыть рот, чтобы спросить, а как вообще парень себя чувствует, он слышит, как Разумовский очень быстро, торопливо выпаливает: — Мне поставили диссоциативное расстройство идентичности, но это под вопросом – нужно на терапию ходить и смотреть, как я на таблетки и психотерапию отреагирую, не уточнённое тревожное расстройство и депрессию с психотическими симптомами. И тут нижняя челюсть Игоря знакомится с асфальтом. Он смутно помнит, все же работа обязывает, каждое из этих расстройств, и прекрасно осознает, что всё очень серьёзно. — А... Эм, а что по лечению? — Выписали кучу разных таблеток. Я и названий таких сложных никогда не слышал... Гром даёт себе секунду, чтобы продумать, что можно ответить. Потом делает вдох и медленно, осторожно говорит: — Что ты сейчас чувствуешь по этому поводу? — Я... Растерян, наверное. Это всё так странно. Я просто не верю, что это по-настоящему, — грустно улыбается Серёжа. — Серёж, знаешь... Я сейчас чертовски горжусь тобой. Ты – один из самых смелых и сильных людей, которых я знаю, — они останавливаются, а Разумовский смущенно смотрит на Игоря, а тот продолжает. — Это все очень необычно, но... Но нет ничего, чего бы мы не преодолели. Вместе, да? Серёжа кивает и опускает голову, чтобы волосы закрыли лицо и не выдали его слез. Игорь просто берёт его за руку, не зная, что еще сказать. Они ловят такси и едут до башни, не произнеся ни слова.