сладость или гадость?

Когда они добираются до дома, Серёжа расклеивается окончательно. Войдя в комнату, он сразу же падает на кровать и перестаёт реагировать на что-либо. Игорь думает, что тот хочет отдохнуть и решает дать ему время, чтобы прийти в себя, поэтому молча целует Разумовского в макушку и уходит, тихонько прикрывая за собой дверь. Усевшись на угловой диван, находящийся в кабинете его парня, и, достав нужные папки, Гром решает заняться просмотром документов, которые взял с собой с работы, несмотря на отгул. Дело абсолютно неинтересное, но Игорь погружается в него с головой, чтобы не думать о прошедшем дне и Серёже, которому наверняка очень тяжело. Да что тут таить, Грому тоже нелегко. У него нет никаких сил, чтобы размышлять о Разумовском, диагнозах, психиатрии и таблетках, наверняка вызывающих побочные действия, от которых парню будет ещё хуже. За внутренними терзаниями, просмотром и попытками вникнуть в материалы дела проходит несколько часов, пока Разумовский не выходит из комнаты неторопливым шагом, сонно потирая глаза. Гром, боковым зрением увидев движение, поднимает голову и, чуть улыбаясь, смотрит на парня. Он замечает, что Серёжа уже переоделся в привычный халат и широкие штаны, и невольно любуется таким домашним и красивым Разумовским. Серёжа падает на диван рядом, параллельно говоря: — Что делаешь? — Да так, рабочая скукота, ничего особенного, — Гром, не успев полностью перестроиться с рабочих мыслей на домашние, произносит эти слова несколько грубовато, и после ответа Игоря в комнате воцаряется напряженная тишина. Он краем глаза замечает, как спустя несколько секунд молчания начинает тревожно бегать по комнате взгляд Серёжи, и дает себе мысленный подзатыльник. — Как ты? — разрезает звенящую тишину голос Игоря. — Нормально. Ну... настолько, насколько это может быть сейчас возможным. Жить буду, наверное, — нервно ухмыляется Разумовский, всё ещё не поднимая взгляд, будто бы находя исследование пола собственной квартиры необычайно интересным. Гром ничего не отвечает, кладя руку на плечо Серёжи. Тот пододвигается к Игорю и кладёт голову на его грудь, тяжело вздохнув и прикрыв глаза. Игорь ощущает, как напряжено чужое тело, и пытается расслабить парня, медленно поглаживая плечи и лопатки. Он откидывает голову на спинку дивана, не разрывая объятия с Серёжей. В голову, которая теперь не занята делом об очередном убийстве, снова закрадываются тяжёлые мысли, от которых встает ком в горле. Игорь на секунду зажмуривает глаза и случайно прерывисто вздыхает, затем чувствуя, как парень сильнее прижимается к нему. Открыв глаза, Гром замечает, как на него смотрит Серёжа с необычным выражением лица: и грустный, и чуть растерянный. Игорь не успевает полностью проанализировать его эмоции, ведь тот почти сразу же отворачивается и кладёт голову обратно на плечо. Проходит несколько минут, прежде чем Разумовский собирается с духом и тихо говорит: — Не хочешь перекусить? Можем что-нибудь заказать, если хочешь. — Давай. Кстати, о еде, — Гром нехотя отстраняет от себя Серёжу, встаёт и идёт за пакетом, в который он сложил все сладости, чтобы показать их парню. — Я тут купил тебе кое-чего. Может, понравится, не знаю, — Разумовский осторожно берет кулёк и заглядывает внутрь, а спустя несколько секунд начинает глупо улыбаться. Игорь смущённо – как бы он не пытался скрывать свои эмоции, у него не получается – продолжает: — Тебе нравится? — Конечно, спасибо огромное!!! — Сережа отбрасывает пакет и торопливо бросается на шею Грому, попутно мягко целуя его в щёку. Игорь обнимает парня в ответ, про себя думая, что он никогда не перестанет удивляться бурной реакции на такие мелочи, вроде покупки сладостей.

***

Через час, когда привезли еду, они уже молча сидят и ужинают. Гром видит Серёжино нежелание разговаривать и апатичное выражение лица, поэтому помалкивает и думает, когда будет удобно задать вопрос о покупке препаратов: сегодня или завтра. В итоге, он решает не тянуть время – в конце концов, чем раньше начнется лечение, тем лучше – и спрашивает напрямую: — Серёж, что ты думаешь о начале медикаментозного лечения? — Разумовский нехотя поднимает взгляд. — Так… ты готов говорить на эту тему? — Завтра куплю. Игорь не придумывает, как продолжить не задавшийся разговор, поэтому только кидает хмурый взгляд на Серёжу и молчит, задумчиво наматывая спагетти на вилку. Гром по привычке начинает размышлять о Разумовском, их отношениях, а затем о случившимся за день, и просто не замечает, как его парень быстрым шагом уходит, захлопнув за собой дверь в спальню. Он реагирует только на звук, мельком глянув на вход в комнату, отодвигая от себя тарелку и кладя голову на сложенные руки. И Игорь уже не узнает, как нервно сжался и обнял себя Серёжа, когда дверь так громко закрылась. Не поймет, почему Разумовский потом прорыдал несколько часов, до самой ночи, уткнувшись в подушку. И не придет его успокаивать, ведь так и не узнает об этом. А ведь Серёжа так хотел оказаться в тёплых объятиях Грома. Но у него не было сил встать или даже позвать того. И они засыпают в разных местах, ведь сам Игорь так и не решается зайти в спальню, решив, что Серёже нужно немного личного пространства. Разумовский, выплакав все слёзы, беспомощно проскулив в подушку пару часов, лежит и думает, какое же он ничтожество и как Гром наверняка от него устал. А озвучить свои мысли вслух никто не осмеливается. Хотя было бы намного проще, если бы они выговорились друг другу. *** На утро Игорь мается, проходит несколько кругов из угла в угол, только встав с дивана, на котором он спал, совершенно не зная, куда податься, ведь Серёжа так и не вышел из комнаты, а невысказанные слова застряли в горле, не давая спокойно вдохнуть. В итоге Гром уходит из башни, даже не позавтракав, быстро накинув одежду, и думает, что ему нужно срочно разобраться в себе и своих чувствах, поэтому он решает ехать к Юле. Когда заспанная девушка открывает дверь – а Гром только у входа сообразил посмотреть на часы, поняв, что время десять утра – у Игоря уже совсем нет сил, чтобы что-то говорить, поэтому на маты Пчелкиной он совершенно не реагирует, молча шагнув в её квартиру и неаккуратно, с силой закрыв дверь, а затем обнимает её и утыкается в чужое плечо, будто ища защиты. Юля сразу же замолкает, растерявшись, ведь Игорь никогда не был тем человеком, который позволяет себе выражать эмоции при друзьях, и такое поведение кажется странным. Спустя пару секунд Пчелкина поднимает руки и обнимает в ответ, слегка поглаживая по спине. Гром тяжело вздыхает и разрывает объятия, старательно избегая её взгляда. — Ты это… прости, что я так пришёл, с утра пораньше, не предупредив даже. — Что случилось? — Юля внимательно рассматривает его лицо, пытаясь поймать хоть какие-то эмоции, но ничего, кроме угрюмости и печали в глубине глаз не замечает. — Да я сам не знаю, — Пчёлкина вопросительно выгибает бровь, а Игорь тише продолжает. — Просто у нас с Серёжей всё как-то в жопу полетело. — А конкретнее? — Пойдем сядем, а? — Получив кивок, Гром разувается и идет к дивану, а потом сидит, притихнув. — Так, — строго произносит Юля, поняв, что Гром сам говорить или не хочет, или не может, и тот поднимает на неё взгляд. — Давай сначала. У вас Серёжей что-то не так, верно? Так что не так? И могу ли я помочь? — Ну… началось всё вчера. Сначала все было нормально, а потом стал разговаривать очень кратко, вел себя, будто я провинился, а он обижен. Я вспомнить не могу, что я не так сделал. Возможно, что тут виноваты обстоятельства, а не я, но мне так не кажется. — А поговорить и выяснить пробовал? — Нет. Он, кажется, разговаривать со мной совершенно не хочет. Из комнаты не выходил. Юля на секунду замолкает, задумавшись. — Как думаешь, у Серёжи есть причины, чтобы обижаться на тебя? Или, может, произошло что-то стрессовое, что заставило его так замкнуться? Может быть, такое поведение с тобой вообще не связано, — Пчёлкина запинается, а потом на лице отражается понимание. — Игорь, а Разумовский не мог подумать, что в чем-то виноват и решить, что ты обиделся на него? Как мне кажется, это в очень даже духе Серёжи. Гром сидит и смотрит на неё с нечитаемым лицом, а потом набирает в грудь воздуха и выдает ёмкое: — Во я дурак… — Рассказывать будешь? Тут как хочешь, может, тебе надо срочно бежать в башню и выяснять отношения. — Потом, Юля, я всё расскажу. Спасибо тебе! Я побежал, — и Игорь быстро обувается и выходит из квартиры, помахав рукой на прощание. Юля закрывает дверь и тихо произносит вслед: — А ведь всего лишь надо говорить словами через рот. *** Игорь бежит так быстро, как только может. Спустя минут пятнадцать он запыхается, поэтому останавливается и пытается восстановить дыхание, параллельно оглядываясь и прикидывая, сколько ещё бежать, и тут взгляд натыкается на яркую витрину кондитерской, которая только-только открылась. Грому требуется несколько секунд, чтобы сообразить, что именно нужно взять для Сережи. Зайдя внутрь, Игорь несколько минут внимательно рассматривает прилавок под взглядом скучающей кассирши, а потом просит несколько разных эклеров и завернуть покрасивее. Выйдя из магазина – и даже не жалея потраченных денег – он перехватывает пакет с коробкой поудобнее, чтобы снова пуститься бежать. *** Когда Игорь заходит в башню, его не приветствует Марго, но он не уделяет этому должного внимания, торопливо направляясь к лифту. Гром продумывает все возможные варианты извинений и дальнейшего разговора, пока поднимается на лифте нужный этаж и забегает в кабинет Разумовского. Не обнаружив там никого, он чуть хмурится и дергает дверь спальни. В комнате он видит только кровать со смятым белым бельем, но нет никаких признаков недавнего присутствия людей, и Игорь, почувствовав неладное, зовет Марго: — Марго, Серёжа в башне? Ответа не следует, и Гром уже не на шутку напрягается, направляясь прямиком в ванную, находящуюся рядом со спальней. Он, позвав Серёжу и не дождавшись ответа, открывает дверь в ванную, которая оказывается не заперта. Сделав один шаг вперед и увидев открывшуюся картину, он начинает слабо дрожать, а пакет оказывается отброшенным на пол. Он увидел белую, как лист бумаги, руку, безвольно висящую за бортиком ванной. Игоря мелко трясёт, но он также быстро подходит к ванной, и взгляду открывается картина, от которой сердце начинает сдавленно биться в горле: бледный, практически сливающийся с белым кафелем за спиной, Сережа лежит с закрытыми глазами, под которыми синяки казались ещё чернее, чем обычно, бронзовые волосы потемнели и потяжелели от влаги, будучи раскиданными спутанными прядями, а ванна полна мутно-красной воды, смешавшейся с кровью. На полу, под рукой, валялось лезвие в красной лужице. Другая рука была в ванной, но сквозь небольшой слой воды виднелось, как кровь ещё вытекает из неё. Гром, стараясь как можно скорее отключить все эмоции и думать рационально, быстро достаёт холодную, как лёд, руку из ванной и туго перевязывает её полотенцем, которое быстро пропитывается ещё теплой кровью, и пытается остановить её, затем другой рукой набирая номер скорой, скудно и кратко описывая ситуацию и, услышав ответ, что скорая едет, отбрасывает телефон куда-то в сторону.