сладость или гадость?

— Так, — строго произносит Юля. — Ты ведь не знаешь, в какую больницу повезли Серёжу? Игорь отрицательно мотает головой. — Окей. Тогда план такой: ты ищешь номера всех больниц Петербурга, а я их обзваниваю, идёт? — А ничего, что это немного незаконно? Разве больницы имеют право озвучивать информацию о пациентах? Конфиденциальность, медицинская тайна, как-никак, — говорит Игорь. — А кто и когда у нас законы соблюдал, а? Гром на секунду зависает, а затем бормочет: — Резонно. И начинает искать номера всех больниц. *** Проходит около двух часов, а у Игоря опять трясутся руки от постоянных переживаний. Но он снова и снова перерывает весь интернет в поисках новых и новых больниц, ведь в предыдущих десяти сказали, что «пациента с фамилией Разумовский не поступало». Юля тяжело вздыхает, пока говорит в очередной раз «спасибо, до свидания», а потом устало добавляет, повернувшись к Грому: — Сколько ещё осталось? — Штук пять. — Диктуй номер следующей. Когда в трубке раздаются гудки, Пчёлкина включает громкую связь, а Игорь быстро стучит по экрану планшета пальцами. Когда приветливая администраторка произносит «здравствуйте, чем могу помочь?», Игорь отрывается от экрана и внимательно слушает, а Юля отвечает: — Здравствуйте, можете, пожалуйста, подсказать, не поступал ли к вам сегодня Сергей Разумовский? — Секунду, проверяю по базе. А кем вы ему являетесь? Юля замирает, так как до этого никто не задавал ей этот вопрос, а потом говорит: — Подруга. — Да, к нам сегодня днём поступил такой пациент. Игорь закрывает лицо руками, прерывисто вздохнув. Пчёлкина косится на него, а потом отвечает: — Можете ли сказать, как он? — Находится в реанимации в тяжёлом состоянии. — Спасибо. И Юля сбрасывает трубку, поворачиваясь к Грому. — Игорь, эй… он жив. Жив, понимаешь? — Я… — он закусывает губу и отводит глаза. — Я уже думал, что всё. Гроб заказывать. А что, если умрёт ближайшие пять минут? А если данные перепутали? — Игорь, — ещё раз повторяет Пчёлкина. — Не перепутали. — Почему ты в этом так уверена? — Гром чувствует горечь на кончике языка, когда произносит эти слова. — За что он так со мной?.. Юля внимательно рассматривает его, ожидая продолжение речи, но тот молчит, будто бы зависнув. Кожа у Игоря бледная, губы поджаты и искусаны, пальцы с силой сжимают край своей футболки. — Юль, — Гром поднимает голову и смотрит ей глаза. — И как мне жить дальше? Что делать? Как потом в глаза Серёже смотреть, если он выживет, с мыслью, что это я виноват? — Эй, — мягко прерывает поток чужих мыслей Юля. Она не уверена в том, что говорит с нужной интонацией, ведь раньше ей не приходилось успокаивать Игоря. — Он выживет. И ты не виноват. Как ты можешь быть виноват в том, чего не делал? — Пчёлкина поднимает руку, заметив, как Гром открывает рот, чтобы что-то сказать, показывая, что стоит дать ей договорить. — Суицид – это всегда решение, которое принимает человек самостоятельно. И чаще всего на него нельзя повлиять, понимаешь? Да, можно помочь, можно быть рядом. Но ты же это и делал. Ты делал всё, что мог. Твоей вины в случившемся нет и быть не может. Пойми это, я прошу тебя. — Мне надо подумать. Я… не могу принять эту ситуацию так быстро. Видеть кучу смертей на работе и почти что терять одного из самых близких людей – не одно и то же. И… — он запинается, а затем нехотя продолжает. — Он точно жив? Может, всё же позвонить ещё раз? Они могли перепутать, да ведь? — Он точно жив. Давай перезвоним завтра? — Ладно. Я пойду спать. Ты к себе поедешь или тебе где-нибудь постелить? — Я сейчас домой, а завтра с утра приеду сюда, идёт? — Угу. И… — он мнётся несколько секунд. — Спасибо. Игорь провожает подругу и закрывает дверь, затем на несколько секунд утыкаясь лбом в прохладное дерево двери. Ему нужно прийти в себя. И он доходит до комнаты и падает на кровать, тут же засыпая мёртвым сном. *** На часах девять часов двадцать семь минут, когда Юля стучит в дверь квартиры Игоря. Трубку тот так и не взял, и Пчёлкина уже очень злилась и переживала. Причём переживала она всё же больше. Ответа не следует. Девушка снова набирает знакомый номер, и она даже слышит звонок древней Нокии, но нет признаков ни шагов, ни какого-либо движения в квартире. Юля ещё сильнее стучит в дверь, уже испугавшись не на шутку, Где-то рядом слышится громкий скрип, а потом Пчёлкиной в плечо прилетает что-то увесистое, и она, дернувшись и ойкнув от резкой боли, и удивленно поворачивается к заспанному и явно злому мужчине, стоящему у соседней квартиры, который шипит на неё: — Хватит шуметь, мразь, а то полицию вызову, — и он уходит, так громко, с силой хлопнув дверью, что стены затряслись, а со стен посыпалась штукатурка. В квартире, в которую ломится Юля, что-то с треском падает, а потом слышатся шаги и ругательства. Девушка, поняв, что Игорь, кажется, пришёл в себя, снова начинает стучать в дверь. Человек по ту сторону, судя по звукам, замирает, а потом идёт к двери. Пчёлкина облегченно вздыхает, когда замок щёлкает. Перед ней предстаёт заспанный Игорь, одетый в большую и знакомую Юле футболку: она точно помнит, что в такой она видела Серёжу. Гром выглядит замученно: синяки под глазами, сбитые костяшки. Пока Пчёлкина рассматривает его, Игорь успевает сделать шаг вбок, чтобы впустить её. Она заходит, и в глаза сразу бросается причина недавнего грохота: боксёрская груша, ещё вчера спокойно висевшая под потолком, валяется на полу в окружении кусков краски и прочей пыли. Гром следит за взглядом Юли, смотрит на бардак, пренебрежительно махает рукой, бессловесно говоря, что это всё – ерунда, и идёт на кухню, ставит чайник и достаёт кофе из шкафа, а потом направляется к холодильнику и достаёт замороженный чизкейк. Игорь краем глаза замечает, что Пчёлкина хочет что-то сказать, открыв рот, но потом быстро захлопывает его и виновато улыбается. Гром тоже кривит губы в подобии ухмылки, но получается что-то, больше похожее на гримасу боли. Завтракают они молча. Допив кофе и вымыв кружку, Игорь тихонько направляется к дивану, куда и забирается с ногами, прижав коленки к груди и обняв их руками. Юля осторожно подходит к Грому, держа кружку с недопитым – и на удивление неплохим – кофе. — Эй, как ты? Игорь резко усмехается, но с ухмылкой контрастируют глаза, полные пустоты и боли в глубине. Он поднимает взгляд на неё и начинает истерически ржать. — Глупый вопрос, — сквозь смех выдавливает из себя Гром. У Пчёлкиной глаз начинает дергаться, ведь она никогда не видела Игоря в таком состоянии. Ей на секунду показалось, что у того началась истерика, а потом Юля понимает, что ей не показалось. У Грома по щекам уже текут слезы, хотя он всё ещё смеётся. Девушка подходит к Игорю ближе, осторожно садится рядом и лихорадочно думает, как можно отреагировать, ведь Юля никогда не заставала его в таком состоянии. Когда она придумывает примерный план действий, Гром закрывает лицо руками и рыдает в голос, наплевав, что рядом подруга, при которой он никогда не выражал свои эмоции так ярко. Пчёлкина аккуратно обнимает Игоря, ожидая, что тот её оттолкнёт, но он никак не реагирует на это действие, продолжая всхлипывать. Юля секунду думает, и затем шепчет: — Я утром ещё раз позвонила в больницу, — Гром поднимает голову, выжидательно смотря на неё. — Он жив. Даже пришёл в сознание. Руку ему зашили. Скоро переводят в психиатрическое отделение. — Откуда?.. — Сегодня трубку взяла очень разговорчивая женщина. Она мне выдала всё, даже не спросив, кто я. Игорь благодарно кивает, быстро, но аккуратно выбирается из объятий Юли, направляясь в ванную. За то время, что Грома нет, Пчёлкина проверяет телефон, торопливо пишет Дубину, что Игорь «жить будет», гуглит разные спокойные кафешки неподалёку, чтобы вывести вечером их троих отдохнуть и отвлечься от ситуации с Разумовским. Гром выходит, умывшись, и Юля отмечает, что его глаза и нос заметно припухли.