сладость или гадость?

Серёжа и Игорь рано ложатся спать, ведь Разумовский постоянно сонный из-за недавно выпитых таблеток, да и привык он к больничному режиму. Гром перед сном уточняет, точно ли тот принял всё лекарства, на что Серёжа вяло кивает и засыпает. И Игорь тоже отрубается, чувствуя такое родное тепло под боком и приятную тяжесть перекинутой через его грудь руки Разумовского. Но ночью Гром просыпается из-за грохота. Он подскакивает, плохо соображая, но собираясь кого-нибудь защищать. Рабочая привычка. И Игорь видит, что Серёжа скорчился на полу, видимо, упав. Гром не успевает сообразить, что делать, а парень, что-то шепчущий до этого, закрывает голову руками, рыдает в голос и иногда умоляющим голосом говорит «замолчите, замолчите, прошу, замолчите». Игорь аккуратно подходит к нему, и Разумовский поднимает взгляд, его глаза расширяются, а на лице виден страх. Дичайший ужас. Он отползает куда-то в угол, судорожно рыдая, громко всхлипывая и трясясь, начинает нервными движениями расчесывать руки, говоря что-то невнятное испуганным голосом, а потом и вовсе крича что-то про кровь, пауков и голоса: — Кровь! К-кровь… п-почему… они вез-зде… пожалуйста, уйдите, п-прочь, пожалуйста… — и он снова начинает рыдать, будучи не в силах говорить что-то ещё, и дерёт руки, будто на них кто-то есть, будто Серёжа пытается кого-то убрать, вытащить прямо из-под кожи. И тут Гром соображает, что у Разумовского сейчас галлюцинации. Он быстро идёт на кухню, хватает бумажку, на которой психиатр написал, в какой дозе пить препарат при галлюцинациях, достает из блистера таблетку, ловким движением разламывает её надвое, и, оставив половинку на столе, хватает наполовину пустой стакан с водой и идёт обратно. Игорь осторожно садится на корточки напротив Серёжи, оставляя между ними пару метров и ставя стакан на стол недалеко от дивана. Тот испуганно смотрит на него, но не пытается убежать, лишь говоря: — И-игорь? Эт-то т-ты? Н-н… — Разумовский задыхается. — Н-настоящий? — Да, Серый. Это я. Настоящий. Разумовский тянется к Грому, чтобы укрыться, сбежать от пугающих насекомых. Он прижимается, плачет, не может нормально дышать, обвивает Игоря руками и ногами, а затем, с трудом вдохнув, спрашивает: — Эт… эт-то всё ре-реально? — Я реален. А пауков и крови здесь нет, милый. Они сидят практически неподвижно, Гром только легонько поглаживает Серёжу по спине. Игорь понимает, что Разумовскому надо дать выпить таблетку, которую выписал психиатр на случай галлюцинаций. Только Гром чувствует, что Серёжа чуть успокаивается, и он поймёт его слова о лекарствах правильно, как вдруг парень дёргается, нервно и быстро оглядывается, а глаза снова наполняются слезами. Игорь реагирует мгновенно, немного отстраняясь и спрашивая: — Что ты слышишь? — Он-они говорят, ч-что… — Разумовский издаёт пугающий звук, похожий на всхлип и жалобный стон одновременно, заливаясь слезами. — Т-т-тебя н-не-ет, т-ты умер, а я п-просто с-сум-масшедший… — Солныш, чудо моё, — Гром старается говорить как можно более спокойно, чтобы парень почувствовал, что он говорит правду. — Я настоящий. А тебе обязательно станет лучше, ты слышишь? Полегчает. Всё будет хорошо. И… — Игорь вздыхает, не зная, как сформулировать мысль. — Ты помнишь, что тебе выписывали лекарство на случай… галлюцинаций? Надо его выпить. И ты почувствуешь себя лучше. Серёжа тыкается влажным носом в шею, вслушиваясь в слова. Он не перестает дрожать, и медленно, но послушно отстраняется. У Грома неприятно щемит в груди от вида такого Разумовского, но он передаёт ему таблетку, протягивает ему стакан с водой. Серёжа выпивает лекарство, но потом резко дёргается и оборачивается, а из ослабевших пальцев выпадает чашка, отчего и раскалывается на две части. От звука разбившегося стекла парень сжимается ещё сильнее, а руки уже трясёт так, что он явно не удержит ни одну вещь. Игорь быстро встаёт, переступая через осколки и приближаясь к Серёже, протягивая ему руки, а Разумовский, медленно осознав, что от него хотят, хватается за них. Гром аккуратно поднимает парня на ноги, а затем берёт его себе на руки, чтобы положить Серёжу на кровать. Потом Игорь подбирает осколки и тщательно моет пол, чтобы убрать стеклянную стружку, а убедившись, что всё чисто, быстро идёт в ванную, хватая вату и обеззараживающее средство, и в гостиной забирается к Разумовскому. Тот лежит ровно в той же позе, в которую его положил Гром, не шевелясь и лишь изредка моргая. — Хей, — тихо произносит Игорь, — Серёж, ты сейчас слышишь или чувствуешь… что-то ещё? Он лежит и безжизненным взглядом отёкших глаз смотрит на Грома, будто не осознавая, что происходит. Затем он слабым, охрипшим, будто не своим голосом говорит: — Немного. — Скоро лекарство подействует, солнце. Это пройдёт, — Игорь вздыхает, мягко касаясь рукой спутанных волос и поглаживая их. — Можно я обработаю твой… ушиб? Ты немножко разодрал коленку. Разумовский еле заметно кивает, а Гром быстро и ловко протирает ватой чужую кожу, отчего Серёжа чуть морщится, и заклеивает ранку пластырем, невесомо целуя место над царапиной. Парень судорожно вздыхает, а затем шепчет: — Обними меня и не отпускай. Прошу. Игорь ложится рядом с Разумовским, приглашающее раскидывая руки, а Серёжа прижимается к нему, как будто ища защиты. Гром снова начинает гладить его по спине, шепча что-то успокаивающее. Они так и лежат, пока Разумовский не засыпает.