And no one's gonna save you from the beast about to strike (Because you live with them)

Мягкими шагами Феликс подошёл к гостиной, остановившись у ее порога, раскаленная усталость жгла глаза. Он не был удивлен зрелищем перед ним; Чан аккуратно сидит на диване, изумрудные глаза полностью сосредоточены на винтажном ситкоме на телевизоре. Маленькая улыбка с ямочками появляется на губах вампира, но его глаза явно находятся в каком-то далеком месте и времени. Эпоха, забытая песками времени, но такая же реальная и осязаемая для Чана, как лепестки увядшей розы. Феликс бессознательно зевнул, растянул губы и потер глаза маленьким кулачком. Он измучен. Он измучен, потому что страдает бессонницей. У него бессонница, потому что он в ужасе. Прошло около недели с тех пор, как Югем напал на него. Нападение травмировало весь ковен, но самое глубокое воздействие оно оказало на Феликса. С того самого дня он стал все более пугливым. Находясь дома, он избегает любой темноты, как чумы. Его комната превратилась в настоящую камеру пыток во тьме, его глаза отказывались закрываться из-за страха, что кто-то крадется из темноты и подкрадывается к его фигуре, готовый нанести удар и убить. Даже малейшее пятнышко тени вызывает болезненные когти страха, впивающиеся в плоть Феликса, его разум рисует ужасающие картины монстров, лежащих в ожидании в бархатной темноте, жаждущих наброситься на Феликса и уничтожить его. Феликс никогда не боялся темноты, даже в детстве. Он никогда бы не подумал, что она сейчас поднимет свою уродливую голову. Но его страх перед бесформенными тварями, преследующими его из тени, не так бесформенен, как кажется Феликсу. Он не боится оборотней вроде Чонина или демонов вроде Джисона. Нет, Феликс теперь боится одного вида существ, и только одного. Вампиры. — О, Феликс! Я тебя не заметил, — тихо сказал с яркой улыбкой, нетерпеливо махнув Феликсу, чтобы тот присоединился к нему на диване. Феликс боится вампиров. А еще есть Чан. Феликс проигнорировал мурашки, грызущие его плоть, вызванные темнотой гостиной, окружавшей его, и пришпорил свои негнущиеся ноги, чтобы рысью подойти к Чану. Феликс плюхнулся на подушки, легкая улыбка тронула его губы, когда он увидел широкую, глупую ухмылку Чана. И знакомого вида кривой улыбки вампира достаточно, чтобы успокоить его постоянно бьющееся сердце. — В чем дело, Ликс? Хочешь, я заставлю тебя снова заснуть? — спросил Чан, по-щенячьи наклонив голову, пушистые светлые локоны упали на его нефритовые глаза. Феликс с тихим смешком покачал головой. — Нет, хен. Я не могу заснуть, но я действительно хотел бы провести некоторое время с тобой здесь, — пробормотал он, его пухлые губы надулись, когда он рассеянно вертел большими пальцами. Феликс терпеть не мог оставаться один в своей спальне, ненасытно желая уюта, которым Чан почти мгновенно окутал его. Чан, казалось, был ошеломлен этой просьбой, его глаза слегка расширились, а бледные губы приоткрылись от удивления. А затем на его губах снова появилась широкая, сияющая улыбка. — Конечно, можешь! Устраивайся поудобнее, Ликси, — проворковал Чан, похлопывая себя по бедру. Добродушно закатив глаза, Феликс свернулся калачиком на подушках, удобно устроив голову на мускулистом бедре Чана. Вампир положил бледную руку на мандариновые локоны Феликса, успокаивающе поглаживая шелковистые пряди. Холодная плоть ладони Чана помогла успокоить измученные нервы Феликса, помогла уменьшить жжение его лихорадочной кожи. Они оставались так некоторое время, спокойствие иногда нарушалось чередой беззаботных смешков Чана, вызванных винтажным ситкомом, все еще играющим в абсолютно черной комнате. Там была изображена супружеская пара, постоянно ссорящаяся и вцепившаяся друг другу в глотки. Феликс не мог не заметить резкую разницу между сладким хихиканьем Чана и жутковатым роботизированным смехом, льющимся из телевизора. Феликс попытался сосредоточиться, но его слишком отвлекала всеохватывающая темнота гостиной. С бешено бьющимся сердцем Феликс готов был поклясться, что увидел пару сияющих золотых глаз, глядящих на него из обсидиановой бездны. Но с дрожащим вздохом он понял, что это всего лишь блестящая металлическая ручка входной двери, отражающая блуждающие блики света, отбрасываемые телевизором. Он подсознательно вцепился в ткань джинсов Чана, борясь с предательским ядовитым клокочущим ужасом в животе. — Хен, — практически всхлипнул Феликс, прежде чем его разум смог остановить его губы. Чан что-то промурлыкал в ответ, продолжая нежно поглаживать рыжие локоны Феликса. — Мне страшно. Феликс почувствовал, как рука Чана замерла над его волосами. Чан повернулся, потянув Феликса вверх, так что теперь они сидели лицом друг к другу. Его рука легко нащупала пульт и, не задумываясь, он выключил ситком. — Страшно? Чего ты боишься, Феликс? — прошептал Чан, прикусывая нижнюю губу. Его брови сошлись вместе, в нефритовых глазах мелькнула искорка беспокойства. Взгляд Феликса метнулся от этих светящихся зеленых глаз, уставившись куда-то еще, пока он набирался храбрости, чтобы признаться Чану. Но его взгляд случайно скользнул по темным углам гостиной. Он почувствовал, как знакомые скрюченные руки ужаса поползли вверх по его спине. — Вампиров. Его голос был едва слышен даже для него самого, но он не пропустил, как дыхание Чана запнулось в его груди, как его кадык подпрыгнул от силы его глотка. Конечно, Чан слышал его шепот громко и отчетливо. Потому что Чан – вампир. И Феликс мог поклясться, что только что услышал, как замершее и покрытое инеем сердце Чана бьется за его немертвыми ребрами. — Ты боишься меня, Феликс, — заговорил Чан после, казалось, вечной тишины, голос теперь казался еще более глубоким, чем чернота по краям комнаты, сдерживаемая только искусственным светом приглушенного телевизора. Это даже не было похоже на вопрос, скорее на пустую, болезненную констатацию. Феликс резко вскинул голову, его глаза расширились, а челюсть грозила провалиться сквозь пол. — Н-нет! Конечно, нет, хен! Я никогда не смогу тебя бояться. Я просто... Я боюсь вампиров, которые не являются тобой, — Феликс отчаянно пытался привести в порядок свои беспорядочные, бессвязные мысли, чтобы доказать Чану, что он говорит правду. Чан значит для Феликса больше, чем весь мир. Чан – это причина, по которой он до сих пор жив. Феликс почувствовал, как густые капли падают ему на руки, и запоздало понял, что плачет. Он даже не заметил стекающих по щекам стеклянных струек, слишком ошеломленный заявлением вампира, чтобы заметить. Чан, казалось, обдумывал его слова, его пухлые губы все еще были сжаты в твердую линию. Его глаза, раскаленные и освещенные изнутри, выглядят такими печальными... печальными, разбитыми и пустыми. Чан позволил грохочущему, невероятно тяжелому вздоху сорваться с его губ, прежде чем заговорить. — Честно говоря, Феликс, — прошептал Чан, — я тоже боюсь вампиров. Феликс замер, парализованный словами, которые Чан только что произнес в полуночном воздухе. Он не знал, что сказать в ответ на такое признание. Поэтому он просто поднял крошечный кулачок, чтобы вытереть слезящиеся глаза, – безмолвный намек на то, что Чан должен объясниться. Чан, кажется, снова услышал его громко и отчетливо. — Я не такой, как большинство вампиров, ты же знаешь. После того, как меня обратили, я поставил себе целью как можно больше отличаться от них. Вампиры... животные и нуждающиеся. И чаще всего они жестокие, они готовы предать что угодно и кого угодно за малейший глоток крови, — выплюнул Чан, бессознательно скривив губы в оскале. Отвращение и горечь пропитывают каждое слово. — Я был так близок к тому, чтобы превратиться в отстраненное, кровожадное чудовище, как они. Я стоял на краю обрыва, и если бы упал, то стал бы таким же, как они: безмозглой машиной для убийства, управляемой изнутри зверем внутри каждого из нас. Но я боролся с этим чудовищем, я боролся так упорно. И я победил, — Чан едва не зарычал. Феликс почувствовал, как по спине пробежали электрические мурашки. — Я не предан вампирам, — продолжил Чан, выводя Феликса из оцепенения. — Особенно после... — он замолчал, изумрудные глаза видели, как Феликс мгновенно напрягся, мускулы окаменели, когда страх вернулся. — После того, что случилось, — Чан сумел выдавить из себя едва слышный шепот. Феликс просто молча кивнул и шмыгнул носом, новая волна слез уже текла по его щекам. — Хен, я... прости, я не должен был- — Феликс подавился комком в горле, внезапно почувствовав жгучую вину за то, что обременял Чана откровениями, вызванными признанием его новообретенного страха. — Феликс, — прервал его Чан, в его голосе звучала бархатистая смесь силы и любовного утешения. Чан поднес свои бледные руки к влажным щекам Феликса, его большие пальцы скользнули по коже и легко смахнули капли, падающие из глаз человека. — Я сделаю все, чтобы защитить тебя. Мне все равно, скольких из моего вида мне придется убить, чтобы убедиться, что ты в безопасности, — заявил Чан, уверенность окрашивала каждое слово, несмотря на мягкий тембр его голоса. Феликс почувствовал, как его сердце заколотилось в груди, бессознательно растворяясь в двух ладонях, все еще нежно обхватывающих его щеки. — Спасибо, хен. За все, — пробормотал Феликс, голос все еще был невнятным из-за слез, стекавших по его коже. Чан позволил улыбке, маленькой и нежной, расцвести на его губах. Молча наклонившись вперед, Чан запечатлел целомудренный поцелуй на лбу Феликса. Только после невероятно мягкого поцелуя Чан убрал руки с того места, где они, казалось, были постоянно прикреплены к щекам Феликса; нежно взяв человека на руки, он крепко прижал его к своему телу. Чан мягко откинулся на подушки, Феликс уткнулся носом в сильную грудь вампира. Человек свернулся калачиком в успокаивающих объятиях Чана, знакомая тяжесть его загорелых рук вокруг талии Феликса уже позволяла сну просочиться в его мышцы. — Поспи сегодня со мной, Феликс. Я позабочусь, чтобы ты был в безопасности, — прошептал Чан. Феликс бросил последний взгляд в темные углы гостиной; он не чувствовал страха. Феликс не ответил, только прижался щекой к фарфоровым плоскостям груди Чана, когда сон овладел им. Он смутно заметил пустоту за ребрами Чана, когда тот погрузился в сон. Но ему все равно. Чан может быть вампиром, но это нормально, так как Феликс больше не думает, что он боится его немертвых сородичей. Потому что Чан всегда будет рядом, чтобы защитить Феликса. Всегда.

‹›‹›‹›

— Чан-хен, я плохо себя чувствую, — прошептал Феликс вампиру, его губы сжались в тревожную линию. — Я чувствую, что сейчас случится что-то плохое. Желудок Чана скрутило от слов Феликса, как будто нервы человека заразили его собственное тело после того, как его слова попали в воздух. Феликс никогда раньше не говорил Чану ничего подобного, так что вампир не может не думать, что его предчувствие должно быть обоснованным. Тем не менее он изобразил на губах улыбку, стараясь, насколько мог, успокоить человека. — Не волнуйся, Ликс. Все в порядке- — но его мгновенно прервали, как будто сама Вселенная хотела доказать, что они ошибаются. Потому что именно в этот момент Чан услышал громкий стук в парадную дверь. Он нахмурил брови: сегодня они никого не ждали. Используя свою сверхскорость, Чан оказался у двери через несколько секунд после того, как услышал стук. Распахнув дверь, глаза Чана мгновенно остановились на паре слишком знакомых пронзительно-синих радужек. Его рот открылся, и с губ сорвался тихий вздох. Похоже, Феликс обладает большей интуицией, чем показывает. — Б-Бэмбэм?!

‹›‹›‹›

Феликса заверили, что он успешно преодолел свой страх перед вампирами. Благодаря его разговору с Чаном прошлой ночью, он был свободен от гнетущей тяжести постоянного ужаса, который грыз его плоть. До тех пор, пока громкий стук в дверь не вернул его обратно в агонию мучительного страха. Он не может отрицать того, что с самого утра в животе у него скрутило гнетущее чувство, сопровождаемое безошибочным покалыванием мурашек на коже. Это страх, глубоко укоренившийся, первобытный страх, который Феликс хотел бы никогда больше не испытывать. Стук в дверь заставил его сердце упасть, каждый удар посылал ударные волны через его тело. Он не может не беспокоиться, что его неумолимое чувство страха осуществится с приходом незнакомца. Феликс сидел на диване с Минхо, озабоченный Джисон играл в какую-то детскую игру на своем телефоне в кресле рядом с ними. Однако их внимание тут же переключилось на стук, и глаза дружно метнулись к двери. — Б-Бэмбэм?! — воскликнул Чан, открыв входную дверь и впустив таинственного посетителя. Кровь Феликса мгновенно превратилась в лед в его венах, его глаза выпучились. Он узнал бы это имя где угодно. И Минхо, очевидно, тоже. Темный маг мгновенно оживился, его жесткие глаза насторожились, когда он обернул руку вокруг Феликса, притягивая человека вплотную к своему боку. Даже Джисон мгновенно сунул телефон в карман при упоминании этого имени, его насыщенные карие глаза внезапно изменились на темно-бордовый оттенок. После нападения Югема на Феликса, Чан рассказал мальчикам, что Бэмбэм – его давний друг и коллега-вампир, который взял на себя смелость рассказать теперь уже покойному вампиру о присоединении Феликса к ковену. Из-за Бэмбама Феликс был в нескольких секундах от смерти, поэтому у них не слишком приятная реакция на присутствие Бэмбэма. Чан, казалось, был более чем ошеломлен, увидев своего старого друга-вампира в их доме, когда он молча впустил другого его с расширенными, пустыми глазами. Бэмбэм, несомненно, красив, но как только Феликс увидел его бледно-бирюзовые глаза, он почувствовал, как его сердце неумолимо заколотилось о ребра. Он клянется, что почувствовал, как одна или две кости треснули, как ветки. Эти глаза... Он чувствовал, что они видят его насквозь, они смотрят прямо в его душу, в его трепещущее сердце. — Бэм, что ты здесь делаешь? — прошептал Чан сквозь стиснутые зубы, реальность последствий визита Бэмбэма могла затуманить его мозг. Не поймите Чана неправильно, он любит Бэмбэма. Любит его всем своим холодным, мертвым сердцем. Но Бэмбэму сейчас здесь не место. Чан только помог Феликсу с его страхом перед другими вампирами, так что последнее, что ему нужно, это чтобы его друг снова разжег ужас, который теперь вырвался из сердца Феликса. Не говоря уже о том, что Феликс знает, что именно из-за Бэмбэма Югем узнал о его местонахождении, о самом его существовании. Сказать, что Бэмбэм сейчас не желанный гость было бы преуменьшением. И если застывшее на лице Феликса окаменелое выражение что-то значило, то, похоже, худшие опасения Чана уже оправдались. Человек не сводил глаз со своих рук, ладони были мокрыми, когда он костяшками пальцев вцепился в грубую ткань джинсов. Феликс смутно заметил, как Минхо крепче сжал его дрожащее тело, но он едва мог осознать это из-за оглушительного звона в ушах. — Что, мне нельзя навестить своего старого друга и наконец-то познакомиться с теми парнями, о которых ты не перестаешь болтать? — задумчиво произнес Бамбам с легким смешком, отмахиваясь от явно встревоженного поведения Чана. Понимающий вздох сорвался с губ Чана. Не без предупреждения, как сейчас, — подумал он. Бэмбэм должен был, по крайней мере, сообщить Чану о своем предстоящем визите, чтобы он мог безопасно вытащить человека из дома. Но нет, Бэмбэм ничего не сказал, и вот он здесь. И Чан уверен, что видит, как по щекам Феликса вот-вот потекут слезы. Но при этих словах Бэмбэм мгновенно обратил внимание на троицу парней, сидевших в гостиной, и приподнял бровь, а его полные губы слегка дернулись. — А, это, должно быть, некоторые из членов ковена, о которых я так много слышал. Прежде чем Чан успел сказать еще хоть слово, Бэмбэм направился к парням, его шаги были такими легкими и грациозными, что он словно парил над досками пола. Из груди Феликса начали вырываться все более короткие, судорожные вдохи. Он чувствует головокружение, чувствует, как его мозг растворяется в статике, когда другой вампир подошел к ним. Он чувствует себя как бедный олененок, пойманный в ловушку, чувствует, как самый большой, самый плохой волк, которого вы можете себе представить, подкрадывается к нему. Он крепко зажмурился – чтобы прогнать слезы, затопившие его глаза, и чтобы не видеть голубоглазого вампира. Минхо и Джисон не сводили глаз с Бэмбэма, словно два льва, готовые в любой момент наброситься на него. Они были там во время нападения Югема, ужасающие воспоминания о том дне затопили их умы, как разрушенная плотина. Только не снова, — говорили их глаза. — Мы не позволим тебе снова причинить ему боль. Кристально-голубые радужки Бэмбэма сначала упали на Минхо, словно нарочно зализывая фигуру явно перепуганного Феликса. Его улыбка осталась на губах, несмотря на сердитый взгляд Минхо, направленный на него. — А кем бы ты мог быть? — спросил он у темного мага, изящно склонив голову, как будто Минхо был членом королевской семьи. Взгляд Минхо превратился в хмурую гримасу, его губы скривились в оскал. Он выглядит так, словно находится всего в нескольких секундах от того, чтобы полностью разорвать грудную полость Бэмбэма. — Минхо, — это все, что он сумел выдавить из себя, чувствуя, как его магическая сила начинает течь по венам. Лед и огонь, молния и гром – все сошлось в теле одного очень сердитого человека. С таким же успехом он мог быть ядом оккультной ярости, готовым превратить Бэмбэма в пепел. Однако Бэмбэм, казалось, был удовлетворен его кратким ответом, и затем обратил свое внимание на Джисона. Когда его глаза остановились на нем, демон испустил громкое, беззастенчивое рычание — животное и ужасающе примитивное. Бэмбэм был совершенно не в восторге от этого рычания. Либо так, либо он очень убедительный актер. Прежде чем он успел спросить у Джисона его имя, голос демона зазвенел в тишине: — Джисон. Демон. Его обычно радостный тембр теперь невероятно глубок и грозен, посылая ледяную волну по комнате. Слова прозвучали как раскаты грома, когда они слетели с его губ, и его глаза пылали огненно-красным, как будто расплавленная лава вошла в его радужки. Непостижимо древняя сила течет через каждую мышцу тела Джисона. Это та сила, которая толкает воздух в подчинение, пока вы не почувствуете его присутствие на трех континентах. Вид энергии, которая замыкает предохранители и заставляет сеть питания во всем районе мигать и исчезать. Вид силы, глубоко укоренившейся с магмой под земной корой и кальдерой действующих вулканов. Бэмбэм только промычал в ответ: — Ты далеко от дома, не так ли? — сказал он, его губы изогнулись в ухмылке, а бирюзовые глаза окинули его взглядом. Выражение лица было на грани пустоты, и клубы густого дыма с таким же успехом могли исходить из пор Джисона. Джисон не ответил, если не считать его второго устрашающего рычания. — Ну, не могу сказать, что это самый теплый прием, — заметил Бэмбэм с хриплым смехом, поворачиваясь, чтобы посмотреть в нефритовые глаза Чана. Тот теперь стоял немного позади другого вампира, выглядя встревоженным и более чем немного рассерженным. — Бэмбэм, они немного... — начал Чан, стараясь говорить как можно ровнее. Далеко он не ушел. — Из-за тебя Феликс чуть не погиб. Извини, что мы не очень рады встрече с тобой, — рявкнул Минхо, сверкая глазами. У Чана перехватило дыхание, ногти оставили полумесяцы на коже ладоней. Со своего места, прижатого к Минхо, Феликс не мог удержаться, чтобы не уткнуться лицом в бок темного мага. Слезы хлынули из его глаз, пропитывая ткань джемпера Минхо. Бэмбэм в замешательстве склонил голову набок, готовый спросить, о чем, черт возьми, они могут говорить. У Джисона были другие планы. — Он был почти убит из-за тебя, — проревел демон, его глаза светились таким интенсивным красным светом, что они действительно выглядели как вулканические угли. — Тебе повезло, что я не разорвал твое чертово горло. Чан заставил себя сглотнуть, несмотря на тесноту, душившую его изнутри. Это плохо. Очень, очень плохо. Он должен решить ситуацию, и быстро, прежде чем Джисон начнет действовать в соответствии со своими сильными желаниями. — Бэм... вся эта история с Югемом... — Чан с трудом преодолел преграду в горле, убедившись, что заявление должно быть как можно более спокойным, поскольку Феликс все еще присутствовал в гостиной. — Я... я не понимаю, — прошептал Бэмбэм, его глаза наконец-то обратили внимание на Феликса, когда ужасное осознание отразилось на его лице. Человек позволил жалобному всхлипу сорваться с его губ; он больше не мог этого выносить. Вырвавшись из защитных тисков Минхо, он почти выбежал из гостиной и побежал вверх по лестнице. Звук его страдальческих всхлипов эхом разносился по первому этажу. Дрожащий вздох сорвался с бледных губ Чана, он почувствовал, как будто весь его мир рушится вокруг него, а он просто стоит там: онемевший и беспомощный. Бросив на Бэмбэма последний, ощутимый взгляд ненависти, Минхо и Джисон поднялись со своих мест и поплелись вверх по лестнице вслед за Феликсом. Бэмбэм встретился взглядом с Чаном, его светлые глаза широко раскрылись, а скульптурные брови нахмурились в замешательстве. — Чан, о чем ты говоришь? Чан не мог поверить своим ушам. Он не знает. Он действительно понятия не имеет, в какой ужас поверг их его маленький комментарий про Югема. Чан вздохнул в сотый раз за день, жестом приглашая Бэмбэма присесть на опустевший диван. Он посмотрел прямо в глаза другу, подбирая нужные слова. Хотя он не уверен, что они вообще существовали. Он резко втянул в себя воздух и позволил словам слететь с губ. — Югем пытался убить Феликса.

‹›‹›‹›

— Ч-Чан, я и понятия не имел! Я никогда не думал, что Югем сделает это после того, как я сказал ему, что ты взял человека в свой ковен! — завопил Бэмбэм ломаным голосом. — Я знаю, Бэм. Но я просто хочу, чтобы ты понял, почему парни были... не очень рады видеть тебя, — Чан говорил как можно мягче, поднимая бледную руку, чтобы потереть затылок. Голова Бэмбэма с блестящими черными локонами подпрыгнула в долгом понимающем кивке. — Я их не виню, — пробормотал он. — Я... я должен идти, — быстро добавил он, нервно бросив взгляд на лестницу, по которой бежал Феликс. — Пожалуйста, передай Феликсу, что мне очень жаль, — пробормотал Бэмбэм, с трудом сглотнув. Чан просто кивнул, не зная, как ответить. Он проводил Бэмбэма до двери, сжимая руки с остаточной нервной энергией. Он неуклюже обнял Бэмбэма, укол грусти отозвался эхом в его безмолвной груди от ощутимого отчаяния, сияющего в глазах друга. Бэмбэм был огромной частью существования Чана. Черт возьми, это из-за него Чан сегодня вообще ходит. Он не хотел бы ничего больше, чем догнать своего давнего друга, вспомнить о подъеме и падении эпох, которые они прожили вместе. Но члены его ковена — и их душевное спокойствие — важнее. — Я приглашу тебя в ближайшее время, когда ему будет... легче. Я уверен, что ты бы ему очень понравился, если бы вы поговорили по-настоящему, — тихо пробормотал Чан. Бэмбэм обдумывал слова Чана, его пухлые губы все еще были сжаты в твердую линию. Тем не менее, он позволил своему лицу немного смягчиться, жесткость немного исчезла с его лица. — С удовольствием.

‹›‹›‹›

Чан повернул ручку в комнату Феликса, облегчение омыло его напряженные мышцы от тишины, исходящей изнутри. Войдя в спальню, Чан не смог сдержать милой улыбки, мелькнувшей на его губах. Феликс свернулся калачиком в объятиях Минхо, глаза мягко закрыты, выражение лица ровное. Джисон аккуратно сидит, скрестив ноги, на оставшемся месте на кровати, его маленькие руки гладят шелковистые локоны Феликса. Взгляд Минхо остановился на Чане, и он не смог остановить рубиновый румянец, который окрасил его щеки; очевидно, он был менее чем горд своим предыдущим поведением. Однако Чан был далек от того, чтобы злиться на парней. Конечно, ему было больно видеть их не слишком приятную реакцию на одного из его лучших и старейших друзей, но он понимал, откуда она взялась. Они любят Феликса. Они хотят защитить Феликса так же отчаянно, как и Чана. Как он мог винить их за это? Словно почувствовав успокаивающее присутствие Чана, Феликс осторожно приоткрыл глаза, мгновенно обнаружив нефритовые глаза вампира как магнит. — Хен? — тихо сказал он, словно образ Чана был всего лишь мерцающим миражом в пустыне. — Привет, Ликс, — мягко произнес Чан, протягивая бледную руку вперед, чтобы погладить бархатистую кожу щеки Феликса. — Он ушел. И он чувствовал себя ужасно из-за всего. Чан заметил, как взгляд Феликса скользнул в сторону, кожа под его ладонью нагревалась с каждой секундой. Феликс просто кивнул, слегка сглотнув. — Мне очень жаль, хен, — пробормотал он, и его нижняя губа задрожала. Джисон отвел взгляд в дальний угол комнаты Феликса, явно не желая видеть боль на лице своего лучшего друга. Чан хрипло рассмеялся, слегка покачав головой в ответ на извинения Феликса. — За что? За то, что ты имеешь эмоции? Тебе не за что извиняться, Феликс, — сказал Чан с любящей улыбкой, его изумрудные радужки сверкнули, когда Феликс уткнулся носом в ладонь, все еще сжимавшую его щеку. — По правде говоря, я считаю тебя очень храбрым, — продолжил Чан, встретившись взглядом с сияющей парой глаз Минхо; темный маг кивнул в соответствии с заявлением вампира. — Храбрым?! Хен, ты забыл, что я убежал в слезах ? — заскулил Феликс, надув губы, тепло на его щеках только усиливалось, согревая кожу замерзшей ладони Чана. — Ну и что? Ты можешь плакать и все равно быть храбрым, Феликс. Тебе не нужно подвергать себя своим страхам, чтобы доказать это. Тебе позволено убегать ради собственного благополучия, и ты не будешь менее смелым. Феликс, однако, кажется, более чем озадачен чувствами Чана. Улыбка тронула его губы, едва заметная, но несомненно присутствующая. — Я люблю вас, ребята, — прошептал Феликс, шмыгая носом, когда новая волна слез наполнила его глаза. Но на этот раз не от страха, а от переполнявших его чувств благодарности. — Мы тоже любим тебя, Ликси! — воскликнул Джисон. Несмотря на то, что он заговорил впервые с тех пор, как появился Чан, его голос вернулся к своему обычному детскому, возбужденному тону. Его некогда угрожающая аура, к счастью, исчезла в пользу ослепительных улыбок и звездных глаз. Минхо и Чан позволили хихиканью сорваться с их губ, позволяя радостному заявлению Джисона говорить за них всех. Часы тикали на прикроватной тумбочке Феликса; парни оставались вместе. Феликс снова заснул в объятиях Минхо; парни остались вместе. Джисон задремал, вскоре за ним последовал Минхо; парни остались вместе. Чан не сводил настороженного взгляда со своих любимых друзей, пока ночь таяла, превращаясь в утро; парни оставались вместе. Солнце начало подниматься, когда сиреневый рассвет сменился бледно-голубым утром; парни остались вместе. Они всегда будут вместе. Ничто — никто —никогда этого не изменит.