* * *
Том подождал, пока они благополучно доберутся до его кабинета, прежде чем отпустить авроров. Конечно, не было никаких причин полагать, что Гарри нападёт на него и попытается обрушить крышу на его голову, когда он только что спас Тома и некоторых из его лучших людей от той же участи, но всегда лучше быть осторожным, когда имеешь дело с Дамблдором и его Орденом. Затем он перегнулся через стол и схватил Поттера за руку. Поттер моргнул, поднял брови и не говорил ничего, пока пальцы Тома исследовали отметку феникса. Но, конечно, ничего не произошло, и дальнейшие исследования, разумеется, тоже ничего не дали. Голубое пламя вспыхнуло бы между ними в мгновение ока, если бы они были истинными родственными душами, и в дальнейшем прикосновении не было необходимости. Том медленно провёл рукой по столу, испытывая странное разочарование. Он уже прикасался к Поттеру однажды и знал, каким будет результат теперь. Но всё же были некоторые преимущества, которые он оценил бы, если бы этот человек был его родственной душой. Например, возможный уровень власти, и эти прекрасные зелёные глаза, и то, как его взгляд в течение секунды был прямым, прежде чем он опустил голову и уставился в пол с притворным смирением. — Я хочу знать, почему ты скрывал свою силу, — сказал Том. Он откинулся на спинку стула и скрестил ноги. Немногие видели его в такой непринуждённой позе, но, с другой стороны, мистер Поттер доказал, что он совсем не обычный человек. Поттер в течение секунды смотрел в пол. Потом он поднял широко раскрытые глаза и прикусил нижнюю губу. Он гораздо больше походил на человека, разбрасывавшего крошки за обедом, чем на того, кто сдержал пламенем крышу. Но Том знал, какой из них был настоящим. Он сдерживал своё удовольствие и ждал, когда Поттер откроет рот. Наконец это произошло. Поттер говорил так, словно ему приходилось взвешивать каждое слово и убеждаться, что оно правильное. — Я… Ну, я видел, как трещины расползлись. Я знал, что что-то пошло не так, иначе Вы, вероятно, трансгрессировали бы, как только они появились, сэр. Том невольно улыбнулся. Поттер изо всех сил старался изобразить из себя идиота, но для того, чтобы заметить такие вещи, когда его жизнь находится в опасности, требовался острый ум, работающий куда быстрее обычного в критической ситуации. Поттер моргнул и продолжил ещё медленнее: — Я хотел жить. Я знал, что умру, если эта крыша упадёт на меня. И все остальные в комнате — тоже, — Поттер притворился, что дрожит, и Том был абсолютно уверен, что это притворство. — Я проник глубоко внутрь себя и нашёл нечто, напоминающее сильную магию. Профессор Дамблдор сказал, что однажды он сделал то же самое, когда столкнулся с Гриндельвальдом. Вы знаете… — Поттер покраснел, а Том и тут был уверен, что это притворный румянец. Поттер опустил голову в явном смущении. — Конечно, Вы знаете профессора Дамблдора. Вы, должно быть, всё время говорите с ним о своих планах относительно Хогвартса. — Продолжайте, Гарри. — Ух ты, сэр! Это такая честь, когда кто-то столь важный обращается ко мне по имени. Брови Тома взлетели вверх. В обычной ситуации такого поведения — равно как и беспорядка за обедом — было бы достаточно, чтобы отпугнуть его, но они уже давно не были в обычной ситуации. Наверняка Поттер уже осознал это. Или убедил себя, что Том пропустит всё мимо ушей из-за того, что ему противны глупость и плохие манеры? Поттер доверительно наклонился вперёд и сказал: — Во всяком случае, магия оказалась там, когда мне это было нужно. Сомневаюсь, что я смогу сделать это снова. Если, конечно, моя жизнь не окажется в опасности, — он ещё немного прикусил губу, что — как Том был совершенно уверен — было притворной нервозностью. — Тогда я, наверное, смогу это сделать. Но надеюсь, что этого никогда не произойдёт! Вы же знаете, я не аврор! Том позволил смеху, последовавшему за этим заявлением, стихнуть. Затем он наклонился вперёд. — Нет, мистер Поттер. Вы — нечто гораздо более редкое и особенное. — Но не Ваш соулмейт, верно? — Поттер сумел пискнуть и покраснеть. Том был впечатлён его актерским мастерством больше, чем хотел, учитывая то, что — как он подозревал — Поттер, возможно, скрывал от него. — Я имею в виду… Не могу им быть. Вы схватили меня за запястье и пламя не появилось. Том слегка улыбнулся. — Нет, мистер Поттер. Я имею в виду, шпион из Ордена Феникса, который сумел найти способ обмануть сыворотку правды. Честно говоря, я впечатлён, — он откинулся назад и позволил своей улыбке исчезнуть. — Но сейчас честность произвела бы на меня большее впечатление. Скажи мне, почему ты решил раскрыть своё прикрытие именно сегодня?* * *
Дерьмо. Гарри внимательно рассмотрел Реддла и подумал, возможно ли, что он мог бы… Нет. Каждый признак — от сурового лица до потрескивания жужжащей силы, которую Гарри чувствовал вокруг Министра — предостерегал его ото лжи. Гарри задумался ещё на мгновение. Затем он выпрямился на сиденье и сложил руки на коленях, словно его переполняла ярость. Это приблизило его руку к портключу, который он носил каждый день — как пуговицу — и который никто никогда не замечал, потому что он был практически неактивен, пока не был пробуждён ударом магии Гарри. Мамины слова пульсировали у него в голове. Информация стоит меньше, чем твоя жизнь. И даже более того, информация, которую он передавал — а её никогда не было много — стоила меньше, чем любая другая. К примеру, та, которую Реддл мог бы выудить из его головы, если бы действительно думал, что Гарри шпион. Однако портключ заставил его чувствовать себя более комфортно. Так же, как и тот факт, что Реддл привёл Гарри в свой кабинет вместо того, чтобы бросить его в камеру. Он мог бы схватить его за запястье, а потом сделать это незамедлительно, и никто бы ничего не узнал. У Реддла были на него какие-то иные планы. — Ответьте так, чтобы я поверил, — сказал он и увидел, что Реддл оценил перемену в его голосе и в том, как он держался. — В то, что честность действительно произведёт на Вас впечатление. Какая доля правды мне здесь сойдет с рук? — Я подозреваю, что Вы скажете мне то, чего я не хочу слышать. — О, да. Министр Том Реддл. Убийца двоих детей шестьдесят лет назад. И их семей. Говорят, даже их домашних животных. Даже дальних родственников. — Повторение древних недоказанных утверждений не делает ваши доводы такими уж убедительными, мистер Поттер. — Я только начинаю, — сказал Гарри и услышал собственное рычание. Все эти годы, когда ему приходилось держать язык за зубами — рядом с Реддлом, рядом с людьми, которых он знал в Хогвартсе и в Министерстве — вся несправедливость того факта, что его родственная душа была ублюдком, потому что Судьбе не оставалось ничего лучше, чем вмешаться в его жизнь, накопились в нём и взорвались. — Знаете, я тоже просмотрел Ваш протокол голосования. О, это выглядит впечатляюще. Продвижение по службе для магглорожденных, принятие абсолютных запретов на охоту на магглов, улучшение практики наследования для незаконнорожденных детей-полукровок… Похоже, Вы ведёте войну против старой чистокровной элиты. Но потом взгляд обращается на другие голоса. Те, которые говорят, что воспоминания магглов, которые знают о магии, заблокированы, а не стёрты. С ними всё будет в порядке, пока они не попытаются поговорить с кем-то, кто об этом не знает. Если же это произойдёт, они будут прокляты и их разум окажется стёртым до уровня ребёнка. И замена дементоров в Азкабане заклинаниями собственного творения… — Они гуманны, уверяю Вас, — на губах Реддла играла застывшая улыбка. — Я обсуждал это со многими членами Визенгамота — гораздо более осведомлёнными, чем Вы, и… — Они выглядят гуманно, только если Вы не знаете, что в их основе лежит Легилименция, — Гарри наклонился, его руки теперь полностью сжали кнопку портключа. — Если Вы не знаете, что они вытаскивают воспоминания о преступлениях и мучают заключённых снова и снова, пока те не сойдут с ума. Реддл не двигался, но напоминал Гарри кота, у которого каждый волосок встал дыбом. Конечно, это была магия, танцующая вокруг него и предупреждающе вибрирующая, как целый рой пчел. — Заключённых регулярно выпускают из Азкабана, мистер Поттер. Никто из них не сумасшедший. — Пока не попадут в обстоятельства, которые напомнят им об их первоначальном преступлении. А потом их разум ломается. Вам это нравится, не так ли? Это то же самое наказание, которое Вы применяете к магглам, которые знают о магии. Реддл вскочил на ноги и обошёл стол. Гарри поднялся ему навстречу. Он не боялся. Ревущая ярость всё ещё наполняла его слишком сильно, как биение сердца заполняло слух после демонстрации магии в здании спутника Святого Мунго.* * *
Сильный, умный и дерзкий. Том поймал себя на мысли, что жалеет о том, что определённый человек не является его родственной душой больше, чем когда-либо за последние годы. И он придумал, как обмануть сыворотку правды. Именно это достижение заинтриговало Тома больше всего. Очевидно, у Гарри Поттера было много убеждений, и они выходили далеко за рамки простого желания равных прав для магглорожденных и полукровок. — Скажи мне, что ещё ты знаешь обо мне по твоему мнению, — выдохнул он, нависая над Поттером, который был ниже его на несколько дюймов, и наблюдая за изменениями в его лице. В большинстве случаев люди инстинктивно отступали от него, когда он был так близко. Они не могли выдержать давления его магии, независимо от того, чувствовали они её или нет. Поттер придвинулся на шаг ближе — так близко, что Том почувствовал парящий жар в его груди. Его собственная магия вспыхивала вокруг него, как невидимый фейерверк. «А ведь он слабее, чем обычно», — подумал Том, учитывая замечательную демонстрацию магии, которую тот устроил не более часа назад, но он также, казалось, быстро восстанавливался. — Я знаю, что Вы родом из проклятого маггловского приюта, и всё же, Вы презираете магглов, — Поттер уставился ему прямо в глаза — несмотря на свой невысокий рост — казалось, не заботясь о том, что это напрягает его шею. Его руки были сжаты в кулаки, и Том поймал себя на мысли, что хочет увидеть их раскрытыми — увидеть, как выглядит Поттер, когда он расслаблен. Он, вероятно, никогда не видел его настоящим. — Расскажи мне, откуда ты это знаешь. — Заклинания, стирающие сознание — лишь малая часть. Вы также финансируете исследования, направленные на то, чтобы обеспечить магией всех людей. Это один из способов избавиться от магглов, не так ли? Но предварительные результаты показали, что не все человеческие тела могут переносить магию, поэтому Вы также финансируете способы вызвать широко распространённую болезнь… Веселье Тома улетучилось. Всё остальное, насколько ему известно, было обычным разговором, который мог поддержать любой, кто уделил достаточно внимания его позиции в Визенгамоте, но вот это конкретное исследование находилось под строгой охраной в Отделе Тайн. Он протянул руку, чтобы схватить Поттера за волосы, но тот увернулся — его движения были такими грациозными и плавными, как будто он всё-таки прошёл обучение авроров. Он был лёгок на ноги, и его магия уже начала подниматься высоко, как волна. Том не знал никого другого, кто мог бы пройти через такое магическое истощение, а затем так быстро восстановиться. Он не был уверен, что смог бы сделать это сам — и это было неприятное открытие, учитывая, что он столкнулся с врагом. Он отступил на шаг и потянулся за палочкой. Поттер насмешливо улыбнулся ему и потянулся за чем-то, что не было его палочкой. Чистый инстинкт заставил Тома поднять заклинания против портключа. В любом случае, никто, кроме него, не мог появляться в этой части Министерства, и было маловероятно, что Поттер прокрался на метле. Поэтому, когда кружащиеся цвета начали поглощать тело Поттера, они просто опали назад, как брызги воды. Поттер на секунду замер. Затем кивнул. — Если Вы попытаетесь убить меня, я сделаю так, что Вы сильно покалечитесь, — сказал он. В его словах была скрытая уверенность, которую Том не понимал. — Интересно, мистер Поттер, что Вы предполагаете, будто я собираюсь Вас убить. — Вы потянулись за своей волшебной палочкой. Дуэль с Вами здесь означала бы большой материальный ущерб. Если Вы не убьёте меня на дуэли, то убьёте за то, что я повредил Ваш стол или сломал Ваши стулья. Том широко улыбнулся и выпустил палочку из рук. Поттер не сделал того же. Он сохранял напряжённую позу хищника, попавшего в засаду. И всё же, он не мог оказаться убийцей из Ордена. Всё, что ему нужно было сделать, — это прорваться сквозь заклинания против перемещений сегодня утром, чего Том не смог сделать, и вырваться, если бы всё же смог. Не имело смысла и то, что он проработал в Отделе Магических Игр и Спорта долгие годы, не пытаясь как-то навредить ему. — Почему сторона Ордена привлекает вас больше, чем моя, мистер Поттер? — Из-за нелепых причин, по которым Вы изгнали моих родителей и крестного. Том на мгновение нахмурился, пытаясь вспомнить, что ему известно об обстоятельствах, при которых Сириус Блэк, Джеймс и Лили Поттер стали беглецами. — Должен признаться, что я не помню этих так называемых «нелепых причин». — Сириус разыграл шутку. Вот и всё, что он сделал. Он заставил некоторых из ваших искажателей сознания поверить, что их заклинания на магглах не сработали, — глаза Поттера горели ненавистью, и Том пожалел, что не может заставить их зажечься энтузиазмом. — Всего лишь шутка, а ему пришлось бежать. — Вы знаете, что произойдёт, если магглы узнают о нашем мире, мистер Поттер? Вы знаете… — Я знаю, что Стиратели Памяти — Обливиаторы — прекрасно работали, когда ещё существовали. Том усмехнулся. Мальчик, может быть, и привлекателен в некотором роде, но он всё ещё неисправимо упрям и, очевидно, не уделяет так много внимания некоторым сторонам истории так, как уделял его позиции Тома в Министерстве. — Возможно, Вам следует изучить причину, по которой подавляющая волна голосов привела меня к власти. — Это называется подавлением избирателей, мистер Реддл. Том потерял свою суровость, усмехнувшись прежде, чем успел остановиться. Поттер смотрел на него, словно дикое существо, готовое ударить так, что Тому захотелось отговорить его. — Разве? — спросил Том. — Как Вы думаете, мистер Поттер, какими методами я подавлял избирателей, вместо того чтобы заставить их голосовать так, как я хочу? — Побуждать их голосовать так, как Вы хотели — это подавление! — Нет, это не так, — терпеливо ответил Том. — Я представил свою собственную историю о магглах, и многие люди сочувствовали этому. Вы бы сказали, что это подавление? Говорить правду? Я помню, что Альбус Дамблдор исказил правду, когда она ему не подходила. — Вы, конечно, рассказали избирателям о своей истории, — сказал Поттер. — Но Вы солгали. Не всё, что было сказано Вами, происходило на самом деле. — Да неужели? Не хотите ли Вы рассказать мне, что ложно в истории, которую я должен знать в совершенстве, потому что это моя история, мистер Поттер? — Вы сказали, что воспитательница ненавидела Вас только за то, что Вы — волшебник. Это просто смешно. Магглы ненавидят нас, когда мы жестоки к ним. Они ненавидят нас не просто так. Это глупая, преувеличенная история, которой Вы манипулировали в своих собственных целях. Том закрутил вокруг себя свою магию, потрескивающую массой молний, которая — как он ожидал — заставит Поттера съёжиться и заплакать в углу. Магия Поттера ответила, и он выглядел так, словно собирался напасть на Тома и ударить его палочкой в глаз, если не сможет сделать ничего другого. Это убедило Тома говорить вместо того, чтобы наносить удары. Большую часть времени он не позволял никому отрицать или насмехаться над такой болезненной частью своей жизни, которая почти заставила его считать себя сумасшедшим и искать средства, чтобы стереть метку соулмейта, с которой он родился, прежде чем нападавшие сожгли ее. Но большинство людей боялись его и хныкали, когда видели, как вокруг него танцует лишь десятая часть магии. Поттер заслуживал большего внимания просто за блеск храбрости в его глазах. — Скажите мне, — произнёс Том, и его голос прозвучал как звон колокола. — Сколько у Вас опыта в общении с магглами? — Я познакомился с родителями моей подруги Гермионы. Её Вы тоже изгнали. И я знаю, что у моей мамы есть маггловские родственники. — Но Вы ведь никогда с ними не встречались, не так ли? — тихо спросил Том. Собственно говоря, он навёл справки о родственниках Лили Поттер вскоре после того, как она сбежала — на случай, если она когда-нибудь сбежит к ним. То, что он узнал, убедило его, что она никогда этого не сделает. Миссис Коул была ещё хуже, чем они — но только немного. — Нет. Какое это имеет значение? Я знаю, что Ваше стремление изобразить всех магглов злыми и опасными… — В семье Вашей матери полно людей, которые настолько ценят нормальность, что рассказывают всем, что сестра Вашей тёти погибла в автомобильной катастрофе. Говорят, что она была шлюхой, а Ваш отец — пьяницей. Они никому о Вас не рассказывали. Они даже не рассказали Вашем кузену. Если Вы появитесь у них на пороге, Ваша тётя закричит, дядя схватит пистолет, а кузен тупо уставится на Вас и не поймёт, кто Вы. Поттер резко вдохнул. — И Вы думаете, что все магглы такие? — Я думаю, что их достаточно, чтобы мы любой ценой скрывали от них знания о магии, — сказал Том. Он говорил с более неприкрытой яростью, чем обычно, но, с другой стороны, не заманивал Поттера блестящими политическими речами, которые использовал в Визенгамоте. И он хотел бы заманить его, если бы мог. Эту силу и страсть можно было обуздать. — Например, знаете ли Вы, что у магглов есть предрассудки, основанные на цвете кожи? Он получил пустой взгляд и «Что?» от Поттера. Том улыбнулся. — Вы учились в школе с Блейзом Забини, не так ли, Поттер? — Да, а что с ним? — Поттер наблюдал за палочкой Тома, будто предполагая, что всё это было лишь отвлекающим маневром, и он нападёт, а Поттер будет застигнут врасплох. На самом деле это была неплохая идея. Но Гарри, казалось, был уверен, что сможет ранить Тома, а тот будет наблюдать и ждать. — Он был чистокровным слизеринцем. Немного придурок. — В маггловском мире есть люди, которые ненавидят таких людей, как мистер Забини, за цвет их кожи. — Это звучит так же, как ненавидеть магглов только за то, что у них нет магии. Том стиснул зубы, но заявил: — Это правда. Я дам любую клятву, какую ты захочешь. Маггловский мир содержит жестокие предрассудки и ненависть, которые не имеют никакого смысла и говорят о том, насколько они фундаментально неразумны. Ноздри Поттера раздулись. — Тогда, похоже, волшебники и магглы ещё более схожи, чем я думал. Том рванулся вперёд и замахнулся на Поттера своей магией, как хлыстом. Магия Поттера ответила, и у Тома перехватило дыхание, когда он встал боком к Поттеру, удерживающего этот неумолимый зелёный взгляд, в то время как сила кружилась между ними. Поттер был прав. Он мог ударить сильно и глубоко — и Том победит, но будет ходить с постоянной хромотой или потеряет руку или глаз. И он не мог позволить себе такой слабости на осуждение миру. По тому, как злобно скривились губы Поттера, можно было судить, что он точно знал, о чём думает Том, и всё это его забавляло. Том согнал весь свой гнев тихим вздохом и сказал: — Возможно, вместо этого мы можем заключить другую сделку, мистер Поттер. — Подробнее. — Судя по тому, как Вы отреагировали, когда потолок треснул, это не был заговор Ордена, о котором Вы знали заранее. Магия Поттера обернулась вокруг него сверкающим панцирем, который подсказал Тому ответ ещё до того, как Поттер дернул головой. — Нет. — Тогда, возможно, Вы захотите работать со мной, — Том смягчил свой голос. У него это хорошо получалось. Конечно, Поттер мог сопротивляться и злиться, но это не имело бы большого значения, учитывая, что Том мог обращаться с ним достаточно осторожно. А Поттер был ресурсом, с которым стоило обращаться осторожно. — Возможно, Вы захотите, чтобы те, кто это сделал, были привлечены к ответственности, а некоторые другие — помилованы. — Вы сами сказали в своей речи два года назад, что никогда никого не прощаете. Вы сказали, что это выглядело бы так, словно справедливость в волшебном мире зависит от того, с кем Вы связаны. Как будто это уже не так, конечно, но я думал, что это была красивая речь. Несмотря на гул собственного раздражения, Том не мог не чувствовать себя польщённым. Даже его политические оппоненты не обращали на его слова такого внимания — что было ему на руку, так как это, конечно, облегчало беготню вокруг них кругами, но иногда волшебнику нужен был кто-то, кто действительно обращал на него внимание. — Все знают, что политические ситуации меняются, — выдохнул Том, не сводя глаз с лица Поттера. — И я простил тех, чьи преступления оказались преувеличенными или… Не такими страшными. Возможно, мы могли бы возобновить расследование преступлений Ваших родителей. Из-за чего они оказались беглецами?* * *
Чёрт возьми, он подписал приказ, который лишил бы их имущества и свободы, а он даже не в курсе? Но раздражающая привычка Гарри обдумывать аргументы, чтобы использовать их против Реддла, теперь работала против него. Честно говоря, это не было центром его жизни, как у Гарри. Конечно, Поттер знал все подробности дел своих родителей и Сириуса, в то время как для Реддла они были просто очередной бумажной работой. Но он не хотел быть справедливым к Реддлу. И если этот человек подписал так много ордеров на арест, что потерял след самых известных имен, разве это не сигнал, что что-то в их мире должно измениться? Но сейчас… Гарри задавался вопросом, что заставило бы этого человека быть верным любому обещанию, которое он дал Гарри, когда он, вероятно, не был бы верен тому, что пообещал своим политическим избирателям — если только они не были чистокровными — но он должен был признать, что ему совсем не нравилось то, что сделал Дамблдор. И если его положение будет подорвано, и он не сможет бежать к Ордену, его лучшим выбором будет выяснить что-то действительно важное и сбежать, как только Реддл доверится ему сильнее. Эта мысль оказалась более соблазнительной, чем должна была быть, и потянула его, словно крючок. «Вспомни, что бывает с пойманной на крючок рыбой, Гарри», — упрекнул он себя и стал медленно изучать Реддла, выискивая признаки лжи, в которую его втравил Дамблдор. Он не видел ни одного из них, но, с другой стороны, Реддл всегда был раздражающе труден для чтения. Гарри заставил себя расслабиться. — Я не думаю, что Вы действительно собираетесь выступить против Дамблдора, если уж не сделали этого раньше. — Возможно, сейчас мне тоже не придётся, — Реддл одарил его довольной улыбкой, которая сделала его похожим на орла. — Мои авроры принесли анализ магических следов с внешней стороны здания. Магический след Дамблдора был только на одной его части. Гарри тупо уставился на него. — Что? — Заклинание, которое должно было удержать меня от использования магии, чтобы остановить коллапс, — продолжал Реддл, игнорируя изумлённый взгляд Гарри. — Это было его, да. Но всё остальное… Нет, множество могущественных волшебников, и все работают вместе с ним. — Он сделал шаг назад, сцепив руки за спиной и на мгновение окинув взглядом политика. — И ни один из них не узнаваем. Но с другой стороны, заклинания для отслеживания магических следов так хорошо были усовершенствованы только в течение последних пяти лет, и я полагаю, что большая часть Ордена ушла в бега задолго до этого? — Нет, я… — Мама и папа не стали бы участвовать в чём-то подобном. Сириус — нет. Римус, может быть, и отдалился ото всех, но тоже не стал бы частью этого. — Твои родители и крёстный — не единственные члены Ордена, Гарри. Не единственные, кто верит в свое дело, — Голос Реддла был низким и коварным, врываясь в мысли Гарри, как грязная вода в ручей. — Подумай об этом. Это был план убийства множества невинных людей. Оставим на минуту в стороне вопрос о моей собственной невиновности. И твой любимый Директор был готов увидеть их смерть. Гарри закрыл глаза. Это было то, с чем он не хотел сталкиваться, даже когда думал, что директор Дамблдор был единственным, кто творил магию в здании. Что они готовы пожертвовать столькими жизнями — всеми аврорами и репортёрами в этой комнате, чтобы убить Реддла. — Профессор Дамблдор сказал бы, что люди в той комнате с Вами — военные преступники, поскольку они помогали Вам. — Военные преступники за написание статей? Военные преступники за то, что арестовали людей, не имеющих никакого отношения к моим абсурдным политическим планам? Для защиты людей от Тёмных магов? — Я… — Гарри отвёл взгляд. — Я не говорил, что верю в это. Я говорю Вам, какой аргумент он бы использовал. — А. И происходит ли борьба в Вашем сердце, юный Гарри? Кому Вы должны верить — человеку, который наставлял Вас и превратил в шпиона и значит для Вас весь мир? Человеку, который также превратил детей в членов Ордена Феникса настолько юными, что они оставались верными ему в течение девяти или тринадцати лет в бегах? Или мне — злому человеку, к которому Ваш Директор воспитал в Вас страх и ненависть? Человеку, который не может совершать военные преступления, потому что нет войны? Голос Реддла дрогнул, как и его магия раньше, достигая души Гарри, и Гарри, не задумываясь, выдал свой ответ. — Со дня на день Вы начнёте войну! Вы хотите мучить и убивать магглорожденных. Реддл уставился на него. — Что? — Вы потворствуете всем чистокровным, которые этого хотят! Вы даёте им видные посты в Вашем правительстве! Вы убеждаетесь, что их голоса слышны в Визенгамоте… Реддл рассмеялся как ворон. — И сколько лет я этим занимаюсь, Гарри? Дольше, чем Вы живёте — задолго до того, как стал Министром. Если я балансировал между ними и потакал им в течение пятидесяти лет, то где эта война, которую Дамблдор так горячо предсказывает? Неужели Вы думаете, что я планировал это так долго, когда моя единственная реальная оппозиция — кучка горячих идиотов и один старик? — Возможно, Вы пытаетесь застать людей врасплох. Реддл фыркнул, чего Гарри никогда не представлял себе. Элегантный мужчина в его голове — воплощение чистокровной гордости — даже не знал бы, как звучит такой плебейский звук. — Для этого мне не понадобилось бы и пятидесяти лет. Нет, Гарри, это игра. Я хочу власти и безопасности для себя, и я намерен получить её. Я уравновешиваю чистокровных, потому что они богаты и укоренились и являются частью игры. Они пляшут под мою дудку. Мелодия полукровки. Или ты забыл — ты, так много знающий о моём происхождении? Это одна из самых приятных вещей в этом деле, должен признать. Гарри покачал головой. — Это игра. Это ужасно. Вы играете с жизнями людей, с их убеждениями… — Как они играли бы с магглорожденными, если бы не были на поводке. Я делаю работу, которую Ваш Директор никогда не хотел делать, Гарри. Активизируясь, чтобы заполучить то лидерство, о котором другие люди только размышляют и жалуются. Гарри ничего не ответил. Он видел, как Реддл пытается разыграть его, и всё не хотел в это верить. В мысль о том, что этика Дамблдора была извращена, что он также играл с жизнями других людей, и что Реддл, по крайней мере, был честен в этом. Но разве это делает его менее ужасным? Разве это делает его менее достойным того, чтобы его остановили, если он на самом деле не планирует войну? Ответ прозвучал как звон колокольчика из самых глубин души Гарри. Да. Если Реддл и не был таким чудовищем, каким его всегда учили считать, то это действительно многое меняло. И Гарри, по крайней мере, было о чём подумать. — Это не значит, что я вдруг окажусь на Вашей стороне, — сказал он Реддлу, открывая глаза и свирепо глядя на мужчину. Он издал своей магией предупреждающий хрип. Этот человек любит змей — он должен оценить. Реддл улыбнулся ему. — Дайте мне шанс убедить Вас, Гарри. Оставайтесь со мной и смотрите, как я работаю. Мы можем распространить слух, что Вы — мой телохранитель на случай, если наши враги предпримут что-то подобное. Вы, очевидно, второй по силе волшебник, работающий в настоящее время с Министерством, — улыбка Реддла изменилась, став более знакомой за те месяцы, что Гарри наблюдал за ним. — И мы можем посмотреть, как Вы пересдадите эти тесты и признаете правду о том, кто Вы. Может быть, и экзамены тоже? Гарри застонал. И всё же, в нём пульсировала надежда. Всё ещё оставалась возможность получить полезную информацию для Ордена или сбежать в какой-то момент. Привязанный к Министру и наблюдаемый всё же лучше, чем заточённый в Азкабане или мёртвый. — Лучше не заставляйте меня сожалеть об этом, — пробормотал он Реддлу. К своему удивлению, он обнаружил, что поверил Реддлу, когда тот пожал ему руку и сказал: — Я бы счёл личным провалом, если бы Вы сделали это, Гарри.* * *
То, что Том сказал Гарри, было чистой правдой. Ему никогда не удавалось обратить в свою веру тех, на кого он нацеливался. Его будет раздражать до бесконечности, если он сделает это на этот раз и потеряет кого-то, чья магия пела для него вот так. И что-то ещё было правдой — что-то, чего он никогда не скажет, что-то, что он похоронил так же глубоко внутри себя, как знание о существовании Нагайны. Как жаль, что он — не моя родственная душа.