* * *
— А, Гарри. Гарри оторвал взгляд от подноса с колбасой и яйцами, стоявшего перед ним, и одарил Тома улыбкой, которая была достаточно свирепой из-за того, что в данный момент он не показывал зубов. Затем он неторопливо вернулся к завтраку. Том сел в кресло, в котором провёл много времени за последние восемнадцать часов — именно столько времени потребовалось Гарри, чтобы бороться с ядом и Целителям, чтобы быть уверенными в невозможности рецидива. — Ты просто чудо. — Хммм… — Я задолжал тебе целых две жизни, а ты не хочешь требовать ни одной. Ведёшь себя так, словно готов на всё ради своих родителей и крёстного, и всё же проявляешь такую же преданность ко мне, — Том улыбнулся и поднял руки, наслаждаясь тем, как Гарри взглянул на них, чтобы убедиться, что тот не держит палочку. — А как ещё я могу отнестись к тому, что ты дважды спас мне жизнь? Гарри сглотнул, но ничего не сказал. — А теперь вот это, — Том понизил голос. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как вытянул яд. — Учитывая, что Ваша магия столь же мощна, как моя… Веселье Тома улетучилось. Это была другая сторона того, что Гарри так отличался от большинства людей, которые его окружали: он думал, что ему сойдет с рук обращение с Томом, как с глупцом. — Я очень хорошо знаю, что мощная магия — это не защита, иначе яд не свалил бы меня с ног. — Вы не были к этому готовы. А я был. — Даже это — не ответ, — Том велел Целителям собрать образцы жидкости, капающей с кожи Гарри. Это была невероятно мощная смесь яда кобры и тайпана, разбавленная с магией до густой белой консистенции. Том осознал, что ему повезло бы больше, если бы он знал о его составе на момент отравления, но всё равно оказался бы корчащимся на земле и без сознания почти так же долго, как и Гарри. Что делало возможным нечто очень интересное… — Как давно ты стал змееустом? Гарри застыл с вилкой в воздухе. Затем он обернулся, прищурив глаза. — Я не являюсь им. — Ну же, Гарри, не упрямься, — Том наклонился вперёд, надеясь, что Гарри не заметит легкой дрожи в его руках. Он сочтёт это слабостью, а Тому сейчас нужна честность, а не вызов. На самом деле он имел дело с наслаждением настолько сильным, что оно опалило его, как пламя. — Никто, кроме другого змееуста, не смог бы побороть яд, и ты, очевидно, понимаешь меня. — Я не один из них. Я могу понимать Вас, но не говорить. — Гарри определённо согнёт вилку, если будет продолжать сжимать её так сильно. —Я… Когда мне было тринадцать, я обнаружил, что у меня есть потенциал для бумсланговой анимагической формы. Том моргнул. Затем он сказал: — Ты ведь знаешь, что я чту тех, у кого змеевидные формы. Почему ты скрыл её? Гарри повернулся и посмотрел на него в первый раз с тех пор, как Том вошёл в комнату. На этот раз он показал зубы и сказал: — О, интересно, почему же. Раздражение мешалось вместе с восторгом и пронизывало его, как второй разгорающийся пожар. Том встал, но продолжил говорить на Парселтанге, шагая к больничной койке Гарри. Его рука метнулась вперёд и вцепилась в его волосы. Ничего, кроме вызова, не светилось в зелёных глазах, уставившихся на него, когда Том сказал: — Тебе стоит прекратить свои попытки лишить меня того, чего я желаю. — Пока это касается и меня, я буду делать всё, что захочу. Том отпустил Гарри, но сел на край кровати гораздо ближе, чем обычно. Это практически зажгло огонь в глазах Гарри, однако Том проигнорировал его попытку уйти. — Ты играешь в игру, которая не имеет под собой никаких оснований. Я уже знаю, кто ты и на что способен. Когда ты выйдешь из больницы, я позабочусь о том, чтобы ты принял участие в программе обучения анимагов, так как я уверен, что ты никогда по-настоящему не обучался владеть своей формой. Лицо Гарри приняло удивительно скучное выражение — такое же, какое было у него на публичном дне Тома перед тем, как Дамблдор попытался обрушить крышу, а Гарри спас их всех. — Тренировка анимагов? А? Вы ведь знаете, что бладжеры давно вышибли у меня из головы все мозги. Том уставился на него. — Ты провалишь урок. — Поразительная догадка, Тёмный Лорд. Тому показалось, что кто-то ударил его хлыстом по лицу. Он перешёл на английский. — Я не Тёмный Лорд. Я не выбирал этот путь. И никогда не делал ничего такого, что можно было бы вот так просто бросить мне в лицо. — Я уже сказал Вам, что думаю о Вашей политике в отношении магглов и магглорожденных. — И я сказал достаточно, чтобы ты понял, что я не буду совершать геноцид магглорожденных или осуществлять какие либо ещё нелепые выдумки Дамблдора, созданные, чтобы сделать меня похожим на Тёмного Лорда! Это игра… — Потакание людям, одержимым геноцидом — это такая игра, которая означает, что вы не заботитесь ни о ком другом, — Гарри снова прятался за стеной праведности. Его магия взволновалась до такой степени, что окружила его маленькими сверкающими белыми вспышками, похожими на фейерверк. — Вы позволите им говорить, и Вы позволите дискурсу в Британии всё больше и больше поворачиваться против магглорожденных, и вам будет всё равно, потому что всё, что имеет значение для вас — это быть тем, кто в центре. Тем, кто определяет мелодию. — И всё, что имеет значение для тебя — это бесполезное упрямство ради самого упрямства. — Вы не можете сделать меня одним из своих слуг. Думаю, этого достаточно. Том вдруг стал очень сдержанным и слабо улыбнулся. — Ты не видел сегодняшнюю газету? — О, они уже называют меня одним из Ваших слуг? Это не имеет значения. Мы оба знаем правду, и мы знаем, как страстно я буду сопротивляться, если… Или там что-то связанное с моими родителями? Что Вы с ними сделали? Страстно. Том хотел этой страсти, да, но он хотел её в добровольном подчинении. Он мог представить Гарри под собой — с открытым ртом, с руками, тянущимися вверх и сворачивающимися у висков Тома. Его лицо покраснело бы, когда он понял ласковые слова на Парселтанге, которые прошипел Том. Это было бы больше, чем кто-либо другой когда-либо делал… Том хотел его так сильно, что ему пришлось сделать усилие, чтобы отстраниться, но он сумел покачать головой. — Ничего, связанного с твоими родителями. Их держали за пределами больницы Святого Мунго, потому что они были настолько поглощены попытками что-то сделать с ядом, что мешали Целителям. Но они увидят тебя теперь, когда ты в сознании. Эта статья — одно из изобретений мадам Скитер. — Тогда я не понимаю, зачем мне это читать, если всё равно всё будет враньем. — А я-то думал, Гарри, что ты разбираешься в путях власти. — Я прекрасно их понимаю. Но это всё ещё не говорит мне, почему я должен практиковать их. Том помолчал. Он задавался вопросом, Дамблдор ли обучил Гарри действовать так, или это было что-то, что Гарри делал сам? В самом деле, если Гарри мог быть кем угодно, почему он выбрал именно это? — Я буду иметь это в виду, — сказал он и развернул номер «Ежедневного пророка», который держал рядом с собой для пробуждения Гарри. — А теперь, если ты взглянешь на эту статью, а потом попытаешься снова обвинить меня в том, что я причинил тебе боль, это станет неплохим завершением дня. Гарри бросил на него прищуренный взгляд, а затем посмотрел на бумагу. Его глаза расширились. — Ублюдок… — Мои родители были так же женаты, как и твои. — Или так же женаты, как маггл и ведьма, которая использовала на нём любовное зелье. Тому пришлось напрячь все свои мышцы, чтобы не ударить его. — Ты мог бы сделать всё опасным и утомительным для себя, Гарри, или мог бы пойти со мной, — мягко предложил он. — Почему бы тебе не присоединиться к нам? — Потому что то, что Вы хотите от меня — это моя служба. А у меня уже есть дело, которому я предан. Том сделал шаг назад. — Причина, которая мало что дала тебе, поскольку заставила тебя скрывать, кто ты есть, убедила тебя, что ты никогда не сможешь приблизиться к своей второй половинке, и лишила родителей и крёстного. По крайней мере, подумай над моим предложением, Гарри, вместо того чтобы слепо отвергать его. Гарри с трудом оторвал взгляд от первой страницы газеты, которая была неплохой — такой, какой описал её Том — но всё же он повернулся к нему, сузив блестящие глаза. — Я думал о том, что хочу получить в уплату второго жизненного долга. — И что же? — Держитесь от меня подальше. — Нет. Гарри уставился на него, красивый даже в своем отчаянии. Том постарался, чтобы на его лице не отразилось ни капельки желания. — Что? У меня к Вам просьба. Вы даже не можете притвориться, что почитаете то, что не так давно предлагали мне сделать? — Прошло более суток, — любезно напомнил Том, с удовольствием наблюдая, как Гарри зарычал ещё сильнее. — И ты не знаешь правил, связанных с долгами жизни так хорошо, как думаешь, Гарри, иначе ты бы лучше знал, что не стоит обращаться с такой просьбой. Предполагается, что человек, спасший жизнь другого, имеет определённый интерес к тому, кого он спас. Это означает, что им нужно провести некоторое время вместе, и спасатель не может просто отослать должника. Это равносильно желанию, чтобы ты вообще никогда не спасал мне жизнь. — Лучше бы я этого и не делал! Том рассмеялся. — И я знаю, что если бы кто-то сумел отравить меня прямо сейчас, ты бы вскочил, чтобы спасти меня. Ты не умеешь обманывать людей, Гарри. Лучше бы ты даже не пытался. Если бы ты знал, что я могу тебе дать, что я так хочу тебе дать… Гарри открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же отвернулся, яростно тряхнув головой. — Я хочу увидеть своих родителей. — Ну конечно. Пока ты вне опасности, — Том сделал паузу, чтобы посмотреть, как Гарри снова уставился на бумагу и его рот сжался в мрачную линию, а затем он улыбнулся. — Увидимся позже, мой дорогой, и мы поговорим более подробно. Гарри никак не отреагировал на Парселтанг, но Том всё равно вышел из комнаты очень довольный. Статья Скитер принесла ему некоторую месть, предполагая, что он когда-либо нуждался в ней, но на самом деле он лишь хотел придумать какой-то способ завоевать преданность Гарри. Возможно, ему стоит ещё раз взглянуть на дело его крёстного.* * *
ПРОТЕЖЕ МИНИСТРА БОИТСЯ ПРИБЛИЗИТЬСЯ К СВОЕЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИНКЕ! Гарри сглотнул и покачал головой. Заголовок был сногсшибательным, и не из-за того, что за ним последовала тонкая статья с подробностями, которые Гарри рассказал Реддлу и передал Рите Скитер. Статья гласила, что родственная душа Гарри была кем-то важным в Министерстве — кем-то, кто ценил чистоту крови и имел политические убеждения, противоположные Гарри. Заканчивалась она «трогательным призывом» Реддла, как выразилась Скитер, к неизвестной родственной душе приблизиться к Гарри. — Я точно знаю, насколько ценен наш мистер Поттер, — сказал министр Реддл, глядя мне в глаза с искренностью, столь характерной для его политики. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то потерял шанс узнать его из-за ошибочной веры в чистоту крови. Пальцы Гарри сжали край бумаги, и она смялась. Затем он сглотнул и склонил голову. Это звучало так, словно он рассказал Реддлу о том, кто его родственная душа, или намекнул на это. Сможет ли Дамблдор простить его за это? А его родители? Затем Гарри яростно отбросил мысль о том, что Дамблдор простит его. Конечно, он не мог этого сделать, ведь Гарри уже дважды вмешивался в его попытки положить конец войне. Нет, он просто примет это как подтверждение того, что ему также нужно убить и Гарри сейчас. Его беспокоила реакция родителей. Затем дверь комнаты открылась, и его мать воскликнула: — О, Гарри, ты в порядке? Гарри отшвырнул газету и повернулся к ним. Глаза родителей горели тревогой, и Гарри почувствовал, как у него сжимается сердце. Они были здесь, они были реальны, они были живы, и Реддл вовсе не пытался обвинить их в отравлении. Гарри протянул к ней руки, и мать, пробежав через комнату, бросилась в его объятия. Отец подошёл чуть медленнее, но всё же крепко обнял его. — Какую цену потребовал Реддл за наше прощение? — Никакую. Он пытается использовать это как взятку, — Гарри пожалел, что у него нет рук побольше. Ему было трудно обнимать родителей так, как ему хотелось, и мать, всхлипнув и прижавшись к нему ещё крепче, вовсе не помогла. — Ну, теперь, когда мы вернулись, мы можем помочь тебе держаться подальше от ситуаций, когда нужно спасать жизнь Реддла, — Джеймс, казалось, понял, что это не очень хорошо, и прочистил горло. — Ты… рассказал Реддлу о своей второй половинке? Гарри фыркнул. — Не совсем. Я сказал ему, что моя родственная душа — это кто-то, кто не хотел бы быть со мной из-за чистоты крови и своих политических убеждений, а он сделал свои собственные выводы. — Оу, — Джеймс наклонился ближе и обнял его, когда Лили наконец отошла, вытирая глаза и улыбаясь. — Гарри, я должен тебе сказать… Гарри кивнул и позволил отцу сотворить заклинание, которое могло проецировать мысли так же, как с Сириусом, и никто посторонний не мог этого услышать. Это был самый безопасный способ общения в больнице, которая, вероятно, кишела шпионами Реддла. Альбус был недоволен тем, что мы покинули Орден. Мы даже подумали, не спланировал ли он отравление на тот момент, когда мы прибудем на место встречи. Но не всё потеряно, пока ты не скажешь Реддлу имя своей второй половинки. — Не беспокойся об этом, — сказал Гарри и улыбнулся Джеймсу. Лили взяла его за руку, и Гарри сжал её в ответ, а затем снова обнял её, когда она присела на край его кровати. Она была куда более желанной гостьей, чем Реддл. — Мне очень жаль, — сказал Джеймс вслух. — Мы просили тебя о стольких жертвах, а теперь будем просить ещё… Гарри вздохнул. — Когда я был маленьким, я уже знал, что у меня не будет родственной души, папа. — И всё же ты никогда ни с кем не встречался. — Как я мог отнять чужое счастье? Лили перебила его: — Это больно обсуждать. Давай поговорим о более счастливых вещах — например, о том, что у тебя есть новая квартира, которая может вместить нас всех, Гарри. Боюсь, Министерство не сочло нужным снять запрет с нашего дома… Гарри позволил себе счастливо вернуться в мир «нормального» разговора, всё ещё не веря, что его родители вернулись.* * *
— И это всё, что они сказали? — Это всё, что они сказали о его родственной душе, сэр. Остальная часть разговора была о том, где они будут жить, и сколько денег могли бы использовать со счетов, которые были разморожены, чтобы купить мебель. Том кивнул и отпустил Целителя — Энксона — который был ему достаточно обязан, чтобы без колебаний сообщать о разговорах других людей. Энксон поклонился и выбежал из комнаты. Том откинулся на спинку стула и уставился в потолок. Кто является родственной душой Гарри? И как он мог знать об этом с самого детства, учитывая, что носил на руке изображение феникса, а изображения, как известно, были трудно сопоставимы друг с другом? Это была одна из причин, по которой Тому пришлось проверить всех, у кого был феникс; не было никакого способа узнать, кто это был по простому описанию. Том закрыл глаза. Это не имело смысла, так же как и тот факт, что Гарри скрывал свою змеиную анимагическую форму. Ну, нет, он полагал, что последнее имеет «смысл» таким же странным образом, как и всё остальное: Гарри был решительно настроен избегать внимания Тома Реддла в частности. Даже если бы он отказался вступить в Змеиную Стражу, за ним бы наблюдали, и он был бы подвержен постоянному убеждению и испытаниям со стороны тех, кто знал о его анимагической форме. Но как он мог узнать, кто его родственная душа… Том резко открыл глаза — у него перехватило дыхание. Гарри мог бы догадаться, если бы у него было имя. Родственные души, рождённые с чужим именем на коже, были редки, и даже в таком случае человек, с которым они были в паре, мог иметь изображение или другую фразу, а не соответствующее имя. Это вполне соответствовало бы ситуации. Гарри знал, кто его родственная душа, но другой человек этого не понимал. А это означало, что образ феникса, который носил Гарри, был иллюзией. Ложью. «Он всё это время лгал», — подумал Том, чувствуя, как сердце колотится в груди. «С чего бы ему не лгать?» Но с другой стороны, Том не мог доверять и другим сведениям, которыми его снабдил Гарри. Возможно, его родственная душа не занимала высокого положения в Министерстве или не верила в чистоту крови. Возможно, у Гарри была какая-то другая причина держаться от неё подальше. Нет, подождите. Том привлекал легилименцию, когда Гарри произносил эти слова. Он бы уловил любую — даже самую правдивую — ложь. Иллюзия на коже Гарри, однако, являлась пассивной ложью — такой вещью, которую ни у кого не было бы причин исследовать. Откуда он знает? И кто это? Желание плавило Тома изнутри. На мгновение он подумал о том, чтобы пообещать Гарри, что устранит любые препятствия между этим упрямым идиотом и его второй половинкой, но он уже попытался сделать это с помощью статьи, и Гарри был совсем не благодарен. По правде говоря, Том Реддл не хотел помогать Гарри Поттеру найти свою вторую половинку. Гораздо приятнее было бы соблазнить Гарри Поттера — отвлечь от его бесплодной преданности тому, с кем он твёрдо решил никогда не воссоединяться. Мы узнаем, смогу ли я всё же это сделать. Том Реддл снова потянулся к лежащей на краю стола папке.* * *
— Но ты уверен, что это хорошая идея, сынок? Гарри ухмыльнулся отцу. Целители всё ещё не выпускали его из постели, потому что хотели, чтобы он «оправился от магического истощения», что было глупо. Бороться с ядом было намного легче, чем поднимать крышу здания с помощью магии, и никто не настаивал, чтобы он отдыхал тогда. — Да, я уверен. Ты же видел статью, которую Реддл написал обо мне. — Да, но я думаю, что Скитер — непростой союзник. Гарри пожал плечами и поднял глаза, когда дверь его комнаты открылась. Джеймс напрягся рядом с ним, и Гарри был уверен, что знает почему. Нелегко провести годы в изгнании, а потом увидеть, как твой злейший враг подходит к тебе, как ни в чем не бывало, с протянутой рукой и пустой улыбкой на лице. Гарри не был уверен, заметил ли отец, что взгляд Реддла не отрывался от Гарри, даже когда тот, казалось, обращал своё внимание на Джеймса. С другой стороны, искренность (или не совсем) поздравлений Реддла вряд ли заставит Джеймса перейти на другую сторону. — Мистер Поттер? — Голос Реддла был низким и ровным. — Я министр Том Реддл. Я так рад, что Визенгамот смог вынести помилование за преступления, которые я не судил достаточно внимательно. И очень жаль, что нам пришлось встретиться позже, чем мы планировали. — Министр Реддл. — Голос Джеймса был напряжён, но он пожал руку ублюдку, что, по мнению Гарри, было довольно любезно с его стороны. — Мне очень жаль, что моя жена не смогла встретить вас. Она читает. — Читает? — В голосе Реддла прозвучало вежливое недоумение. Он сел на стул рядом с кроватью Гарри, как будто он соответствовал этому месту, обычно предназначенному для кровных родственников или родственных душ. Джеймс открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл. Гарри обрадовался. Тем временем ему было достаточно трудно контролировать свою собственную реакцию. Но это ещё больше укрепило его мысли о том, что он решил сделать вчера, когда послал сову к Скитер. — Да. За последние несколько лет она почти ничего не узнавала о новых методах исцеления. Книги, к которым она имела доступ, были весьма… Ограничены. Реддл улыбнулся так добродушно, словно не принимал в этом никакого участия. — Конечно. Что ж, передайте мои наилучшие пожелания миссис Поттер. С другой стороны, вполне возможно, что я останусь здесь до её возвращения. — Серьёзно, сэр? Но Вы, должно быть, очень заняты. — Я освободил своё расписание на сегодняшнее утро. Это самое меньшее, что я могу сделать, учитывая, что кто-то, кто дважды спас мне жизнь, находится в больнице, — Реддл повернулся и посмотрел прямо Гарри в лицо, прошипев по-змеиному: — Не правда ли, дорогой? Гарри спокойно посмотрел в ответ. Смейся сейчас, ублюдок, пока можешь. Он проигнорировал резкий вздох отца по поводу парселтанга и сказал только: — Я польщён Вашим вниманием, министр, но в этом нет необходимости. Целители заверили меня, что я буду полностью здоров. — Однако у нас есть и другие вопросы для обсуждения. Например, мне показалось, что вам не понравилась статья, опубликованная мадам Скитер. — Я понимаю, что Вы не можете контролировать деятельность газетных репортёров, министр, так же как и то, что они предпочитают или, напротив, не хотят писать. Это не значит, что Вам нужно выкраивать время из своего графика, чтобы интересоваться моей личной реакцией. — Но я ни за что на свете не стану огорчать тебя, Гарри. — Реддл улыбался ему с тем тяжёлым выражением лица, которое покоилось на Гарри, как и его рука. — Пожалуйста, скажи мне, если хочешь, чтобы я что-то остановил. Джеймс бросил на него вопросительный взгляд. Гарри пожал плечами. Он полагал, что это не повредит. — Пожалуйста, перестаньте называть меня по имени. Реддл задумчиво кивнул. — Я понимаю, почему это Вас раздражает, ведь, по Вашему мнению, мы не равны. Я, конечно, вижу в Вас равного себе по силе и уму, но Вы продолжаете называть меня уважительным титулом, и вполне логично, что Вы хотели бы того же для себя. — Спасибо, — настороженно сказал Гарри, в то время как часть его пыталась разгадать новую игру, которая на него обрушилась. Реддл считал его равным себе по интеллекту? Это никак не могло быть правдой. — Также имеет смысл, что Вы хотели бы немного уединения. У меня большой опыт работы на первых страницах газет, в то время как у вас его почти нет. Гарри подумал о том, что будет на первой полосе газеты в тот же день, и чуть не рассмеялся. — Я понимаю, что иногда кому-то придётся фотографировать меня, сэр. Это часть работы Вашим телохранителем. Реддл улыбнулся. — Учитывая всё это, и то, как мне не нравится расстояние между нами, которое подразумевает «мистер Поттер», я чувствую, что называть Вас «Восхищающий» — достаточный компромисс. Гарри вздрогнул. Слова были произнесены на парселтанге, и, как бы мало он ни был знаком с этим языком, он всё-таки мог уловить нюансы. Слова почти вибрировали от признательности за его способность охотиться и убивать и содержали самые показательные признаки змеи, готовой к спариванию. Он не может… Гарри смотрел прямо в глаза Реддлу, пытаясь понять его намерения. У него не было опыта в легилименции, но он мог видеть послание, которое подразумевал Реддл. Его взгляд стал глубоким и мягким — ну, максимально мягким, каким он только мог быть у кого-то вроде Реддла — и немного косым. Дерьмо. Он хочет ухаживать за мной. Дерьмо. Гарри подавил инстинктивную панику и слегка покачал головой. — Я тоже не думаю, что это хорошее имя, сэр. — Но Вы хотите, чтобы я называл Вас по имени. А «мистер Поттер» ставит между нами слишком большое расстояние. — Это подходящее расстояние для министра и телохранителя, сэр. — Но я называю своих авроров по именам. Или ты ещё недостаточно долго живешь, чтобы это слышать? Гарри сжал руки под одеялом. Да, это правда, что Реддл называл Уипвуд Джаленой, а других авроров — Сэмюэлем, Морганой или Бетси. Но он никогда не думал, что это применимо к нему. Формально он всё ещё оставался врагом Реддла, и Реддлу следовало остерегаться его, сосредоточившись на наказании. С другой стороны, почти ничего из того, что сделал Реддл с того момента, как Гарри впервые спас ему жизнь, не имело смысла. Гарри медленно выдохнул и пожал плечами. — Если Вы действительно настаиваете на том, чтобы называть меня этим… Словом на парселтанге, Министр, тогда я не в состоянии остановить Вас. — Ну, одна вещь может заставить меня остановиться. — Какая? — быстро спросил Гарри, задаваясь вопросом, должен ли он использовать долг жизни, чтобы просто заставить Реддла называть его «Мистер Поттер». — Разрешите мне снова называть Вас Гарри. — Вы, кажется, слишком близки с моим сыном для человека, который не является его родственной душой или кровным родственником, министр Реддл, — холодно сказал Джеймс, заставив Гарри подпрыгнуть. Он честно забыл, что его отец находился там и был всё так же сосредоточен на Реддле. «Плохой знак, Гарри», — подумал он. — Я бы выполнил его желание, учитывая, что Вы — ни то, ни другое. Реддл поднял брови и уставился на него — достаточно мягкий взгляд по его стандартам, но это заставило отца Гарри покраснеть. Улыбаясь, Реддл посмотрел на Гарри. — Что именно из двух вариантов Вы предпочитаете? Восхищающий или Ваше имя? — Ни то, ни другое. — Если они оба равны, то, боюсь, выбор за мной. Восхищающий. Гарри едва сдерживался, чтобы не ответить по-настоящему неудачно, когда дверь открылась и вошла его мать с экземпляром «Пророка» в руках. Гарри улыбнулся ей и протянул руку. Лили слабо улыбнулась и отдала ему конверт. — Полагаю, у Вас не было возможности взглянуть на сегодняшнюю газету, сэр? — Скажи мне, Восхищающий, твоя родственная душа не объявилась после этой статьи? Гарри одарил его проникновенным взглядом. — Учитывая то, что происходит в последнее время, министр, она может предположить, что ей не рады. — Он протянул листок Реддлу, который чуть не разорвал его в нетерпении взять и посмотреть. Реддл замер, как только увидел заголовок. Гарри откинулся на спинку кровати и наслаждался этой тишиной, а также белыми линиями, появившимися по обе стороны его носа минуту спустя. — Как ты смеешь…— Последнее слово было произнесено не на парселтанге, но, учитывая резкость шипения, Гарри подумал, что Реддл хотел бы произнести его именно так. — Конечно, — тихо сказал Гарри. — Я бы осмелился на гораздо большее во имя того, чтобы Вы поняли наше относительное положение, Министр.* * *
Том медленно пролистал статью. Единственной фотографией была фотография Гарри, лежащего на больничной койке — бледного и интересного, но, с другой стороны, большего и не требовалось, учитывая содержание. МИНИСТР ПРИЗЫВАЕТ ПРОТЕЖЕ ОТКАЗАТЬСЯ ОТ МОРАЛИ! Первые абзацы были явными словами Риты Скитер; они могли бы поставить другую подпись, и Том всё равно узнал бы её. Похоже, что последнего протеже министра Тома Реддла — чудесно могущественного Гарри Поттера — призывают отказаться от его «старомодной» морали. По словам мистера Поттера, министр Реддл почти ухаживает за ним — и считает, что его решимость не встречаться ни с кем, кроме своей второй половинки, менее чем похвальна. Новость пришла менее чем через день после того, как эта самая газета сообщила о комментариях министра Реддла, призывающего родственную душу мистера Поттера объявиться. — Я действительно думал, что он пытается поступить правильно и действовать во имя истинной любви, разрушая барьеры, — сказал мистер Поттер из больничной палаты, где он всё ещё приходил в себя после спасения жизни министра Реддла. Последняя попытка убийства заключалась в заколдованном яде, который, по словам свидетелей, лишил Министра возможности дышать. — Иначе зачем бы ему спрашивать меня о моей второй половинке, а потом публиковать эту информацию? Но на самом деле всё это было лишь прикрытием. Мистер Поттер сказал, что вчера мистер Реддл сидел на краю кровати в позе, предназначенной для кровных родственников или родственных душ. Есть также тот факт, что министр Реддл выдал мистеру Поттеру новую квартиру, сделал его одним из своих телохранителей после единственного инцидента, который не продемонстрировал его потенциал как телохранителя, и протаранил помилование родителей мистера Поттера через Визенгамот. Мистер Поттер чуть не расплакался из-за последнего. «Сначала я действительно думал, что он действует по доброй воле», — сказал он. — «Но потом он помиловал моих родителей. Всем известно, что министр Реддл выступает за несгибаемую справедливость. Что значит справедливость, если каждый просто получает то, чего хочет? Мне неприятно думать, что его попытки сделать меня похожим на него заставляют его отказаться от своих принципов.» Читатели могут вспомнить прошлые неосторожности министра Реддла с такими разными личностями, как тогдашняя глава Визенгамота Изольда Гринграсс и предполагаемый — с тех пор очищенный — Тёмный волшебник Манфред Гонефруа… Том пропустил мимо ушей старые сплетни и старые новости и дошёл до конца статьи, где скрывался вывод Скитер. «Учитывая, что некоторые, возможно, отбросили старые любезности, как… Ну, старые, у министра нет причин настаивать на своём», — сказал мистер Поттер. — Я никогда не хочу встречаться или спать ни с кем, кроме своей второй половинки, — сказал мистер Поттер, и в его глазах застыли самые невинные слёзы. — Если это делает меня старомодным, пусть будет так. Я бы предпочёл быть старомодным, чем… — и мистер Поттер закрыл глаза и не смог вымолвить ни слова. Я уверена, что все остальные могут говорить за него, дорогие читатели. И я призываю вас присоединиться ко мне и призвать министра Реддла оставить поиски мистера Поттера его второй половинке, если она когда-нибудь откликнется на призывы мистера Поттера. Том медленно поднял голову. Гарри наблюдал за ним с улыбкой, приподнимавшей уголки его рта. Том наклонился вперёд. Гарри наклонился, подражая ему. — Ты глуп, если думаешь, что это заставит меня хотеть тебя меньше, — прошептал Том. На секунду на лице Гарри вспыхнуло неподдельное удивление, а затем он усмехнулся. — Да, но я могу сделать так, чтобы это оказалось для Вас слишком дорого с политической точки зрения. Том вытащил палочку, не обращая внимания на то, как Джеймс Поттер, заикаясь, втянул в себя воздух, а Лили Поттер встала между ним и своим ребёнком. Что имело значение, так это то, что Гарри — его любимый — смотрел на него с улыбкой, в которой был лёгкий след самодовольства. Том выхватил палочку и нацелился на иллюзию, на ложь, потянувшись к руке Гарри. — Фините Инкататем! Ничего не произошло. Феникс продолжил сиять на руке Гарри, а тот слегка приподнял брови и откинулся на спинку кровати. Больно так ошибаться, Том? Даже в буре смятения, пронёсшейся в его голове, часть Тома ухватилась и обрадовалась тому факту, что Гарри назвал его по имени. Он сунул палочку обратно в ножны, висевшие у него на руке, и покачал головой. — Ты совершал ошибки. Ты оставил за собой достаточно следов, и я собираюсь выяснить, кто твоя родственная душа. Гарри пожал плечами. — Делайте, что хотите. Это не изменит моего решения и не утихомирит скандал, который из этого выйдет. — Он щёлкнул пальцами по бумаге, и его изображение посмотрело на него широко раскрытыми глазами. — Я собираюсь выяснить, кто это, — продолжал Том. — И отнять у него твою любовь. Гарри приподнялся на кровати, но не сказал ни слова, несмотря на широко раскрытые глаза. Выражение его лица застыло в каменной маске, когда он смотрел, как Том выходит из комнаты. Том слышал, как старшие Поттеры начали ругать сына ещё до того, как закрылась дверь, но сомневался, что Гарри обратит на них внимание. Том на его месте не стал бы этого делать. Буря в голове Тома превратилась в бурю решимости. Никогда прежде у него не было врага, который мог бы играть против него как равный на стольких полях: магическая сила, политика, манипулирование общественным мнением и превращение очевидных неудач в свою пользу. Том не сказал бы, что влюблён. Он не сказал бы, что не бросит Гарри, если завтра найдёт свою вторую половинку. Но прямо сейчас он знал, чего хочет — с бездонной тоской, которую не испытывал с тех пор, как узнал, что означает знак на его груди.