* * *
Гарри облокотился на подоконник и наблюдал, как чёрная собака рысью подбежала к двери снизу и безапелляционно залаяла. Один из авроров, который стоял там на страже с сегодняшнего утра, очевидно, узнал в нём «свою» собаку, развернулся и вошёл в здание. Гарри закрыл глаза. Сириус сейчас придёт, чтобы сказать ему об этом. Его родители получили сообщение от Сириуса вчера и сообщили ему об этом утром, что и было причиной того, что он был так отвлечён и позволил Реддлу взять на себя инициативу в сегодняшнем разговоре. Его друзья и другие члены Ордена Феникса знали, что Реддл был его второй половинкой. По коже Гарри побежали мурашки, и он почувствовал, что его дыхание снова начинает учащаться. Он резко покачал головой. Нет, он должен быть сильным. Ему пришлось напомнить себе, что тот факт, что Рон и Гермиона, мистер Уизли, миссис Уизли и Сириус знали об имени на его запястье, вовсе не означает, что узнает и Реддл. Все они были членами Ордена, и наверняка так же, как и Дамблдор заинтересованы в том, чтобы Реддл этого не узнал. Знать, что тайна, которую он защищал всю свою сознательную жизнь, была раскрыта… Это заставляло его чувствовать себя так, словно он снова был в центре этого разрушающегося здания. Эта магия… Гарри вытер руки о брюки и посмотрел в сторону плотно закрытой двери спальни. Его родители предложили быть с ним, пока они с Сириусом будут разговаривать, но Гарри отказался. У них уже был свой собственный разговор. Сириус был взбешён тем, что они скрыли от него секрет — Джеймс признался. Гарри подумал, что им с Сириусом нужно поговорить наедине. Когда дверь открылась и аврор наклонился, чтобы сказать: «Сэр, ваша собака внизу», единственной дезориентацией, от которой страдал Гарри, оказалось странное чувство, которое он всегда испытывал, когда аврор называл его «сэр». Что было ещё хуже, так это недовольное выражение на лице аврора. Гарри не заслужил их уважения. Они только думали, что им нужно быть вежливыми, потому что по какой-то причине Реддл был таким. — Да, пожалуйста, приведите его сюда. Спасибо. Аврор удалился с сомнительным взглядом, а затем Сириус подскочил и быстро встряхнулся. Гарри поспешил и опустился на колени, обняв крёстного за шею и частично закрыв глаза, чтобы не видеть осуждения на лице Сириуса. Гарри, почему ты никогда не рассказывал мне о своей родственной душе? — И тебе привет, Бродяга, — сказал Гарри, откидываясь на спинку стула, и Сириус сел рядом с ним. Аврор, сопровождавший его, закрыл дверь, но не раньше, чем Гарри увидел, как он закатил глаза. Что ж, пусть так. Гарри предпочёл бы выдержать любое количество косых взглядов авроров, чем вести тот разговор, который ему предстояло вести сейчас. Я жду ответа. Сириус высунул язык, но любой, кто его знал, мог бы прочесть укоризненный взгляд в его глазах. Гарри вздохнул и тихо ответил, вытянувшись на боку на полу, чтобы почесать Сириуса за шерстью. Мои родители и Дамблдор сказали мне, что я не должен этого делать. Они боялись, что кто-нибудь выдаст секрет, если мы не сможем сохранить его при себе. И последнее, чего мы хотим — это чтобы Реддл набрал силу. Сириус слегка залаял и завилял хвостом, но не отодвинулся, чтобы не смотреть Гарри в глаза. И ты всё ещё так думаешь, несмотря на всё то время, что провёл с Реддлом? «Не то чтобы у меня был большой выбор», — огрызнулся Гарри. «Если бы Дамблдор не пытался убить кучу людей, он бы никогда об этом не узнал!» Сириус заколебался, и Гарри подумал, что он, вероятно, ещё не готов говорить об этом нападении — не тогда, когда родители Гарри сказали ему, что Сириус тоже вложил в него свою магию. Я… Я бы никогда не предал тебя, щенок. Гарри снова вздохнул, чувствуя себя измученным. Я знаю, но я не тот, кто принял это решение. Тебе нужно обсудить это с папой, мамой и Дамблдором. Ты мог бы сказать мне, когда немного подрос. И тогда ты, вероятно, сказал бы мне держать рот на замке и слушать Дамблдора. Знаешь, примерно так, как ты поступил в тот единственный раз, когда я попытался тебе сказать. Сириус поднял уши и заскрёб лапой по полу. О чём ты говоришь? Когда мне было десять. Гарри перевернулся на спину и уставился в потолок. Это был один из способов проигнорировать требовательный взгляд, который он чувствовал. Я пришёл к тебе и сказал, что у меня есть кое-что, что меня беспокоит, и я хотел бы поговорить с тобой об этом. Я дошёл до того, что сказал, что Дамблдор велел мне держать это при себе, а потом ты сказал, что я должен держать рот на замке. Это было больно, хотя сейчас Гарри понимал, почему Сириус сказал это. Ему показалось, что он протянул руку, а Сириус оттолкнул её. Я… Не помню этого. Я и не ожидал этого от тебя. Гарри перевернулся и зарылся лицом в мех Сириуса. Сожаление накатило на его, как старая рана. Он просто хотел, чтобы всё было по-другому. Он хотел, чтобы Сириус и его родители никогда не были изгнаны. Он хотел, чтобы имя Реддла исчезло с его запястья. Он хотел родиться нормальным, с милой, нормальной второй половинкой. То, что Реддл заметил его, когда Гарри знал, что никогда не сможет ничего с этим поделать, было адом. Просто, что я должен был делать, Сириус? Ослушаться Дамблдора, когда ты думал, что это хорошая идея, и держать это при себе всё остальное время? Просто мне кажется, что, несмотря ни на что, ты найдёшь способ обвинить меня. Сириус заскулил и обернулся. Гарри поднял голову как раз вовремя, чтобы Сириус лизнул его в лицо. Он слабо улыбнулся и откинулся назад, так что голова Сириуса снова оказалась на полу, а Гарри потрепал его за уши. Я могу это пережить. Я обязан, ты же знаешь. Я просто не хочу, чтобы ты винил меня сейчас. Я и не буду. Прилив эмоций, стоявший за этими словами, сказал Гарри, что Сириус имел в виду именно это. Он вздохнул и сел, рассеянно почёсывая Бродягу за ушами и глядя в окно. Он мог видеть край остроконечной шляпы одного из авроров, стоявших на страже у дверей здания. Всегда в плену. Это была ещё одна причина, по которой Гарри не думал, что эта история с Реддлом сработает, даже если Дамблдора не будет рядом. Реддл охранял его как драгоценную вещь, когда единственным, о чём он действительно знал, была могущественная магия Гарри и попытка скрыть её от него. Я не буду домашним животным в клетке, потому что Реддл хотел бы, чтобы его вторая половинка была такой. Гарри? С тобой всё в порядке? Гарри посмотрел вниз, когда Сириус просунул свой нос под его ладонь. Не составляло труда погладить его, когда он был в таком состоянии, с широко раскрытыми глазами и умоляющими движениями хвоста со скоростью шесть миль в минуту. Я в порядке, Сириус. Я хотел бы, чтобы всё было по-другому, но это не так, и я вполне привык жить с этим. Он засомневался. Дамблдор рассказал тебе, почему он решил поделиться новостями о моей второй половинке сейчас? Он сказал, что подумал, что ты, возможно, поддашься искушению присоединиться к Реддлу, так как ты спас ему жизнь. Гарри пожал плечами. Было бы заманчиво, если бы я мог ему поверить. Но он всегда скрывает то, что на самом деле имеет в виду, этими красивыми словами. Я не могу доверять ничему, что он говорит. И он действительно хочет держать меня в плену, ты же знаешь. Он окружил меня охраной и сказал, что перестал перехватывать мою почту, но я в этом сомневаюсь. И он простил маму и папу за то, что они манипулировали мной. Сириус снова лизнул его в лицо, а затем сказал: «Если тебе придётся остаться одному на всю оставшуюся жизнь… Я знаю. Это не идеальный вариант, но ты с этим справляешься, верно? Гарри очень хорошо знал, что под лохматой шерстью Сириуса скрывалась метка воющего волка— навсегда неудовлетворенного, потому что его родственная душа — Римус Люпин — в ужасе отвернулся от своих друзей после того, что произошло на пятом курсе. Он ушёл много лет назад, чтобы попытаться найти Северуса Снейпа, теперь уже являвшегося оборотнем, и извиниться перед ним. Сириус слегка завилял хвостом. Да, я имею в виду это, но я также имею в виду, что я всегда буду рядом с тобой, несмотря ни на что. Я не хочу, чтобы ты чувствовал, что мы все собираемся бросить тебя только из-за того, что узнали правду. Я знаю. Гарри обнял Сириуса за шею, и они лежали в дружеской тишине, пока не стемнело. Сириус встал и потянулся. Гарри знал, что ему действительно нужно возвращаться в Орден. Сириус? Да? Сириус оглянулся через плечо, когда Гарри пошёл открывать ему дверь. Я люблю тебя. Спасибо, что пришёл. И спасибо за то, что остаёшься рядом со мной несмотря ни на что. Ты — это ты. Реддл — редкостный ублюдок, но ты не виноват, что родился с его меткой. Сириус лизнул его руку, а затем пробежал мимо него и спустился вниз. Авроры что-то пробормотали и заёрзали, когда Бродяга проскакал у них между ног. Гарри слегка улыбнулся и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду. Прямо сейчас, даже с его матерью и отцом в соседней комнате и знанием того, что не все в Ордене отвернулись от него, Гарри завидовал Сириусу. Он бы всё отдал, чтобы быть таким же свободным, как тот сейчас — бесшумно скользнуть в темноту и побежать к своим друзьям. В следующую секунду Гарри медленно покачал головой. Он жил с этим всю свою жизнь. Он мог бы продолжать жить с этим. Рано или поздно интерес Реддла угаснет, когда Гарри откажется сдаться ему. Тогда всё могло бы вернуться к… Ну, если не нормальному, то, по крайней мере, похожему на то, что было раньше, потому что в таком случае Гарри снова перестал бы получать прямое внимание министра. Перестал бы получать прямое внимание от своей второй половинки. Это пиздец, знаешь ли — одновременно хотеть его внимания и не хотеть. То, что ты делаешь, даже нечестно по отношению к нему. Отпусти его и позволь найти кого-нибудь, кто смог бы справиться с его собственническим чувством и его способами «почитать» кого-то. Гарри медленно кивнул. Да, он понял. Он понимал, что проявлял к Реддлу гораздо больше доброты, чем тот, вероятно, заслуживал. Он сделал бы всё, что мог, чтобы отвлечь Реддла, но, учитывая, что до сих пор ничего не было достаточно, это вполне могло превратиться в соревнование на выносливость. Что ж, если это было то, что он должен был сделать, то так тому и быть. Он отвернулся от окна и пленённой ночи, чтобы поговорить со своими родителями.* * *
— Почему мне не сказали об этом? — С чего ты взял, Гарри? Я не помню, чтобы скрывал это от тебя. — Мне сказали о гала-концерте! Но не о том, что я должен быть одним из ёбаных почётных гостей! — Ругаться — вульгарно, — пробормотал Том, но его голос был отсутствующим. Гарри уставился на него расширенными, недоверчивыми глазами, и Том не смог отвернуться. Искры магии, танцующие вокруг него, были едва различимы — если, конечно, не знать, что искать — белые и блестящие, но такие маленькие, что их едва ли можно было заметить. — И, конечно, ты — один из почётных гостей, — продолжил Том. — Мы устраиваем это в честь недавних политических достижений, таких как помилование твоих родителей. Это показало, что я не настолько твёрд и привержен непреклонным принципам, чтобы отвергнуть искреннюю мольбу родителей воссоединиться со своим сыном. — Чушь собачья. Вы сделали это, потому что это было связано со мной, а не потому, что это были Ваши принципы на работе. — Да? Я не понимаю, о чём ты говоришь. Гарри наклонился к нему ближе, заставляя остальную часть офиса и тот факт, что кто-то может открыть дверь в любой момент, исчезнуть для Тома. Глаза Гарри тоже блестели, а щёки раскраснелись. — Принципы должны быть абстрактными, чтобы хоть чего-нибудь стоить, — прошипел Гарри. — Если Вы просто делаете одолжения своим друзьям или родственникам своих друзей, вы не нравственный человек! Том ничего не мог с собой поделать. Он рассмеялся. Гарри прищурил глаза, но не отступил. — Никто так не живёт, — сказал Том, качая головой. — Самые ярые сторонники справедливости всё ещё делают исключения — даже требуют их — когда кого-то из их близких арестовывают за преступление. И я знаю, что и ты так не живёшь, Гарри. — Да? Докажите это. — Несомненно, ты бы сказал, что ты — нравственный человек, потому что у тебя есть своего рода абстрактное прощение, которое ты можешь применить к другим, — беззаботно сказал Том и постарался скрыть удовольствие, которое гудело, как струна арфы, в центре его груди. — Но ты не простил меня, несмотря на то, что я простил твоих родителей. Несмотря на то, что позволил тебе занять видное положение в моей жизни. И это всё при том, что ты был шпионом для моих врагов, и я мог бы отправить тебя в Азкабан на основании моих собственных законов. Кто из нас более снисходительный человек? Глаза Гарри расширились, и он сделал шаг назад. Том подавил желание последовать за ним. Речь шла о том, чтобы научить Гарри чему-то. Он не изменил позы и пристального взгляда, и Гарри вздрогнул и отвернулся, массируя затылок. Том прищурился. Он не этого добивался. — Да, Вы правы, — пробормотал Гарри. — Я не… Я не был так открыт, как мог бы. Затем он глубоко вздохнул, повернулся, и его лицо снова стало спокойным — трещина в его защите исчезла. Тому хотелось бы знать, почему Гарри вообще сумел стать экспертом в этой самой защите. Просто опасение, что Том заметит его из-за его магии или даже его анимагического таланта, казалось недостаточной причиной для таких усилий. — Но в каждом Вашем подарке всегда есть загвоздка, — спокойно продолжил Гарри. — Я знаю, что Вы простили моих родителей, чтобы добиться моего расположения. Я знаю, что тот факт, что я — Ваш телохранитель — это влияние той части Вас, что пытается воспользоваться моей магией. Я знаю, что моё почётное присутствие на этом празднике связано с тем, что Вы пытаетесь показать мне, что я могу занимать высокое положение в обществе, если захочу. Том раздражённо выдохнул, но в то же время радостное возбуждение продолжало бушевать в нем. Гарри и вполовину не был бы таким потрясающим, если бы принимал подарки Тома за чистую монету. — Загвоздка есть, — признал Том. Глаза Гарри расширились. «Несомненно, он не ожидал — возможно, даже не хотел — такого признания», — подумал Том. Гарри, казалось, предпочитал, чтобы Том вёл себя как Тёмный Лорд, чей путь он отверг — вероятно, потому, что это облегчало Гарри задачу продолжать отвергать его. — Но это в основном кажется загвоздкой, потому что кто-то сказал тебе, что у тебя не может быть этих вещей. Почему нет? Если тебе удастся сблизиться со мной и изменить моё мнение, почему это должно быть злом? Если бы у тебя была политическая власть, почему это было бы более катастрофично, чем если бы ею обладала половина дураков в Визенгамоте? Гарри секунду смотрел себе под ноги. Затем он сказал: — Я пойду на торжество. Но я не надену парадную одежду. — Ответь на вопрос, Гарри, — Том говорил спокойно и уверенно. Он был убеждён, что задал правильный вопрос, даже если и не получил бы правильного ответа. Увёртки Гарри не часто бывали такими неуклюжими. — Я не могу. Том на мгновение подумал, что Гарри имеет в виду, что не может ответить на вопрос, но потом тот с несчастьем посмотрел на него и он всё понял. — Я не могу получить всё, что Вы мне предлагаете, — сказал Гарри, проводя рукой по волосам. — Я… Вы не понимаете. Даже если бы подарки были искренними, я не смог бы их принять. Нет, если бы они были искренними, Вы были бы другим человеком, и тогда, может быть, я смог бы. Но я не могу их принять. Не в том мире, каким он является. — Скажи мне, — Том понизил голос, не двигаясь с места. — Скажи мне, почему они научили тебя прятаться? Почему они так боялись, что ты привлечёшь моё внимание? Скажи мне, кто научил тебя прятаться. Этот последний вопрос, возможно, был ошибкой, учитывая, что Том был почти уверен, что это был Дамблдор, и секунду спустя убедился, что это был он. Ноздри Гарри раздулись, и он отступил назад, качая головой. — Ну а что Вы могли бы с ними сделать? Нет, я не предам их вот так. — А тебе не приходило в голову, — сказал Том и поддался искушению медленно подвинуться вперёд, — Что ты мог бы принимать законы, защищающие тех, кого ты ценишь? Чтобы ограничить мою власть? Чтобы убедить меня, что ты прав? — От чего я прав? От левой стороны кровати? — Вообще-то я предпочитаю спать слева. Глаза Гарри широко распахнулись, и он уставился на него, а затем сказал: — Вы… Вы действительно это говорите. Вы говорите, что Ваша цель — переспать со мной, — он казался немного ошеломлённым. — Пожалуйста, Гарри, не оскорбляй меня, говоря, что это — моя единственная цель. Но ты и до этого осознавал, что я хочу тебя соблазнить. Гарри постоял там ещё мгновение. Затем он резко развернулся и бросил через плечо: — Поскольку я отказываюсь надевать парадную мантию на торжество, мы должны обсудить, что мне надеть вместо этого, и как это должно соответствовать дресс-коду, который Вы, вероятно, установили. — Это звучало так, словно слова из него тащили клещами. Том последовал за ним и лёгкая улыбка тронула его губы. Гарри в очередной раз неуклюже уклонился от ответа. Он должен был осознавать, что Тома нельзя будет отшивать вечно. Но он позволил бы себе пока отвлечься. Тем более, что он знал о другом сюрпризе, ожидающем Гарри в ночь торжества.* * *
— Это подозрительно похоже на парадную мантию. Реддл появился рядом с ним в тот момент, когда Гарри вошёл в дверь огромного бального зала Министерства на седьмом этаже. Гарри натянуто улыбнулся и склонил голову набок. — Моя мама сказала, что я не должен портить своё первое публичное появление маггловской одеждой. — Ах, да, твоя мать — интересный человек. — Реддл как-то странно вытянул руку, как будто пытался удержать бокал, которого там на самом деле не было. Гарри обошёл его, и показалось, что Реддл выглядел немного расстроенным. Только тогда Гарри понял, что, вероятно, ему следовало взять его за эту чёртову руку. — Так и есть, — сказал Гарри с вежливой улыбкой. Ещё интереснее она казалась теперь, когда по какой-то причине подталкивала его к Реддлу. Гарри столкнулся с ней в споре по этому поводу сразу после того, как надел изящную, отделанную серебром чёрную парадную мантию, которую люди Реддла доставили к его двери, и ему пришлось вытерпеть широко раскрытую, идеально сработанную маску невинности, которую Лили использовала, чтобы скрыть свои намерения. — Ты же знаешь, что у него нет сердца, мама. — У него нет его в том смысле, в каком мы обычно имеем его в виду, — согласилась она, поправляя его мантию и отступая назад, чтобы критически взглянуть на него. Гарри не понимал её. Она знала, что он вообще не хотел это носить, знала, что он не хотел привлекать к себе внимания. Так почему же она вела себя так, как будто то, как он выглядит, имело значение? — Его собственническое отношение к тебе доказывает это. — Тогда почему… — Я думаю, что его собственничество также показывает, насколько на него влияет одиночество. — Лили запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, и совершенно удивила Гарри своей серьёзностью. — Ему десятилетиями не хватало своей второй половинки. Я думаю, он, вероятно, мечтал о том, как крепко он будет держаться за этого человека, когда он появится, и вот, ты появился. Вот так. — Это не значит, что я этого хочу. Это не значит, что я его получу. — Я только говорю, что ты должен попытаться понять его и быть терпимым. — Лили снова поправила его мантию и кивнула, как будто судьба Вселенной зависела от того, как выглядел Гарри. Затем она пробормотала: — Дорогой, что, если бы ты мог получить его? — Я не могу, и нет причин предаваться несбыточным фантазиям. Лили сделала долгую паузу. Затем она вздохнула, выглядя задумчивой и терпимой одновременно, как будто ожидала того, что сказал Гарри, но надеялась, что это будет чем-то другим. — Как пожелаешь, мальчик мой. — Она наклонилась, поцеловала Гарри и вышла из комнаты прежде, чем Гарри успел объяснить, что это не имеет никакого отношения к тому, чего он хотел. Если бы он захотел, то испытал бы искушение, и она это знала. — Гарри. Голос Реддла вернул его в настоящее. Гарри сумел улыбнуться и склонить голову к женщине, которая ждала, когда её представят ему. Он узнал её по различным упоминаниям в газетах как мадам Мунвелл. Она протянула руку, чтобы пожать его, балансируя на тонкой терновой трости, и изучила его, прежде чем фыркнуть. — Приятно видеть, что молодые люди следуют традициям прошлого, мистер Поттер. Поскольку он понятия не имел, о чём она говорит, Гарри просто улыбнулся и сказал: — Я понимаю, что слишком много людей моего возраста сейчас отходят от традиций. — Вот именно. Встречаться с кем угодно, кроме своей второй половинки! В моё время этого не делали. Гарри подавил истерический смешок, подумав о том, что сказала бы эта грозная старуха, если бы узнала, что на самом деле он был здесь со своей второй половинкой, хотя это не приносило никакой пользы. Однако теперь он, по крайней мере, знал политический контекст её слов. Он ограничился лёгким покачиванием головой и вежливой улыбкой. — Я знаю, что я, возможно, никогда не буду вместе со своей второй половинкой, но я всё ещё хочу относиться к ней уважительно. Реддл напрягся рядом с ним, но Гарри проигнорировал это. В этом было так много того, что напоминало соревнование на выносливость, повторял он себе. Ему нужно было только переиграть Реддла — игнорировать то, что укололо его, и сопротивляться искушению показать себя так, как он уже пытался. Мадам Мунвелл пожала Гарри руку так крепко, что у него защипало запястье, а затем ушла и, очевидно, устроила засаду кому-то ещё. Гарри вздохнул и огляделся, задаваясь вопросом, сможет ли он найти кого-нибудь, кто смутно симпатизировал Ордену, или, может быть, кого-то, связанного с одним из его друзей в Хогвартсе. Реддл, однако, подхватил Гарри под локоть и потащил его на середину комнаты. Гарри закатил глаза. — Позвольте мне догадаться, — пробормотал он, в то время как стены, которые больше напоминали стены пещеры, скользили мимо них, — Вы собираетесь произнести речь, настолько рискованную, что боитесь, что кто-то может убить Вас за это. — Вовсе нет. У нас первый танец. — Что? Реддл ухмыльнулся ему так, как, казалось, ухмылялся только тогда, когда Гарри оказывался в невыгодном положении, и он это знал. Затем он плавно развернулся, и в то же время заиграла музыка. Вальс. Чёртов вальс. И они были прямо в центре всего волшебного общества, или, по крайней мере, тех его частей, которые предположительно имели значение. Там, где увернуться или притвориться, что растянул лодыжку, было бы невозможно. Гарри выполнял правильные шаги, яростно глядя на Реддла. Реддл пристально оглянулся и его улыбка исчезла. Всё его внимание, казалось, сосредоточилось на тех местах, где его руки легко покоились на руке и талии Гарри, и он вцепился пальцами в чёрную парадную мантию Гарри, словно ища лучшей опоры. Гарри поднял брови. — Что, поняли, что мне нечего Вам предложить? — насмехался он. Он знал, что был сносным танцором, но по сравнению с мастерами и мастерицами искусства, с которыми наверняка танцевал Реддл, это, должно быть, было похоже на танец с веткой дерева. — Если бы ты мог видеть, как ты выглядишь, — выдохнул Реддл. Его пальцы согнулись, а затем погрузились в ладонь Гарри, сжимая её. Гарри сжал её в ответ. Реддл улыбнулся, но это было маленькое, сияющее выражение, полное медленно разворачивающегося удивления. — Такое чувство, что ты был создан для меня. Гарри чуть не сбился с шага. — Что за чёрт? — Возможно, ты был слишком зол, чтобы заметить. Сделай глубокий вдох, прочисти голову, Гарри, и почувствуй. Беспокоясь о том, что Реддл, должно быть, произнёс какое-то заклинание, которое могло бы что-то открыть огромной аудитории, Гарри сделал так, как велел Реддл. У него было много практики в медитации, с помощью которой он научился справляться с явной несправедливостью той жизни, которую ему предстояло прожить. Он вздохнул три раза, погружаясь в свою голову, почти покидая своё тело, которое кружилось в танце, не вовлекая его самого. И тут он почувствовал это. Магия, которая всегда витала вокруг Реддла, потянулась и провела мягкие, исследовательские узы сквозь Гарри. Гарри потянулся назад, вместо того, чтобы отступить. Медленно циркулирующее тепло проникло сквозь мантию и грудь Реддла в Гарри, и Гарри услышал пульсирующее биение в ушах, которое было… Чёрт, это их сердца бились в кровавом концерте. Он встретился взглядом с Реддлом и увидел это удивление в сочетании с желанием, которое Реддл, вероятно, не постеснялся бы выразить публично, учитывая, на что ещё он осмеливался до сих пор. Однако чудо на самом деле может быть более опасным. Магия не должна была этого делать! Когда родственные души соединялись, их сила достигала силы друг друга, но до тех пор этого не происходило без явного выбора или ритуала. Это никогда не случалось посреди обычного танца. — Для меня это не политика, — тихо сказал Реддл. Гарри напрягся от собственного желания провести остаток вечера в этом тепле, как в коконе, и оторвался от него.* * *
Тому показалось, что кто-то сломал ему руку. Вспышка боли и шока пронзила его так сильно, когда Гарри высвободился и поспешил в тёмный угол комнаты. Том поймал взгляд Амелии Боунс — главы Департамента магического правопорядка. Она кивнула и сразу же заняла позицию, привлекая внимание громким кашлем. Она не всегда любила Тома или доверяла ему, но они хорошо работали вместе, гарантируя, что ничто серьёзное не нарушит политические течения волшебной части Британии. «Гарри сам по себе является помехой», — подумал Том, а затем последовал за ним, легко отследив его, даже когда он двинулся в угол, который мог бы вывести его за пределы досягаемости плавающих свечей и люстры в центре комнаты. Их магия, страстно соединённая и лишь неохотно разделившаяся, оставила парящий след, который с таким же успехом мог бы быть сделан из запаха. Этого не произошло. Магия в целом не просто так простиралась — как и магия Тома. И, судя по совершенно ошеломлённому выражению лица Гарри, его тоже. У Тома болело всё — только ровный пульс бился по всему его телу, как единое сердцебиение, которое проходило через него и Гарри. И он твёрдо решил, что сегодня вечером не пойдёт домой один. Что значат традиции, мораль и честь по сравнению с чудом? Он поймал Гарри, когда тот положил руку на ручку двери, ведущей в прихожую. Том провернул жест и запер дверь одним лишь движением руки без палочки, а затем направил свою магию вперёд, когда Гарри повернулся к нему лицом — бесстрашный и разъярённый. Их силы снова сплелись. Гарри ахнул, его глаза расширились, воздух вокруг него замерцал тёмной, сверкающей аурой. Сердцебиение снова зазвучало у них в ушах. И что-то ещё последовало за этим — обжигающее удовольствие, которое заставило Тома на мгновение согнуться. Он справился с этим, потому что должен был, и потому что знал, что почувствует себя ещё лучше, когда коснётся Гарри. Поэтому он двинулся вперёд. Гарри был совершенно напряжён. Теперь он стоял неподвижно с закрытыми глазами, паря посреди какого-то личного мира, который, как ему казалось, мог бы успокоить его. Том разрушил это спокойствие своим прикосновением к руке Гарри. На этот раз за удовольствием и волшебством последовал жар, и Гарри открыл глаза, наклонился к Тому и притянул его к себе. Том подвёл его ближе. Гарри взял инициативу в свои руки, когда Том открыл рот, чтобы заговорить, издал бессвязный звук желания и поцеловал его. Это было так хорошо. Том застонал, когда по его рукам побежали мурашки, когда каждый волосок на его шее встал дыбом, когда его руки сомкнулись на плечах Гарри. Гарри посасывал его язык, делясь своим удовольствием с Томом. Гарри расставил ноги шире, и Том придвинулся ближе, как будто не было ничего более естественного. Блаженство поглотило его, и их совместное сердцебиение превратилось в ровную песню — каскад торжества. Том знал, что они с Гарри могли бы прямо сейчас поднять всё Министерство и превратить его в плавающее, вращающееся здание, подобное тем, которые, как говорили, были распространены в древних цивилизациях волшебников. Ничего подобного не было. Том подвинул бёдра вперёд. Было трудно принять всё это, и Гарри брыкался рядом с ним. Глаза его были дикими от возбуждения, и это было совсем не похоже на то, что Том мог себе представить. Это было бы совсем не похоже на то, что он себе представлял. Том прервал поцелуй и томно потянулся, чтобы провести рукой по лицу Гарри. Гарри зашипел на языке, не являвшемся парселтангом — на том, что был его ближайшим эквивалентом, и Том ответил ему на нём же. «Им придётся нас простить, дорогой. Давай найдём кровать.» А потом, когда всё шло так хорошо… Гарри вырвался на свободу. Том даже не знал, как ему это удалось. Это казалось невозможным, когда его руки были так крепки, а их лица были так близко, и их магия была так крепко сплетена. На самом деле, когда Гарри отодвинулся от него, тяжело дыша — прямо как Хогвартс-экспресс — Том понял: их магия всё ещё была соединена. Рот Гарри скривился в гримасе боли. Том не чувствовал ничего подобного. Вероятно, потому, что он был не настолько глуп, чтобы отрицать то, что возникло между ними. — Мне нужно уйти, — прошептал Гарри. — И ты думаешь, что сможешь, пока эта связь остаётся между нами? — Рука Тома коснулась воздуха рядом с ним, но Гарри ахнул, как будто его погладили. Том кивнул. — Мы не расстанемся сегодня вечером. Перестань упрямиться, Гарри. Сейчас это граничит с глупостью. — Ты не можешь быть со мной! — Гарри зарычал и наклонил руку, чтобы его феникс снова появился в поле зрения. — Или ты забыл, что нечто подобное должно происходить только между родственными душами, а ты не мой? — Я ничего не забываю, — сказал Том. — Например, я прекрасно помню, что ничего подобного не происходило раньше в истории магии, кроме как между родственными душами. — Так что этого и не должно было случиться! Кто-то мог проклясть нас… Том засмеялся, и Гарри сделал шаг навстречу ему при этом звуке — он ничего не мог с собой поделать. Затем он остановился и яростно замотал головой. Но Том заметил, что он не может заставить себя отступить, несмотря на то, что это выглядело как героическое усилие. — О, нет, Гарри, — пробормотал Том. — Это не проклятие. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Это благословение магии. Я не знаю, почему это происходит, почему мы кажемся уникальными, но я смирился с тем, что моя жизнь часто указывает мне путь в этом направлении. Иди сюда, Гарри. У Гарри была сильная воля — Том сказал бы это за него. Ему удалось отвернуться и снять с Тома запирающий амулет. Его движения были такими же согласованными, как у марионетки, когда он бежал, но он сделал это. Том восхищался им больше, чем мог выразить словами. Несмотря на то, что усилия были бесполезны, так как их магия всё ещё была единой, и Гарри с таким же успехом мог попытаться бежать, держа один конец гобелена, связанного с душой Тома. Том неторопливо следовал за ним, точно зная, чем закончится эта погоня, желая ублажить Гарри и сгорая от желания и удивления, удовольствия и радости.