* * *
— Моя дорогая девочка, боюсь, мне может понадобиться твоя помощь… Гермиона оторвала взгляд от книги, которую перечитывала, и не очень удивилась, услышав голос Директора, исходящий из кристалла, который он подарил ей много лет назад. Большая часть Ордена больше не носила эти кристаллы связи, так как встреч с Дамблдором в скрытое время и в скрытых местах вполне хватало. Но Гермиона была не так хороша в трансгрессии, как некоторые члены Ордена, и её разыскивали за более тяжкое преступление, поэтому все они согласились, что будет лучше, если она останется в мире за порталом и будет использовать кристалл. Гермиона положила книгу на маленький деревянный столик рядом с собой и взяла в руки кристалл — камень размером с её кулак цвета розового кварца. — Да, сэр, я здесь. Что произошло? У нас с Роном ещё не было возможности поговорить с Гарри, — Они ни за что не собирались говорить то, что хотели, в письме, ведь Реддл мог перехватить сову, а весь смысл состоял в том, чтобы скрыть всё это от ублюдка. — Боюсь, что Реддл может знать, что он — родственная душа Гарри. Гермиона почувствовала, что замерла, и кристалл чуть не выскользнул из её рук и не упал на пол. Она поспешно схватила его и сглотнула слюну от волнения. — Почему Вы так думаете, сэр? — У меня есть шпион в Министерстве, который сообщил, что Гарри и Реддл покинули праздничное мероприятие, на котором они были вчера рано вечером, с перерывом в несколько минут друг от друга. К тому же, их магия сплелась на танцполе. Гермиона выдохнула. Они с Роном не дошли до этого шага — пока не стали эмоционально близки, хотя уже много лет знали, что у них есть метка души друг друга. Гермиона была несчастна при мысли о том, чтобы быть связанной с кем-то, кого она не могла выбрать, хоть и любила Рона. Её огорчала мысль, что люди будут ценить её больше, чем других магглорожденных, только потому, что она связана с чистокровным. — Неужели Гарри отказался бы вот так от всего, во что он верит, сэр? — спросила она. — Я имею в виду, может быть, их магия и переплелась, но Гарри ещё не рассказал ему ничего. — Я боюсь, что даже если бы он этого не сделал, Реддл уже вынудил бы его сказать правду, — сказал профессор Дамблдор. Его голос был таким усталым, что Гермионе захотелось расплакаться. — Такое необычное событие нуждается в объяснении, и Реддл не успокоится, пока не найдёт его, — Он сделал паузу, и Гермиона оторвала свой разум от мысли о том, что может происходить с Гарри прямо сейчас. — Так что Вы хотите, чтобы мы сделали, сэр? — Я намерен попросить тебя о риске, Гермиона. Совы не достучатся до Гарри, и крайне маловероятно, что Том позволит своей второй половинке приблизиться к кому-либо, кто, по его мнению, может его переубедить. Отправляйся в волшебный мир. Возьми Рона с собой. Используйте любые средства, которые только у Вас есть, чтобы приблизиться к Гарри и поговорить с ним о том, что он делает в отношении будущего волшебного мира. Гермиона сглотнула. Это огромный риск. Она никогда не видела никого в такой ярости, в какой был Реддл, по крайней мере, если верить первой полосе «Пророка», после того, как они с Роном совершили налёт на Отдел Тайн и это сошло им с рук. Он не давал экстравагантных обещаний о том, что с ними будет, если их поймают. Статья в основном была посвящена ущербу, нанесённому Отделу Тайн, и собственная цитата Реддла была ограничена выдачей ордера на арест. Но это не должно было быть чем-то большим — не с таким выражением в этих тёмных глазах. Гермиона, однако, была готова рискнуть. У Реддла были планы, которые могли стереть умы таких людей, как её родители, и изменить прошлое так, чтобы профессора Дамблдора и Ордена Феникса никогда бы не существовало. Ходили слухи и о худшем, и… Гермиона оглядела комнату. Одна книга стояла на полке вместе с остальными, но её обложка была потёртой и блестящей, как ни у одной другой — даже у тех, что были с Гермионой в течение многих лет. — Мисс Грейнджер? Вы здесь? Гермиона улыбнулась немного отчаянно, когда снова повернулась к кристаллу. Всё стало плохо, когда профессор Дамблдор назвал её по фамилии. Она давным-давно разрешила ему использовать её имя. — Я здесь, сэр. И я готова рискнуть. Вздох, донёсшийся сквозь кристалл, казался достаточно сильным, чтобы затрепетали занавеси на стене, если бы они были у Гермионы. — А мистер Уизли? — Рон тоже захочет поучаствовать в этом. Он действительно заботится о Гарри. — Спасибо, Гермиона. Пожалуйста, дайте мне знать, когда вы планируете отправиться в волшебный мир. Возможно, я смогу создать отвлекающий манёвр, который будет занимать авроров и позволит вам приблизиться к Гарри. — Хорошо, сэр. Гермиона подождала, пока кристалл потемнеет, а затем взглянула в сторону передней части своей палатки. — Я знаю, что ты там, Рон. Он всегда говорил ей, что знает, где она находится и о чём думает из-за того, что они родственные души. Что ж, это было взаимно. Он должен был осознавать, что она не сможет так просто игнорировать его присутствие. Рон откинул полог палатки и вошёл со слегка смущённым выражением лица, на которое Гермиона не стала обращать внимание. — Ты действительно думаешь, что Гарри смог бы быть с ним, Гермиона? Реддл же сумасшедший! Гермиона вздохнула. — Нет, он не такой, Рон. Всё было бы куда проще, если бы он был таким, — Во-первых, было бы намного проще убедить других людей в том, что Реддл опасен и склонен к геноциду. И он никогда не получил бы той власти в Министерстве, которая у него была. Было бы легче отговорить Гарри от того, чтобы влюбиться в свою родственную душу. Гермиона почувствовала неизбежность, когда профессор Дамблдор рассказал им правду о метке души Гарри. Конечно, теперь она понимала, почему Гарри скрывал это, пока «внезапно» на пятом курсе не раскрыл метку феникса и своё нежелание встречаться с кем-либо или обсуждать свою личную жизнь. Должно быть, он просто боялся, что кто-нибудь увидит настоящую метку и расскажет об этом всем. Теперь же это затрудняло понимание того, почему он пренебрёг всеми советами Ордена и двадцатью четырьмя годами упрямой верности, и просто с головой влюбился в Реддла. Но, возможно, если узнать мужчину поближе или если не являться магглорожденной, он может показаться очаровательным. И Гермиона могла понять, как крестовый поход Ордена выглядел со стороны. Они казались бы сумасшедшими, если бы не знали о конечных планах Реддла, которые он хранил как государственную тайну. — Ну, хорошо, — сказал Рон, отвлекая её от мыслей. — Значит, он не сумасшедший. Но Гарри, должно быть, сошёл с ума, если так просто сдался! Гермиона кивнула. Честно говоря, для неё эта внезапная перемена говорила об использовании чар или зелья. Гарри замечательно справлялся с заклятьем Империус, проверенном на всех учениках Хогвартса, когда они были на четвёртом курсе — одно из многих «нововведений», которые Гермиона ненавидела — но это не означало, что нечто более незаметное оставит его невредимым. — Когда мы отправляемся? Гермиона улыбнулась и протянула руку. Рон сжал её. Связь между ними пульсировала и танцевала, как маггловская проволока на ветру. Это была та преданность, которую Гермиона всегда ценила между ними — то, как они могли действовать, как единый разум, потому что по сути они им и были. — Я думаю, что завтрашний день может подойти, учитывая те меры безопасности, которые нам придётся принимать. Рон кивнул и поцеловал тыльную сторону её руки. Сердце Гермионы пело от доказательства его преданности, а разум пел от печали, что Гарри никогда не сможет этого узнать. Может показаться, что Реддл предлагает именно это, но дары Реддла всегда имели подвох. Гарри, вероятно, сейчас ошеломлён. Ему понадобится перспектива, которую могут предоставить только его лучшие друзья.* * *
Гарри медленно открыл глаза. Это было странно, потому что его не слишком заботила роскошь простыней, которые обернулись вокруг него, или мягкость подушки под его щекой. Но это пробуждение всё ещё было драгоценным, уникальным, беспрецедентным. Потому что руки его второй половинки обнимали его, и Гарри чувствовал удовлетворение, которое окружало их, как воды тёплого озера. Он открыл глаза и откинул голову назад. Реддл развалился позади него, приподняв голову под, по всей видимости, не особо удобным углом. Должно быть, он часами наблюдал за спящим Гарри. Гарри почувствовал, что краснеет. Не слишком ли… — Ради тебя мне ничего не сложно. Гарри медленно кивнул. Он верил Реддлу так, как никогда не верил никому другому, и это заставляло его насторожиться, но, с другой стороны, у него не было с другими такой эмоциональной связи, которая была между ним и Томом. Было невозможно лгать, когда Гарри знал, что их связь будет буквально вопить о любом обмане, который обнаружит. — У меня всё-таки есть просьба, — выдохнул Реддл ему в ухо. Гарри закрыл глаза, почувствовав тянущие ощущения в сердце. Это было даже не столько тепло — просто ощущение того, что кто-то сосредоточен на нём и только на нём, и ему наплевать на высшее благо, или на Орден, или на других людей, или на безликие массы, ради спасения которых ему пришлось пожертвовать своей второй половинкой. Теперь с этим было покончено навсегда. Никто не смог бы создать достаточно мощное заклятье забвения, чтобы разорвать эмоциональную связь и заставить Гарри снова скрыться, и он знал это. — В чём заключается просьба? — тихо спросил он, склонив голову к груди Реддла. — В том, что отныне ты зовёшь меня Томом. Гарри колебался. Он так долго думал о человеке по фамилии, что «Том» показалось ему как бы странным на вкус. С другой стороны, он не узнает, пока не попробует, как говорил папа обо всех продуктах, от которых Гарри пытался отказаться, когда был ребёнком. — Том, — сказал он. Том так резко втянул в себя воздух, что, казалось, вот-вот упал бы в обморок. Ошеломлённый, Гарри уставился на него и почувствовал эмоции, которые текли по их узам — густые, как смола. Голод. Тому хотелось прижать его к кровати и сожрать. И теперь Гарри точно знал, насколько сильно.* * *
Тому хотелось прижаться к Гарри и поцеловать его так сильно, что было бы больно отстраняться. Но Том научился заглядывать в будущее — это было единственным достоинством того, чтобы проводить десятилетия в одиночестве — и он знал, что будет сожалеть, если это сделает. Гарри, вероятно, расценил бы это как подростковую неловкость — именно ту, которой он так долго избегал. Том намеревался, что их первый раз вместе зажжёт в Гарри голод, который никогда не угаснет и станет ответом его голоду. Том довольствовался лёгким поцелуем в щеку, утолив ещё больший голод в их узах. Щёки Гарри теперь сильно покраснели, и через секунду он отвернулся, качая головой. — Продолжай в том же духе, и я не смогу дойти до завтрака пешком, — пробормотал он. — Что заставляет тебя думать, что тебе нужно куда-то идти? — Том повернулся и махнул рукой. Его хорошо обученные домашние эльфы узнали этот жест и принесли завтрак, который он молча попросил. — Мы можем поесть здесь. Гарри моргнул. — Это кажется слишком… необычным. — И вполовину не так необычно, как могло бы быть, — сказал Том. — Я имел в виду это, когда сказал, что хочу тебя побаловать. Но я знаю, что бы слишком странно и слишком рано, если бы я начал делать это сейчас. Так что мы начнём с завтрака в постели, а потом перейдём к настоящему декадансу. Гарри слабо улыбнулся быстрым движением губ, на котором Том сразу же зациклился. Он был уверен, что мало кто когда-либо видел это. С другой стороны, Гарри в принципе держался в стороне от большинства людей, опасаясь, что кто-нибудь узнает его секрет. — Из-за чего ты сейчас злишься? Связь жгла от раздражения, и Том пристально посмотрел на Гарри. Гарри взял двумя пальцами клубнику в шоколаде и посмотрел на него таким жёстким взглядом, которого Том мог бы долго ждать от своей второй половинки. — Из-за того, что ты так долго им подчинялся, — Том откинулся назад и положил руки по обе стороны подноса с завтраком. Он хотел ответов больше, чем еды. — Почему ты так долго соглашался с ними? Даже после того, как у тебя появились сомнения? — Потому что другие люди тоже приносили жертвы. Это был не тот ответ, которого ожидал Том, и он моргнул, наклоняясь вперёд. — Объясни мне, что это значит. — Так много людей отказались от нормальной жизни, чтобы бороться против тебя, — тихо сказал Гарри, пристально глядя на клубнику, а не на него. — Возможно, ты не тот монстр, каким тебя рисовали, но ты делал вещи, которые заставляли их сомневаться в тебе, заставляли их ненавидеть тебя. Как я мог жаловаться на то, с чем мне приходилось жить, когда им приходилось быть беглецами и скрываться? Я потерял меньше, чем они. — Свободу, собственную жизнь, способность говорить правду, и свою родственную душу.— Том прошипел последние два слова на Парселтанге; он ничего не мог с собой поделать. — Ты был единственным, кто потерял эти вещи. — Это не так, — Гарри сунул клубнику в рот и одарил Тома другой улыбкой, в которой сквозило отвращение к самому себе. — Профессор Дамблдор отказался от своей второй половинки, как только понял, что нет никакого способа заставить Гриндевальда свернуть с тёмного пути. — Но он никогда не прятался от него, — сказал Том и увидел, как Гарри вздрогнул. Его гнев обрушился на связь, как мокрый снег, и он знал это. Но он не мог пощадить Гарри — не сейчас. Дело в том, что обман Дамблдора отличался тем, что он почти сработал. Если бы Гарри не предпринимал усилия, чтобы спасти жизнь Тома в тот день в здании Святого Мунго, если бы его там не было, если бы Дамблдор никогда не пытался убить Тома, если бы Гарри так никогда и не привлёк его внимания, или привлёк бы, но сбежал… Это бы сработало. Он провёл бы остаток своей жизни в мучительной боли и одиночестве. — Нет, он сделал нечто более сложное, — сказал Гарри. Его глаза были полны восхищения, отчего Тому захотелось подержать Дамблдора под Круциатусом. — Он отказался от связи после того, как она была уже установлена. Мне никогда не приходилось этого делать. — И никогда не придётся, — Том ничего не мог с собой поделать. Он потянулся вперёд, вывалив поднос с завтраком на простыни, схватил Гарри за руки и прижал их к подушке над головой. Голубое пламя обвилось вокруг его пальцев, запев, когда он снова коснулся метки Гарри, и удовольствие, имитировавшее физическую связь, которую они ещё не создали, содрогнулось между ними. Гарри задыхался, но всё ещё поджимал ноги так, чтобы Том не мог наклониться так близко, как ему хотелось, и его глаза всё ещё были полны пламени, которое более чем соответствовало пламени в глазах напротив. — Я никогда не смогу отступить. Я никогда не отпущу тебя. Ты понимаешь?* * *
— Я осознаю, что ты кажешься мне сумасшедшим лишь из-за твоего собственничества. Гарри не знал, каким образом он нашёл в себе силы произнести эти слова. Часть его радовалась всем эмоциям, которые Том пропускал через связь. Его хотели. Он был желанным. Никто уже не говорил ему, что он не может этого получить. Никто не прикасался деликатно к лицу своей родственной души в лице Гарри, а затем не говорил ему, что он должен быть один до конца своей жизни. Но остальная часть его помнила, как своевольно Том пытался ввести Гарри в свою жизнь задолго до того, как узнал, что они родственные души. Как он планировал соблазнить его и переспать с ним только потому, что мог это сделать. Газетные статьи. Манипулятивное помилование его родителей. И его проклятая Мерлином избирательная кампания. — Тогда не соглашайся со мной, — Том зашипел на языке парселтанге, наклоняясь, пока его тело не придавило Гарри под ним. Гарри проигнорировал желание раздвинуть ноги и принять Тома между ними. Сейчас это было просто отвлекающим манёвром. — Сражайся со мной. Спорь со мной о том, почему я должен измениться. Но не оставляй меня. И больше не прячься. — Я не смог бы, даже если бы захотел, — раздражённо заметил Гарри. — Я недостаточно силён, чтобы использовать на тебе Заклинание Забвения, и я не знаю ничего, что могло бы разорвать эмоциональную связь, как только она установится. — Да, — Гарри снова почувствовал, как его захлестнула волна самодовольства. Он покачал головой и разогнул ноги, отталкивая Тома. — Фу, — добавил он, когда его локоть опустился в середину миски с раздавленной клубникой. — Позови другого домашнего эльфа, пусть они приготовят нам новый завтрак, — В его голове мелькнула мысль о том, что сказала бы Гермиона о том, как он небрежно воспользовался услугами домашнего эльфа, но он проигнорировал эту мысль. Он даже не знал, остаются ли его друзья всё ещё его друзьями. Неужели я отказался от любви всех, кого знаю, чтобы обрести вторую половинку? Гарри глубоко вздохнул и напомнил себе, что он не часто видел Рона и Гермиону в последние несколько лет — с тех пор, как они совершили нападение на Отдел Тайн, а затем сбежали, чтобы присоединиться к другим беглым членам Ордена. И если бы они были хорошими друзьями, как предположил Том, то они не бросили бы его, не выслушав. Могу ли я привести достаточно веский аргумент, чтобы объяснить Гермионе, почему я с кем-то, кто хочет совершить геноцид над кем-то вроде неё? — Мне не нравится ход твоих мыслей, — Том отстранился, но продолжил держать руку на правом запястье Гарри, рассеянно поглаживая отметину пальцами, как он мог бы сделать с кошкой, которая заснула рядом с ним. — Я думаю, нам нужно провести долгую дискуссию о том, что на самом деле означает моя предвыборная кампания, что я думаю о магглорожденных и что я имел в виду, когда сказал, что политика — это игра. — Да, — тихо сказал Гарри. Он колебался. — Если это слишком сложно, тогда ты мог бы отпустить меня. Том уставился на него. В его глазах блеснул красный огонёк, и Гарри почувствовал дрожь в руке, которая, как он думал, была вызвана тем, что Том был готов в мгновение ока схватить его за запястье с сокрушительной силой, и сдержался только в последний момент. — Ты думаешь, я боюсь спорить с тобой? — Я думаю, что если ты собираешься провести остаток своей жизни, споря со мной, то у тебя будет больше покоя, если… Том сильно дёрнул его за запястье. Гарри зарычал и попытался перекатиться, думая, что это начало атаки, а затем оказался прижатым к груди Тома. Руки Реддла обхватили его. Он лежал, слушая учащённое дыхание мужчины и биение его сердца. — Я знаю, что такое покой, — выдохнул Том ему в ухо. — Это означает одиночество. Я провёл долгие годы, думая, что точно знаю, каким человеком будет моя вторая половинка, и что мне нужно будет сделать, чтобы завоевать и сохранить её, когда найду. Ты отличаешься от всех, кого я мог себе представить, но мне всё равно. Я собираюсь оставить тебя себе и сделаю всё, что в моих силах ради этого. Гарри кивнул, уткнувшись Тому в грудь. Честно говоря, он ожидал такого результата, когда предложил уйти. Он задавался вопросом, надеялся ли он вообще, что Том откажется, потому что хотел, чтобы его баловали, ласкали и… Он поморщился. Том тут же обхватил его подбородок одной рукой и посмотрел ему в глаза. — В чём дело? — спросил он. — Теперь у меня проблемы со всей этой… Необычностью, — Гарри пожал одним плечом и попытался говорить лёгким голосом, но пристальный взгляд Тома сказал ему, что это не сойдёт ему с рук. — Интересно, буду ли я продолжать задавать такие вопросы, проверять тебя и вести себя так, как будто хочу оттолкнуть тебя — даже если это не так — потому что я хочу услышать, как ты заявляешь, что никогда не захочешь меня бросить. Том поцеловал его так глубоко, что у Гарри закружилась голова. В конце концов Том отстранился в тот момент, когда у Гарри, вероятно, в противном случае закончился бы воздух, и промурлыкал ему на ухо: — Я не против ответить на этот вопрос. Спрашивай столько, сколько хочешь. Проси столько, сколько захочешь. Ты и близко не достиг предела того, что я хочу тебе дать. Гарри медленно кивнул. Затем он сказал: — Я думаю, что нам всё ещё нужно будет это обсудить. И позавтракать где-нибудь за пределами липкой постели. — Да, к сожалению. Особенно учитывая тот факт, что мы пока не можем сделать кровать липкой в том варианте, в каком она мне таковой нравится. Гарри ярко покраснел и попытался проигнорировать тот факт, что Том был достаточно близко к нему, чтобы всё равно почувствовать результат его возбуждения. Он встал и протянул руку Тому, который схватил её рывком и сам легко соскользнул с кровати. — Пойдём на кухню. Домовые эльфы будут счастливы, если им нужно будет обслуживать более одного человека.* * *
Гарри сел на стул напротив Тома — его глаза блестели, а губы были сжаты в тонкую линию — Том был откровенно взволнован, увидев это. Гарри вёл себя то ли кротко, то ли по-хамски — так, как когда думал, что сможет избежать внимания Тома или заставить его отступить — и так делать не стоило. Том хотел пройти с ним через тысячу споров, а не избегать их и в конечном итоге потерять его из-за недосказанности. — Итак, — сказал Гарри. — Я думаю, нам стоит начать с убийства. Том только приподнял бровь. Гарри ещё только предстояло выяснить, что его нелегко шокировать. Гарри поднял крышку со сковороды с яичницей-болтуньей и мгновение смотрел на неё, словно предполагая, что идеальная еда — это то, что встречается только в историях, а затем покачал головой и положил себе еду. — Я полагаю, ты имеешь в виду убийство тех несчастных людей, на которых твои друзья обрушили крышу Отдела тайн? Безусловно, мы можем это обсудить. Что бы они попытались сказать в своё оправдание перед тобой? Гарри бросил на него прищуренный взгляд и продолжил есть. Он намеренно подождал, пока не прожуётся, чтобы сказать: — Нет. Я имею в виду убийство тех людей, которые выжгли метку души с твоей груди. — Хорошо, — Том улыбнулся. — Давай обсудим их. Гарри сделал паузу. Затем он заявил удивлённым тоном, несколько затуманенным тем фактом, что он отправлял в рот ещё немного яичницы: — Ты вообще ни о чём не жалеешь, не так ли? — Нет, — сказал Том. — Я не просыпаюсь каждый день и не обнимаю себя с ликованием по поводу того, что я сделал, но они и не беспокоят моего сна. — Ты убил их. И их семьи, которые не сделали тебе ничего плохого. — Я написал их семьям, требуя справедливости. А они посмеялись надо мной и сказали, что вообще убьют меня, а не просто выжгут метку с моей груди, если я буду выступать против них ещё хоть когда-нибудь. — Я… Гарри выглядел потрясённым. Том сосредоточился на их связи. Да, шок был настоящим — льющимся, как холодная вода, по связи между ними. Реддл почувствовал поддержку со стороны Гарри и на секунду закрыл глаза. Он знал, что и сам бы на его месте почувствовал печаль, потерю. И в тот момент, когда Том подумал, что сожжение его метки души может означать, что у него никогда не будет второй половинки — кого-то, кто хотел бы быть с ним; и в тот момент, когда он рассказал об этом, никто ему не поверил. — Почему никто не поверил тебе? — прошептал Гарри. — Ты… Ты, должно быть, видел их лица. — Да. И они были чистокровными слизеринцами, но всё ещё шестикурсниками. Им не исполнилось ещё семнадцати. Это означало, что они были под защитой своих семей и нельзя было заставить их принять Сыворотку Правды. Профессора продолжали говорить, что нужно верить им, потому что их было двое, а я только один, да и их алиби дополняли друг друга. Казалось, никто не замечал, насколько идеальны были эти чертовы алиби, — Том вдохнул воздух, раскалённый шестью десятилетиями ненависти. — Я поместил воспоминания в Омут. Профессора сказали, что я, должно быть, изменил их. Дамблдор продолжал печально качать головой и говорить, что я, очевидно, выдумываю ложные истории из зависти. — Зависти? — вопросительно прошептал Гарри. — У них обоих были родственные души. Предположительно, я сошёл с ума от потери своей душевной метки, и потому завидовал им. — Значит, когда ты убил их… — Их родственные души покончили с собой несколько лет спустя. Гарри отвернулся от него. — Значит, ты принёс их в жертву, — прошептал он. — И их семьи тоже. — Как и они принесли меня в жертву садизму своих детей, — Том улыбнулся и заметил, что Гарри вздрогнул от того, что сейчас текло по узам. Ему было всё равно. Теперь Гарри поймёт, с кем он имеет дело — да, но он наконец поймёт и весь контекст. — Профессора — в жертву собственному комфорту. Им не хотелось задавать вопросы, которые могли бы поставить их в неловкое положение, пытаясь добиться справедливости от известных чистокровных семей. Никто не помогал мне, Гарри, даже когда это могло быть легко. Я лишь защищался. Гарри сглотнул, и этот жест выглядел тяжёлым и болезненным. Том сожалел, что испортил аппетит своей второй половинке, однако сидел и ждал вопросов, которые Гарри хотел бы задать. Они не заставили себя долго ждать. — Разве ты не мог… Навредить им каким-нибудь менее смертоносным способом? Том склонил голову набок. — Как? Как я мог нанести равноценный вред? Сжигание их душевных меток ничего бы не дало, так как они уже нашли своих родственных душ. И все бы сразу подумали на меня. Как бы то ни было, перед тем, как они умерли, кто-то устроил им засаду в коридоре и осыпал проклятиями — кто-то, кто не был мной, но, вероятно, этот кто-то мстил за их постоянные издевательства над пуффендуйцами. Все профессора обвинили меня и назначили мне наказание. Нет, попытка пойти по пути правосудия не сработала, и попытка сделать что-то менее смертоносное и не поддающееся отслеживанию тоже не сработала бы. Они все были слишком готовы наброситься на меня. — Это ужасно, — прошептал Гарри. — Но это не оправдывает убийство или жертву невинных людей. Орден пытается жить… — Они живут по тем же самым принципам, — Том наклонился, скривив губы. — А что, по-твоему, делал Дамблдор, прося тебя принести себя в жертву и готовясь убить сотни невинных людей? — Он… Он объяснил мне, почему я должен был так поступить… Будучи достаточно взрослым, я согласился на это… — А спрашивал ли он согласия всех людей, которые погибли бы в его попытке расправиться со мной? Он хотя бы рассказал твоим родителям и кому-либо ещё, кто мог способствовать этому заклинанию, правду о том, что он делал? Гарри крепко зажмурился, пока связь излучала хаос. Затем она сгладилась, и Том вздохнул. Он надеялся, что на этот раз услышит от Гарри веский аргумент, а не ещё одну чушь, выдуманную Дамблдором. Гарри посмотрел на него и сказал тихо, но с абсолютной убеждённостью: — Да, профессора поступили ужасно, да и Дамблдор тоже. Но это не оправдывает твоих поступков. Том рассмеялся от восторга. Гарри в замешательстве наморщил лоб, а Том протянул руку и погладил шрам на лбу. — Откуда он у тебя? — Несчастный случай на метле, — прошептал Гарри, а затем резко встряхнулся. — Как ты можешь смеяться, когда я говорю что-то подобное? — Потому что я всегда надеялся, что у моей второй половинки будет собственный разум. Тот, кто поклонялся бы мне, наскучил бы очень быстро. Но кто-то, кто мог бы разделить со мной жизнь навсегда, должен быть в состоянии противостоять мне и дать отпор. — Вопрос о том, будет ли это вечным, ещё решается. — Конечно, это так. На данный момент установлена только эмоциональная связь. У нас нет ничего похожего на четырёхкратную магическую связь, которой было бы достаточно, чтобы защитить нас, дабы нам не пришлось умирать, если мы этого не захотим. — Это… Невозможно. Люди думали, что родственные души могут быть бессмертными, но они ошибались. — Ты хотел бы увидеть мои арифметические вычисления, которые доказывают, что они ошибаются? — Я недостаточно разбираюсь в арифметике, чтобы быть уверенным… — Гарри сжал губы. — Ты отвлекаешь меня от обсуждаемой темы. — Хорошо, — Том откинулся на спинку кресла и скрестил ноги. — Итак, Лэнгли и Ярроу умерли более шестидесяти лет назад. Я не могу их воскресить. Я не позволю невыразимцам исследовать путешествия во времени специально для того, чтобы вернуться в прошлое и предотвратить их убийства. Что бы ты хотел, чтобы я сделал, чтобы искупить свою вину? Ты был бы готов искупить свою вину? Том тихо рассмеялся. — Почему нет? Это беспокоит мою вторую половинку. Гарри скрестил руки на груди. — Ты не должен хотеть искупить свою вину только потому, что это беспокоит меня. Ты должен хотеть искупить свою вину, потому что… Ну, из-за высоких этических принципов. В конце его голос затих, и Том улыбнулся ему. — Да, начинаешь сомневаться в тех, кто научил тебя этим высоким этическим принципам, не так ли? Гарри кинул на него упрямый взгляд, а затем сжал руки в кулаки. — Не все из них ошибаются. — Возможно, и нет. Я готов выслушать и рассмотреть твои аргументы. Но я не собираюсь говорить, что Дамблдор был прав просто потому, что он — Дамблдор. Я не собираюсь мучить себя чувством вины из-за людей, которые заслуживали смерти. Я не собираюсь соглашаться на жертву нашей душевной связи. — Разве это в любом случае не было бы невозможно? Я имею в виду, теперь, когда она уже установлена. Паника охватила их связь. Том потянулся через стол, чтобы коснуться его руки. — Да, так и есть. Вот почему нам нужно пойти на компромисс — нам обоим — и научиться уважать друг друга. И если тебе противна мысль о том, что два подростка заслужили смерть за то, что сожгли мою метку души, тогда пойми, как мне противно, что Дамблдор решил объяснить мои попытки добиться справедливости завистью, а затем решил, что я заслужил остаться один на всю оставшуюся жизнь из-за его собственной ошибки. — Я никогда не соглашусь на убийство как на решение проблемы. — Я никогда больше этого не делал. Я был психологически нестабильным подростком. — Это должно оправдывать убийство? — Являются ли благие намерения Дамблдора и тот факт, что он потерпел неудачу, оправданием его попытки убийства? Гарри закрыл глаза ещё на секунду. Его пальцы сжались вокруг пальцев Тома до боли. Том не двигался и не выпускал Гарри из-под своего пристального взгляда. Через несколько мгновений Гарри снова открыл глаза и медленно кивнул. — Да. Всё в порядке. Хорошо. Компромисс. Том улыбнулся. Это было хорошее начало их совместной жизни.