His Darkest Devotion

Гарри медленно огляделся, когда магия вытолкнула его из Трансгрессии к скалистой стене. Он вздохнул, полагая, что не следует удивляться перемещению к скалам на востоке от коттеджа, в котором он жил со своими родителями, когда был ребёнком. Гарри подошёл осторожно к краю и посмотрел вниз на море, шуршащее внизу, волны оглаживали камни, как колотящееся сердце. Он сел и скрестил ноги под собой с тяжёлым, стеснённым ворчанием. Свет вокруг него был серым, пасмурным, но, по крайней мере, в данный момент не шёл сильный дождь. Гарри вздохнул и взглядом проследил путь волн, нарастающих, поднимающихся и опускающихся в том же привычном ритме, который он раньше находил сводящим с ума. Пена зашипела и отступила, и так будет продолжаться, независимо от того, кто министр магии или сколько людей нашли свою родственную душу. Раньше это казалось утешительным, когда он только полностью осознавал значение проклятой метки на своём запястье. Он стоял у окна коттеджа и часами наблюдал за волнами. Морю было плевать на него и на то, кто его вторая половинка. Это было странно освобождающим. Сидя на вершине утёса, Гарри прислонился плечами к осыпи и наблюдал за кружащимся серым гипнотическим танцем, пока его дыхание не замедлилось настолько, чтобы звучать нормально. Затем он покачал головой и уставился в небо. Так. С одной стороны у него была родственная душа, которая не выходила у него из головы и которая ненавидела Орден, а с другой — друзья, которые думали, что он не должен быть со своей второй половинкой. Что ему делать? Гарри вздрогнул, внезапно осознав, что, по крайней мере, одна проблема решена. Он больше не чувствовал раздражающего присутствия Тома, парящее прямо у него за плечом, или волн тревожных вопросов, ослабляющих связь. Очевидно, он разорвал связь, возможно, потому что Трансгрессировал, и это отвлекло бы его. Или вспышка магии в Дырявом закрыла его для него. Теперь у него было уединение, чтобы разобраться в эмоциях, бушевавших в голове, без того, чтобы Том бросился к нему. Гарри закрыл глаза с усталой решимостью. Хорошо. У него было это уединение. Что дальше? Шум моря просачивался внутрь и наполнял его голову новыми ритмами. Он снова вспомнил своё детство и те одинокие часы, которые, как он знал, никогда не будут заполнены ничем другим. Он не мог подойти слишком близко к друзьям, иначе показал бы им метку. Не мог иметь свою вторую половинку. Не мог рассказать об этом таким людям, как Сириус, иначе те распространили бы как сплетню. Гарри сглотнул. Одно откровение неслось на него, словно Хогвартс-экспресс, и, лежа здесь, на утесах, когда вокруг не было никого, кто мог бы пострадать от этого, казалось, что он не мог удержаться от мыслей об этом. Трудно построить какие-либо отношения, когда ты никому не доверяешь. Гарри медленно кивнул. Он был так сосредоточен на том, чтобы никто никогда не узнал, что Реддл — его вторая половинка, что сомневался, что когда-либо показывал Рону и Гермионе своё истинное «я». Это означало, что он не знал, настоящие ли они лучшие друзья. Они могли быть только друзьями той маски, которую он так тщательно соорудил и использовал. И он продолжал использовать маски в министерстве. Он был слаб и бесполезен. Он был одержим квиддичем и ничем другим. И собирался просто быть чиновником более низкого ранга, так как его родители и крестный отец отправлены в ссылку. Он думал прожить так всю оставшуюся жизнь, потому что казалось верным решением. Гарри сглотнул и крепко сжал руки. Он действительно думал, что поступает правильно, но это было потому, что Дамблдор направил его. Вера в этого человека была ещё одной маской. Даже сейчас Гарри уважал его. Он не понаслышке, по собственному опыту, знал, как трудно было бы расстаться со своей второй половинкой. И Дамблдор сделал это после установления, по крайней мере, эмоциональной связи. Но у него пропало всякое желание подражать ему. Гарри снова закрыл глаза и глубоко, судорожно вздохнул. По крайней мере, это было решено. Он не собирался уходить от Тома. Это означало бы возвращение к маскам. Даже если бы он сбежал в тайный мир Ордена с Роном и Гермионой, он бы провел все время в ужасе от каждого слова, вылетающего из его рта. Просто на случай, если кто-то все-таки подумает, что он слишком предан своей второй половинке. Так. Он останется здесь. Он будет бороться за то, чтобы изменить Министерство и Тома изнутри. Что это значило для его отношений с Орденом, Роном и Гермионой? Гарри подпёр рукой подбородок. Было так странно сидеть здесь, на краю обрыва, и просто думать, и не беспокоиться о том, кто придёт за ним, или дотронется до его запястья, или назовет его имя, и какое лицо ему придется к ним повернуть. Он прошёл через весь Хогвартс, тщательно анализируя свои эмоции, всегда наблюдая за собой, оценивая по реакции других, какой энтузиазм он должен выражать, о каких предметах он должен говорить, и должен ли казаться апатичным по отношению к определённой политике или нет. — Чёрт, — сказал Гарри вслух, глядя на море. — Я вообще знаю, кто я такой? Он знал, что был отчаянно одинок. Знал, что владеет большей магией, чем предполагало большинство людей. Знал, что любит своих родителей, своего крестного и своих лучших друзей. И… на этом всё. Он даже не понимал, насколько хорош был бы на самом деле в обучении магии, Анимагии или чему-либо ещё, если бы ему разрешили практиковать открыто и свободно. Гарри колебался. Затем он кивнул. Он твердо решил, что останется с Томом. Он ещё не знал, что скажет, что любит Тома — этот человек отличался от всех остальных в этой категории, отчасти потому, что знал о Гарри то, чего не знали даже его родители, — но он не хотел отказываться от того, что у них было. Однако некоторые вещи должны были измениться. С этими мыслями Гарри осторожно опустил барьеры, воздвигнутые вокруг эмоциональной связи. Беспокойство Тома сразу же обрушилось на него, немного похожее на обжигающий водопад. Гарри тяжело вздохнул и почувствовал, как Том сориентировался на нём, а затем прыгнул в пространство. Гарри слегка нахмурился. Да, он слышал о родственных душах, способных Трансгрессировать друг к другу, но в большинстве случаев для формирования этой части связи требовалось больше времени, по крайней мере, несколько недель или месяцев. Может быть, всё по-другому, потому что мы так долго отрицали это, но до этого регулярно общались в течение нескольких недель, подумал Гарри, когда мир, казалось, расплылся вокруг него с приходом Тома. Внезапно его охватило беспокойство, к которому присоединилось облегчение, похожее на весенний ливень, и губы Гарри растянулись в невольной улыбке. — С тобой всё в порядке, — сказал Том, изучая его. — Когда ты ушёл, я подумал… — Всё нормально, — тихо подтвердил Гарри, не вставая и не подходя к своей второй половинке так, как этого явно хотела эмоциональная связь. — Физически. Не мысленно. Том приглушенно выругался и шагнул к нему, раскинув руки. Гарри встал, но отступил назад. Он услышал, как Том что-то прошипел без слов, когда его каблуки опустились на край утеса, нависающего над океаном. — Гарри. Не двигайся больше ни на шаг. — Например, это одна из вещей, которые придется изменить, — возразил Гарри, не двигаясь с места. — Твоя забота о моей безопасности не означает что ты можешь контролировать меня. — Если ты собираешься покончить с собой… — Послушай связь, Том. Это то, о чём она тебе говорит? Том заколебался, и Гарри почувствовал прилив тепла; он был не единственным, кто не привык слушать связи, подобную той, что была у них. Через мгновение Том медленно кивнул. — Ты прав. Всё, что я могу чувствовать, — это своего рода тихая решимость, — Том сделал паузу. — Есть ли причина, по которой ты не прикасаешься ко мне? — Да. Потому что я, как правило, теряю голову, когда делаю это, и я думаю, что мы должны обсудить это трезво, — Гарри закатил глаза и проигнорировал самодовольство, скользнувшее вниз по связи. — Послушай меня, Том. Я не хочу, чтобы ты оспаривал каждое моё решение и контролировал каждое моё движение во имя моей безопасности. Том на секунду закрыл глаза. Гарри подумал, что он, возможно, слушает связь, хотя Гарри не мог «почувствовать», как он это делает. — И это означает, что ты не хочешь, чтобы я причинял боль всем, кто причинил её тебе, — пробормотал Том. Тон его голоса и стеклянная стена, которая, казалось, возникла между ними на связи, были непроницаемы. — Конечно, нет, — огрызнулся Гарри в ответ, часть его гнева вернулась, как огонь, просачивающийся через приоткрытую дверь. — Я не такой садист, как ты. — Осторожнее, дорогой, — Том все-таки открыл глаза и сделал шаг вперёд, — это прозвучало как оскорбление. — Потому что так оно и было. Том только кивнул. — И одно из условий нашей связи, которое я собираюсь поставить, состоит в том, чтобы ты отказался от мысли обо мне как о ком-то, кто является садистским дураком, стремящемся завоевать мир и убить всех магглорожденных. — Ты подписался на эти эксперименты по переплетению книг с человеческой кожей! — закричал Гарри. Ему смутно пришло в голову, что кричать на Тома безопаснее, чем кричать на Гермиону. Может быть, это было потому, что у него не было разумных, запутанных аргументов, которые Гермиона использовала бы, чтобы оправдать себя. — Ну, это было от мёртвых убийц. Им не к чему уже. — Это всё ещё книги в человеческой кожи, Том! — Гарри хлопнул в ладоши для выразительности, а затем поморщился, снова балансируя на краю обрыва. Том кивнул и не двинулся к нему. Гарри вздохнул и сам сделал шаг в безопасное место. — Тогда я отменю эксперименты и попрошу, чтобы Невыразимые сожгли доказательства. В любом случае, эксперименты не дали ничего, кроме курьёзов. — Я хочу, чтобы ты… — Гарри остановился. Том наблюдал за ним. Гарри был уверен, что чувствует хаотичные, неровные края связи, вздымающиеся взад-вперёд, впивающиеся до боли острыми зубами. Гарри глубоко вздохнул. — Я хочу, чтобы ты отменил их, потому что это правильно, а не потому, что ты хочешь доставить мне удовольствие или потому, что эксперименты не дали никаких данных. — Ты хочешь, чтобы я принял твою моральную систему целиком, — Том скривил губы и издал задумчивый звук. — Разве это не означало бы согласиться с Дамблдором в том, что он был прав, держа тебя подальше от меня, почти заставляя твоих родителей убивать своего сына, требовать таких жертв от его последователей? Ты не понимаешь всех последствий того, о чём просишь, Гарри. — Это лучше, чем система, которая, по-видимому, состоит в том, чтобы делать то, что полезно и что защитит людей, о которых я забочусь. Том рассмеялся, фыркая, что заставило Гарри изо всех сил сдержать собственную улыбку. Чёрт, он никогда ничего не добьётся, если связь повлияет на него таким образом. — Я думаю, что большинство людей живут по этому кодексу, — сказал Том, склонив голову набок. — Разница в том, что они оборачивают это оправданиями, в то время как я этого не делаю. Я надеюсь, что ты не заставишь меня смотреть на вещи с твоей точки зрения, в то время как никогда не видел их с моей, Гарри. Гарри сделал глубокий, тяжелый вдох. — Я хочу, чтобы ты признал, что то, на что вы уполномочили Невыразимых, было неправильным. — Конечно, дорогой. Когда ты согласишься, что убийство, совершённое твоими друзьями, было неправильно. — Я уже признал это, — сказал Гарри и запустил руки в волосы. — Я не собирался возвращаться в убежище Ордена вместе с ними. — Это не то же самое, что сказать, что они были неправы. — Думаешь, я бы колебался, если бы думал, что они правы? — Гарри поднял глаза и нахмурился, увидев что-то стеклянное в глазах Тома. Гул связи теперь звучал по-другому. — Ты действительно думаешь, что я пошел бы с ними, даже если бы думал, что они ошибаются. Почему?

*

Если бы ты так сильно хотел уйти от меня. Том проглотил это. Гарри на самом деле не говорил, что хочет уйти, и Тому будет лучше не подавать ему эту идею. Он протянул руку. — Я ничего не сделал твоим друзьям, — сказал он. — Я ушёл, потому что иначе мне пришлось бы сказать им, что я был там. Возвращайся домой, Гарри. Ты обязан себе больше, чем просто размышлять в этом заброшенном месте. — Это заброшенное место когда-то было домом, — Гарри не пошевелился. — И я хочу, чтобы ты сказал, что то, на что ты уполномочил Невыразимых, было неправильным. Том замедлил дыхание. Не стоит слишком поспешно реагировать на то, что говорил Гарри. — Ты понимаешь, что я сделаю это, потому что ты этого хочешь? Не потому ли, что у меня такие же абстрактные моральные принципы, как у тебя? Гарри замолчал, а затем спросил: — Каковы шансы, что ты передумаешь? — Принять твои принципы просто потому, что они существуют? — Том покачал головой. — Но я внесу изменения, если ты захочешь. Гарри уставился на него, взглядом медленно изучая лицо Тома, прослеживая потоки эмоций, которые были неизвестны самому Тому. — Значит, ты позволишь мне внести изменения изнутри. — Да, — сказал Том. — Что, Дамблдор никогда не предлагал этого? Я удивлён. — Он думал, что я достаточно слаб, чтобы влюбиться, если попробую. — И моей силы он боится больше всего на свете, — сказал Том. Гарри не сказал об этом прямо, но в этом было много смысла. Возможно, Дамблдор и не сожалел о том, что свёл Тома с ума, но это не могло быть его главной целью, иначе он обратился бы к Искусствам Разума и зельям вместо попыток убийств. — Ну, я не могу отрицать, что приложу все усилия, чтобы переманить тебя. Но могу сказать, что не буду пытаться заставить тебя следовать моему собственному кодексу. — Значит, всё так же… сложно, как и раньше? — Гарри смотрел на него взглядом твёрдым, как драгоценные камни. — Думаю, что всё будет так же сложно, как и раньше, — честно сказал Том. — За исключением того, что на этот раз мы знаем, кто мы такие. И я постараюсь дать тебе то, что ты хочешь, а также то, что тебе нужно. Гарри быстро, мимолетно улыбнулся. — Почему ты не вызвал авроров и не арестовал Рона и Гермиону? — Потому что я хочу лучшего для тебя, — сказал Том, гадая, сколько раз ему придется это повторять. С другой стороны, Гарри ясно показал, что у него было не так много людей, которые пытались сделать то, что было лучше для него. Вероятно, это было связано с Орденом и тем, как он был воспитан, а не с отсутствием силы, стоящей за попытками Тома. — Я знаю, что ты не хотел бы, чтобы твоих друзей арестовали. Что? — добавил он, так как Гарри уставился на него. — Значит, ты пойдешь против собственного кодекса принципов ради… меня? — Я говорил тебе, что не придерживаюсь абстрактного кода, как ты, — тихо сказал Том. — Да, я бы арестовал твоих друзей, если бы они пришли в общественное место и сделали что-то подобное снова. У меня не было бы выбора. Но никто, кроме нас, не знал, что они там были. Я могу позволить им сбежать. — Том, — Гарри выглядел немного ошеломлённым, — ты… не можешь ставить удовлетворение меня превыше всего остального. — Не превыше всего остального. Я хочу бессмертия и хочу отомстить каким-нибудь способом, против которого ты не возражаешь. Это по-прежнему высшие цели. Гарри на долгое мгновение закрыл глаза. — Не могу в это поверить, — прошептал он. — Ты никогда не встречал кого-нибудь, кто ставил свою родственную душу превыше всего остального? — с любопытством спросил Том. Точно не его родители, так как у них был ребёнок, но… — Я уверен, что ты, должно быть, видел, как Уизли и Грейнджер делали то, чего никогда бы не сделали, ради другого. — Я… никто никогда не делал этого для меня. Ах. Том улыбнулся и остался на месте. Что ж, всё изменилось, но неудивительно, что Гарри всё ещё требовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этому. Он подождал, и Гарри взял себя в руки достаточно, чтобы открыть глаза и снова посмотреть на него. — Если ты хочешь доставить мне удовольствие, — сказал Гарри ровным голосом, — тогда я собираюсь тебе кое-что сказать, но я не хочу, чтобы ты действовал в соответствии с этим. Том сглотнул. Это может быть сложно, но важно, чтобы Гарри знал, что может доверять Тому. — Хорошо. — Часть меня действительно хочет отомстить им всем, — прошептал Гарри. — Всем тем, у кого были родственные души или шанс обрести родственную душу, и кто думает, что я должен отказаться от тебя сейчас. Всем, кто мог просто следовать приказам Дамблдора, потому что у них не было с этим проблем. Они приносили жертвы, но не такие, как я. Том зашипел от удовольствия и разочарования. Итак, Гарри был не так чист, как думал Том, и часть его действительно горела от того, что сделал Орден, и считала это преступлением… Но он не позволил Тому наказать их. Том сказал бы что-нибудь расстроенное, если бы у него была менее железная воля. Как бы то ни было, он склонил голову и пробормотал на парселтанге: — Тогда это останется между нами, дорогой. Гарри сделал один тяжёлый, глубокий вдох. Затем шагнул вперёд и опустил голову, так что его подбородок упёрся в шею Тома. — Забери меня домой, хорошо? Том вернул его обратно в свой дом, потому что Гарри не уточнил. Но Гарри и не протестовал, так что, возможно, это было то, чего он хотел, не желая просить об этом. Том уложил Гарри в постель и сел рядом с ним, наблюдая, как он дремлет, рука Тома обхватила край подлокотника кресла. Он снова услышал слова Гарри: «никто никогда не делал этого для меня», — и обдумал незаданный вопрос, который, тем не менее, соответствовал воле Гарри. Он бы поджёг мир ради Гарри, но если бы он мог прислушаться к его невысказанным словам и быть единственным кто сделает то, чего Гарри хотел, но никогда бы не попросил… Признаюсь, я бы предпочел это.

*

Альбус взмахнул палочкой и, наконец, разорвал цепь, связывающую губы мисс Грейнджер. Грейнджер тихонько вздохнула, а затем заплакала. Уизли стоял позади неё, положив руку ей на плечо, с беспомощным выражением лица. Из того, что Альбус понял, Гарри связал его в своего рода стазисе, который исчез через несколько часов, но цепь была физическим Заклинанием, и, следовательно, потребовалось больше времени, чтобы исчезнуть. Альбус хотел покачать головой, когда подумал об этом. Это были лучшие друзья Гарри, и все же он сделал это с ними. Как он мог это сделать? — Я не знаю, почему он это сделал, — наконец сказала Грейнджер, её глаза опухли несмотря на то, что она не плакала очень долго. — Мы всего лишь попросили его вернуться с нами и сказали, что он был неправ. — Боюсь, что Реддл, должно быть, уже добрался до него, — сказал Альбус. Сама мысль об этом заставляла его чувствовать усталость, но это было также единственное, что могло объяснить то, как Гарри отвернулся от друзей, которые оставались с ним на протяжении многих лет угрюмости, упрямства и скрытности. — Это была доблестная попытка, Гермиона. Вы не виноваты в провале. Он прислонился спиной к дереву позади себя и вздохнул. Они сидели вокруг небольшого костра в Лесу Дина, достаточно глубоко в местах, регулярно посещаемых магглами, чтобы волшебники могли их найти. Но для Уизли и Грейнджер всё равно было рискованно находиться здесь, учитывая «преступления», за которые их разыскивали. Такая смелость, удивился Альбус, глядя на них. Такие молодые и готовы пожертвовать своей жизнью, свободой, всем, что угодно, кроме друг друга и своих убеждений, чтобы гарантировать, что Реддл не добьётся успеха. В глубине души он надеялся, что Гарри не станет им подражать. — Директор, — Альбус поднял глаза, когда юный Уизли сел перед ним. — Гарри ничего не знал о налёте, который мы совершили на Департамент тайн, не так ли? Альбус покачал головой. — Помнишь, мы обсуждали это друг с другом, когда я впервые попросил тебя пойти? Мы оба знали, что Гарри будет чувствовать себя противоречиво из-за любого действия, которое может привести к гибели людей. Уизли выглядел встревоженным, тень пробежала по его лицу. — Но я думал, что вы расскажете Гарри потом. Он, казалось, не удивился, услышав это, но вероятно потому, что Реддл добрался до него первым. Если бы мы сказали ему правду, то могли бы помешать Реддлу развратить его. — Гарри всегда был… неразумным в этом вопросе, — сказал Альбус. Его ещё больше беспокоило то, что он не знал, откуда взялась эта черта характера. Правда, что Лили и Джеймс не были великими убийцами, но и они не колебались, вкладывая свою магию в заклинания, которые, как знал Альбус, несущие попытки убийства. И Сириус тоже всегда был готов делать то, что должен. Откуда взялось благоговение Гарри перед жизнью врага? — Я всегда хотел, чтобы он оставался в неведении об этом. — Но, когда он собирался вернуться в Орден, сэр? — спросила Грейнджер. — Вы знаете, что он не мог продолжать передавать информацию Ордену вечно. — Не думаю, что он когда-либо собирался возвращаться, — сказал Сириус громко и дерзко, плюхнувшись на стул и влезая в разговор. Альбус бросил на него тщательно выверенный раздражённый взгляд. Сириус просто посмотрел на него и сказал: — Мы не можем договориться с Гарри, поэтому нам нужно забрать его оттуда. Вы ведь это понимаете, не так ли? — он взглянул на Уизли и Грейнджер, а затем издал смех, больше похожий на лай. — Ну, может быть, и нет, если вы все убеждены, что теперь он плохой. — Он связал ей челюсти цепью! — закричал Уизли. — То есть… я думаю, ему следовало рассказать о налёте, который мы совершили, но он никогда бы не сделал ничего подобного, если бы был в здравом уме! — Он не плохой. И не сумасшедший, — голос Сириуса был тихим, но убедительным, и Альбус поймал себя на том, что слушает. — На него влияет только эта грёбаная связь душ, — он проигнорировал вздох Грейнджер выражение и уставился горящими глазами на Альбуса. — Я видел это раньше, когда наблюдал, как некоторые члены моей семьи меняются после связи со своими родственными душами. Думаю, что сейчас у них может быть только эмоциональная связь, хотя? Альбус медленно кивнул. — Не могу быть уверен, но это, безусловно, то, что устанавливается первым большую часть времени. — Правильно, — Сириус провёл рукой по волосам. — Значит, у нас есть шанс увести его от Реддла, если мы будем действовать разумно. Я знаю заклинание, которое блокирует эмоциональную связь или любую другую, которую кто-то попытается установить с Гарри. Например, действительно хорошая Окклюменция. Мы дадим Гарри шанс всё обдумать и понять, что Реддл волшебным образом не изменился, став тем ублюдком, которым он всегда был. — Но как мы собираемся заставить Гарри пересмотреть это в первую очередь, если на него уже оказывают влияние? — спросил Уизли. Сириус ухмыльнулся, и в его улыбке было что-то дерзкое, что заставило Альбуса встревожиться. Но, в общем, у него был только один план, как справиться с Гарри, и он не хотел его применять, если только дела не были безнадёжными. — Доверьте Мародеру организовать небольшое похищение.

*

Гарри проснулся, потянувшись. Рука сразу же легла ему на лоб, медленно поглаживая, и тёплые эмоции охватили его. Гарри слишком устал, чтобы различать их, кроме как знать, что он защищён. — Том? — Гарри вздохнул. Том склонился над ним, ничего не говоря, наблюдая за ним свирепыми глазами. Гарри уставился на него, и его первой мыслью было: «он выглядит одиноким». Это напомнило ему, сколько времени Том прожил без своей второй половинки, десятилетия, пока ждал рождения Гарри. Гарри знал, что они никогда не смогут быть вместе, но Том не знал о существовании Гарри. Гарри потянулся и обнял Тома за шею. Том навис над ним, не говоря ни слова, его глаза горели. Гарри молча поцеловал его, Том выдохнул и прошипел что-то, что заставило Гарри задуматься, действительно ли он всё-таки понимает Парселтанг. Слова, казалось, путались и сливались друг с другом. Гарри продолжал тянуть, и Том тяжело рухнул рядом с ним на кровать. Гарри целовал его, а затем протянул руку и скользнул ладонью вниз по груди Тома. Том уставился на него, не мигая, пока Гарри не скользнул рукой в брюки и не ухватился за ожидавшую его эрекцию. Том прошипел действительно понятные слова, протянул руку и провёл пальцами по боковой стороне метки души на запястье Гарри. Вспыхнувшее мягкое голубое пламя осветило его лицо движущимися тенями. — Тебе не обязательно. — Я знаю, — тихо ответил Гарри, а затем огладил его рукой. Губы Тома приоткрылись, и он, казалось, был не в состоянии сказать что-либо ещё. Гарри продолжал прикасаться к нему, не сводя глаз с его лица, наблюдая, как грудь Тома вздымается, дыхание учащается, а рот открывается, чтобы вдохнуть воздух. Он откинул голову назад и дышал всё тяжелее и тяжелее, и Гарри наклонился, чтобы лизнуть его шею. Он почувствовал, как его схватили за голову, и Том яростно поцеловал его, проникая и скользя языком. Гарри застонал и впился в него пальцами, пока Том не изогнулся в явном дискомфорте. Затем Гарри вернулся к медленному поглаживанию, в конце каждого движения выворачивая запястье. — Гарри… Шипение было таким низким и гортанным, что могло быть парселтангом, а могло и не быть. Гарри сглотнул. Он понимал в любом случае. Другой рукой он провёл между ног Тома, в то время как Том наблюдал за ним, как будто он был концом и началом мира. Гарри коснулся яиц Тома, раздвинув ткань, чтобы ощутить тугую морщинистую кожу, и увидел, как глаза Тома жадно закатились. Он отдёрнул руку, пока Том снова не посмотрел на него, потому что ему нужен был этот взгляд. Затем Гарри соединил обе руки и погладил Тома вверх, вниз и в стороны одновременно. Том кончил с содроганием и ещё одним шипением, и, наблюдая, как он разрывается от удовольствия, пьянящий прилив силы поразил Гарри. Он сделал это. Он заставил кончить министра магии, заставил кончить человека, хотя когда-то думал, что никогда не осмелится на это. Никогда не сможет этого сделать. Бьющаяся рука Тома снова коснулась запястья Гарри, и голубой огонь души осветил его лицо и эмоции, которые там были. Том не был девственником, Гарри это прекрасно знал. Домыслы, слухи, сплетни и правда всегда переплетались в «Ежедневном пророке», когда он заводил любовницу. Но Гарри знал, он знал, и никто ему об этом не говорил, что Том никогда ни на кого из них так не смотрел. Том схватил его и притянул к себе, прижимая Гарри к груди и глубоко целуя. Его пальцы больно впивались в спину, но Гарри было всё равно, ему это даже нравилось. Он хотел, чтобы кто-то держал его так, как будто он был центром вселенной. Но когда Том начал просовывать руку между его ног, Гарри отстранился и покачал головой. — Я не хочу этого, — пробормотал он. — Прямо сейчас, — поспешил добавить он, потому что видел меняющееся выражение лица Тома в тени пламени. — Я имею в виду… всё в порядке. Позже. Я хочу… я хочу побыть с тобой. Том обнял Гарри и ничего не сказал. Это заняло очень долгое мгновение, но Гарри услышал, как дыхание пришло в норму, и он понял, что может опустить голову и заснуть. Всё это время руки его второй половинки оставались вокруг него крепкими, как стена, и их эмоциональная связь пела с мягким благоговением. Гарри заснул с улыбкой на лице.

*

Этот человек. Том подумал о запинающихся словах, сказанных Гарри ранее в тот день, о том, что никто никогда не ставил его на первое место. Что ж, Том мог бы сказать то же самое и сейчас. Никто никогда не прикасался к нему с такой чистой заботой об его удовольствии, а потом не просил ничего большего, чем свернуться калачиком рядом с ним. Том перевернул их так, чтобы самому лежать на спине, а Гарри прижат к его груди. Он по-прежнему крепко держал его, но переместился, чтобы схватить одной рукой правое запястье Гарри, чтобы видеть сияние голубого света. Оно освещало лицо Гарри, как лунный свет, и мягкая улыбка, которую Том увидел, заставила его закрыть глаза. Он будет защищать Гарри всем, что у него есть. Он бы убил за него. Он бы воздержался от убийства или мести, если бы Гарри сказал ему об этом, и только потому, что это говорил Гарри. Но он также будет лежать здесь и даст Гарри самую спокойную ночь, какую только сможет.