*
Том хотел Гарри до физической боли. Но он сдерживался, потому что это тоже было то, что он хотел сделать, а Гарри… Гарри, наконец, ставил на первое место своё собственное удовольствие. Том наклонил голову, показывая, что понял, а затем глубоко опустился на член, чему научился у магглорожденного волшебника, который был очень талантлив в этом. Гарри вскрикнул один раз, а затем перешёл на ровные неглубокие толчки. Том запротестовал бы, но ленивое выражение лица Гарри говорило, что именно этим он и хотел заняться прямо сейчас. Том никогда не видел его таким, и это зрелище притягивало его, заставляя магию вырываться из его тела. Глаза Гарри были слегка остекленевшими, но полностью сосредоточенными на нём. Его губы были приоткрыты, воздух с хрипом слетал с них, и он вцепился руками в волосы Тома, как будто забыл, что они могут быть прикреплены к его голове. Его желание прорвалось через их связь и закрутило свой собственный спиральный танец, и Том бросился в это, позволив полностью поглотить себя. Сейчас все было для Гарри. Рот Тома — для его удовольствия. Исследующие пальцы Тома нежно скользнули меж ягодиц, показывая тонкую, невесомую грань между мерцающим пламенем прикосновения и ощущением, достаточно интенсивным, чтобы причинить боль. Волосы Тома — для его хватки. Член Гарри был тёплым, постепенно увеличиваясь, пока Том сосал ему, и это было всё, чего он хотел прямо сейчас. Гарри кончил без предупреждения, но Тому было достаточно, судя по тому, как он резко прекратил насаживаться, и все его мышцы напряглись. Он сглотнул, а руки Гарри сжались железной хваткой. Том сглотнул ещё раз и скользнул назад, поймав Гарри, когда тот, в свою очередь, опустился вниз. Гарри дышал так часто, что Том забеспокоился бы и без связи, которая могла сказать ему, что Гарри доволен больше, чем когда-либо в своей жизни. — С возвращением, любовь моя, — пробормотал Том, когда глаза Гарри, наконец, распахнулись и в них появилось что-то помимо блаженства. Гарри одарил его удовлетворённой, томной улыбкой, которая развязала бы войну за его руку, если бы он родился без метки души. Том знал чистокровных, которые подумали бы об этом, даже зная, с кем он связан. Но он вызвал эту улыбку, и никто другой не мог, это был первый раз, когда Гарри так выглядел. Он облизнул губы, и Гарри вспыхнул ярким румянцем. Связь заколебалась. — Ты… ты хочешь, чтобы я сделал то же? — спросил Гарри достаточно хриплым голосом, чтобы прозвучало так, будто он уже отсосал у Тома. — Я знаю, что у меня это не получится так хорошо, как у тебя. — Я знаю это и не ожидаю, что у тебя получится, — пробормотал Том, беря Гарри за руку и осторожно опуская её вниз. — Причина, по которой у тебя нет опыта, более чем приемлема, — Гарри покраснел ещё сильнее, и связь пропела высокую испуганную ноту. — На данный момент то, что ты сделал для меня в прошлый раз, — это то, чего я хочу. Рука Гарри начала двигаться, и Том запрокинул голову и отдался наслаждению, ещё больше переплетаясь с эмоциональной связью и магией, чем с физическими ощущениями. Когда он кончил, на его голову словно обрушилась стена. Он вздрогнул и, повернувшись, уткнулся лицом в плечо Гарри, чего никогда раньше не делал. Они уснули на полу, и Том был счастлив.*
— У тебя была дуэль с Лестрейнджем посреди Косого переулка? — Это была не моя идея. Лили вздохнула, разглядывая сына и его упрямое выражение лица, несколько омрачённое красным румянцем на щеках. Да, она это знала. Конечно, Гарри не подумал бы, что это хорошая идея — драться с невиновными вокруг или без официального дуэльного кольца и всего остального. Джеймс позаботился о том, чтобы научить его правилам дуэли, отдельно от битвы; дуэли в первую очередь институт чистокровных, и Гарри рисковал получить меньше уважения от других из-за своего статуса крови, если бы он не был совершенен. Но она всё равно потянулась через обеденный стол и крепко сжала его руку. — Ты можешь пообещать мне, что больше так не сделаешь? — Ты можешь пообещать, что какой-нибудь вспыльчивый идиот не нападёт на меня в Косом переулке под предлогом дуэли? Лили вздохнула и откинулась на спинку кресла. Нет, она не могла. Но она хотела что-то сказать, что-то, что раньше не приходило ей в голову. — Ты уверен, что хочешь быть родственной душой министра в таком публичном виде? Никто не стал бы так беспокоить тебя раньше, когда ты изображал из себя младшего помощника Министерства. Гарри молчал, нахмурившись. Лили затаила дыхание. В его глазах была глубина мысли, которая обещала, что он не ответит банальным заверением, и выражение в них, которое она никогда раньше не видела. — Когда я изображал, — тихо повторил Гарри. — В том-то и беда, мам. Я знаю, почему ты пыталась уберечь меня, знаю, почему ты это делала и выбирала методы, которые использовала, но это всегда была ложь. Это означало, что мне приходилось хранить секреты даже от тебя, папы и профессора Дамблдора, — при этой фамилии его голос на мгновение огрубел, но он продолжил: — Я больше не хочу лгать. Я больше не могу лгать. Я открыл правду о себе слишком многим людям своими действиями и в этих статьях, и Том тоже. И что мы будем делать? Применим Обливиэйт на всех, кто вчера видел мою дуэль с Лестрейнджем? Мы не можем. Лили постучала пальцами по столу. — Ты хочешь сказать, что люди будут ухаживать за тобой за то, что ты могущественный волшебник, даже если ты отдалишься от Реддла и решишь, что не хочешь занимать место в качестве его второй половинки. — То, чего я не допущу. Лили подскочила. Она стала думать о квартире, которую Реддл дал Гарри, как о «своём» месте, поскольку у них с Джеймсом была спальня, а у Реддла был собственный дом, и забыла, что может обходить чары. Она обернулась, полная решимости встретиться взглядом с Реддлом и оправдаться, если придётся. Он одарил её вежливой улыбкой, которая была более леденящей, чем крик, и подошёл, чтобы положить руку на плечо Гарри. Лили не думала, что ей почудилось, будто маленький клочок воздуха возле его плеча потемнел и превратился в красноглазую змею, которая наблюдала за ней. — Том, не угрожай моим родителям, — сказал Гарри, даже не повернувшись к своей второй половинке. Лили знала, что это не было её воображением, что Гарри наклонился к нему и часть напряжения исчезла вместе с быстрым дыханием. — Я им не угрожаю, дорогой, — сказал Реддл. — Я говорю им только правду. Гарри хмыкнул и слегка повернул голову. — Что именно ты имел в виду? Ты не позволишь мне дистанцироваться от тебя или не позволишь людям ухаживать за мной? Разве у меня нет выбора? — Конечно, — Реддл наклонился, чтобы поцеловать Гарри в затылок, но его глаза не отрывались от Лили. — Если ты хочешь сделать выбор, который приведёт к тому, что улицы зальются кровью, то ты, конечно, волен выбирать. Лили сглотнула. Интересно, расслышал ли Гарри этот тон, такой же слегка поддразнивающий, такой же мягкий, как у любого обычного человека? Лили — нет. Она не могла, не глядя в эти покрасневшие глаза и не видя, как руки Реддла напряглись, как будто он собирался схватить Гарри за плечи и унести, будто дракон. — Не хочу, — тихо сказал Гарри. — Но, если мы поймём, что несовместимы, Том, я хочу, чтобы ты отпустил меня, — он повернулся в кресле, когда Реддл всё ещё открывал рот, чтобы ответить. — Ради твоего же блага. Ты заслуживаешь найти партнёра, который действительно дополняет тебя, а не того, кто может быть только помехой. — Посмотри мне в глаза и скажи, что ты веришь в то, кем станешь. Лили пришлось отвернуться, её лицо пылало, когда Гарри выгнул шею назад и встретился взглядом с Реддлом. Она не могла чувствовать их эмоциональную связь или их магию, кроме как отдалённое кружение на краю чувств, но то, что она могла чувствовать, было почти невыносимо интимным. — Нет, — наконец сказал Гарри. — Я бы таким не стал. — Мы можем расходиться во мнениях по многим вопросам, — сказал Реддл, и в его голосе теперь не было интонации, которую Лили когда-либо слышала раньше. — Возможно, нам придётся поговорить и обсудить их. Но это не то же самое, что уйти или угрожать уйти. Мне нужно, чтобы ты это знал, Гарри. Гарри протянул руку и коснулся чего-то, чего Лили не могла видеть, потому что всё ещё смотрела в сторону. Может быть, шею Реддла или его руку. — Я знаю. Мне очень жаль. Думаю, что у меня… преувеличенные представления о том, как легко и правильно было бы, если бы кто-то оставил меня. — Знаю. И ещё точно знаю, кого в этом винить. — Перестань так смотреть на маму. Лили повернулась к Реддлу и увидела его молчаливый смертоносный взгляд. Она не могла отрицать свой страх, но и не была трусихой, которая убежит от него или оставит своего единственного ребёнка беззащитным перед ним. — Вы собираетесь напасть на меня, министр Реддл? В большинстве случаев я бы сочла такой взгляд угрозой. Реддл моргнул, затем быстро и беззвучно рассмеялся. — Мне нравится ваше настроение, миссис Поттер. Могу я поговорить с вами наедине? — Ты не собираешься убивать мою мать. — Конечно, нет, дорогой, — ответил Реддл, и, хотя Лили напрягла слух, пытаясь уловить в его голосе ложь, она не услышала ничего, кроме мягкой, искренней привязанности. — Просто есть кое-что, о чём мы оба знаем, но она — нет. Я хочу ей всё объяснить. Лили кивнула, прежде чем Гарри успел что-либо сказать. — Да, я хочу это услышать. — Если только это не касается нашего… Реддл рассмеялся. — Конечно, нет, — он провёл пальцами по скуле Гарри. Лили моргнула. Это напомнило ей что-то, но она не была уверена, что именно. И тут она поняла. Это напомнило ей полушутливые, полусловесные разговоры, которые она могла вести с Джеймсом, те, которые были возможны только потому, что они знали друг друга так хорошо, что могли предвидеть, что скажет другой. Встав, Лили почувствовала, что её щеки вспыхнули. Она не хотела слишком задумываться о том, как министр Реддл и её сын могли сформировать эту часть связи. Но она вошла в гостиную и обернулась, когда Реддл закрыл за ними дверь. Ей пришлось напрячь плечи и ноги, когда он повернулся к ней лицом, и она увидела дикий блеск в его глазах. — Вы знаете, почему Гарри так уверен, что я просто брошу его? Что он обуза, помеха? Реддл стоял совершенно неподвижно, но это не имело значения. Лили чувствовала в нём ту же дикость, какую тигр выразил бы, расхаживая по клетке. Она знала, что он в десять раз опаснее этого тигра. — Да, — ответила она. — Потому что мы сказали ему, что его метка души — позор, и он никогда не сможет быть со своей второй половинкой. Я знаю. Мне очень жаль. Я работаю каждый день, чтобы загладить свою вину перед ним. — Не только поэтому, — Реддл одарил её улыбкой, которую следовало бы обрамить клыками; без них она выглядела почти неправильно. — Но ещё и потому, что родители и крёстный бросили его на десять лет. Лили уставилась на него, и на секунду ей показалось, что она сейчас упадёт в обморок. Потом она выпрямилась. — Гарри знает, почему мы это сделали. — Конечно. Моя вторая половинка — человек сострадания и понимания, за что я должен быть благодарен. Но именно этот его комплекс способствовал тому, что от него легко было бы отказаться. Почему вы не взяли его с собой, когда бежали? — Как мы могли? Это означало бы прервать его обучение в Хогвартсе и сделать его беглецом, когда ему было пятнадцать лет! — Конечно, так бы и было. Но вы совсем не знаете Гарри, если думаете, что это имеет для него значение по сравнению с тем, чтобы быть с вами. Лили напомнила себе, что Реддл не был родителем и не поймёт глубокую, защитную реакцию, охватившую её. — В большинстве случаев родители принимают решения за своих детей. С того дня мы должны были вести жизнь в бегах. Ограниченную жизнь. Это было не то, чего мы хотели для него. — Интересно, — сказал Реддл, изучая её. — Что? — Когда это стало тем, чего хотел Гарри? — спросил Реддл тем отстранённым тоном, который Лили привыкла слышать от Целителей. — Или никогда? Разве только принятие решений за него, приказ спрятаться, бегство от него и обеспечение того, чтобы вы могли встречаться с ним только иногда, входили в это дело? — Вы не понимаете. — Нет. Но я готов дать вам шанс объяснить, — Реддл улыбнулся, и на этот раз выражение его лица было более пустым и холодным. — Потому что вы особенная для моей второй половинки. Иначе я бы уже убил вас за то, что вы причинили ему вред. — Мы не причинили ему вреда! — А? Значит, вы не заметили, как он смотрит на вас, будто вы вот-вот исчезнете? Вы не заметили, что он, по крайней мере, так же охотно доверяет мне, как и вам, несмотря на то, что по-настоящему знает меня всего несколько недель? Вы не заметили, что он, кажется, полагает, что каждый человек в его окружении бросит его, как только он сделает что-то «трудное» для него или потребует внимания? — Мы должны были уйти! — Вы оба? Один из вас не мог остаться и принять наказание? Ваше конкретное преступление потребовало бы максимум трех лет в тюрьме, отличной от Азкабана. В то время вы были бы на свободе и рядом с ним последние шесть лет, а не в бегах. — Мы с Джеймсом должны были бежать вместе! Родственные души должны быть вместе. Это важнее всего остального… Лили замолчала. Комната была полна смеха Реддла, нежного, если его можно было услышать на расстоянии. — Я знаю, что вы так не думаете, — сказал он. — Но, насколько я понимаю, вы всегда ставите своё дело выше Гарри. Как и ваша родственная душа. В то время как вы постоянно говорили ему, что его родственная связь не настолько особенная, чтобы оправдать даже попытку узнать меня, вы предпочли своего мужа своему сыну, свою войну ему, и свою верность Дамблдору, и всё остальное! К тому времени, как он закончил говорить, его голос превратился в злобный шёпот, не в крик, а в дребезжащий шум, который, казалось, заполнил каждый угол. Лили вздрогнула, но тут же успокоилась. Реддл не знает всего контекста, снова сказала она себе. — Почему вы заговорили об этом? — спросила она. — Вы прекрасно знаете, что причините боль Гарри, если расскажете ему, и не причините вреда мне. — Потому что кто-то должен был это сделать, — отрезал Реддл. — И потому, что если вы примите ещё одно решение, в котором поставите большее благо людей, которых даже никогда не встречали, выше блага моей второй половинки, сохраняя при этом свою собственную драгоценную связь и индивидуальное благо, тогда вы должны знать, что я уничтожу вас. — Вы не раните меня. — Вы думаете, мне нужно причинять физическую боль, чтобы уничтожить вас? — спросил Риддл. — Ваша душа сейчас истекает кровью, потому что я сказал правду. Я могу это чувствовать. — Я не так… взволнована, как вы думали, — сказала Лили. И она действительно верила в это. Она продолжала изучать Риддла. — Я больше не брошу своего сына. — Если только вы не решите, что это для его же блага. В конце концов, вы всё ещё защищаете это конкретное решение передо мной. — Я знаю, что Альбус Дамблдор больше не непогрешим. — Есть большая разница между этой верой и доверием Гарри к тому, чтобы он знал, что для него лучше, и принимал собственные решения. — И вы думаете, что вам это удастся? Реддл пожал плечами. — Я говорю ему, что буду делать и чего не буду, за что буду стоять в стороне, а за что нет. По крайней мере, у Гарри есть информация, чтобы принимать собственные решения и решать, как он будет реагировать, а не просто оставаться позади, когда кто-то исчезает, или быть ослепленным рейдами Ордена Феникса. Он повернулся и вышел из комнаты прежде, чем Лили успела ответить. Она медленно выдохнула и посмотрела ему вслед. В каком-то смысле она полагала, что должна благодарить Реддла за заботу о Гарри. Это правда, что ни она, ни Джеймс, ни Сириус не делали этого уже много лет. С другой стороны, она также сильно желала, чтобы Гарри был в паре с кем-то менее напряжённым.*
— О чём ты хотел поговорить с моей мамой? — О том, как твои родители бросили тебя, когда решили стать беглецами. Гарри вскочил на ноги, не успев даже подумать об этом, и выхватил палочку. Том улыбнулся, его магия распространилась, охватив комнату, и на мгновение вспыхнула, как будто у неё выросли крылья. Гарри попытался не обращать внимания на это ощущение, подошёл и ткнул пальцем Тому в грудь. — Я не хочу, чтобы ты снова мешал мне развивать отношения с родителями, — прошипел он. — Но сейчас ты злишься не на это. Из-за чего ты сердишься, Гарри? — Откуда ты… откуда ты знаешь, что я так отношусь к своим родителям? — Гарри с трудом сдержал дрожь в голосе. — Ты прочёл мои мысли? — Вовсе нет, — Том протянул руку и обхватил запястье Гарри. Гарри наблюдал за ним, готовый вырваться, как только Том потянет его вперёд. Это было слишком важно, чтобы отвлекаться на эффект, который произвело на него прикосновение Тома. Но Том просто стоял, вытянув вперёд руку и сверкая глазами. — Все видят это по тому, как ты себя ведешь, как будто кто-то может оставить тебя позади, по тому, какую боль они тебе причинили. — Я понимаю, почему они это сделали. Они вряд ли могли взять с собой пятнадцатилетнего ребёнка, а я… — Понимание — это одно, а чувства — совсем другое. Что ты чувствуешь, Гарри? Гарри сглотнул и почувствовал себя так, словно ему перерезали горло ножом. Он потянул его за руку, и Том отпустил. Гарри повернулся и обошёл вокруг стола, на секунду уставившись в окно. Том не шевелился. — Как будто они окончательно решили, что никогда не смогут мне доверять, — признался Гарри. — Как будто всё это было испытанием. Они хотели, чтобы я остался в Хогвартсе, хотя то, что я буду прятаться с ними, с меньшей вероятностью привлекло бы твоё внимание, и казалось, что они хотели посмотреть, не сломаюсь ли я и не побегу ли к тебе. Работа в Министерстве — то же самое. Я предложил им разрешить мне работать там, чтобы я мог снабжать их информацией, но не ожидал, что они воспримут меня всерьёз. Потом они согласились. Я имею в виду, что Дамблдор был тем, кто одобрил эту идею, но мои родители ничего не сказали против этого, — он провёл пальцами по волосам. — За исключением того, что позже они это сделали, — добавил он, стараясь быть справедливым. — Они сказали, что то, что я делаю, не стоит риска для моей жизни, и я должен присоединиться к ним. — Но они никогда всерьёз не пытались отговорить тебя от работы в Министерстве. — Так, как сделал бы ты, — Гарри посмотрел на него. — Такая ситуация никогда бы не возникла, — Том просто улыбнулся. Гарри решил не думать об этом и продолжал медленно ходить вокруг стола, не обращая внимания на то, что он подошёл к Тому, и тепло тела его второй половинки и их растущая связь потянули его. Том просто продолжал смотреть на него с той навязчивой преданностью, которую Гарри говорил себе, что ненавидит, не может насытиться на самом деле и с таким трудом признаёт, что с таким же успехом он мог бы не смотреть на Тома, пока думает об этом. — Я хотел пойти с ними, — наконец прошептал Гарри. — Я послал им сову на следующую ночь после того, как они сбежали, с просьбой встретиться со мной где-нибудь и позволить мне пойти с ними. — И что они сделали? — Мой отец прислал мне Патронус, чтобы я больше не слал им сов, потому что письмо могут перехватить. — Только это? Он когда-нибудь отвечал на твой вопрос о желании поехать с ними? Гарри неловко пожал плечами. — Нет. Полагаю, они должны были думать в первую очередь о безопасности своей и других членов Ордена, но… прошли годы, прежде чем боль прекратилась. Лицо Тома было непроницаемым. Гарри покачал головой. — Том, прекрати. Ты даже не представляешь, каково им было. — Может быть, и нет, — сказал Том, хотя гармоника в их связи говорила, что он сомневается в собственных подозрениях. — Но я точно знаю, каково было тебе. Твоя боль и одиночество были одними из первых вещей, которые затопили меня, когда мы установили эмоциональную связь, знаешь ли ты об этом? Вместе с чувством вины, потому что ты чувствовал, что потерпел неудачу. — Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что никогда не причинишь вреда моим родителям. — Эта клятва должна быть условной, Гарри. Если они нападут на тебя, то я отвечу ударом на удар. — Они никогда этого не сделают, — Гарри уставился на него. — Они любят меня. — Любящие родители не убегают и не оставляют своего ребёнка на девять лет. Сколько раз ты видел их между тем, как они покинули тебя, и тем, как они наконец вернулись? Скажи мне, сколько раз, — добавил он, когда Гарри открыл рот. — Теперь меня не волнует, насколько глубоким или насыщенным было любое взаимодействие. Это число. Сейчас же. Гарри зашипел на него, что заставило Тома улыбнуться, но не перестать ждать. Гарри ощутил невероятное притяжение своей магии, и ему захотелось проклясть Тома. Он мог промолчать, и Том не стал бы приставать к нему по этому поводу, но вопрос повис бы между ними, заданный и никогда не оставшийся без ответа. И он не мог лгать своей чёртовой второй половинке. Это означало, что он не мог утверждать, что не знает число. Наконец он сглотнул и сказал: — Двадцать пять раз за девять лет. Том медленно подошёл к нему. Гарри оставался неподвижным и наблюдал за ним, прищурившись. Том протянул руку и медленно скользнул вверх по его шее, на секунду прикоснувшись к уху, прежде чем коснуться затылка и притянуть к себе. — Я никогда не прощу им того, что они с тобой сделали, — прошептал Том. — Ты должен. Иначе это будет ранить и ранить меня. — Есть разница между тем, чтобы не причинять им вреда, пока они не причинят тебе боль, и тем, чтобы простить их. Или ты думал, что её нет? — Том нежно потёр пальцами ухо Гарри, и тот невольно закрыл глаза. Никто другой никогда не находил этого места, но ведь никто никогда не был так близок к нему, как Том. — Гарри, тебе нужно усвоить одну вещь: между намерениями и действиями есть разница. — Я знаю, — пробормотал Гарри. — Я хотел убить Лестрейнджа, но сдержался и просто причинил ему боль. — Чудесно, — сказал Том. — Его боль была чудесной, — заинтересованность играла через связь, и Гарри открыл глаза, но просто смотрел прямо перед собой. — Но я имел в виду, когда дело касается меня. Ваш Орден судил меня десятилетиями, думая, что у меня есть скрытые намерения начать войну, которая уничтожит магглов и магглорожденных, когда они должны были просто судить меня по моим действиям. — Твоим действиям, которые также включают голосование за ужасный закон, потому что это удобно? — Гарри зарычал и почувствовал, как магия активировалась вокруг него, ленивыми вихрями потянувшись к магии Тома. Он раздражённо потянул за неё, пытаясь немного разнять их, и выругался, когда только физически притянул себя ближе к Тому. — Да, пусть судят меня за это, — сказал Том. — Но они судили не по этим причинам. Они думали, что все мои действия усыпляют их бдительность, а мои скрытые мотивы — важнее. — Мотивация очень важна! — Разве для тебя имеет значение, во что я верю, если я поступаю так, как ты считаешь правильным? — тихо спросил Том, протягивая руки, чтобы обхватить лицо Гарри. — Если бы мои результаты голосования были безупречны, и я всё время выступал за магглов и магглорожденных, но оказалось, что я тайно презираю их, тебя бы это волновало? — Да, имело бы, — Гарри уставился на него. — Я знаю в чём дело. Ты хочешь разыграть искупление. — Скажи мне, о чём ты думаешь, Гарри, — палец Тома снова переместился в то отвлекающее место за ухом. Гарри умудрился сдержать взгляд и проигнорировать мягкие импульсы разочарования в эмоциональной связи. Он надеялся, что может так хорошо сопротивляться Тому только потому, что девственник. Это означало бы, что он будет делать всё, что захочет Том, после того как они установят сексуальную часть связи, что было неприемлемо. — Что ты скоро начнёшь голосовать так, как я хочу, утверждая, что это искупит всё передо мной. Я этого не приму. Ты не можешь… ты не можешь сделать что-то правильно, если у тебя для этого неправильные мотивы. — О, — сказал Том, его голос стал глубже. — Значит, я должен изменить всю свою личность? Подчиниться твоим желаниям и поступать так, как ты хочешь? — Что? Нет! — Гарри отдёрнул голову. — Но я в замешательстве, — Том улыбнулся ему, и Гарри возненавидел себя за то, что нашёл это привлекательным. — Ты не хочешь, чтобы я вёл себя так, как сейчас. Ты не хочешь, чтобы я менял свои действия в угоду тебе, сохраняя при этом убеждение, что ты единственный человек, который имеет для меня значение. Ты не хочешь, чтобы я подчинился твоей воле и стал другим человеком. Чего ты хочешь, Гарри? Гарри открыл рот, потом закрыл. Ему хотелось, чтобы Том был… как он. Ценил магглорожденных и магглов, потому что они по своей сути такие же волшебники, как и чистокровные. Но на самом деле казалось, что Том никогда этого не сделает. И он хотел, чтобы Том был похож на него, не принуждая его к этому. Если бы Том проснулся завтра утром и обнаружил доброту в своём сердце, это было бы прекрасно. Но этого не могло быть, потому что Гарри хотел этого и сказал ему, что у него нет выбора. — Ну, я подумал о четвёртом варианте действий, который может быть приемлемым для тебя, — весело сказал Том несколько минут спустя. — О каком? — спросил Гарри, обернувшись. — Мы могли бы попытаться разорвать связь, если я полностью… — Не смей, мать твою, предлагать такое, — рявкнул Гарри, и воздух вокруг него вспыхнул огнём, прежде чем он успел об этом подумать. Том, приподняв бровь, провёл пальцами по пламени. Гарри вздрогнул. Это было похоже на ласку по его душе. Он сглотнул и подавил это. Никто никогда не мог быть рядом с ним, когда он так пылал, даже родители или Сириус, когда такое случалось в детстве. — В таком случае, — сказал Том, — нам придётся найти компромисс. И то, что ты презрительно назвал игрой искупления, кажется мне наиболее правдоподобным. Учитывая, что я стоял в Косом переулке и наблюдал, как ты уничтожаешь чистокровного человека, с которым я часто голосовал заодно, не поднимая палочки, мы заложили для этого хороший фундамент. Гарри медленно вздохнул. Да, всё, вероятно, никогда не будет идеально, но Том был прав насчёт компромисса. Отстранение, принуждение Тома действовать так, как он хочет, и ничего неделание — всё это тревожило его желудок неправильностью. Прежде чем он успел что-либо сказать, в окно влетела сова. Гарри повернулся к нему, и неприятное урчание переместилось в желудок. Он узнал птицу. Его звали Солярис, и Орден часто использовал его для официальных сообщений. К врагам. Гарри протянул дрожащую руку и обнаружил, что Том положил свою ему на грудь. Том нахмурился, терпеливо покачал головой и наложил на сову серию чар. Одна из них остановила его в воздухе, затем наколдовал насест под лапами. Остальные сверкали вокруг крыльев и на письме. — Ты ищешь… яд? — Гарри моргнул. Том кивнул, не обращая внимания на возмущённое улюлюканье Соляриса, словно слышал подобное каждый день. — И чары, которые принудят к определённым действиям с твоей стороны, — он отступил назад и секунду изучал сову, затем использовал другое заклинание. На этот раз вокруг письма завертелся вихрь зелёного света, белея на глазах Гарри. Том вздохнул. — Это означает, что они не использовали никаких ядов. — Ты бы предпочёл, чтобы они использовали? — тихо спросил Гарри, проходя сквозь остатки магии и протягивая руку Солярису. Он также получил негодующее улюлюканье, но, по крайней мере, забрал письмо. — Если ты сделаешь первый шаг, твой неизбежный разрыв с ними станет менее болезненным. Гарри закатил глаза, но только до тех пор, пока пергамент не начал светиться голубым, когда он прикоснулся к нему. Он уставился на него, раскрыв рот. Потом сглотнул и развернул письмо. — Что делает это заклинание, Гарри? — Том говорил спокойно, но связь дрогнула так, что Гарри понял — единственная причина, по которой Том ещё не выхватил из его рук письмо, заключалась в том, что Гарри казался физически невредимым. — Я не узнаю, пока не прочитаю письмо, — сказал Гарри, не особенно стараясь сдерживать свои эмоции, когда они вошли в связь. Том подошёл к нему и одновременно наклонился, чтобы прочитать письмо, но, учитывая то, что в нём содержится, он не мог винить Тома за это. «Дорогой Гарри, — гласил почерк Гермионы, — пожалуйста, прости меня за это заклинание. Теперь, когда у меня было больше времени подумать, я знаю, что ты не злой и не сумасшедший. Я просто не могу поддержать то, что ты делаешь. Ты можешь перевоспитать Реддла, но я думаю, что это очень маленький шанс, а тем временем магглы и магглорожденные будут мучиться и умирать. Если ты влюбишься в него и его сила удвоится, то никто не сможет его победить. Поэтому я обязала тебя встретиться со мной на дуэли, которая всё решит. Если ты победишь, мы с Роном сдадимся и понесём наказание за наши «преступления». Если я выиграю, у меня есть право потребовать, чтобы ты отверг связь с Реддлом так же, как профессор Дамблдор отверг свою связь с Геллертом Гриндевальдом. Гермиона». Гарри закрыл глаза. Рука Тома почти сдавила ему запястье, но ему пришлось лишь слегка толкнуть его своей магией, и Том отпустил его. Гарри сглотнул и не посмотрел на него. — Объясни мне, как она обязала тебя, — это слово было произнесено на парселтанге. — Заклинание, разработанное Орденом, — тихо сказал Гарри, всё ещё не открывая глаз. — Мне не пришло в голову проверить его, потому что… ну, оно не часто используется, и твои чары всё равно не нашли бы его. С его помощью можно обязать любого, кто прикоснётся к пергаменту, на определённые действия. Именно так Дамблдор удержал некоторых людей, которые работали в Министерстве на Орден и передумали предавать нас. Я имею в виду их, — поспешно добавил он, когда магия Тома свернулась и хлестнула в ненависти. — После этого они не могли говорить о том, что сделали от имени Ордена, но магия, сканирующая их, не выявила бы ничего похожего на Проклятие Империуса. — Ты не собираешься драться на дуэли с этой женщиной. — У меня нет выбора, — сказал Гарри. — Вот что делает заклинание. Если бы ты держал меня под наркозом и в таком месте, откуда невозможно было бы трансгрессировать, то это разбудило бы меня и насильно перенесло бы в то место, которое она выбрала, когда придёт время. Заклинание бы заставило меня быть настороженным с палочкой в руке. Том молчал. Гарри почувствовал, как сквозь связь пробивается тьма, которой он раньше не ощущал. Затем Том положил руки Гарри на плечи и развернул к себе. Гарри наконец-то встретил его взгляд. — Если ты не попытаешься участвовать в этой дуэли, — начал Том, — то те же чары заставят тебя разорвать нашу связь. — Да, так и будет, — Гарри протянул руку и нежно обхватил пальцами запястье Тома. — Но здесь есть два преимущества. — Какие именно? — магия Тома, вероятно, была видна в воздухе прямо сейчас, но Гарри снова закрыл глаза. — Во-первых, Гермиона никогда не видела, чтобы я полностью использовал свою магию, — сказал Гарри. — Я скрывал это от неё, Рона и всех остальных, кроме моих родителей и Дамблдора. Она думает, что сможет выиграть дуэль, что говорит о том, насколько она действительно не знает мою силу. — А во-вторых? Гарри открыл глаза и увидел зачарованного Тома. Он знал, что в данный момент они сияли, больше похожие на зелёное стекло, освещённое сзади огнём, чем на что-либо другое. Он и раньше смотрел в зеркало, когда чувствовал себя так, когда ему нужно было остаться наедине со своими настоящими эмоциями, и не было никого, кому он мог бы их показать. — Она, наверное, думает, что я буду сдерживаться и не буду сильно стараться, потому что не хочу, чтобы её и Рона наказали, — сказал Гарри. — Но я… Том, я не хочу ещё больше отвергать связь. Я думаю, что это, вероятно, последнее предложение Дамблдора о том, как вернуть меня в логово Ордена. Это не похоже на то, что Гермиона сделала бы сама. И… Том ничего не ответил, а это означало, что Гарри мог выпустить свой гнев вокруг себя в виде видимых, поднятых драконьих крыльев, сделанных из чистого света. — Вынудив меня на дуэль с моим другом, он по-настоящему разозлил меня, — сказал Гарри.