His Darkest Devotion

Гермиона закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Она боялась, что иначе начнет рыдать, и вряд ли это она хотела представить Тёмным магам, которые придут их допрашивать. Она находилась с Роном в номере, который вполне мог бы быть в престижном маггловском отеле. Стены были нежно-жёлтого цвета с одной неподвижной пейзажной картиной, на которой была изображена океанская волна, готовая вот-вот разбиться о чёрный каменистый пляж. Здесь была двуспальная кровать с белыми простынями, один стол с двумя стульями, ванная комната с чарами, запускающими воду и автоматически смывающими воду в туалете, и трёхразовое питание, доставляемое благодаря магии домовых эльфов. Но подавляющие заклинания, вплетённые в стены, были настолько сильными, что она вообще не могла коснуться магии Рона. Это заставило её почувствовать, будто она потеряла третий глаз, на который до сих пор не обращала внимания. — С тобой всё в порядке, Гермиона? Рон сидел рядом с ней на кровати в течение последнего часа, но его эмоции были такими же приглушенными, как и магия. Гермиона повернулась и, дрожа, уткнулась лицом в его плечо. Рон гладил её по волосам и издавал бессмысленные тихие шикающие звуки, которые, как она знала, были из лучших побуждений. Но всё снова было не в порядке. Реддл собирался захватить весь мир. Он собирался подчинить магглорождённых и, возможно, полностью уничтожить их. А с магглами поступить ещё хуже. Потому что они потерпели неудачу. Им нужно было идти в другом направлении, сокрушалась Гермиона, когда Рон обнял её за талию. Следовало поговорить с Гарри и заставить его рассказать правду, когда они заметили, что он всё время мрачно смотрит вдаль. И уныние лишь усилилось, когда кто-то нашёл свою вторую половинку. В то время Гермиона подумала, что Гарри просто расстроен тем, что его ещё не выбрали, и подбодрила, сказав, что феникс — неоднозначный символ. Его родственной душой мог быть кто-нибудь глубоко интересующийся Светлой магией, или в каком-то смысле переродившийся, или же анимаг... Она не прочувствовала его состояние. Оставила его одиноким, чтобы он так и не смог по-настоящему смириться с тем, что у него не может быть второй половинки, и отправился на поиски Реддла вместо того, чтобы отступить от него. Она не возражала против того, чтобы Гарри работал в Министерстве. Она была обеспокоена тем, будет ли Гарри в безопасности, когда он был сыном двух членов Ордена Феникса и крестником третьего. Гермиона думала, что он, вероятно, не сможет передать им много полезной информации с его положением в Департаменте Магических игр и спорта. Но она не задала достаточно вопросов о том, почему он хотел это сделать, когда это было так опасно. Очевидно, связь с Реддлом всё время тянула его в этом направлении. Она не сказала ему правды. Конечно, и Рон тоже, но Гермиона всё равно винила себя больше. Ведь это она заметила нервозность и молчаливость Гарри, поинтересовалась планом Министерства и до сих пор не расспросила его. Рон же, казалось, был доволен тем, что поддержал своего лучшего друга. — Что мы можем сделать? — прошептала она, Рон вздохнул и опустил голову так, что его подбородок упёрся в её волосы. Они так прижались друг к другу, когда впервые вернулись с облавы на Отдел Тайн, и сердце Гермионы сжалось. — Мы мало что можем предпринять, — сказал Рон. — Кроме как продолжать быть верными Ордену и умереть с честью. Гермиона глубоко вздохнула и отодвинулась от него, вытирая глаза. — Ты думаешь, у нас не будет шанса убедить Гарри? Рон медленно покачал головой. — Вряд ли Реддл оставит нас с ним наедине. Ты видела, как Гарри сдерживался во время дуэли и использовал несмертельные заклинания. Он всё ещё заботится о нас. Реддл, наверное, боится, что мы снова будем его уговаривать, если останемся с ним наедине. — Если Гарри выживет, — выдохнула Гермиона. Рон закатил глаза. — Гермиона, ты сказала мне использовать это заклинание. — Не со спины! — Это был не самый благородный поступок, как и призвать Орден в бой, — сказал Рон. — Или для Гарри привести Реддла. Я же говорил тебе, Гермиона, мы должны быть практичными в этом вопросе. Это заклинание не убьёт Гарри, и оно позволило бы нам вовремя ослабить его связь с Реддлом, если бы мы только смогли его увести. Гермиона открыла рот, чтобы что-то сказать, но в тот же момент дверь открылась. Она почувствовала, как Рон встал между ней и дверью. Она закрыла глаза, потому что не хотела видеть самодовольное и насмешливое лицо Реддла. Вместо этого она услышала его голос, и в нём не было ни насмешки, ни самодовольства. Он был таким мягким и тёмным, как будто гром обрёл способность говорить. — Гарри жив. Если бы он умер, ты бы пожалел об этом. — Гарри знает, что ты хочешь нас помучить? — спросил Рон. Дерзкий, храбрый, как и всегда, теперь Гермиона могла немного лучше чувствовать его эмоции, вибрирующие от сдерживаемой ярости. Может быть, защита ослабла, когда открылась дверь. — Я не думаю, что он одобрил бы это. — Я не собираюсь вас мучить. Я говорю вам правду, — Реддл прошёл дальше в комнату и закрыл за собой дверь. Гермиона решила, что с неё хватит сидеть с закрытыми глазами, как идиотке, и посмотрела на него. Разглядеть его оказалось труднее, чем она думала, несмотря на солнцеподобное сияние, которое начало исходить от стен с его появлением. Затем Реддл взглянул на неё, и Гермиона, с трудом сглотнув, замерла. Она поняла, что причина, по которой его было так трудно рассмотреть, заключалась в том, что его магия просочилась сквозь кожу и окружила голову, как раскрытый капюшон кобры. — Если бы Гарри умер, — продолжил Реддл, делая шаг к ним, — мой рассудок ушёл бы вместе с ним. Тогда я бы заставил вас молить о смерти. — Это произошло бы только в том случае, если бы вы были настоящими родственными душами, которые завершили все связи, — сказал Рон, напрягаясь рядом с Гермионой, но не двигаясь. — Я знаю, что это не так. Реддл тихо рассмеялся. — Что, Дамблдор не рассказывал сказки о моём безумии и о том, что я всего лишь носил маску здравомыслия, за которой прятался на своём пути к захвату мира? — Это были не сказки, — сказала Гермиона. Она взяла под контроль свой скрутившийся желудок и сумела посмотреть на Реддла с таким презрением, какое только смогла изобразить. — Это правда. Вы делаете это прямо сейчас. Вы заложили фундамент, и через несколько лет или максимум десятилетий вы полностью захватите волшебный мир, запретите магглорождённым посещать Хогвартс и начнёте убивать магглов. Если только кому-нибудь не удастся победить вас до этого. — И я работал над всем этим на протяжении, сколько? Пятидесяти лет? Ну же, расскажи мне. Гермиона колебалась. Это была ловушка, и она знала это. Не может быть, чтобы Реддл был таким рассудительным, каким он казался прямо сейчас. С другой стороны, она не могла перестать защищать идеалы Ордена только потому, что Реддл заставил её немного сомневаться. Она гордо вздёрнула подбородок и сказала: — Да, это так. Может быть, даже дольше. Профессор Дамблдор считает, что вы, возможно, начали работать над этим, когда были студентом и узнали о наследии Слизерина. Были люди, которые последовали бы за вами только из-за этого. — Идиоты, — пробормотал Рон себе под нос. Гермиона сильнее прижалась к нему, но Реддл, казалось, не обратил никакого внимания. Вместо этого он задумчиво кивнул, чего она не ожидала. — И сколько времени бы мне понадобилось, чтобы подготовить эти секретные планы геноцида, которые, в то же время, были бы не настолько секретными, чтобы утаить их от Дамблдора? Более того, почему он не раскрыл миру мою тайну, как только сам о ней узнал? — Никто бы ему не поверил, — с горечью сказал Рон. — Вы были слишком популярны. По той же причине, по которой вы не можете арестовать его. — О, это, вероятно, изменится теперь, когда он очень публично участвовал в запрещённом ритуале с группой линчевателей, — проворчал Реддл. — Но вернёмся к главному. Я готовился к этому пятьдесят лет. Полагаю, что, если бы я «готовился» ещё на десять или тридцать больше, а затем умер от старости, вы всё равно никогда бы не поверили, что я просто продвигал свои политические планы, а не тайно замышлял геноцид. — Вы пытаетесь застать людей врасплох, — сказала Гермиона, несмотря на тревогу, которая сверкала глубоко в её душе, как бриллиант на бархатной подушке. — Хотите усыпить их бдительность. Вы потратите столько времени, сколько будет необходимо, чтобы достичь своих целей. — Очаровательно, — Реддл наклонил голову. — Сдаётся мне, я никак не смогу оправдать себя в ваших глазах. Если бы я начал отрицать, что занимался подобными вещами, то это воспринималось бы ещё одним слоем скрытности. Продолжил бы делать то, что делал всегда — выглядело бы для вас как очередной тайный план. — Почему вы вообще хотите оправдать себя? — спросила Гермиона, вернувшись к более привычной почве. — Вы презираете магглорождённых и «предателей крови». — Я подумал, что было бы приятно лучше понять друзей Гарри и быть в состоянии убедить их, что Гарри не связан узами со злобным безумцем, — Реддл пожал плечами и повернулся к двери. — Но поскольку это напрасная трата сил, я уйду. — Подождите! — выпалила Гермиона и задрожала от ненависти, когда Реддл посмотрел на них через плечо. Она презирала то, что казалась такой отчаянной рядом с ним. В справедливом мире он был бы тем, кто звучит отчаянно. — Я... что вы собираетесь с нами делать? — Не пытать вас. Оставлю вас здесь ещё ненадолго. Вам будут приносить еду, как и прежде, — взгляд Реддла был отстраненным, его голова была наклонена, как будто он к чему-то прислушивался. — А потом вы пойдёте под суд. — Вы не можете отдать нас под суд. — О, но я могу, — голос Реддла был низким. — Разве не это ты обещала в своём письме Гарри? Что, если ты проиграешь дуэль, ты предстанешь перед судом за свои преступления? — Технически он не выиграл дуэль! Я не сдавалась! — Ты не позволила бы ему победить, — сказал Реддл, и его зубы обнажились в оскале. — Ничего больше, чем ты оставила ему выбор сражаться с тобой с помощью этого проклятого заклинания, которое связало его волю и притянуло, как портключ. — Я... мы знали, что для победы нам понадобятся все люди Ордена. То, что я предложила ему, было более благородно, чем то, что делаете вы. — Шанс прожить жизнь, которая не похожа на жизнь беглеца? Жизнь со своей второй половинкой? — Ты его развратишь. Реддл пожал плечами. — Во многих отчётах из Хогвартса упоминается твой интеллект, мисс Грейнджер. Я думал о том, чтобы попытаться завербовать тебя, но как только я узнал о твоей метке души и о том, что ты связана с одним из Уизли, который, вероятно, умрёт, пытаясь противостоять мне, я не стал утруждаться. Гермиона почувствовала, что краснеет. — Вы это решили, когда я была на шестом курсе, не так ли? — громко спросила она. На шестом курсе она публично показала свою метку души, чтобы остановить некоторые неприятные слухи среди чистокровных студентов, что у неё её нет из-за маггловского происхождения. — О да, министр, я верю, что ваше решение не было основано на крови. — Ох, это поспособствовало окончательному решению. Прежде я просмотрел другие отчёты о твоём упрямстве и подумал, что, вероятно, напрасно потрачу своё время. Реддл отвесил ей насмешливый поклон и вышел из комнаты, щёлкнув дверью. Рон немедленно подбежал к ней и попробовал открыть, но потом посмотрел на Гермиону и покачал головой. Гермиона закрыла глаза и изо всех сил старалась не заплакать. Она всегда делала то, что считала правильным. Она так упорно боролась и так долго была в бегах после Хогвартса, откладывая свою жизнь, потому что знала, что должна была, дабы противостоять несправедливости. Ну, не то, чтобы у неё была бы нормальная жизнь в мире Реддла, если бы только она не захотела принять видение самой себя как неполноценной. Она не знала, что ей теперь делать. Рон обнял её за плечи. — Мы продолжим сражаться, — прошептал он ей, в то время как их эмоциональная связь вспыхнула и погасла, как свеча, когда защита вернулась на своё место в комнате. — Мы будем ждать шанса, когда они переместят нас. Они не могут всё время быть настороже. Гермиона медленно кивнула. Реддл был достаточно силён и умён, чтобы предвидеть всё, что они могут сделать, но не все, кто работал на него, могли быть такими же. Она сильнее прижалась к Рону и позволила себе надеяться.

*

— Я понимаю, что ты не сделаешь то, о чём просят Целители, и не будешь спать на животе. Это должно быть незначительным усилием, Гарри. Гарри повернул голову и хмуро посмотрел на Тома. Белые стены Дома частного Целителя вокруг него были почти такими же раздражающими, как персиковые стены больницы Святого Мунго. — Кто сказал? — Целитель Флойд. Насколько я понимаю, ей нравятся галлеоны, которые Дом получает для финансирования лечения от ликантропии, — Том сел на стул рядом с кроватью и уставился на него. Гарри вздрогнул, когда связь обвиняюще зазвенела вокруг них. — Скажи мне, почему ты не хочешь спать на животе. Гарри медленно выдохнул. — Если я это сделаю, то не смогу быстро встать, когда кто-то войдёт, — взор Тома всё ещё требовал ответов, и Гарри встряхнул головой и беспокойно отвёл глаза. — Я чувствую себя уязвимым. Том подался вперёд и обхватил запястье Гарри. Его магия окутала их, словно крыло дракона. Гарри вздохнул и перекатился ближе к нему, закрыв глаза. Вспышка тепла, похожая на язык дракона, коснулась его щеки. — В этом есть смысл, — сказал Том. — Но позволь мне заверить тебя, что в данный момент это здание окружено самыми мощными чарами, на которые я способен, и одна из гидр здесь, чтобы присматривать за тобой. Мне пришлось поглотить другую, чтобы вернуть часть своей магической силы. Гарри невольно пошевелился. — В таком случае это означает, что ты уязвим. — Уверяю тебя, я способен оставаться в своей охраняемой квартире и среди моих Авроров, когда я не с тобой. — Авроров, которые уже доказали, что являются предателями? — В данный момент я отбираю только тех, кто принёс что-то вроде личной клятвы верности мне на прошлой неделе, — беспечно сказал Том. — Это не обычная процедура: они приносят присягу канцелярии и Министерству, поскольку министры должны быть заменены. Но на данный момент временно обязательная клятва — это проявление здравого смысла, с которым все согласились. Гарри фыркнул, заставляя себя снова лечь на живот. — Я удивлён, что ты ещё не сделал чего-то подобного, учитывая, что ты не считаешь, что тебя следует заменить. Том выглядел бесконечно самодовольным, взяв в руки один из флаконов, которые Целитель Флойд оставил для Гарри. — Не стоит казаться слишком алчным. Это позволяет простолюдинам притворяться, что всё в порядке и ничего не изменилось, в то время как весь мир вокруг меняется. Гарри вздохнул и выпил половину склянки, не обращая внимания на то, как зелье прилипло к горлу огромными липкими нитями, словно паутина акромантула. — Они не простолюдины, Том. — Боюсь, тебе будет труднее изменить моё мнение о том, что большинство людей ниже меня по статусу, чем ты думаешь, Гарри. Это было правдой, поэтому Гарри оставил этот разговор ради другого, для которого он был слишком утомлён, когда Том был здесь в последний раз. — Что будет с Орденом? — Некоторые из них могут заплатить штраф за участие в запрещённом ритуале, а затем уйти, — сказал Том, слегка повернув голову. — Твои друзья предстанут перед судом вместе с другими, кто совершил более жестокие преступления по просьбе Альбуса Дамблдора. Гарри выдохнул, медленно и протяжно. — Что будет с Роном и Гермионой? — Судебное разбирательство. Я же тебе говорил. — В котором они будут признаны виновными и приговорены к заключению в Азкабане. Я не могу этого допустить, Том, что бы они ни сделали. Нельзя наказать за убийство потерей их... их личности. — Не унывай. Это может быть и Поцелуй дементора, так что вместо этого они потеряют свои души. Гарри ещё немного наклонился вперёд, не обращая внимания на то, как натянулась кожа на спине из-за зелья, попавшего ему в горло. — Том, я не могу принять это. — Я хочу, чтобы ты сказал мне, что ещё, по твоему мнению, я должен сделать. Если бы я избавил их от суда, то это показало бы нашим политическим оппонентам, что мой любовник влияет на мою мягкость, и представило бы меня слабым. Если бы держал их в тюрьме неопределённый срок без суда и следствия, то меня обвинили бы в подкупе правосудия. Если бы отпустил их, они бы только продолжили действовать против меня. Я говорил с ними перед тем, как прийти сюда, Гарри, и они настоящие фанатики. Грейнджер настолько убеждена, что всё, что я делаю, лишь отвлекает от моей конечной цели — развязывания войны, что не думаю, что даже ангел, спустившийся с небес с заявлениями о моей невиновности, переубедил бы её. Дамблдор хорошо над ними поработал, надо отдать ему должное. Они связаны его мыслями и обещаниями, как бабочка в коконе. Гарри молчал, его взгляд был устремлён на простыни под ним. Эмоциональная связь была такой же плоской, как и эти простыни. Том, очевидно, сказал всё, что хотел, и теперь ждал реакции Гарри. — Дай... дай мне поговорить с ними, — наконец сказал Гарри. — Если до них дойдут твои слова, я буду по-настоящему впечатлён. — И ты был неизменно впечатлён с тех пор, как узнал меня, — сказал Гарри, поворачиваясь на одном локте и игнорируя, как Том шипел на него за то, что он потревожил свою рану. — Не понимаю, почему это будет стоить тебе чего-то, если Рон и Гермиона всё равно окажутся в Азкабане. Том поднял брови так же медленно, как удивление пропело сквозь их связь. — Я не беспокоюсь о том, что это будет мне чего-то стоить, — сказал он, и его глаза задержались на его спине. — О, — Гарри покраснел и прочистил горло. — Я обещаю, что со мной всегда будет один из твоих охранников-авроров. — Да, так и будет, — сказал Том таким тоном, будто это было даже не обещанием, которое Гарри мог бы дать, потому что это всё равно произошло бы. — Я хочу, чтобы ты дал мне ещё одно обещание, — он перегнулся через кровать, чтобы дотронуться до щеки Гарри костяшками пальцев. — Какое? — ресницы Гарри затрепетали, и он сделал всё возможное, чтобы дыхание осталось ровным. — Что ты прекратишь разговор в тот момент, когда он начнёт причинять тебе боль. Гарри вздрогнул и резко открыл глаза. Связь отдала чем-то терпким, Гарри вздохнул и лёг так осторожно, как только мог. Он не привык уделять столько внимания своему уровню дискомфорта, и он уж точно не был равен уровню одержимости, который был у Тома. — Извини. — Обещаешь, Гарри? Гарри долго колебался. — Я не могу этого сделать. Я имею в виду, это просто... дружба причиняет некоторую боль, когда есть такой большой стресс, Том. Просто так бывает. Если я дам подобное обещание, то мне придётся отстраниться от Рона и Гермионы ещё до того, как мы поговорим. — Ты думаешь, они чувствуют то же самое, что и ты? — Что наша дружба находится под напряжением? Конечно. — Что это уровень неприемлемой боли. Или же они попытаются склонить тебя к своему образу мыслей, потому что так чертовски убеждены в своей правоте? Гарри шумно выдохнул. — Мне нужно, чтобы ты признал, что сделанного не воротишь, Том. Гермиона не должна была использовать это заклинание, но она использовала, и она не должна была заставлять людей выстраиваться в ритуал, чтобы вызвать меня на дуэль, но она заставила, — он умолчал о том факте, что Гермиона организовала ритуал, когда никак не могла знать, что Том сможет пойти с ним. Это указывало на уровень предусмотрительности, направленный на то, чтобы победить его, о котором слишком больно думать прямо сейчас. — Нам нужно иметь дело с последствиями, а не с тем, что, как нам хотелось бы, могло произойти. — И одним из таких последствий является тот факт, что твои друзья расплачиваются за свои действия. — Ты лицемеришь, Том. — О, вполне возможно, — Том улыбнулся яркой, невинной улыбкой, которая одурачила бы Гарри с фотографии в газетах, в то время как вокруг него воздух гудел от жестокости. — Скажи мне, в чём конкретно. — Ты избавил меня от последствий моих действий, когда я был шпионом Ордена в течение многих лет. И ты сделал это ещё до того, как узнал, что я твоя родственная душа. Ты также простил моих родителей и сделал всё, чтобы простить моего крёстного. Нет никаких причин, из-за которых ты не можешь пощадить Рона и Гермиону. Смех Тома был похож на лай Сириуса. — Я сделал это, потому что заставил твоего крёстного дать клятву, и твои родители приняли прощение в обмен на то, что они покинут Орден и переедут туда, где я мог бы присматривать за ними. Они заключили соглашения. Будут ли Уизли или Грейнджер соблюдать подобные условия? — Нет, — прошептал Гарри. — Именно. Они бы не дали клятву, и я бы не смог им доверять, потому что они считают оправданными любые действия, включая ложь, если это одолеет меня, — Том откинулся на спинку стула и наблюдал за Гарри спокойными, усталыми глазами. — Я не хочу причинить им боль, потому что я их ненавижу, Гарри. Я хочу причинить им боль, потому что иначе они не остановятся. Если только они не лишены возможности действовать против меня. Гарри оставался неподвижным, его руки двигались взад и вперёд и вырисовывали сложные узоры. Это продолжалось до тех пор, пока Том не наклонился над кроватью и не положил руку на плечо Гарри, на край раны. Гарри повернулся и с тихим вздохом рухнул на него. — Думаю, это может быть бессмысленно, — согласился Гарри. — Но я должен попытаться. — Я не хочу, чтобы ты подвергался их воздействию. — Ты не можешь всю жизнь оберегать меня от боли, Том, — Гарри поцеловал тыльную сторону его ладони. — Это боль, которую я добровольно принимаю на себя, потому что, возможно, смогу избавить себя от ещё большей боли в будущем. Последовало молчание, достаточно долгое, чтобы Гарри задумался, изменится ли вообще что-то, если Том уступит. Затем тот издал звук, полный раздражения, и отдернул руку. — У тебя будет час с ними. Один раз. Если ты сможешь заставить их прислушаться, то этого времени должно быть достаточно. Если же не сможешь, тогда я не позволю тебе возвращаться снова и снова. Гарри пытался игнорировать болезненное, пульсирующее ощущение в животе, которое говорило ему, что жизнь и свобода Рона и Гермионы зависят от него. По правде говоря, их жизни и свобода были под угрозой с того самого момента, когда они решили присоединиться к Ордену Феникса. И он делал это не только для того, чтобы попытаться пощадить своих друзей, как бы часто он ни произносил эти слова, и насколько бы не был уверен что Том, вероятно, поверил ему. Он делал это, потому что ему нужны были ответы. Даже если они причинят ему боль.

*

Гермиона подняла глаза с бешено колотящимся сердцем, когда дверь открылась. Спрятавшись, рядом с дверным проёмом стоял Рон, держа в руках хрустальную настольную лампу. Они согласились, что их лучший шанс — оглушить любого Аврора, который войдет не магическим путём. Профессор Дамблдор сказал, что не так уж много магов обучались рукопашному бою. Но тем, кто зашёл внутрь, был Гарри, и он был один. Дверь захлопнулась вместо того, чтобы впустить любого, кто мог бы его сопровождать. Гермиона была так удивлена, что просто сидела и смотрела на него с открытым ртом. — Гермиона, — Гарри одарил её болезненной улыбкой и посмотрел на Рона. Что-то вспыхнуло на его коже, и Гермиона моргнула. Это выглядело так, будто он был одет в почти невидимую, ярко начищенную кольчугу. — Хороший план, но он не сработает. Я ношу защиту, которая бы отразила удар, такая же у любого приходящего сюда Аврора. — Почему? — прошептала Гермиона. Рон осторожно поставил лампу обратно на стол и, подойдя, сел рядом с ней, обняв её за талию. — Потому что они навещают пару опасных убийц. Так же, как и я. Гермиона ахнула, потому что не могла сдержаться. Гарри сел в кресло напротив них, то самое, которое Реддл проигнорировал. В комнате по-прежнему царил полумрак, если не считать отблеска солнечного света от края окна, но Гарри сложил ладонь рупором, и из неё взмыло вверх голубое пламя. — Как ты это делаешь? — прошептала Гермиона. — Дуэль магически истощила тебя. — Я отдыхал, и я могу призвать магию Тома. Он сильный, — Гарри положил свою пылающую руку себе на колени. — Мы завершили эту часть связи. — Тогда мир обречён, — сказала Гермиона и закрыла глаза, чтобы сдержать ещё больше слёз. Ей чертовски надоело плакать. Рон сильнее прижался к её боку, но защита в комнате всё ещё не позволяла им чувствовать друг друга через эмоциональную связь. Может быть, было что-то, что она могла изменить. Гермиона сосредоточилась на Гарри. — Тебе не кажется, что это бесчеловечно — разлучать заключённого с его второй половинкой? — Ты меня удивляешь, Гермиона. Я думал, у тебя не было проблем с этим, учитывая тактику Альбуса Дамблдора против Тома и меня. Гермиона заставила себя, заставила себя проигнорировать ядовитое ощущение в горле, как будто она собиралась проглотить зелье, которое даст кому-то контроль над ней. — Другое дело, когда связь не завершена. — Может быть, это и правда. Но ты не разлучена с Роном. Ты просто не можешь использовать его магию, а он не может использовать твою, и ваша способность чувствовать эмоции и мысли друг друга приглушена. Вот и всё. — Вот и всё? — взорвался Рон. — Это более бесчеловечно, чем всё, что мы сделали с тобой, Гарри! — В том числе чуть не убили меня проклятием в спину? Рон вздрогнул и потёр затылок. Гермиона придвинулась ближе к нему, защищая. Она знала, насколько тот чувствовал себя виноватым, и что он не думал почти ни о чём другом, кроме как вывести Гарри из битвы. Она посмотрела на Гарри, который наблюдал за ними с болезненно нейтральным выражением лица. — Мы почти ничего не знаем о том, кто ты на самом деле, не так ли? — спросила Гермиона. — Ты лгал нам на протяжении всей учёбы. — Тогда мы квиты, — тихо сказал Гарри. — Я тоже мало что знаю о вас. Мои лучшие друзья никогда бы не сделали того, что сделали во имя высшего блага, или не связали бы мою волю этим заклинанием. — Это было оправданно, потому что ты лгал нам. — Что вы ответите, если я скажу, что это заключение для вас оправданно из-за того, что сделали вы? — Это совсем не одно и то же, — Гермиона наклонилась вперёд. Это было тем, на что она надеялась, личный шанс поговорить с Гарри. — Мы сделали то, что сделали только во имя общего блага. Но то, к чему Реддл собирается принудить тебя, будет убивать людей, Гарри. — Вы тоже убивали их. Гермиона вздохнула. — Мы делали это, потому что Реддл собирается устроить геноцид магглов и магглорожденных, Гарри. Реддл будет продолжать делать всё во имя собственной силы. Несколько секунд Гарри молчал. Затем он сказал: — Ты понимаешь, что Том — единственный демократически избранный член Визенгамота? Остальные — назначенцы министерства, некоторые из них от бывших министров, или чистокровные, которые рекомендуют друг друга. Что, по-твоему, произойдет, когда Том умрёт и кто-то вроде Арктуруса Блэка возглавит Визенгамот? Гермиона махнула рукой. Она предполагала, что Гарри скажет что-то подобное. — Демократия в волшебном мире всё равно коррумпирована, Гарри. Это единственный способ, благодаря которому такой человек, как Реддл, смог бы быть избран. Арктурус Блэк, отвечающий за Визенгамот — это не лучший исход из возможных, но это всё равно лучше, чем Реддл. — И ты думаешь, Блэк ненавидит магглов и магглорождённых меньше, чем, по твоему убеждению, ненавидит их Том? — Гарри медленно покачал головой. — Он выдвинул законы и проголосовал за те, которые поддерживал Том, и которые Том теперь планирует изменить в своей поддержке. Никто не собирается убеждать Блэка в обратном. — Да, но с уходом Реддла политическая и магическая власть, делающая наше будущее несчастным, исчезнет, — нетерпеливо сказала Гермиона. На самом деле, она не понимала, почему Гарри этого не осознаёт. Возможно, он скрывал от них свою магическую силу в Хогвартсе, но она точно знала, что он достаточно умён, чтобы уловить суть того, о чём она говорит. — Визенгамот полон чистокровных распрей. Им не удастся осуществить скоординированную попытку что-либо предпринять. — Как ты можешь знать это наверняка? Особенно, если один или несколько из них решили относиться к Тому как к мученику и сумели сплотить всех вокруг этой идеи? Гермиона закатила глаза. — Гарри. Они его не любят и не поддерживают. Они не стали бы обращаться с ним как с мучеником. Они презирают его за то, что он полукровка. Они соглашаются с ним только потому, что он делает то, чего хотят они. Гарри уставился на неё. — Гермиона. Прислушайся к себе. Том силён, опасен, и к тому же политический гений. Но все его ненавидят и едва ли поддерживают, и его не хватятся, если он умрет. Как ты думаешь, будет ли кто-нибудь, кто его избрал, скучать по нему? Что у него нет союзников, которые сделали бы всё возможное, чтобы уничтожить людей, которые уничтожили его? — Людьми манипулировали, чтобы они выбрали его, — подчеркнул Рон. — Они не стали бы скучать по нему. Гарри откинулся на спинку стула и молча наблюдал за ним. Гермиона решила, что это может означать, что они были на грани того, чтобы убедить его. Она старалась говорить как можно мягче и снова наклонилась вперёд. — Гарри. Разве ты не понимаешь? Массами людей легко манипулировать, и они легковерны. Но когда мы освободим их, они будут благодарны... — Почему? — Потому что мы освободим их. — Но ты планируешь сделать какое-то громкое заявление, чтобы рассказать им, как Том одурачил их всех? Гермиона моргнула. — Конечно, нет. Мы не можем... я имею в виду, Орден не объявляет о своем существовании таким образом. Нам это и не нужно. Люди, которые знают правду, поймут, что мы работали в тени на благо всего человечества. — Скажи мне кое-что. Ты веришь, что Том держит их всех под буквальным заклятием, которое будет снято его смертью? — Нет. Не существует чар такого широкого спектра, — Гермиона была уверена. Когда она впервые осознала, насколько тщательно Том Реддл контролирует волшебный мир, она попыталась выяснить, имело ли место нечто подобное. Но она пришла к выводу, что это была просто удручающая глупость волшебной общественности, которая позволила Реддлу сохранить контроль. — Тогда почему ты думаешь, что они внезапно очнутся и осознают правду, когда они выбрали его в первую очередь, а ты ничего им не скажешь? Гермиона колебалась. Здесь была ловушка, но она не могла понять какая. — Любой должен быть в состоянии увидеть, насколько ужасен Реддл, — сказал Рон, его лицо покраснело. — Если только им не промыли мозги, заставив думать, что Реддл способен любить. Гарри сложил руки на коленях. — Я только прошу вас подумать об этом с логической точки зрения. Как кто-то сможет осознать правду, если Том пользуется всеобщим уважением, и никто не знает правды? Как он может контролировать всех так хорошо, чтобы заставить их избрать его, и в то же время быть настолько некомпетентным, чтобы вызвать у них несравненное облегчение, когда он уйдёт? Как точка зрения Ордена может стать точкой зрения каждого, если вы не распространяете её? Гермиона медленно сжала руки в кулаки. Его доводы вроде бы имели смысл, но она не должна была поддаваться им, потому что они были озвучены Гарри, и она знала, что тот был запятнан Реддлом. — С его уходом всё станет лучше, Гарри. Ты не можешь этого отрицать. — Конечно, могу. Ты знаешь, что произойдёт с моим разумом и душой, если он уйдёт. Гермиона вздохнула. — Ты просто смотришь на это слишком субъективно. Трагично, что ты был отмечен как его, но если нам придётся пожертвовать родственной душой... — Что произойдёт, если я попрошу тебя пожертвовать твоей связью с Роном? — Нет необходимости просить об этом, – сказал Рон, крепче сжимая её руку. — Мы не зло. — А? — прошептал Гарри. — Но с точки зрения Тома, так оно и есть. И газеты начинают распространять всевозможные слухи, основываясь на очень немногих интервью с ним, в которых он приводил только голые факты. Они говорят, что вы настолько увязли в глупостях Дамблдора, что вас уже не спасти, и вас следует убить, чтобы избавить мир от того, что вы натворите, если сбежите. Попытка убить родственную душу министра и потенциально свести его с ума не принесла бы вам никакой пользы в глазах всего волшебного мира. Гермиона почувствовала сильный толчок под грудью. Ей ни разу не приходило в голову, что общественность отвернётся от них. — Это неправда! — Почему тогда это верно в моём случае? А в случае Тома? — Он воплощение зла! Гарри вздохнул, что прозвучало как усталость. — Проблема, Гермиона, в том, что вы не можете привести рациональных доводов по этому поводу. У вас их просто нет. Ты считаешь, что все должны смотреть на это с твоей точки зрения без каких-либо объяснений, — он встал. — Совершенно логично выдвинуть аргумент, что Том — зло. Ты могла бы сделать это, указав на его отчёт о голосовании. Но ты настолько убеждена, что всем следует просто верить в то, что вы делаете, и ваши собственные действия оправданы, что не сделала этого. И теперь одна половина волшебной общественности уверена, что вы террористы, и хочет вашей смерти, а другая призывает к заключению в Азкабан, — он достал из кармана бумажку и протянул ей. Гермиона развернула протянутый лист и уставилась на него. На обложке была их с Роном фотография, сделанная в день окончания Хогвартса: одетых в ярко-красные с золотом мантии и улыбающихся. Но заголовок гласил: "МАГГЛОРОЖДЁННЫЕ ТЕРРОРИСТЫ НАКОНЕЦ-ТО ПОЙМАНЫ!" Гермиона бегло просмотрела статью. Фразы сыпались на неё, как чистокровные волшебники из засады. ...умнейшая ведьма, получившая высшее образование... под сильным влиянием Альбуса Дамблдора... соединилась душой с чистокровным волшебником, которого убедила взбунтоваться... совершили налёт на Отдел тайн… — Они всё искажают, — прошептала она, глядя на Гарри и удивляясь, как он мог стоять перед ней так спокойно, когда должен был знать, к чему это может привести. — Всё было не так! Гарри пожал плечами. — Ты не приводила аргументы, чтобы убедить их в обратном, Гермиона. Вы прятались в тени и наносили удары из неё. Убивая людей, которые, по убеждению большинства, были невиновны. — Невыразимые не были... — Но вы не придали огласке причину, по которой вы пошли за ними, — сказал Гарри, его голос был резким и безжалостным. Его взгляд был ужасен. — Вы просто совершили преступление, а потом сбежали. Никакого публичного суда, никаких брошюр, которые указывали бы сторону Ордена, не распространялось. — Однако мы должны были сделать это именно так, – прошептал Рон, взяв инициативу на себя, потому что у Гермионы перехватило горло, и она вообще ничего не могла сказать. — Если бы мы раздавали брошюры и тому подобное, тогда они бы заподозрили причастность профессора Дамблдора. Его общественный имидж был бы скомпрометирован. Гарри фыркнул. — Итак, вы отказались от своей свободы, нормальной жизни и даже от попыток убедить людей присоединиться к вашему делу, чтобы защитить его очевидную невиновность? Невероятно. — Мы... мы должны были, – произнесла Гермиона, но её голос дрожал, и она ненавидела это. Её глаза не отрывались от заголовка. Она знала, что Реддл контролировал газеты, конечно, все это знали, но по крайней мере один человек — и это не Рита Скитер — написал эту историю. Она знала, что это не Реддл. Его манера письма была ей известна. — Было крайне важно, чтобы профессор Дамблдор оставался непричастным. — Почему? Как он помогал делу Ордена? Он даже особо не высказывался против вмешательства Тома в дела Хогвартса, хотя сам не раз говорил мне, что ему это не нравится. Гермиона покачала головой. Она была убеждена, что другие люди понимают правоту их дела. И почему они вообще должны что-то говорить, чтобы защитить себя? Люди с правой стороны в этом не нуждаются. — Дамблдор пожертвовал всеми вами, чтобы продолжать играть в директора Хогвартса, — сказал Гарри. — Он и сейчас не заявился, хотя Том сказал, что его арестуют, если найдут, а не убьют при первом же появлении. Он потратил годы на вербовку людей, прошедших обучение в Хогвартсе, для вступления в Орден. Это было для него важнее, чем на самом деле объяснять, за что, чёрт возьми, он борется. Гермиона бросила газету на табурет рядом с собой. — Гарри, но ты же знаешь, что мы правы! Ты сказал, что легко можешь подумать о Реддле как о зле только из-за его результатов голосования. Почему ты... — Потому что, даже если бы я хотел защитить вас, вы сделали это чертовски сложным, вы, психи! — воскликнул Гарри, и Гермиона в шоке замолчала. Она никогда, никогда не видела, чтобы он так кричал на них в Хогвартсе. — Ты связала меня заклинанием, чтобы вызвать на дуэль, а потом у тебя были десятки людей, которые ждали, чтобы напитать тебя магией в запрещённом ритуале! Рон кинул проклятье мне в спину! Том хочет уничтожить вас. Он был бы счастлив просто увидеть, как вас арестовывают и судят за первоначальное преступление, но это? Он жаждет вашей смерти. — Жертвы войны, — прошептала Гермиона. — Это было оправданно. — Вы даже обычного человека не смогли убедить в том, что идёт война, — огрызнулся Гарри. — Они не знают, за что вы боретесь! Они увлечены романом министра, который так долго был без партнёра, и наконец-то нашёл свою вторую половинку, и им нравится, что я силён и сразил Лестрейнджа на дуэли посреди Косого переулка. Они ненавидят вас. Вытащите свои эгоистичные головы из задниц и перестаньте думать, что всё, что вы делаете, совершенно очевидно, и все будут поддерживать вас, потому что вы хорошие. Используй ту логику, которую ты так любишь, Гермиона. Если Том прекрасно контролирует волшебный мир и вводит всех в заблуждение относительно этой предполагаемой войны, зачем кому-то поддерживать вас? — Профессор Дамблдор сказал... сказал, что все поймут, как только Реддл умрёт, — но слова казались пеплом, когда Гермиона повторила их. — Ага, ну, он тоже псих, — огрызнулся Гарри и повернулся лицом к двери. — Послушайте меня. Я сохраню столько ваших жизней и свободы, сколько смогу. Но после этого, если от вас хоть что-то останется, вам придется потрудиться, чтобы освободить магглорождённых. Не совершать романтичных преступлений и не болтать о жертвах, высшем благе и потерях войны. И если ты когда-нибудь ещё скажешь мне, что кто-то другой — зло, и это оправдывает всё, что вы с ним делаете, тогда я позволю Тому сделать с вами всё, что он захочет. Дверь хлопнула. Гермиона медленно опустилась на кровать и почувствовала, как Рон дрожит, обнимая её одной рукой. — Он ненормальный, — прошептал Рон. — Под стать Реддлу. Гермиона медленно покачала головой, не отрывая глаз от бумаги. Она чувствовала себя так, словно её оглушили и разбудили вместо того, чтобы позволить ей погрузиться в сон. — Нет, Рон, он прав. — В чём? В том, что Реддл... — Нет. В том, как мы представляемся для общественности, — Гермиона снова сложила газету и закрыла лицо руками. — Я имею в виду — это неправильно. Но Реддл действительно контролирует волшебный мир. Там полно овец, которые последуют за кем угодно. Мы были глупы, думая, что праведность наших действий будет провозглашать праведность нашего дела, не прилагая больше усилий, чтобы выразить наши взгляды публично. — Так что же мы будем делать? Слова застряли у неё в горле, но Гермиона заставила себя их произнести. — Пойдём на компромисс.