His Darkest Devotion

Гермиона подняла глаза, когда дверь их комнаты открылась и вошёл Гарри. Она была рада отметить, что в этот раз с ним тоже не было авроров — ну, она была довольна, пока Реддл не вошёл вслед за ним и не прикрыл плотно дверь с почти что приятной улыбкой на лице. Это, конечно, означало, что он был бы полным олухом, Гермиона знала. — Мы хотели поговорить с вами, — начал Реддл. Гарри адресовал ему раздражённый взгляд, и Реддл закрыл рот и отошёл, сложив руки за спиной. Гермиона моргнула. Это выглядело почти так же, как если бы Гарри заставил Реддла сделать что-то, чего он делать не хотел, например, замолчать во время разговора, но Гермиона знала, что этого не может быть. Никто не мог принудить министра сделать что-либо против его воли, и профессор Дамблдор много раз объяснял ей и Рону, что они не могут поощрять Гарри к связи с Реддлом в надежде, что тот сможет контролировать его. Даже связь с родственной душой была недостаточно сильна, чтобы преодолеть тьму, в которую погрузился Реддл. — Да, мы это сделали, — сказал Гарри. — Суд состоится на следующей неделе. Я лишь хотел сказать, что сделал всё возможное чтобы убедиться, что ваше судебное разбирательство будет справедливым. Гермиона покивала головой. — Мы готовы пойти на компромисс, Гарри. Гарри сделал паузу. — Я рад это слышать, — сказал он секунду спустя нейтральным тоном. — Но как? Я прекрасно понимаю, что ваши клятвы Дамблдору и Ордену не позволяют вам раскрывать какие-либо их секреты. — Мы с Роном готовы поклясться, что отныне будем использовать законные методы борьбы с Реддлом. Рон твёрдо кивнул в сторону Гермионы, и она попыталась проигнорировать расползающуюся внутри неуверенность из-за того, что она не могла определить через их связь какие эмоции тот испытывает. — Мы не предадим Орден, но и не вернёмся к ним. Она подумала, что, вполне вероятно, возвращаться им будет уже не к кому. Профессор Дамблдор теперь был в бегах, а большинство наиболее влиятельных членов Ордена были с ними на ритуале, который должен был подчинить Гарри. — Вам не нужно беспокоиться о том, что мы снова можем устроить налёт на Департамент тайн. Гарри уставился на неё. Гермиона сглотнула, почувствовав покалывание, пробежавшее по её шее. Это не должно было быть так сложно, как оказалось. Почему Гарри просто пялился на них вместо того, чтобы поблагодарить? Реддл что-то прошипел. Гарри покачал головой. — Нет, они действительно не понимают. Гермиона прикусила губу. По сравнению со всем остальным, что Гарри скрывал от них, то, что он мог понимать Парселтанг, было сущей мелочью, однако это всё равно задело. — Чего мы не понимаем? — требовательно спросил Рон. — Мы знаем, что если вы отдадите нас под суд, то восстание окажется в ваших руках. Реддл резко отвернулся и отошёл в дальний конец комнаты. Гермиона моргнула. Его плечи тряслись, как будто он сдерживал крики ярости. Она повернулась к Гарри, чтобы объясниться, и обнаружила, что тот уставился на свои руки. — Гарри? Гарри вздрогнул и посмотрел на них, слегка покачав головой. — Право слово, вы двое. Есть кое-что, чего вы не понимаете: у вас нет никакой власти в этой ситуации. — Мы понимаем! У нас есть секреты, и мы могли бы… — Секреты, которые вы либо не сможете, либо не захотите выдавать. Дамблдор был смещён с поста директора Хогвартса. — Гермиона почувствовала себя так, словно метеорит попал ей в живот, но Гарри продолжил, не давая ей времени переварить эту информацию. — И общественность не придёт вам на помощь, потому что они вас ненавидят. — Это просто манипуляция Реддла общественным мнением, приятель. — Рон постучал пальцами по колену. — Стоит вам объяснить, что мы твои лучшие друзья, и рассказать немного о мотивах Ордена, и тогда нас будут приветствовать как героев. — Я уже говорил вам раньше, что вы ждали слишком долго, чтобы прояснить позицию Ордена, потому что ошибочно предполагали, что все и так в курсе. — Голос Гарри был низким и напряжённым. — Теперь они ненавидят вас. Если бы вы были достаточно умны, вы бы не повелись на бред Дамблдора о «тайной войне», которую так трудно доказать. Вы бы посмотрели запись голосования Тома и обратили на это внимание. Вы бы указали на то, как лицемерно с его стороны быть полукровкой и все же отдавать предпочтение чистокровным. Но теперь уже слишком поздно, и он вцепился общественности в горло. — Это правда, — сказал Реддл через плечо. Его голос снова звучал приятно. — Но мы всё равно могли бы устроить налёт на Отдел тайн, — сказала Гермиона. На этот раз она старалась говорить медленнее, несмотря на охватившее её замешательство. Гарри просто смотрел на неё тяжёлым взглядом, и как он мог? Почему потребовалось так много времени, чтобы убедить его? — Вы окажетесь в тюрьме, — сказал Гарри. — Или, если вы всё же не отправитесь в Азкабан, то будете связаны клятвами верности такого рода, которые лишат вас возможности осуществить это. — Но мы хотя бы станем свободными. Гарри наклонился вперед. — Что заставило тебя так подумать? Казалось, он ждал чего-то конкретного, однако Гермиона понятия не имела, что происходит и что он хотел от неё услышать, поэтому промолчала. Рон был тем, кто сказал: — Потому что ты собираешься вытащить нас отсюда. Не так ли? Гермиона сглотнула сквозь сдавленное горло. Она поняла, что не знает наверняка, правда ли это. А Гарри смотрел на них со странной смесью насмешки и жалости. — Конечно, нет. Я хочу, чтобы ты выжил, если сможешь, но я ни за что не позволю тебе вернуться к тому, что было раньше. Разве ты не понял этого после нашего последнего разговора? — Но ведь мы твои друзья… — Которые могли убить меня. В комнате было тихо и холодно. Гермиона посмотрела на Реддла и вздрогнула. Холодная магия исходила от него, она была уверена. Гарри никогда не сделал бы с ними ничего подобного, потому что они его друзья. Или были ими. — Друг не стал бы обвинять нас в этом, — прошептала она. Реддл издал ещё одно длинное, скользящее шипение на Парселтанге. Гарри взглянул на него, но ничего не сказал вслух, вместо этого отвечая ей. — Друг также не стал бы проклинать кого-то в спину или связывать его волю, чтобы у него не было выбора, кроме как согласиться на неравный поединок. Гермиона облизнула внутреннюю часть рта, ненавидя что может ощутить вкус страха. — Мы сделали то, что должны были сделать. — И это одна из причин, по которой вам нужно пройти суд, — сказал Гарри мягким голосом. Гермиона не была уверена, что он чувствовал, но она подумала, что это могло быть недоверием. — Потому что после всего случившегося вы всё ещё верны ему. — Нет, Гарри! Я понимаю, что мы сделали не так. И я тоже предана тебе. Я хочу помочь... тебе. — Гермиона бросила быстрый взгляд на Реддла, который просто стоял там, скрестив руки на груди. Он ничего не говорил, но Гермиона долго не осмеливалась встретиться с ним взглядом. — Ты не раскаялась, Гермиона. Ты думаешь, что заслуживаешь того, чтобы выйти на свободу и, может быть, дать одну клятву, и всё? Как бы ты отреагировала, если бы я сказал тебе, что «должен был это сделать», прокляв Рона в спину, отчего он бы чуть не умер? — Я бы возненавидела тебя. — И? — Мы не добьемся справедливого судебного разбирательства при этой предвзятой системе, Гарри, и ты это знаешь. Это означает, что единственное справедливое, что вы можете сделать, так это отпустить нас, чтобы мы могли снова присоединиться к общественной жизни волшебного мира. И склонить их к нашему образу мыслей, — подумала она, но промолчала. Гарри должен был это знать. Реддл должен, хотя в данный момент он стоял там, как стена, и ничего не делал. — У меня есть Кристаллы Истины. Суд будет настолько справедливым, насколько это возможно. Вам придётся рассказать правду о своих действиях и своих мотивах, и людям, которые были бы предвзяты против вас, придется признать свои предубеждения. Гермиона в ужасе уставилась на него. Она несколько раз попадала под действие Кристаллов Правды, когда давала отчёты профессору Дамблдору, и это было достаточно неприятно, даже если она знала, что профессор никогда не злоупотребит фактами, которые она ему предоставила. Он просто хотел убедиться, что их отчёты были полными. Теперь, однако… — Ты всё ещё не в себе? — прошептала она. — Как ты узнал, где профессор Дамблдор спрятал их? Почему ты отдал их Реддлу? — Тебе не нужно беспокоиться о том, как он их нашёл, — прервал их Реддл, его голос был ровным и таким змеиным, что Гермиона вздрогнула и отодвинулась от него. Рон прижался к ней, но на этот раз близость её родственной души не помогла. — С меня хватит. Я обещал Гарри, что у него будет определённое время, чтобы поговорить с вами, но это время вышло. — Ты будешь отвратителен в своём контроле над ним, как и сказал профессор Дамблдор, — огрызнулся Рон. Реддл пожал плечами. — Мне кажется, что ты не расстроен идеей о том, что кто-то контролирует Гарри, тебя печалит лишь то, что этот «кто-то» не на твоей стороне. — Он продолжил, прежде чем Гермиона смогла бы сделать больше, чем просто задохнуться от гнева. — Теперь, возможно, вы выслушаете меня и те простые факты, вокруг да около которых танцевал Гарри. Ваш суд состоится на следующей неделе. Вы предстанете перед Визенгамотом и несколькими свидетелями, которые пережили ваше нападение. Как сказал Гарри, Кристаллы Правды будут на месте, чтобы гарантировать, что все в комнате свободны от бессознательной предвзятости. Вы можете ожидать... — Гарри! Почему ты стоишь в стороне и просто позволяешь ему делать это с нами? — спросила Гермиона, заметив, что Гарри прислонился к стене, скрестив руки на груди и закрыв лицо руками. Она не думала, что когда-либо видела его таким холодным, что не имело никакого смысла. Неужели Реддл наложил какое-то заклинание, которое дало ему контроль над Гарри? В этом было столько же смысла, сколько и во всем остальном, что она могла придумать. * Гарри поймал взгляд Тома и отрывисто кивнул. Да, он помнил их сделку. Он сказал, что Том может заговорить через некоторое время, если Рон и Гермиона его не услышат, и что он отступит и будет молчать. И, честно говоря, он не думал, что произойдёт что-то хорошее, если он ответит на вопрос Гермионы. Она отказывалась понимать очевидное, что чудесного выхода из всего этого не было, потому что они были “на стороне Света”. И он не понимал, пока не сказал это, как сильно ему было больно от того, что его друзья прокляли его. Гермиона задала еще один вопрос, который Гарри проигнорировал. Он прошёл в угол комнаты и остановился, уставившись на неподвижные маггловские пейзажи на стенах. Он удивился, почему Том выбрал именно их, но решил, что спросит позже, если вообще когда-нибудь спросит. Ответ, вероятно, не имел большого значения. Том продолжил, его тон был мягким, но связь вокруг Гарри звенела от удовлетворённой ярости. — Вы можете ожидать, что вам будут задавать вопросы об Ордене Феникса, но, конечно, вы не сможете ответить на некоторые из них. — Он сделал паузу, затем повернулся. — Гарри, я не спрашивал, как Кристаллы Правды работают с клятвами. Смогут ли они заставить кого-то ответить, даже если этот человек находится под Нерушимой Клятвой? Гарри покачал головой, не поворачиваясь к Тому. — Основатели, или кто бы их ни создал на самом деле, не хотели, чтобы люди страдали и умирали под их влиянием. Они просто хотели знать правду. Они будут стоять там и глупо хлопать глазами, пока ты не задашь им еще один вопрос. — Выглядеть глупо - это вариант, — сказал Том и продолжил, обращаясь к Гермионе и Рону. — Вашим приговором будет Азкабан или смерть, в зависимости от того, что вы… — Пошёл ты, Реддл! Гарри резко обернулся. Даже он не думал, что Рон зайдет так далеко. Но Рон уже был на ногах, бросаясь прямо на Тома, его руки тянулись к его горлу. Гарри закричал и попытался аппарировать через комнату, но он уже знал, что защита на месте. В следующее мгновение Рон столкнулся со щитом перед Томом, о котором Гарри не знал, и отскочил так далеко, что чуть не врезался в диван, на котором сидела Гермиона. Гермиона вскочила, бледная и испуганная, и подошла ближе, опустив голову так, что её волосы затеняли его лицо, и что-то зашептала ему. — Не пытайся повторить подобное снова, — мягко сказал Том. Он держал руки сложенными за спиной. Он не вытащил свою палочку, что означало, что щит был возведён вокруг него ещё до того, как они вошли в комнату, понял Гарри. Он подозревал, что Рон может попытаться нанести физический удар. Гарри с трудом сглотнул. Том кивнул ему и продолжил: — В зависимости от того, как пройдёт суд. — Мы никогда не примем такого правосудия, — сказала Гермиона, поднимая глаза. Гарри подумал, что она, возможно, плачет, из-за напряжения в ее голосе, но это было не так. Её глаза были удивительно сухими и сосредоточенными. — Вы возглавляете незаконное правительство. Ты не имеешь права так поступать с нами. Том рассмеялся, коротко и резко. — Как будто тот, которым вы бы его заменили, был бы более законным? Из того, что сказал Гарри, складывается впечатление, что после моего поражения у тебя не было никакого плана, кроме как позволить тому, кто этого хотел, захватить Визенгамот. Это мог быть кто-то ещё более открыто враждебный к магглорождённым и кто-то, кто сделал бы хуже для людей, которых, как ты утверждаешь, ты хочешь защитить. — Но тебя бы уже не было. Гарри закрыл глаза. Эта простая вера, вероятно, была истиной, и, вполне возможно, то же самое сказали бы Гермиона и Рон под Кристаллами Правды. Гермиона продолжила, хотя её голос дрожал. Гарри предположил, что это было из-за выражения лица Тома. — И, кроме того, происходящее в Визенгамоте не имеет большого значения. Нам нужно иметь дело с повседневной жизнью людей. Как только ты уйдешь, им станет лучше. — Почему? Последовало долгое молчание. Гарри пришлось посмотреть, несмотря на его убеждение, что ему будет легче просто держать глаза закрытыми, и он увидел, как Гермиона, прикусив губу зубами, уставилась на него. Но, наконец, глубоко вздохнула и сказала: — Потому что не будет кого-то настолько харизматичного и магически могущественного, искажающего умы людей. Что бы Визенгамот ни сделал после этого, они не будут делать этого с вами во главе, и они не будут столь успешны. — Это самое близкое к более-менее связному аргументу из всего тобой сказанного, — пробормотал Том чётким голосом. — Но на самом деле вы не можете этого знать, и вы забываете, что для избрания другого министра могут потребоваться годы. — Он отвесил полупоклон. — Я с нетерпением жду возможности увидеть, что Кристаллы Правды покажут на вашем суде, Грейнджер, Уизли. Он повернулся и протянул руку, и Гарри подошёл к нему. Гермиона сказала что-то отчаянное позади него, что он намеренно не позволил себе услышать. — Разочарован? — Спросил Том, когда дверь за ними закрылась. Гарри кивнул и подошёл к нему ближе. Том посмотрел на него, подняв брови. Гарри протянул руку и обхватил его сзади за шею, не обращая внимания на то, как авроры наблюдали за ними. — Ты терпеливо отнёсся к моему желанию поговорить с ними, и я благодарен тебе за это, — тихо сказал Гарри. — Я не думаю, что их удастся в чём-то убедить до тех пор, пока они не услышат, как мы говорим в присутствии Кристаллов Правды, но ты ничего не можешь с этим поделать. — Хорошо, — сказал Том, его брови слегка приподнялись, как будто он пытался понять, о чём говорит Гарри. — Я бы хотел провести ночь в постели с тобой. Можно мне? Каждая частичка Тома, казалось, застыла, включая эмоциональную связь и магию, которую они разделяли. Он протянул руку и нежно провёл костяшками пальцев по лицу Гарри. Гарри слегка улыбнулся, но продолжал пристально смотреть ему в лицо. Том наклонился к нему и нежно поцеловал его ухо. — Да, — сказал он. — Ты можешь присоединиться ко мне. Гарри кивнул и отступил назад, пока авроры не проявили излишнего любопытства. Он обернулся и увидел Амелию Боунс, шагающую к ним. У неё было хмурое выражение лица, и она держала кончиками пальцев что-то похожее на носовой платок, а вся её рука, казалось, отдёргивалась от него. — Что-то не так, мадам Боунс? — Спросил Том и немного наклонился в сторону, как будто хотел защитить Гарри от того, что она держала в руках. — Я хочу знать, что может означать то, что это было найдено рядом с моим домом, министр Реддл, — сказала мадам Боунс, её голос был болезненно нейтральным. — Я чувствую, что была... надёжным союзником для тебя, и поэтому тот факт, что ты оставил кусок ткани со своей магической подписью и зачатками магии крови на нём в том месте, где моя племянница могла наткнуться на него, меня озадачивает. Гарри начал двигаться прежде, чем успел подумать об этом. Он дёрнул за магию, окружавшую Тома, и услышал, как Том закричал, когда Гарри рассеял щит, который защищал его от Рона. Но Гарри было всё равно, да и не могло не быть всё равно. Он включил и выключил магию, и носовой платок вспыхнул пламенем в руке мадам Боунс. — Мистер Поттер! — Мадам Боунс возмущённо уставилась на него. — Вы пытаетесь защитить своего любовника от естественных последствий его действий? Я потрясена… — Нет такой вещи, как носовой платок, которую можно было бы использовать в магии крови и которая также бы могла иметь магическую подпись конкретного человека, — сказал Гарри. Его голос был резким и звенящим, и все вокруг них хаотично двигались, не зная, на кого нападать и кого защищать. Это не имело значения. Глаза Гарри остановились на мадам Боунс. — Магия крови уничтожила бы следы магической подписи, если бы она была на настолько продвинутом уровне, и если бы подпись всё ещё можно было обнаружить, то вы не смогли бы сказать, что она предназначалась для использования в ритуале магии крови. А это значит, что это не то, что вы принесли. — Мистер Поттер, я требую… Том оглушил её. Мадам Боунс пошатнулась, а не упала сразу, что пугающе намекнуло Гарри о её магической силе, а затем в неё врезался еще один Остолбеней. Том всё же наколдовал подушку на полу, прежде чем она успела упасть на землю. Это заставило авроров в ужасе уставиться на них. Том повернулся к ним, и что бы они ни увидели на его лице, по крайней мере, они перевели свои взгляды на пол и стены. Гарри стоял там, тяжело дыша и уставившись на мадам Боунс. — Вы должны обыскать её офис, — тихо сказал Том. — Выясни, с кем она общалась в течение последних десяти часов. Нет, двадцати. — Он взглянул на Гарри, и Гарри кивнул. Он не знал наверняка, какой вид контроля сознания использовался на мадам Боунс, но двадцать часов были хорошим сроком для отслеживания таких вещей, как Проклятие Империус, так что это должно было сработать. — Предоставляю полное разрешение для отслеживания сов и сканирования помещения. — Я имею в виду ... сэр, разве люди не скажут, что это вторжение в частную жизнь, когда они узнают, что мы сделали… — Глава Департамента магического правопорядка был скомпрометирован, — сказал Том, и плитка на полу рядом с его ногами затрещала, превращаясь в лёд, а затем треснула. — Я заверяю вас, что я возьму на себя основную тяжесть любых политических последствий, которые могут возникнуть в результате этого. — Да, сэр, — выдохнул возражавший до этого аврор, и затем несколько из них побежали дальше по коридору. Гарри взглянул на Тома, который пристально смотрел на мадам Боунс. — Ты думаешь, с ней всё будет в порядке? — Да, — сказал Том. Гарри подумал, не почудилась ли ему неуверенность в его тоне, но когда Том повернулся к нему, он всё понял. Судя по упрямо вздёрнутому подбородку Тома, он не допустит, чтобы было по-другому. — Мы позаботимся о том, чтобы тот, кто это сделал, был должным образом наказан за причинение вреда Амелии, Гарри. — Я думаю, мы оба знаем, кто это был. Гарри подумал, что он говорил достаточно тихо, но, судя по резкому взмаху руки Тома в воздухе, возможно, и нет. Гарри кивнул и отступил назад, наблюдая, как тот повернулся, чтобы поговорить с аврорами, которые остались вокруг них. Он полагал, что даже сейчас не было причин думать, что в рядах авроров нет предателей. * — Почему он сделал что-то подобное с Амелией Боунс? Гарри поставил чашку с чаем и с лёгким вздохом посмотрел на Лили. Лили уставилась на него в ответ. Она знала, что за последние несколько недель он не стал выше, но казалось, что так оно и было. Конечно, теперь у него был более уверенный взгляд, и он перестал застенчиво опускать голову, как раньше, когда ему приходилось таскать с собой секрет о своей родственной душе. — Дамблдор должен был знать, что она была одним из очень немногих людей, которые могли незаметно подобраться достаточно близко к Тому и мне, — сказал Гарри, его пальцы играли с внешней стороной чашки. Он всё время поворачивал голову немного в сторону, и Лили была уверена, что, если бы она спросила его, он бы сказал, что это просто совпадение. Она так не думала. Гарри чувствовал присутствие Реддла, хотя его сейчас здесь не было, и направлял своё лицо в нужном направлении. — Особенно после того, как Уипвуд поймали и допросили. Том не стал бы доверять аврору прямо сейчас. — Он доверяет окружающим его людям. — Они дали личные клятвы верности. Но Том не доверяет им настолько, чтобы просто позволить им приблизиться, не проявив бдительности. Лили посмотрела на свою чашку и сурово нахмурилась. Гарри издал звук, похожий на стон и смешок. — Скажи, что ты думаешь, мам. Я имею в виду, я знаю, что ты все равно это сделаешь. Лили подняла глаза. — Я думаю, что мы отказались от одного тирана, чтобы поддержать другого. Гарри бросил на нее странный взгляд. — Я не думал, что ты вообще на него смотришь. — Я имею в виду — мы здесь. — Да, но он не требовал, чтобы вы отправлялись в Азкабан. Он простил вас. Это не то же самое, что завербовать. — Гарри пожал плечами, очевидно, не обращая внимания на то, как Лили смотрела на него. — Я всегда предполагал, что именно по этой причине вы в основном держались в стороне и рассматривали мебель, свои счета и тому подобное. Лили сглотнула. Затем она сглотнула снова. — Ты не расстроен из-за этого? Гарри откинулся назад и на секунду уставился в потолок. — Мама, большинство людей в волшебном мире не поддерживают его. Или Дамблдора, по крайней мере открыто, и число его сторонников сократится теперь ещё больше, когда Дамблдор в бегах. — Лили кивнула, потому что сама предполагала то же самое. — Но в основном там много самодовольства. Люди недостаточно озаботились результатами голосования Тома, чтобы просмотреть их. — глаза Гарри сузились и посуровели. — Даже Гермиона этого не делала. Она просто приняла на веру слова Дамблдора о том, что Том — зло. Никто не хочет проводить достаточно кровавых исследований. Они хотят верить в романтическую версию своей жизни, которую рассказывает им Том, или они хотят верить, что Дамблдор — сияющая сила добра. Это сводит меня с ума, черт возьми, — пробормотал он. — Романтическую? — О, да ладно, мам. Ты знаешь. Что ему выжгли метку души, когда он был ребенком, но это его не остановило, и он всё ещё верит в любовь. И вот появляется любовь и показывает, что у него есть настоящая родственная душа, и всё его терпеливое ожидание не было напрасным. — Гарри закатил глаза. — Я имею в виду, он шоумен. Мошенник. — Но ты всё равно его поддерживаешь. — Мы это уже обсуждали, — тихо сказал Гарри, в его словах чувствовалась сила, подобная огню. — Нет, я не поддерживаю то, что он сделал до сих пор. Я поддерживаю его перемены, и он начинает говорить со мной о том, как это будет выглядеть. Но я провёл чёртовых двадцать четыре года, отрицая его и отвергая его, потому что мне сказали, что это то, что я должен был делать. Это ничего не изменило. В кои-то веки я работаю с ним. Лили колебалась. — А если мы с твоим отцом никогда не встанем на его сторону? Гарри помешал чай с помощью магии и наблюдал, как он движется в чашке. — Я не смогу притворяться, что мне будет легко это принять. Но вы сами по себе, и у вас есть свои собственные убеждения. Должно быть, трудно преодолеть это и просто делать вид, что всё в порядке. — Он колебался. — И у Дамблдора было несколько хороших идей. Я усомнился в его методах. — Это те идеи, которые ты пытаешься представить Реддлу? Гарри кивнул. — Я имею в виду, не те, где я думаю, что было хорошим планом прятаться от него в течение двадцати четырёх лет. Другие. — Он улыбнулся. — Ты можешь... ты можешь простить нас за это? — выпалила Лили, и ей пришлось закрыть глаза, когда она увидела, как изменилось выражение лица Гарри. — Приходил Реддл... он сказал, что мы предали тебя... — Том, — выдохнул Гарри, и Лили пришлось сдержать вздох удивления тем фактом, насколько это было похоже на то, как она иногда произносила имя Джеймса. — Он делает вещи, которые, как он прекрасно знает, я не хочу, чтобы он делал, во имя защиты. — Значит, ты чувствуешь себя комфортно с ним? — Да, мам, именно так. Потому что папа никогда не заходил слишком далеко, когда ты всё еще дружила с Северусом Снейпом. Лили вздохнула. — Тогда я не до конца приняла то, что мы были родственными душами. — И я никогда не принимал Тома, никогда. — Гарри скрестил руки на груди и спокойно посмотрел на неё, хотя в его горле бился пульс, который, как знала Лили, означал, что он будет спорить с ней до смерти, если понадобится. — Я знаю, каково это, мам. Я знаю, что нам предстоит через многое пройти, и работать, работать над этим. Дело в том, что я не вижу в этом причины отказываться от Тома. Лили протянула руку и поймала ладонь сына, сжав её. — До тех пор, пока вы можете согласиться с тем, что мы, вероятно, будем придерживаться противоположных политических убеждений. — И пока вы можете принять это, если будете действовать против него, я действительно не думаю, что смогу убедить Тома простить вас на этот раз, — тихо сказал Гарри. Лили кивнула. Честно говоря, в её животе чувствовался комок напряжения, который чуть расслабился при этих словах. Вид деятельности, который Альбус поручил Ордену Феникса, больше не привлекал её. Информирование людей о Реддле, его законах и голосованиях, написание писем, беседы с магглорождёнными и магглами, на которых повлияли ограничения, и избавление от дементоров в Азкабане - всё это звучало гораздо интереснее. — Я надеялся, что Гермиона придёт к такому же выводу, — сказал тогда Гарри. Он уставился в свою чашку, как будто на её дне было спрятано что-то важное. — Но она всё ещё думает, что это несправедливо, что её вообще будут судить, и что на суде будут Кристаллы Правды. — Кристаллы Правды? Где ты их взял? — Я создал их. Лили открыла рот, а затем закрыла его. — Я думаю, Альбус, должно быть, локти кусает, — сказала она наконец. Гарри с любопытством уставился на нее. — Почему? Я не думаю, что он понимает, что я провёл достаточно времени с Кристаллами Истины, чтобы понять, как они работают. И не думаю, что кто-либо знает об этом. Лили покачала головой. — Я не про это. Я имею в виду, что он, должно быть, пожалел, что не побудил тебя использовать свою магию. — Тогда от его имени. И тогда Тому не сошло бы с рук так много, а Рон и Гермиона знали бы больше и смогли бы придумать правильный способ уничтожить меня. Да, я понимаю. Сердце Лили защемило от того, как небрежно он заговорил о существенном конце своей дружбы с Роном и Гермионой. Она встала и обошла стол. Гарри тоже встал, на секунду нахмурив брови, а затем ахнул, когда Лили заключила его в объятия и крепко прижала к себе. — Я люблю тебя, — прошептала Лили. — Я так сильно люблю тебя. И я хочу, чтобы ты знал, что для меня нет ничего важнее, чем твоё возвращение домой в целости и сохранности, кроме твоего счастья. Мне так жаль, что то, как мы тебя воспитывали, сделало тебя таким несчастным. Мне жаль, малыш. Гарри наклонился к ней и нежно поцеловал в щеку. — Вот почему я не согласен с тем, что сделал Том, мама. Я имею в виду, то, как он противостоял тебе. Мы никак не можем вернуться назад и изменить прошлое. И у тебя действительно были добрые намерения. — Этого было недостаточно, чтобы спасти Рона и Гермиону вместе с тобой. Или Дамблдора. — Они не мои родители, — сказал Гарри так сухо, что Лили невольно рассмеялась. — А Рон и Гермиона… мне тоже солгали. И Дамблдор, вероятно, зашёл слишком далеко в ту минуту, когда отказался выслушать заявление Тома, что у него была выжжена метка души. Он сделал свой выбор и, наконец, совершил глупость на публике. Теперь за ним будут охотиться, и для меня этого достаточно. — Возможно, ты слишком снисходителен, — сказала Лили. Она почувствовала, как слёзы подступили к уголкам её глаз, но сморгнула их. — Я уверена, что Реддл так бы и сказал. — Том должен быть рад, что я такой снисходительный. Иначе я бы не принял этого засранца в качестве своей родственной души. И Лили снова рассмеялась, и что-то ещё более глубокое в ней расслабилось от этих слов. * — Идёшь, дорогой? Гарри улыбнулся зеркалу в ванной Тома. Затем его улыбка исчезла, он глубоко вздохнул и снял рубашку. Он уже решил, чего хочет, и желание охватило его сильнее, чем страх. Однако его пальцы всё ещё подрагивали, когда он отложил рубашку в сторону. — Через минуту, — крикнул он в ответ. — Тебе не обязательно чистить зубы. Я обещаю, что не отвернусь, независимо от того, как свежо пахнет твое дыхание. Искренность, которую Гарри чувствовал сквозь их связь, и скрытый жар собственного желания Тома успокоили Гарри больше, чем что-либо другое могло бы сделать. Он решительно кивнул зеркалу и провел пальцами по волосам. Затем он наклонился и запустил пальцы в свои брюки, стягивая их вниз одним плавным движением. Он выпрямился и посмотрел на себя в зеркало Тома в полный рост, затем нетерпеливо тряхнул головой. Не то чтобы он не знал, как выглядит. И по желанию, тлеющему в их связи, он знал, что Тому понравится увиденное. Наверное. Он надеялся, что Тому понравится, как он выглядит. Единственной чертой, которую люди склонны были хвалить в нём, были его глаза. И даже это была редкая похвала, потому что Гарри ясно дал понять с того самого момента, как начал посещать Хогвартс, что планирует дождаться свою родственную душу. Это оказалось правдой, не так ли? Просто другим способом, который не имел ничего общего с тем, что кто-то подошёл достаточно близко, чтобы увидеть твою метку души, когда ты был обнажён. По какой-то причине это заставило Гарри расправить плечи, и он невольно улыбнулся. Затем он повернулся и вышел из ванной. * Том ожидал какого-то сюрприза из-за того, как плавно менялись эмоции Гарри на другом конце их связи, и от расплывчатых ответов, которые он ему адресовал, когда Том спросил, готов ли тот уже выйти, но он никак не мог ожидать этого. Появление обнажённого Гарри было тем зрелищем, о котором Том и не подозревал, насколько желанным оно было. Его желание внезапно стало настолько сильным, что двигаться и переводить дыхание стало тяжело. Том сглотнул и сделал медленный шаг вперёд. Гарри стоял, наблюдая, как он подходит ближе, его глаза на секунду скользнули по лицу Тома, прежде чем опуститься на его эрекцию. Теперь Том был рад, что на нём всё ещё была мантия, и что они сделали достаточно до этого, чтобы Гарри не был шокирован видом члена Тома, прижимающегося к ткани. Он бы с удовольствием разделся для Гарри, но ему не хотелось бы иметь дело с девственником, напуганным до такой степени, что он готов был убежать. Гарри слегка улыбнулся. — Я никогда не собирался бежать, — сказал он. — Мы оба сыты этим по горло. — Улавливаешь мои мысли, мой дорогой? — Том был удивлён, что слова прозвучали не на Парселтанге, его голос стал более глубоким и скользящим, когда он остановился перед Гарри и протянул руку, чтобы провести своими длинными пальцами по толстому шраму на груди Гарри. Гарри вдохнул, и Том зачарованно наблюдал, как кожа поднимается и опускается под его прикосновением, наполняясь жизнью. — От чего этот шрам? Гарри пришлось резко наклонить голову вниз, чтобы увидеть, где покоится рука Тома, и что Том нашёл гораздо более очаровательным, чем следовало бы. — О. Кто-то вызвал пантеру во время дуэли с другим студентом Гриффиндора, а затем, чёрт возьми, потерял над ней контроль. Том уставился на него. — Пантера. Это не похоже на укус. — Нет, она использовала свои когти. — Кто был этим студентом? Гарри закатил глаза. — Послушай, ему пришлось отбывать наказание четыре месяца подряд у профессора МакГонагалл. Я думаю, он был достаточно наказан. — Он наклонился вперед и поцеловал Тома, не прикасаясь к нему руками, и фокус внимания Тома резко сместился. Том пропустил мимо ушей имя неизвестного студента, более чем довольный тем, что заключил Гарри в объятия и наклонился вперед. Их языки соприкоснулись, их губы соприкоснулись, их руки потянулись друг к другу. Сегодня будет ночь, когда они полностью соединятся, ночь, до которой, как Том когда-то предполагал, никогда не доживёт, даже если станет бессмертным. И вот она случилась. Это стоит дороже, чем бессмертие.