His Darkest Devotion

— И вы уверены, что это та самая палочка, которую носил с собой Дамблдор? Минерва посмотрела на Министра с бо́льшим скептицизмом, чем ожидала, когда связалась с ним и попросила того прийти в школу. Министр Реддл видел память Питера, и также, вероятно, имел возможность за эти годы лично изучить палочку Альбуса. И всё же его рука едва касалась деревянной шкатулки на столе, а его глаза были прищурены так, что сверкали в свете камина, словно глаза хищника. — Я уверена, Министр. — Минерва услышала, что её голос прозвучал резко, и вздохнула. Инстинктивно она взглянула на Гарри, который стоял, прислонившись к дальней стене её кабинета. — Возможно, вы могли бы сказать ему, мистер Поттер? — Мне так и не довелось по-настоящему внимательно изучить палочку Дамблдора. — Гарри улыбнулся ей, чтобы смягчить любую возможную язвительность прозвучавших слов, и подошёл к столу, опершись на него локтём, чтобы самому заглянуть в коробку. Даже будучи раздражённой Минерва заметила, как Реддл подвинулся, чтобы освободить пространство для своей родственной души. — Но я помню, что у неё была определенная аура. — Аура. — Да. Она ощущалась более готовой к бою, чем большинство других палочек. — Гарри посмотрел на неё через плечо. — Конечно, многие палочки источают подобный сигнал для человека, который держит их в своих руках. Но я мог почувствовать тот, что исходил от палочки Дамблдора, даже когда находился на расстоянии. — Хорошо. И что с того? — Вы не будете обращаться с моей родственной душой неуважительно, Директриса, — тихо произнёс Реддл, не отводя взгляда от палочки. Минерва затаила дыхание и в конце концов ничего не ответила, потому что, по её мнению, ей и правда следовало подумать чуть лучше перед тем, как отреагировать подобным образом. Она слишком привыкла думать о Гарри как о студенте, а не как о взрослом человеке, который сейчас занимал гораздо более ответственную должность, чем когда он работал в Министерстве. Гарри, однако, закатил глаза на реплику Реддла и повернулся, чтобы взглянуть на неё. — Прошу простить мою родственную душу, Директриса. Это последствия долгих лет одиночества и необходимости делать всё, что в его силах, чтобы выжить. Судя по тому, как Гарри подпрыгнул мгновением позже, Реддл послал ему довольно резкий ответ по их ментальной связи. Но всё, что Гарри предпринял, так это упрямо уставился на него, и Реддл отвернулся, фыркнув и что-то пробормотав себе под нос. Минерва тщательно сдержала любую видимую реакцию и спросила как можно нейтральнее: — Изменилась ли аура у этой палочки? — Теперь она кажется мёртвой, — пробормотал Гарри, протягивая руку и позволяя пальцам зависнуть над палочкой в коробке. Его взгляд был достаточно сосредоточенным, и Минерва украдкой наблюдала за ним: Гарри разглядывал палочку перед собой, наклонив голову, и не выглядел так, будто преуспел в понимании этой вещи. — Я почти что задаюсь вопросом, мог ли Дамблдор заменить ту палочку, что у него была, обычной... — он взглянул на Реддла. Реддл резко покачал головой. — Даже если бы он знал, что кто-то наблюдает за ним, и хотел бы инсценировать потерю палочки в каких-то своих интересах, он был слишком отчаян в попытках вернуть себе её. Эта должна быть настоящей. Гарри кивнул, а затем они молча уставились друг на друга, несомненно, обмениваясь мыслями через связь. Минерва тщательно скрывала зависть, как и эмоции до этого. Она утратила свою связь, когда Эльфинстоун умер, и иногда случившееся всё ещё беспокоило её, словно не зажившая и ноющая рана. — Учитывая это, — медленно произнёс Реддл, как будто он продолжал молчаливый разговор вслух, — я думаю, что нам, вероятно, следует оставить эту палочку здесь, вместо того, чтобы изымать её. Гарри кивнул, улыбка на секунду тронула его губы, и затем повернулся к Минерве. — Вы не будете против придержать её у себя, если профессор Петтигрю согласится, директриса? — Конечно нет. Почему я должна быть? — Дамблдор может вернуться за ней. — Министр наблюдал за ней достаточно пристально, чтобы Минерве пришлось противиться импульсу расправить плечи и вздёрнуть подбородок. Она не была одной из его охранников или последователей. — Он, конечно, в курсе, что она была утеряна в Хогвартсе, даже если он не знает, у кого конкретно она сейчас находится. И вы можете видеть по воспоминаниям, насколько он хорош в беспалочковой магии. — Пусть возвращается. — Минерва не узнала скрипучий тон своего собственного голоса, и, вероятно, Реддл с Гарри тоже, судя по направленным на неё взглядам. Минерва сгорбила спину, и её мало волновало, насколько сильно это напоминало им обоим об её анимагической форме. — С меня достаточно. — Однако этого будет недостаточно, чтобы победить его, профессор МакГонагалл. Гарри выглядел обеспокоенным. Из-за неё. Одна мысль о том, что бывший ученик беспокоится о её способности защитить себя, вызвала у Минервы желание шипеть и царапаться. Ей удалось успокоиться достаточно, чтобы одарить Гарри тонкой улыбкой в ответ. — Я знаю это. Но я провела ночь, возводя новые средства защиты в Хогвартсе после того, как Питер показал мне свои воспоминания. — Вы забыли, что сперва мне нужно было одобрить все эти новые средства защиты? Минерва повернулась и посмотрела на Министра. Он был весь собран и словно окружён холодной силой, и, хоть он и улыбался, она знала всё о тенях, скрывающихся за этой улыбкой. То, что она больше не была частью Ордена Альбуса, не сделало её несведущей. Даже если в тайне думала, что его улыбка стала менее холодной с тех пор, как Риддл нашёл свою родственную душу. — Вот почему я всё задокументировала на этом пергаменте, — ответила Минерва, достав его и положив перед собой с небольшим размахом. — Так же, как задокументирован отрывок в Уставе Хогвартса, где говорится, что новые средства защиты могут быть применены в экстренном порядке и формально утверждены позже. Реддл только кивнул, будто вовсе не давал ей повода почувствовать угрозу, и склонился над пергаментом. Минерва вздохнула и поймала взгляд Гарри. Гарри слегка пожал плечами, как бы спрашивая, как сильно она хотела, чтобы он изменил Реддла. По правде говоря, Минерва не думала, что кто-то ещё когда-либо смог бы так сильно повлиять на него. До сих пор Гарри проделывал замечательную работу. — Зачем эта защита от Призывающих Чар? — Спросил Реддл. Минерва повернулась к нему. — Альбус пытался использовать беспалочковую магию, чтобы призвать свою палочку обратно. Обычные школьные чары только мешают младшим ученикам вызывать мебель и что-либо большее случайным всплеском силы. Я хочу быть уверенной, что мы сможем уловить беспалочковую магию, а также целенаправленную магию в будущем. Реддл мгновение смотрел на неё своими глазами, плоскими и спокойными, как у змеи. — Находчиво, директриса, — произнёс он, а затем вернулся к списку улучшений, которые она внесла. Минерва сидела за столом и изо всех сил старалась избавиться от ощущения, словно в скором времени её вызовут отвечать перед всем Визенгамотом. Она заметила полную сочувствия гримасу на лице Гарри, и тот кивнул ей, наклонившись вперёд, чтобы прошептать: — Вы произвели на него впечатление. Реддл прошипел что-то на Парселтанге, и Гарри вздрогнул. Затем он закатил глаза и отодвинулся от Минервы. Минерва могла только предположить, что Реддл объявил своей родственной душе о запрете находиться слишком близко к кому бы то ни было. Опять же, это было меньшее из того, что, по её мнению, он мог бы сделать, наконец обретя свою родственную душу, и учитывая, как отчаянны были его поиски после случившегося в прошлом, когда преступники выжгли метку на его груди. Она с тоской представила, что всё могло бы сложиться иначе, если бы родители Гарри и Альбус позволили им встретиться много лет назад. Затем она одёрнула себя. Она принесёт больше пользы, сосредоточившись на будущем, которое может включать в себя нападение Альбуса, чем на прошлом. * — Что ты знаешь о нём? Гарри бросил на Тома раздражённый взгляд. Когда они оба могли говорить беззвучно по своей связи, говорить на Парселтанге перед кем-то другим было всего лишь показухой, не необходимой для сохранения секретности. Профессора Петтигрю уже слегка трясло, хотя он сидел за своим столом в собственном кабинете, куда Том и Гарри пришли, чтобы встретиться с ним. — Отвечай на вопрос, Гарри. — Тебе абсолютно не обязательно шипеть и пугать его таким образом, — послал Гарри по связи и продолжил, прежде чем Том смог ответить, что бы он там ни собирался ему сказать, — я знаю его как профессора в Хогвартсе, он был терпелив и помог большинству людей изучить трансфигурацию достаточно хорошо, чтобы многие из них получили образование уровнем выше, чем было необходимо для СОВ. И я знаю, что раньше он был другом моих родителей, но он отказался вступить в Орден. Это вызвало раскол между ними. — Тогда он достаточно умён, чтобы избегать Альбуса с самого начала, — прошипел Том. — Он нравится мне больше, чем я думал. — И он повернулся к Питеру, который теперь держался очень тихо, чтобы, как знал Гарри, не выдать свою дрожь. — Скажите мне, профессор Петтигрю, как вы узнали, что Дамблдор пытается проникнуть в школу? На лице Петтигрю промелькнуло удивление, но затем он расслабился. — Извините, сэр, я забыл, что не включил это в переданные воспоминания. Фоукс предупредил меня. Он пришёл и показал мне видение об опасности, идущей по секретному туннелю из-за статуи горбатой ведьмы, а затем перенёс меня туда. — Перенёс вас? — Я трансфигурировал в крысу. Гарри бросил раздражённый взгляд через связь на Тома. Даже если Петтигрю имел в виду, что Фоукс перенёс его в человеческом обличье, это всё равно было вполне возможно для феникса. Это не означало, что Петтигрю лгал, и Гарри не нравилось, что Том, казалось, пытался его подставить. Приятное выражение лица Тома не менялось, даже когда он послал ему по связи: — Всё для того, чтобы убедиться, что Альбус не использовал его, дорогой. — Вам не приходило в голову, что феникс, который раньше принадлежал Альбусу Дамблдору, может быть на его стороне, а не на вашей, и манипулировать вами, чтобы вы впустили бывшего профессора в школу? Петтигрю впервые выпрямился и бросил на Тома странный взгляд. — Нет, сэр. — Почему? — Он не последовал за Дамблдором, когда тот покинул Хогвартс, — сказал Петтигрю. — Таким образом, он больше не хотел быть его компаньоном. После разоблачений, которые появились о Дамблдоре и Ордене, я не могу сказать, что удивлён этому. — Вы говорите о компаньонах, а не о домашних животных. — Фениксы не домашние животные, сэр. — Вам не кажется, что я знаю о них больше, чем вы? — Том наклонился вперёд, и его голос внезапно стал похож на свирепое рычание, которое Гарри слышал, когда он спускал шкуру с людей в Визенгамоте. — Учитывая тот факт, что я тот, у кого когда-то была метка феникса на груди, неужели вы думаете, что я не изучил их? Петтигрю сжал руки на коленях, по крайней мере, судя по движению его плеч, но его лицо оставалось пустым, и его трудно было прочесть. — Простите меня, сэр, но нет, я так не думаю. Или же вы по какой-то причине пытаетесь сбить меня с толку. Фениксы на самом деле не домашние животные. Какое-то время они будут одобрять чьи-то действия, но Фоукс привел меня туда, показал, что Дамблдор опасен, и благословил меня в конце, когда я вышел из кабинета директрисы. Это была сущая правда, что я сделал то, чего он хотел. — Благословил вас? — спросил Гарри. — Как? Петтигрю одарил его чуть более располагающей улыбкой, чем любой из взглядов, которыми он одаривал Тома. С другой стороны, он был учеником этого человека, поэтому Гарри предположил, что имело смысл, что Петтигрю чувствовал себя с ним более комфортно. — Когда я вышел из кабинета директрисы, Фоукс ждал у горгульи. Я начал говорить ему, что мне больше не нужно было защищать школу, но он подлетел, потёрся об меня головой и тихо запел. В ту ночь я спал лучше, чем в любую другую, которую я могу вспомнить. Том поднял брови и поймал взгляд Гарри. — Это, безусловно, то, чего я не ожидал. — Серьёзно, перестань говорить на Парселтанге только для того, чтобы запугать кого-то, кто и так достаточно запуган тобой, — огрызнулся Гарри. Петтигрю моргнул и перестал дрожать. Том медленно откинулся на спинку стула, сцепив пальцы на коленях, полностью сосредоточив внимание на Гарри до такой степени, что их связь начала вибрировать. — Родственные души должны выступать единым фронтом на публике, — сказал он по связи. — Возможно, те люди, чьи родственные души не ведут себя как засранцы по отношению к случайным свидетелям, и могут делать это постоянно. Том нахмурился, но Петтигрю кивнул Гарри, и Гарри задал ему вопрос, надеясь, что тот был в более спокойном настроении и будет рад, что Гарри встал на его сторону. — Что вы почувствовали от палочки Дамблдора после того, как она попала к вам? — Что у неё была активная аура, — ответил Петтигрю. — Она чуть ли не гудела. — Палочка казалась безжизненной, когда мы осматривали её в кабинете директрисы. — Она сказала то же самое. — Петтигрю явно задумался об этом. — Точка зрения одного человека против точки зрения трёх других людей, в таком случае я должен признать, что был неправ. Просто потому, что мне так казалось, это ещё не значит, что так оно и было. — Почему для вас она ощущалась по-другому? — голос Тома был холоден, но, по крайней мере, на этот раз он говорил по-английски. — Возможно, потому, что я всё ещё был ошеломлен битвой прошлой ночью? Я не мог поверить, что выжил. — Петтигрю слегка покачал головой. — Я хорош в трансфигурации, сэр, не более того. Я легко мог неправильно оценить состояние ауры волшебной палочки. Прежде всего, у меня о них мало профессиональных знаний. — Вы победили одного из самых могущественных волшебников Британии, и вы называете себя слабым? — Бездарным, сэр. — Лицо Петтигрю было спокойным и невозмутимым. — Я знаю, что мне очень повезло выжить таким образом, и особенно что я смог освободить Гриндельвальда, после чего он отвлёк Дамблдора. Если бы мне не удалось украсть палочку, всё было бы совсем по-другому. Связь пульсировала в голове Гарри, и сильный мятный привкус наполнил его рот. Ему удалось удержаться от фырканья, но с трудом. Том не знал, что делать с кем-то, кто признаёт свои ошибки и слабость, и что тот может быть неправ. Он, конечно, не получал такого смирения от чистокровных. — Как вы думаете, что произойдёт, если мы попросим вас наколдовать что-то перед нами? — спросил Гарри. Петтигрю бросил на него оценивающий взгляд, который внезапно напомнил Гарри, что, бездарный или нет, однако очень немногим ученикам сходило с рук списывание или небрежность на уроках трансфигурации Петтигрю. — Я не знаю. Она может вообще не отреагировать на меня. — Но вы думаете, что это возможно? — Если я не ошибся насчёт ауры, которая у неё была. — Тогда хорошо, что я взял её с собой, — сказал Том и достал деревянную коробку, которую он позаимствовал у Макгонагалл. Он открыл её размашисто, как маггловский фокусник, демонстрирующий фокус. Петтигрю моргнул, снова испытывая неуверенность. Гарри вздохнул. — Не сравнивай меня с магглом. — Почему ты так полон решимости оговорить его? Я думаю, теперь мы можем видеть, что он не предатель, посаженный Дамблдором. Том проигнорировал его, протягивая коробку Петтигрю. Петтигрю мгновение изучал палочку взглядом, затем протянул руку. Палочка вылетела из коробки прежде, чем он успел к ней прикоснуться, и шлепнулась ему в ладонь. Раздался хор далеких голосов, который на мгновение напомнил Гарри о фениксах, поющих вместе, а затем с конца палочки посыпались искры, похожие на лесной пожар. Петтигрю взвизгнул и сумел повернуть руку так, чтобы он был направлен в сторону от них. Гарри наблюдал за красно-золотым каскадом и не мог не улыбнуться. — Цвета Гриффиндора? — Когда я получил свою первую палочку, искры от неё были такого же цвета. — Петтигрю вздрогнул. — Клянусь, Министр, я не хотел нападать на вас. — Об этом мне судить, — сказал Том, поправляя мантию, и Петтигрю снова занервничал. — Серьёзно, перестань быть грёбаным мудаком. Том не ответил, но раздражённо дернул плечом, а затем сменил тон, когда заговорил снова. — Нет, профессор Петтигрю, я понимаю, что никакого нападения не было. Но мне любопытно, почему палочка казалась такой мертвой для нас и такой живой для вас. Можно? — он протянул руку за палочкой. Петтигрю начал протягивать ему палочку, но та внезапно прилипла к его пальцам. Петтигрю моргнул и потряс рукой. Палочка продолжала цепляться. — Простите, — сказал он, почти заикаясь. — Это в самом деле совершенно неожиданно. Том убрал руку, выражение его лица было спокойным, и, несмотря на всё это, Гарри чувствовал, как его разум бешено работает. — Интересно. Большинство палочек достаточно легко поддаются проверке. — Да. И я хочу, чтобы и эта тоже! — Петтигрю вытащил палочку из своих пальцев и попытался передать её снова. На этот раз та, казалось, приклеила обе его руки к дереву. Петтигрю выглядел более чем ошеломлённым. — Я правда понятия не имею, что происходит. Простите. — Это хорошо, — перебил Гарри, прежде чем Том успел сделать Петтигрю объектом какого-то эксперимента. — А? — Том посмотрел на него, в то время как их связь издала резкую ноту. — Это значит, что мы можем быть уверены, что палочка не захочет возвращаться к Дамблдору, — сказал Гарри, взглянув на Тома, и дёрнул связь сам. — Ты знаешь, что он был бы более опасен, если бы был вооружён. Он достаточно опасен для того, чтобы найти способ возродить связь между родственными душами, но ты прав, — послал в ответ Том и кивнул. — Это правда, хотя я всё ещё хотел бы изучить её, чтобы определить, почему она не подавала признаков жизни, когда мы пытались почувствовать её. — Я бы хотел убедиться, что у вас есть возможность сделать это, Министр. Позвольте мне кое-что попробовать. — Петтигрю закрыл глаза. Гарри имел некоторое представление о том, что он собирался сделать, увидев его демонстрацию в первый день занятий с ним, и подумал, что это довольно умно. И действительно, когда Петтигрю превратился в крысу, палочка с грохотом упала на стол, и Том протянул руку и схватил её прежде, чем Петтигрю смог превратиться обратно в человека. — Очаровательно, — выдохнул Том. Гарри придвинулся к нему, чтобы выяснить из-за чего, и подумал, что понял, когда оказался достаточно близко к палочке. Если бы кто-нибудь спросил его, был ли это обычный кусок дерева или волшебная палочка, он бы без колебаний ответил первое, или же что это палочка, которая была сломана, а затем подвергнута заклинанию Репаро. Вы не смогли бы починить палочку таким способом, но Гарри знал людей, которые пытались, когда они были в Хогвартсе. — Как думаете, что вам удалось узнать о ней, сэр? — Петтигрю плавно трансформировался обратно по другую сторону стола. — Она предана вам и только вам, — сказал Том. — Я не уверен почему, но я согласен со своей родственной душой в том, что она не хочет возвращаться к Дамблдору. Я подумал, что, возможно, почувствую некоторую враждебность из-за того, что я с ней обращаюсь, но нет, она просто остается мертвой. — Он повернулся, направив палочку на дальнюю стену. — Редукто! Не произошло ничего, не было даже следа искр, которые посыпались дождём, когда Петтигрю взял палочку в руки. Гарри, поскольку он был таким вежливым, взглянул на Петтигрю за разрешением, прежде чем протянуть свою руку и попробовать тоже. Он сам прицелился и пробормотал: — Люмос. Никакой реакции. С таким же успехом он мог бы поднять веточку с лесной полянки. — Я кое-что знаю о волшебных палочках, — сказал Том, возвращая палочку Петтигрю. — И я знаю, что это в высшей степени необычно. — Как вы думаете... ну, возможно, дело в том, что я просто украл палочку у Дамблдора, Министр? Вместо того, чтобы выиграть его в дуэли? — Украденная палочка не присягнула бы на верность другому волшебнику или ведьме так, как это сделала бы завоеванная, это правда. — Том всё ещё наблюдал за палочкой расчётливым взглядом, который напомнил Гарри о том, как, по его мнению, Том делал всё: хладнокровно, совершенно отстранённо от мира и последствий. — Но она также не ощущалась бы мёртвой. Я думаю, что эта палочка хотела убедиться, что никто, кроме вас, не сможет ею воспользоваться, профессор Петтигрю. — Я… понимаю. — Петтигрю нахмурился, глядя на палочку, а затем пожал плечами. — Я сохраню её в безопасности, чтобы убедиться, что Дамблдор не сможет легко получить к ней доступ, даже если он проникнет в школу, сэр. — Директриса сказала то же самое, но я не уверен, что какое-либо место здесь соответствует такому определению безопасности, которое смогло бы защитить от этого человека. — Я собираюсь отнести палочку в Гринготтс. Том кивнул. — Я понимаю. — Он встал. — Спасибо вам, профессор. — Спасибо, — добавил Гарри, улыбнувшись Петтигрю, который кивнул ему в ответ со странной лёгкой улыбкой на лице. Гарри подумал, может быть, Петтигрю был рад видеть, что у него хорошо получается быть родственной душой Министра, учитывая, что Гарри был его учеником, и он, возможно, беспокоился о последствиях. Это заставило что-то внутри Гарри расслабиться. Независимо от того, был ли Петтигрю когда-либо достаточно храбр, чтобы выступить против идеи Ордена о том, что Гарри должен сохранять дистанцию по отношению к своей родственной душе (или даже знал об этом), он доказал всё сейчас. Иногда было просто приятно получить больше подтверждений того, что люди в Ордене были немного сумасшедшими. * — Так почему тебя так заинтересовала палочка Петтигрю? Они лежали в постели Тома после занятия любовью, и Том клонился ко сну, в глубине души гадая, увидит ли он ещё одно воспоминание Гарри. Слова Гарри, однако, вернули его в сознание. И Гарри посылал резкие всплески интереса через связь, так что он, очевидно, сам ещё не был готов ко сну. Том зевнул. — Это то, что ты хотел бы обсудить сейчас? — Я не сделал этого раньше, не так ли? Том слегка улыбнулся, вспомнив сладость, которую испытывал, разделяя оргазм со своей родственной душой, и покачал головой. — Очень хорошо. Ходили слухи, что когда Дамблдор сразился на дуэли с Гриндельвальдом и забрал у него палочку, это была Старшая палочка. — Старшая палочка? Как в сказке? — Сказки иногда правдивы, — прошептал Том, его дыхание коснулось ушей Гарри и вызвало у него дрожь, которая заставила Тома возжелать, чтобы ему больше нечего было делать в мире, кроме этого. — Или ты думал, что все истории о родственных душах были вздором, когда у тебя самого её не было? — Я знал людей, которые были родственными душами, — возразил Гарри. Он пошевелился, и Том скрыл улыбку при виде растущей твёрдости у его бедра. — Но я не знаю никого, кто верит в чёртовы Дары Смерти. — Напомни мне познакомить тебя с кем-нибудь, кто знает. — Что? Том усмехнулся. — Ты знал кого-нибудь в Хогвартсе по имени Луна Лавгуд? — Конечно. — Гарри сузил глаза через секунду. — Ты хочешь сказать, что она верит в Дары смерти? — Я не знаком с этой девушкой лично. — Том положил подбородок на изгиб шеи Гарри, пошевелившись только тогда, когда Гарри раздраженно толкнул его. — Но её родители точно верят. Они сделали делом своей жизни их поиск. — Чтобы сделать с ними что? Том пожал плечами. — Если в мире и есть люди, проявляющие чисто академический интерес к таким мощным предметам, то это Лавгуды. Я подозреваю, что они хотят увидеть их. Сфотографировать их. Поговорить с людьми, которым они принадлежат. Написать о них. Вот и всё. — И ты думаешь, я должен встретиться с ними? — Да. — Почему? — Время для пророчества, — произнёс Том самым глубоким и серьёзным тоном, на который только был способен, и заставил Гарри смотреть на него широко раскрытыми глазами целых три секунды, прежде чем связь выдала правду, и Гарри ударил его подушкой по голове. Том пригнулся, смеясь, испытывая головокружение — возможно, впервые в жизни — и ошеломлённый волной любви и нормальности. Что он должен был жить, чтобы сделать что-то подобное со своей второй половинкой… — Настоящую причину. — Это недалеко от того, что я тебе сказал. — Гарри угрожающе поднял подушку, и Том покачал головой. — Нет, я серьёзно. У нас есть пророчество в действии, и хотя оно может и не сбыться, мы должны быть готовы к нему. У нас есть Старшая палочка, очевидно, стремящаяся к отставке, и отвергающая Дамблдора. Я, по крайней мере, готов выслушать, что говорят люди, посвятившие свою жизнь изучению Даров. — Оно может не сбыться? — Это было то, о чём я думал, но я не был уверен, пока не увидел воспоминание, которое Петтигрю поместил в Омут памяти. — Том взял руку Гарри в свою и осторожно потянул, пока Гарри не оказался лежащим у него на груди, уткнувшись головой в плечо Тома. — Фоукс обратился к Петтигрю, чтобы тот сразился за него. О чём это тебе говорит? — Что фениксы действительно хорошо видят чей-то потенциал? — Что по крайней мере одна легенда о фениксах правдива, — сказал Том, целуя поблёкший шрам на лбу Гарри за остроумный ответ. — Они не могут действовать напрямую, чтобы влиять на мир, по крайней мере, не без посторонней помощи. Фоукс мог бы сделать что-нибудь, чтобы запретить Дамблдору вход в школу. Вместо этого он разыскал кого-то, кто должен был ему помочь, и кто действительно справился с этим. — Но сделал бы он что-нибудь, чтобы помешать Дамблдору войти? — Гарри прикусил губу, наморщив лоб, так что Тому пришлось поцеловать его снова. — Я имею в виду, он ведь раньше был компаньоном Дамблдора. — Сейчас это не имеет к делу никакого отношения, — произнёс Том. — Он явно выступает против него. Нет, легенда, о которой я говорил, Гарри, заключается в том, что фениксы — это агенты судьбы. Они выбирают людей, которые помогают им, играют определённые роли. Но слишком активные действия, согласно этой конкретной истории, разрушили бы мир. — Хорошо бы избежать этого, верно, — сказал Гарри, в то время как связь немного дрогнула в глубине сознания Тома. — Но почему так? — Фениксы — это слишком много, — просто сказал Том. — Слишком много огня, света, жизни. Они бессмертны, и они единственные известные нам существа в магическом мире, которые при этом не истощают кого-то или что-то ещё. Вампирам приходится питаться кровью, дементорам — душами, морским змеям — тем особым видом воды, о котором магглы так много шумят в последнее время. Однако фениксы могут существовать и без всего этого. — Я знаю других существ, которые могут быть бессмертными без такого истощения. — Что? — Соединившиеся родственные души, которые достаточно любят друг друга и обладают достаточной силой. Том поцеловал его, и поцелуй стал настолько сложным и интересным, что он почти забыл о своей точке зрения. Но Гарри отстранился со слабой улыбкой, которой Том никогда не собирался насытиться, и спросил: — Фениксы? Том прочистил горло. — Пары, связанные душой на этом уровне, всё ещё нуждаются друг в друге и не могут быть бессмертными в одиночку. Один из них умрет, если это сделает другой, даже если до этого момента они были бессмертны. Фениксы сами ответственны за свое собственное возрождение. Даже Смертельное проклятие ничего не делает, кроме как заставляет их гореть. Ничто другое, о чём мы знаем, не похоже на это. Теория… — Или легенда. — Заключается в том, что они должны обладать гораздо более могущественной магией, чем что-либо ещё, о чём мы знаем, чтобы поддерживать это состояние. Представь, что они обращают это волшебство на весь мир. Они могли бы возродить весь мир. Или они могут уничтожить его в своём стремлении сделать его бессмертным. — Ты думаешь, это их миссия? Том фыркнул и легонько потянул Гарри за прядь волос. Связь со стороны Гарри дрогнула, но затем тот зевнул. «У него сейчас слишком мало энергии даже на то, чтобы выказывать негодование», — подумал Том. Что ж, я всегда знал, что буду хорош в постели со своей родственной душой. Гарри ударил его в плечо сжатым кулаком и повторил: — Ну? Это их миссия? Том покачал головой. — Нет. Они действительно хотят возродить мир, но это может означать разные вещи в зависимости от феникса. Кто-то из них служит одной версии реальности, кто-то — другой. Они используют тех людей, которых считают подходящими для этих ролей, и играют в игры, чтобы избежать конфронтации друг с другом и не привести всё к катастрофе. — Есть только две стороны? — Я предполагаю, что сторон столько же, сколько и фениксов, — пробормотал Том. — Но прямо сейчас, я подозреваю, что единственные стороны, которые должны нас беспокоить, — это та, которая хочет победы Дамблдора, и та, которая этого не хочет, представленная Фоуксом. — Интересно, что ты не говоришь, что сторона Фоукса — это та, которая хочет, чтобы мы победили. Всё ещё такой умный, даже в таком состоянии. Том кивнул. — Я не думаю, что мы можем быть в этом уверены. Наш триумф и неудача Дамблдора могут быть одним и тем же, или они могут выглядеть очень по-разному. И я сомневаюсь, что Фоукс ответил бы на наши вопросы. — Ты думаешь… Гарри остановился, но Том понял по свету, проникающему через его сторону связи, что он всё ещё не спит, поэтому он посмотрел вниз. Гарри прикусил губу и слегка повернулся на бок, чтобы посмотреть на него. — Ты думаешь, это и есть причина, по которой у тебя был феникс в качестве метки души? Вместе у нас есть сила изменить мир? Или уничтожить его? — Я не знаю, — сказал Том, его рука снова запуталась в волосах Гарри. На этот раз он потянул их мягко, и Гарри фыркнул и закрыл глаза. — Это всего лишь одна из легенд о фениксах, и я бы не подумал, что она правдива, если бы у нас уже не было некоторых доказательств того, как Фоукс использовал Петтигрю в качестве своего инструмента. Я никогда не знал наверняка, что означала моя метка души. Гарри просто кивнул, в их связи была смесь эмоций, которая заставила Тома положить руку ему на плечо. Гарри наконец вздохнул и сказал: — Интересно, феникс имел в виду меня? Это то, о чём я не мог не задуматься, когда мои родители сказали мне, что ты родился с чёрно-белым фениксом на груди. Я вырос на историях о фениксах как символах Света и только Света, но чёрные перья... — Ты задавался вопросом, есть ли у тебя способности к тёмным искусствам. И теперь ты задаёшься вопросом, есть ли у тебя способность к такому огромному разрушению. — Да. Это был хриплый шёпот, что никуда не годилось. Том подвинул их так, чтобы они всё ещё лежали грудь к груди, но он мог видеть лицо Гарри. Гарри вцепился руками в простыни и не отводил взгляда, несмотря на мелкую дрожь, которая, как мог сказать Том, охватывала его мышцы. — Знаки души редко бывают однозначными, — сказал Том и позволил своим пальцам коснуться слов, украшавших запястье Гарри. Вспыхнуло мягкое голубое пламя. Том не думал, что это было лишь в его воображении, что теперь они были покрыты перьями на кончиках и что они были более глубокого синего цвета, больше напоминающего цвет океанской воды, чем молнии. — Наш случай — редкий. Не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь сможет узнать, что на самом деле означал мой феникс. Дамблдор и твои родители истолковали его по-своему. Я истолковал его по-другому. — Какова была твоя интерпретация? — Что моей родственной душой был кто-то, с кем я мог бы разделить силу всех видов, Свет и Тьму, любовь и боль. Гарри улыбнулся, и его веки немного опустились. Возможно, он был измучен сильными эмоциями не меньше, чем сексом, который у них был перед этим. — Это хорошая интерпретация. Том снова поцеловал его в лоб и наблюдал, как Гарри засыпает. При этом он задавался вопросом, что произойдёт, когда они в следующий раз столкнутся с Дамблдором, и какую роль Фоукс или какой-нибудь другой феникс, разделяющий ту же желаемую версию реальности, мог бы предложить им сыграть. Но только одна вещь пугала его сейчас, и это была потеря Гарри. Его бы поглотили сомнения, если бы он думал, что ему придётся нести бремя решения судьбы мира в одиночку. Когда их стало двое, сомнения сгорели, и надежда, личный феникс Тома, восстала из пепла.