His Darkest Devotion

— И вы уверены, что это будет абсолютно безопасно? — Питер не удержался и спросил в пятый раз, направляясь к тележке, что ждала его у двери хранилища. Он оглянулся на своё хранилище, но дверь уже была закрыта, и он не мог видеть Старшую палочку. — Такое впечатление, что вы нам не доверяете, сэр. — Гоблин, который привёл его сюда, обернулся и, прищурившись, посмотрел на него такими глубокими глазами, что Питер поморщился. Когда гоблины начинали так выглядеть и становились вежливыми, это означало, что они были достаточно злы, чтобы вот-вот напасть. — Простите. — Питеру удалось удержать себя от того, чтобы не вздрогнуть. Он вспомнил тихую песню Фоукса и прикосновение клюва феникса к своему лицу. Он был достаточно храбр, чтобы встретиться лицом к лицу с волшебником, гораздо более могущественным, чем он сам. Это должно было означать, что он мог противостоять и гоблинам. — Но я забрал эту палочку у волшебника, который захочет вернуть её себе. Я нервничаю из-за того, что он выслеживает меня, вот и всё. Гоблин внимательно посмотрел на него, затем фыркнул и продолжил свой путь к тележке. — Прекрасно. То, что вы сомневаетесь в надёжности наших хранилищ, всё ещё попахивает недоверием. — Простите, — повторил Питер, а затем с долгим вздохом уселся в тележку, чтобы отправиться обратно на поверхность. Ему оставалось надеяться, что Дамблдор не догадался, куда он отнёс палочку, и что он не станет атаковать банк со своей удвоенной силой, которой хватило бы на то, чтобы разрушить весь Гринготтс. С другой стороны, Реддл, тоже могущественный волшебник, и Гарри, его родственная душа, вероятно, обладающая четырёхкратной силой, прикоснулись к палочке и сказали, что она для них ощущается мёртвой. Может быть, это означало, что если Дамблдор всё-таки вломится в банк и вернёт её обратно, то он всё равно не сможет ею воспользоваться? Питер покачал головой. Ему всё ещё казалось, что это лишь цепочка предположений. Впрочем, держать палочку при себе, когда у него не было даже возможности её использовать, казалось ещё худшим раскладом. Ему просто нужно было сделать всё, что в его силах, и надеяться, что всё будет не так уж и плохо. * На этот раз никто не помешал ему пройти по секретному туннелю. Альбус выпрямился снаружи и проверил свои Дезиллюминационные чары. Учитывая, что у него не было палочки, они держались достаточно хорошо. Он улыбнулся. Этот непослушный Геллерт. Что ж, он не мог предотвратить перетекание силы, которую давала ему их связь, к Альбусу, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить Альбуса, когда тот вернул себе Бузинную палочку. Альбус повернулся и пошёл по коридору к своему старому кабинету, напевая себе под нос. Там были устройства, которые он смоделировал по образцу Карты Мародёров, составленной Джеймсом и Сириусом. С ними он мог бы просканировать всю школу и найти тайник со Старшей палочкой. И тогда он смог бы сделать то, что должен был сделать, и защитить волшебный мир от триумфа двух человек, ненавидящих магглов. «Почему волшебный мир не осознаёт, что он в опасности?» — спросил себя Альбус, остановившись возле горгульи. — «Почему никто не осознал этого, когда Том Реддл начал баллотироваться на пост министра? Они должны были предполагать, что кто-то настолько хитрый и кажущийся таким перспективным не может замышлять ничего хорошего. Они должны были знать, что у тех двух детей была причина выжечь метку родственной души у него на груди. Они, вероятно, предвидели, что он сделает.» Впрочем, размышлять о прошлом было бесполезно. Альбус вздохнул и обратился к горгулье. — Лакричные палочки. Горгулья не пошевелилась. Альбус с недовольством пожал плечами. Он предполагал, что Минерва сменит его пароль, но попробовать стоило. Он протянул руку и положил её на голову горгульи, направляя в неё поток силы. Он давным-давно позаботился о том, чтобы его контроль жизненно важных вещей в школе оставался неизменным, поскольку это было связано с должностью, которую он занимал в качестве директора. И Том Реддл официально не отстранял его. Однако по какой-то причине макушка головы горгульи взорвалась каскадом искр, и Альбус отдёрнул руку, уставившись на неё. Реддл формально не смещал его с поста директора, но, похоже, кто-то всё же это сделал. — Тебе следовало бы подумать лучше, прежде чем допускать меня в свой кабинет, а не рассчитывать, что всё будет так просто. Альбус изобразил отвращение, когда повернулся, и его Дезиллюминационные чары развеялись. На самом деле, он действительно не хотел дуэли с Минервой. Она не одолела бы его, когда в его распоряжении была удвоенная сила, и даже принимая в расчёт то, что он на данный момент был без палочки, однако он сам в то же время не хотел причинять ей боль. Она преданно была на его стороне много лет, пусть и являлась чертовски неудобным союзником, и продолжала быть, даже порвав с идеалами Ордена Феникса. — Минерва, — мягко сказал он ей, наблюдая за её раскрасневшимися щеками и тем, как она сжимала свою палочку. — Какую бы ложь Реддл и Поттер ни наговорили тебе обо мне, это неправда. — Твоё собственное поведение было единственным объяснением, в котором я нуждалась, — огрызнулась Минерва и подошла немного ближе. Альбус одобрил это. Его заклинания без палочки были наиболее сильными вблизи, где он мог ухватиться за конечность и сбить человека с ног, использовать Трансфигурацию или просто оглушить. — О чём ты думал, пытаясь проникнуть в школу? — Я думаю о том, что мне нужно вернуть мою палочку, Минерва, а ты сама бы мне её не отдала. — Теперь это не твоя палочка. Альбус вздохнул, несмотря на то, что сердцебиение внезапно отдалось эхом в его ушах. — Ты думаешь, что отнять у меня палочку равнозначно тому, чтобы выиграть её в честном поединке? Даю слово, Минерва, это не одно и то же. С другой стороны, нет необходимости в дуэли, которая уничтожила бы половину Хогвартса и могла бы стоить невинных жизней. Отдай мне мою палочку, я пойду своей дорогой и оставлю тебя невредимой. — Какое щедрое предложение. — Ну, вполне. Я таким его и посчитал. Палочка Минервы оказалась у неё в руке. Альбус тоже поднял руку, сохраняя на своём лице спокойствие, а в действиях неторопливость. Всё ещё был шанс, что она образумится и отступит до того, как начнётся схватка. — Профессор Легион, — сказала Минерва резким, чётким голосом, — если профессор Дамблдор пошевелится, вы знаете, что делать. — Да, директриса. Альбус слегка дернулся, ему не понравилась мысль о том, что где-то вне поля зрения — даже её голос был изменён так, что он не мог точно определить источник — стояла Джульетта Легион, профессор зельеварения для Тритонов. Она была порочной женщиной, которой Альбус никогда не доверял, но после того, как Реддл взял под свой контроль Министерство и вложил столько денег в Хогвартс, Альбус в значительной степени потерял контроль над наймом персонала. Она знала Тёмную магию, которая могла бы объяснить, кто отнял у него палочку в коридоре под Хогвартсом. — Я надеюсь, что вы не сделаете ничего необдуманного, профессор Легион, — сказал он, немного повысив голос. — С таким же успехом вы могли бы знать, что я восстановил связь со своей родственной душой и обладаю удвоенной магией. Помните, что я и до этого был силён, и оцените свои шансы, если вам придётся встретиться со мной лицом к лицу. Легион ничего не сказала в ответ, и это дало Альбусу надежду, что она пересматривает свою позицию по отношению к Минерве, хотя это и было маловероятно: она была Тёмной, а её родственной душой являлась Помона Спраут, глава факультета Хаффлпафф. Она, вероятно, думала, что её собственная четырехкратная сила может сравниться с его. "Выясним это", — подумал Альбус и направил свою руку в сторону Минервы, посылая через неё силу, которая должна была заставить её отступить, а сердце заколотиться. Недостаточно для сердечного приступа — он никогда бы не поступил так с дорогим бывшим другом, — но достаточно, чтобы вывести её из боя и освободить его, позволив сосредоточиться на профессоре Легион. Минерва с насмешливой улыбкой отодвинулась в сторону, в то время как что-то тяжёлое ударилось Альбусу в спину. Задыхаясь, он опустился на колени и попытался выпутаться из того, что казалось ему огромным тёплым одеялом, накинутым на него сверху. Ему удалось перевернуться на спину, но не более того. Морда бурого медведя оскалилась в дюйме от его лица. Альбус застыл в немом удивлении. Он и не подозревал, что Легион была Анимагом. Но удивление само по себе не могло удержать его на месте, не тогда, когда он знал, с чем имеет дело. Он собрал между ладонями больше той же беспалочковой магии, которой планировал атаковать Минерву, и с силой ударил ими об пол. Сила подбросила его прямо вверх, и хотя она не унесла его так далеко, как могла бы без веса медведя на его спине, она всё же помогла ему вывернуться из ловушки в положении лёжа. Альбус, пошатываясь, поднялся на ноги на другой части коридора, в то время как медведица встала и покачала головой. На этот раз Альбус поднял руку в её сторону. Он по-прежнему никому здесь не желал зла, но Легион умудрялась работать на него в течение восьми лет, и он понятия не имел, что она анимаг… он должен был победить столь опасную соперницу, прежде чем она проявит какой-нибудь другой неожиданный талант. Но ему пришлось переключить внимание, чтобы поднять щит против Оглушающего заклятия Минервы. Он не смог удержаться от пристального взгляда, которым одарил её, и ему не понравилась улыбка, что тронула её губы в ответ, ещё более насмешливая, чем предыдущая. — Как ты посмел вернуться в школу, которую сам бросил, и нападать на моих профессоров? — прошептала Минерва. — Почему ты вернулся? — Всё, что мне нужно — это моя волшебная палочка! Я бы ушёл с миром, если бы ты отдала её мне. Альбус начал почти возмущённо кричать, но ближе к концу ему удалось укротить свой голос. Последнее, чего он хотел — чтобы студенты были вовлечены в это дело, и это было одной из причин, почему он пришёл в Хогвартс так поздно ночью, когда большинство из них находилось в своих гостиных. Но он допустил мысль, что ему следует отказаться от попыток убедить Минерву. На этот раз он вложил всю свою концентрацию и волю, за исключением той части, которая удерживала щит, в простое заклинание призыва. — Волшебная палочка Альбуса Дамблдора! Ответа не последовало, даже его проблеска. Альбус испытал момент величайшего отчаяния, прежде чем смог подавить свою реакцию. Затем он взглянул на медведя. Он исчез. На его месте, прижав руку к затылку, словно он ударил её по нему, стояла Помона Спраут. А позади неё стояла Джульетта Легион, одной рукой защищая свою родственную душу, её палочка была направлена на Альбуса так же твердо, как и у Минервы. На этот раз Альбус в самом деле не смог сдержать слов, сорвавшихся с его губ. — Ты скрывала это от меня все эти годы, Помона? Единственными людьми, которые работали на него дольше, были Минерва, Филиус и Биннс. — Я держала это в секрете ото всех, кроме моей родственной души, — ответила Помона, холодно взглянув на него. — И поскольку вы с самого появления моей родственной здесь ясно дали понять, что не собираетесь доверять Тёмной ведьме, я не видела причин сообщать вам. — Она нежно коснулась руки Легион. — Со мной всё в порядке, дорогая. Тебе следует побеспокоиться о нём. Альбус почувствовал укол сожаления. У него никогда не было бы такого с Геллертом, поскольку его родственная душа упорно отказывалась любить Альбуса так, как следовало бы… Но затем на него снова обрушился яркий каскад любви. Какое это имело значение? Он любил Геллерта именно таким, какой он есть, и этого было достаточно для их связи и для безопасности всего мира. Альбусу не нужно было личное счастье. Он был смиренным слугой величайшего возможного счастья для как можно большего числа людей. — Профессор Легион, если вы направите на меня свою палочку, я ударю так сильно, как только смогу. — сказал он. Легион не ответила. Она была высокой женщиной с тёмными волосами, всегда убранными под шарф на голове, и серыми глазами, с которыми Альбус никогда не любил встречаться взглядом, опасаясь того, что он мог в них увидеть. Теперь она отошла от Помоны, как ей и приказала бедная женщина, и достала из кармана мантии фляжку с движущимся зелёным зельем. Альбус не мог отвести взгляда. — Боевые шашки? Легион только одарила его такой же насмешливой улыбкой, как и у Минервы — по крайней мере, Альбус думал, что теперь он знает, кто на неё повлиял, — и подбросила фляжку в воздух. Она со звоном застыла в воздухе примерно в метре от Альбуса, словно приземлившись на невидимую полку, и начала расплёскивать густое зелёное зелье по всему полу. Альбус поспешно попятился. Боевые шашки имели различные эффекты, от превращения врага в камень до такого сильного помрачения его рассудка, что он не мог творить магию. Он, и, что более важно, мир и люди, которые зависели от него, не могли позволить, чтобы его поймали здесь. Он попробовал снова, на этот раз выкрикивая вслух и не заботясь о том, что его услышат. — Акцио, Старшая палочка!" Раздался долгий, протяжный вздох, который мог исходить от любой из трёх женщин, окружавших его. А потом он увидел безжалостный взгляд Легион, то, как Помона смотрела на него с презрением, и как Минерва подкрадывалась сбоку. Альбус понятия не имел, где находится палочка. Он повернулся и побежал. * — Мне жаль, что мы не поймали его, Минерва. — Вы справились лучше, чем кто-либо мог ожидать, противостоя одному из самых опасных волшебников в мире. — Минерва устало улыбнулась Джульетте и Помоне, которые стояли перед её столом, слегка опираясь друг на друга. Благодаря долгой практике она не давала зависти проявиться в своём голосе и удерживала себя от того, чтобы потереть метку своей родственной души, потемневшей после потери Эльфинстоуна. — Даже без палочки, он всё равно силён. Джульетта кивнула, не сводя с неё глаз. — И что вы собираетесь теперь делать? — Доложить о случившемся министру Реддлу. У него есть авроры и время, чтобы разобраться с этим. Мой главный долг остаётся перед школой, перед вами и нашими учениками. — Если мы вам больше ни для чего не нужны, тогда?.. Минерва кивнула и наблюдала, как Джульетта нежно вывела Помону из комнаты. То, что её удалось отшвырнуть, пока она находилась в своей медвежьей форме, всё ещё пугало женщину. Оставшись одна, Минерва закрыла глаза и тщательно прокрутила в голове факты. Да, они справились невероятно хорошо, и Минерва была счастлива, что и Джульетта, и Помона были на её стороне. Но они также упустили Альбуса, и, даже несмотря на то, что она выбежала из своих покоев сразу же, как только услышала крики стражей о незваном госте, Реддл вряд ли отнесётся к этому благосклонно. Тем не менее, к тому времени, когда она сформулировала отчёт в своей голове достаточно хорошо, чтобы не навлечь на себя, Джульетту и Помону неприятностей, Минерва поняла, что её рука не дрожит, когда она потянулась за каминным порошком. В отличие от того, как она дрожала во время встречи с Альбусом. Она боялась министра Реддла, обладающего огромной четырёхкратной силой и всем прочим меньше, чем бывшего директора и друга. * — Нагини поможет нам. Гарри кивнул и медленно подошёл к противоположной стороне серебряного круга, сделанного из, насколько он мог судить, чистого серебра, и вделанного в пол дома, в который привёл его Том. Гарри огляделся по сторонам, пока они шли по коридорам, но не увидел ни одного знакомого фамильного украшения, ни даже каких-либо портретов. Возможно, он принадлежал политическим врагам Тома, или, возможно, это было связано с наследием, о котором он не рассказывал Гарри в деталях. — Любопытно, дорогой? Что это? Гарри сглотнул и снова посмотрел на свою родственную душу. — Мне просто было интересно, откуда ты взялся. Какой была твоя семья. Я слышал истории и слухи, но они кажутся безосновательными. За исключением того, что ты, очевидно, происходишь от Салазара Слизерина, конечно. Том прикрыл глаза. Затем он сказал: — Я не люблю говорить об этом. — Я понимаю, поэтому не спрашивал ни о чём до сих пор. — Гарри обвёл рукой круг, всю комнату, по которой медленно ползала Нагини, не сводя глаз с Тома. — Этот дом, например. Он не похож на поместье чистокровных, но я не думаю, что у семьи магглорождённых мог быть такой большой дом. Так он твой? Почему? На минуту рука Тома крепче сжала волшебную палочку. Затем он расслабился и сунул её в карман мантии. — Похоже, что мы не будем проводить ритуал прямо сейчас, Нагини. Нагини подняла голову так высоко, что Гарри подумал, что она вот-вот оторвётся от пола. — Но малышу нужна змея. Гарри ненавидел то, как он покраснел при этих словах. Малыш. Ну, он был пониже Тома и не такой длинный, как Нагини. Но он был не таким низкорослым, как некоторые из людей, которых он знал в Хогвартсе. На мгновение его разум заполнила мысль о маленьком Колине Криви. Маленький Колин Криви, который на днях прислал ему громовещателя, потому что он был родственной душой того, кто, по мнению Колина, желал магглорождённым вроде него только худшего. Гарри вздохнул, вполуха слушая, как Том отвечает Нагини. Вероятно, в данный момент ему не удастся получить от Тома лучшего ответа. Но это не имело значения. Он должен был знать, а затем работать, чтобы что-то изменить. Так оно и было на самом деле. Том кивнул, а затем сказал: — Итак, ты, возможно, слышал, что мой отец был магглом, а моя мать сквибом из семьи Гонт. — Среди прочих слухов, — сказал Гарри, надеясь вызвать у Тома улыбку. Том только мрачно посмотрел на него и продолжил говорить. — Эти слухи правдивы. Моя мать влюбилась в моего отца из-за его красоты. — Том на мгновение прикоснулся к своему лицу. — Я унаследовал от него свою внешность, хотя мне кажется, что я красивее. — Несомненно. Том слегка улыбнулся. — Твоё мнение мало что значит для человека, который никогда не видел моего отца, но, тем не менее, я ценю его. — Он на мгновение замолчал. — Моя мать использовала любовное зелье на моём отце. Они поженились под его влиянием. После того, как они поженились и она узнала, что беременна, она была достаточно глупа, чтобы думать, что сможет прекратить кормить его зельем и заставить его полюбить её. Его взгляд был отстранённым, а голос едким, когда он говорил о своей матери, но Гарри чувствовал, как боль, холодная и серебристая, разливается по их связи. Он мысленно протянул руку и позволил ей в успокаивающем жесте опуститься на душу Тома. Том закрыл глаза, затем кивнул. — Он отверг её. На самом деле, он пришел в ужас, узнав, что существует такая вещь, как магия, поскольку никогда не имел ни малейшего представления о существовании нашего мира. Он вернулся в их родную деревню, а моя мать сбежала в Лондон. Она умерла на ступенях сиротского приюта, прожив достаточно долго, чтобы дать мне имя. И я был воспитан жестокими магглами. Гарри глубоко вздохнул, но не стал перебивать. Связь теперь пела, как задушенная змея, и Нагини придвинулась ближе к Тому, молча глядя на него, высунув язык. — Я узнал правду о наследии своей семьи только после того, как проучился в Хогвартсе несколько лет. Я разыскал оставшихся членов семьи моей матери, но они не хотели иметь со мной ничего общего. Как и мой отец, и его родители. Я хотел убить их. Возможно, было бы лучше, если бы я это сделал. — Что ты сделал? — Наложил на них проклятие Империус. Я убедил своих бабушку и дедушку, что они хотят пожертвовать все деньги, которые у них есть, различным организациям. Я позволил им выбрать благотворительные организации. Мне было всё равно. Я хотел, чтобы они были бедными. Через несколько лет после этого они умерли с голоду. — А твой отец? Связь теперь была тёмной и густой, как дёготь, и Тому, казалось, требовалось столько же усилий, чтобы выдавить из себя слова, сколько потребовалось бы Гарри, чтобы пройти сквозь настоящую смолу. — Я заманил его в ловушку в его сознании. Я убедил его, что реальность, где он оставил мою мать, была сном, и что она контролировала его жизнь с того момента, как сказала ему, что она ведьма. Что я вырос в этом доме вместе с ним, был настоящим хозяином в нём вместе с моей матерью, в то время как он думал, что живёт только со своими родителями. Он “помнил’” что время от времени просыпался от заклинания, а потом снова погружался в него. Проклятие Империуса усиливало иллюзию до тех пор, пока он не перестал отличать её от своего собственного восприятия. — И что же в конце концов с ним случилось? Том встретился взглядом с Гарри. — Он сошёл с ума в течение двух недель. И провёл остаток своей жизни, крича во всё горло в доме, куда его поместили его родители. Гарри уставился на Тома в ответ, чувствуя, как сильно бьётся пульс у него в горле. Он был уверен, что Том мог бы увидеть это, даже если бы не почувствовал через связь. Он сглотнул и попытался что-нибудь сказать. — Я пойму, если ты захочешь отдалиться и какое-то время не проводить со мной время. Гарри покачал головой. — Мы ещё не подошли к концу истории. Что… почему ты пришёл в их дом? Том пожал плечами. — Мои бабушка и дедушка передали дом по завещанию в приют для животных. Было проще простого пойти в святилище и использовать проклятие Империус, чтобы убедиться, что они продали его мне по дешёвой цене. Гарри стоял там и пытался понять, что он чувствует по этому поводу. Эмоции смешивались в нём, как растекающаяся краска. Нагини скользнула к нему и прошипела: — От тебя пахнет болью. Том слегка вздрогнул, услышав это, но Гарри поднял голову. — Не только боль, — сказал он, не уверенный, понимает ли Нагини английскую речь, но, с другой стороны, на самом деле он всё равно обращался не к ней. Он посмотрел в глаза Тому. — Мне бы это... не понравилось ещё больше. — А я? Я тебе больше не нравлюсь? — Голос Тома звучал так, словно он сидел на краю обрыва и ждал его ответа. — Так должно быть, — согласился Гарри и почувствовал, как связь дрогнула гораздо сильнее, чем Том, сидевший напротив него. Том, казалось, просто слегка раскачивался взад-вперёд. Гарри поднял голову и заставил себя произнести слова, которые жгли ему горло. — Но нет. — Скажи мне, что это значит, Гарри. — Голос Тома был тихим, словно дыхание, и Гарри подумал, что ментальная связь, вероятно, шептала ему слова гораздо чаще, чем он их слышал. В его голове промелькнула случайная мысль, что-то о том, как родственные души узнают, что связь между ними глубочайшая, когда они не утруждают себя разделять устное и мысленное общение. Но Гарри просто сказал: — Я ненавижу то, что ты сделал. Мне ненавистна мысль о том, чтобы наложить на кого-то проклятие Империуса и свести его с ума. Или уморить их голодом до смерти. Это… это зло. Это неправильно. Том кивнул, но ничего не сказал и не пошевелился, потому что он должен был знать так же хорошо, как и Гарри, что за этим последует нечто большее. — Но есть две вещи, — произнёс Гарри и опустил взгляд на метку на своём запястье, когда связь между ними замерцала и заплясала, словно свет на воде. — На самом деле, три вещи. Во-первых, это в прошлом, а я не могу путешествовать во времени. Я хочу, чтобы ты искупил свою вину за то, что сделал. Отвергая тебя за это и крича тебе в лицо, что ты зло, я ничего не изменю. — Вряд ли. — Голос Тома был мягким, но Гарри услышал в нём остроту, и связь один раз завибрировала, будто вода могла превратиться в лёд, и её можно было перебирать, как струны на музыкальном инструменте. Гарри продолжил, более медленно, будучи уже не таким уверенным, как раньше, в том, какой ход был правильным. — Во-вторых, наша связь завершена. Я не собираюсь отвергать тебя. Этого просто не произойдёт. Лёд растаял, и рассвет пробился сквозь их связь полосами яркого света. Гарри попытался не улыбнуться, потому что он действительно содрогнулся при мысли о том, что Том сделал с его отцом, бабушкой и дедушкой. Он придвинулся немного ближе, но остался на своей стороне серебряного круга, инкрустированного в пол. — И в-третьих, — тихо сказал Гарри, — я тоже ненавижу их за то, что они тебя бросили. Том уставился на него так, что Гарри показалось, будто солнце попало ему в глаза и приземлилось прямо перед ним. Гарри почувствовал, как его лицо стало тёплым, и выдохнул так осторожно, как только мог. — Никто никогда не говорил мне этого раньше, — выдохнул Том, и связь запела, заиграла и наполнила Гарри теплом, пока ему всё-таки не пришлось обойти круг, чёрт бы побрал их ритуальные приготовления, и взять Тома за руки. — Скольких ты подпустил достаточно близко, чтобы дать им узнать тебя? — Мягко спросил Гарри. — Я знаю, что это не твоя вина, что тебя бросили и что у тебя выжгли метку родственной души. — Левая рука Тома дёрнулась к украшенному драгоценными камнями фениксу, но Гарри не отпустил её. — Но после этого защита, которую ты возвёл, отпугнула большинство людей, которые хотели подобраться поближе. — Я и не хотел, чтобы они были близко, — пробормотал Том, его пальцы сжались вокруг пальцев Гарри. — Я знал, что они попытались бы узнать меня, потому что искали политической власти, а не потому, что хотели посочувствовать мне или помочь. Гарри кивнул. — Верно. Я… я не могу притворяться, что мне нравится то, что ты сделал, Том. — Он содрогнулся, подумав о бабушке и дедушке Тома, умирающих от голода под сильным принуждением пожертвовать все свои деньги на благотворительность, об отце Тома, попавшем в ловушку и кричащем в его голове. — Но именно поэтому мы должны двигаться вперёд и что-то менять, потому что ответ заключается не в том, чтобы бросать могущественных детей-волшебников в домах, где с ними жестоко обращаются, или оправдывать преступления тех, кто причинил тебе боль. Я бы хотел взять часть тех галеонов, которые ты продолжаешь предлагать мне для собственного пользования, и основать фонд. — Чтобы сделать что? — Чтобы поработать над способами борьбы с Непростительными проклятиями. Том пошевелился в объятиях Гарри, его пальцы двигались вверх-вниз. — Чтобы, если что-то подобное тому, что я сделал со своим отцом, случится снова, были бы под рукой люди, которые узнали бы об этом и... Узнали бы об этом. Слова исходили от них обоих, сталкиваясь в середине их связи, как направленные проклятия. Гарри удерживал взгляд Тома так же, как тот держал его за руки. — Да. Я не знаю, стал бы ты когда-нибудь использовать один и тот же трюк дважды после того, как рассказал мне об этом, Том. Я не знаю, использовал ли ты его в другие моменты, о которых не хочешь мне сейчас рассказывать. Но я точно знаю, что никто не заслуживает того, чтобы так страдать. И ты не единственный волшебник, обладающий силой, мастерством или жестокостью, чтобы воплотить это. Мы поработаем над созданием штата людей, имеющих опыт лечения последствий Проклятия Империус и распознавания его, а также лечения последствий воздействия Круциатуса. Может быть, даже научим людей сбрасывать с себя и то, и другое, если нам повезёт. — А Смертельное Проклятие? Гарри сглотнул. Это не было предательством, напомнил он себе. Не после всего, что Орден сделал с ним. Он посмотрел в глаза Реддлу. — Дамблдор работал над обрядом отклонения Смертельного Проклятия, прежде чем он… сошёл с ума, — признался он. — Я не знаю подробностей, потому что это не было основным проектом Ордена. Они думали, что ты будешь использовать более тонкие средства, пока не началась война, к которой ты предположительно готовился. Но я точно знаю, где спрятаны заметки, над которыми он работал. Том на мгновение замер, а затем протянул руку и обвил связь вокруг Гарри, как кольца огромной теплой змеи. — Ты знаешь, что можешь доверять мне, не так ли, дорогой? Гарри расслабился настолько, насколько мог, откинувшись назад, на то, чего на самом деле там не было, на определяющие витки змеи власти Тома. — Конечно, я знаю. Том ласкал его больше магией, чем руками, так как его пальцы совершали лишь небольшие движения, а затем сказал: — Доверься мне сейчас. — Он отпустил одну из рук Гарри и поднял свою палочку. Гарри наблюдал с полуприкрытыми глазами и сердцем, которое учащённо билось вопреки его желанию, когда Том протянул свою палочку и… Запутал её в их связи. Гарри уставился на него. Он не знал, что это возможно. Он долгое время общался с парами родственных душ, и никто из них никогда не делал ничего подобного. — Они не такие великолепные, как я. Гарри громко фыркнул. — И не такие тщеславные. — Когда кто-то настолько невероятно гениален, Гарри, это лишь признание реальности. Гарри дёрнул плечом в молчаливом согласии и зачарованно наблюдал, как Том обводит серебряными нитями свою палочку, рисуя в воздухе какую-то фигуру. Сначала это выглядело как миниатюра серебряного круга на полу в комнате, где они находились, но затем оно начало обрастать ослепительными сложностями и головокружительными полукругами. К тому времени, когда Том, казалось, закончил рисовать, Гарри щурился, его глаза слезились, когда он пытался уловить очертания. — Тебе не обязательно это видеть. Важно, чтобы ты понимал, что оно делает. Гарри уставился на него. — Тогда что же оно делает? — спросил он вслух, просто чтобы подчеркнуть то, что он ещё этого не знал. Том закрыл глаза и собрал свою магию, которую Гарри мог чувствовать, чья сила колебалась и дышала вокруг него, как медленные выдохи огромного зверя. Затем он кивнул и выбросил свою палочку перед собой. — Авада Кедавра! Гарри отпрянул назад, прежде чем смог остановить себя, но пока он смотрел, зелёное проклятие ударило в середину серебряного лабиринта и застыло там. Затем оно начало извиваться взад-вперёд, как лобстер на грани варки. Гарри переводил взгляд с Тома на лабиринт и обратно. — Что происходит? Том ответил на Парселтанге, слегка отвернув лицо, как будто не хотел, чтобы Гарри видел выражение его лица. Конечно, связь пылала гордостью и стыдом, ненавистью и раскаянием, так что это не сильно помогло. — Я знаю о некоторых из тех же исследований, которыми, должно быть, занимался Дамблдор. Люди искали защиту от Смертельного проклятия с тех пор, как оно начало существовать. Но ритуалы всегда были неполными и зависели от того, чтобы человек был привязан к определённому месту и заранее знал, что кто-то собирается наложить на него это конкретное проклятие. Если ты не стоишь в этом кругу, когда это происходит, ритуал бесполезен. Взгляд Гарри метнулся обратно к лабиринту. — Но этот отличается? — Это выглядело как рисунок, который кто-то мог бы попытаться сделать для ритуала. Том покачал головой. — Нет. Существенной частью, о которой все забывали, была магия родственных душ. И даже тогда это могло бы не сработать без такой сильной родственной связи, как у нас. До этого момента для меня это тоже было чисто теоретики, поскольку до недавнего времени у меня не было тебя. — Он переплёл свои пальцы с пальцами Гарри и потянул его ближе к лабиринту. — Иди сюда, дорогой, посмотри. Гарри пошёл с ним, не противясь, но будучи очарованным, и наклонился достаточно близко, чтобы увидеть зелёное проклятие, насаженное на что-то, что казалось серебряными шипами одного из полукругов лабиринта. — Я не знаю, что это значит, — признался Гарри, посмотрев некоторое время. Даже с учётом объединённой магии их связи, протекающей между ними, он не понимал всех нюансов, с которыми Том пытался познакомить его или научить его чему-то. На мгновение Том вдохнул, будто не хотя объяснять, на что они на самом деле смотрят. Затем он выдохнул и повернулся, чтобы посмотреть на Гарри. — Я лишил себя способности накладывать Смертельное проклятие. На долгое мгновение тело Гарри охватила дрожь напряжения. Но он мог чувствовать правду по их связи. Том действительно сделал то, что сказал. Гарри отступил на шаг и уставился на него. — Но почему? Том снова схватил его за руки, так же, как держал его Гарри, когда пытался объяснить, что он чувствует по поводу того, что сделал Том. — Потому что я не хочу, чтобы ты не доверял мне. Потому что я хочу показать тебе, что я поддерживаю идею этого фонда. Потому что я подарю им этот дом, если ты этого хочешь. — Он поколебался, затем добавил: — Потому что отказ от моей способности творить заклинания — ничто по сравнению с теми жертвами, на которые я готов пойти ради тебя. Ошеломлённый Гарри прислонился к Тому. Его тело сотрясалось от эмоций до такой степени, что он не думал, что Тома удивило, когда он прочистил горло и произнёс: — Сегодня вечером нам не следует проводить ритуал, чтобы призвать ко мне змею. — Не следует, я согласен. — Голос Тома, говорившего по-английски, снова стал мягким. Он провёл пальцами по щеке Гарри. — Мы поедем домой и вернёмся завтра или в эти выходные. В любой момент, когда Визенгамот и мои министерские обязанности оставят нам достаточно времени. Гарри кивнул. Затем он сильнее прижался к Тому и послал по узам мягкий импульс тепла, которое он действительно ощущал. Он любил Тома, насколько бы сложно это ни было. Он был связан. Он бы ушёл не дальше, чем смогли бы уйти друг от друга Гермиона и Рон, или его родители. К лучшему это или к худшему. * Том снова коснулся щеки Гарри, затем его запястья, чтобы посмотреть, как метка души сияет и танцует с живым пламенем. Мне повезло намного больше, чем я когда-либо этого заслуживал.