His Darkest Devotion

— Мы по-настоящему не обсуждали, что вы чувствуете к своей родственной душе. Гарри откинулся на спинку стула и постарался не скрещивать руки на груди. — Обсуждали. Думаю, ясно, что я люблю его, и что он выводит меня из себя. — Я хотел бы увидеть ещё одно ваше воспоминание. Возможно, о том времени, когда вы слышали, как другие обсуждают вашу родственную душу, и о том, что вы чувствовали в этот момент? Гарри медленно выдохнул. Джеральд продолжал наблюдать за ним своими ужасно понимающими глазами, но было кое-что, чего он не объяснил. — Сначала скажите мне, почему это так важно. Целитель разума кивнул. — Потому что я думаю, что вы не признали своих собственных противоречивых чувств. Я слышал, как вы на прошлой неделе говорили, что он был самым важным человеком в вашей жизни, а потом, пять минут спустя, вы сказали, что это были ваши родители. Гарри нахмурился. Он не мог припомнить, чтобы говорил этого. — Мне кажется, люди могут по-разному чувствовать, как тот или иной человек важен для них. — Конечно. Я просто хотел обратить ваше внимание на это противоречие и спросить, что вы думаете по этому поводу. И ещё, — добавил Джеральд прежде, чем Гарри успел ему ответить, — хочу сказать вам, что, по-моему, ваша ситуация отличается от других, которые я видел. Да, те, чья родственная душа является магглорождённой, когда сами они чистокровные и выросли с верой в чистоту крови, испытывают трудности. Но они при этом не были окружены людьми, которые изо дня в день твердили им, что их родственная душа как личность — зло. Скорее, категория, к которой принадлежит их родственная душа, воспринимается как нежелательная. Вы видите разницу? Гарри беспокойно пошевелился. Да, он видел разницу. Он просто не думал, что это должно быть центральным элементом внимания для целителя, о чём он и сказал. Джеральд спокойно посмотрел на него. — Не центральный. Но его часть. До недавнего времени Том Реддл был человеком, из-за которого вы были готовы покончить с собой, лишь бы избежать с ним встречи. Вы пытались стереть свою метку. Вы создали тщательно продуманный обман на каждом уровне своей жизни, даже не позволив своему крёстному отцу и лучшим друзьям узнать о ней. Это чуть не стоило вам жизни Сириуса, и сыграло свою роль в том, что вы лишились своих лучших друзей. Я не верю, что вы могли бы перейти от такой позиции к принятию своей родственной души как своей и только своей, не совершая при этом внутреннего насилия над собой. Гарри потёр руками ноги, не отрывая взгляда от своих коленей. Это было то, о чём он на самом деле не мог поговорить ни с кем другим. Во многом это было правдой. И в равной степени верно было и то, что на самом деле он не был готов про это заговорить. Тому, конечно, было любопытно, но Гарри не хотел раскрывать ничего такого, что заставило бы его наброситься на его маму, папу и крёстного отца. И его родители… Они извлекали максимум пользы из плохого положения, и Гарри это знал. Они сожалели о том, что вообще были связаны с Орденом Феникса и с Дамблдором. Они хотели, чтобы всё было по-другому. Но они выслушали бы его опасения по поводу того, что он влюбится в Тома, и убедили бы его освободиться, если бы у него были какие-либо опасения. Принятие не влияло на их мышление, если только он не был глубоко и на сто процентов влюблён в Тома, и, даже несмотря на то, что Орден был разрушен, а Дамблдор сошёл с ума, Гарри не знал, как, по их мнению, он мог бы поступить. Сбежать в маггловский мир? Такая вероятность была, и он видел, как это предполагала его мать, учитывая, что она там выросла. — Гарри? Гарри вздрогнул и поднял голову. — Да, — хрипло сказал он. — Я чувствую, что Том хочет, чтобы я стал его благодарной родственной душой и сжёг все мосты, связывающие меня с моим прошлым, а мои родители хотят, чтобы я увидел, что Том — зло, и отвернулся от него. После того, как я хорошенько прочувствую это на себе, чтобы у меня точно никогда больше не возникло искушения вернуться к нему в будущем. Связь зазвенела, и Том ментально протянул к нему руку, его слова скользили, словно акулы на мелководье. — С тобой всё в порядке, дорогой? — Я хочу сосредоточиться на том, что делаю сейчас с Целителем разума Лауфри. Связь немедленно прекратилась. Гарри вздохнул. В этом был весь Том. Он бы уступил в одно мгновение, если бы думал, что Гарри делает что-то ещё из того, чего он от него хочет. И это заставило Гарри задаться вопросом, насколько хорошо Том воспримет политические компромиссы и что-то подобное, что Гарри хотел предложить в будущем. — Есть ли кто-нибудь, с кем вы можете поговорить об этом, кроме меня? Гарри обдумал вопрос, но вынужден был покачать головой. — Том такой обольститель, что он, по-моему, половину времени дурачит сам себя. Мои родители отчаянно пытаются меня поддержать, но они также были бы в восторге, если бы думали, что я сомневаюсь в нашей связи. У моего крёстного отца... свои проблемы. — И неужели ваш круг общения так мал? — мягко спросил Джеральд. — Вы не могли спросить какого-нибудь другого друга или профессора со времён вашего обучения в Хогвартсе? Гарри моргнул. Он даже не подумал об этом. Конечно, он чувствовал себя отдалённым от большинства людей в школе, потому что скрывал тайну своей метки души, и поэтому предпологал, что они чувствовали то же самое. Но... ну, он делил спальню с Невиллом Лонгботтомом в течение семи лет. И дружил с Луной Лавгуд в течение пяти из них. Они нечасто пытались поговорить с ним с тех пор, как окончили учёбу в Хогвартсе, но Гарри тоже не выходил на связь. Он был занят, пытаясь помочь Ордену со своей работой в Министерстве низкого уровня и информацией, которую он мог им передать, и он знал, что Невилл был занят своим бизнесом по гербологии. Луна? Он понятия не имел, чем она занимается. — Я знаю кое-кого, кто, возможно, захочет поговорить со мной, — сказал Гарри и слегка вздохнул, массируя грудную клетку. У него словно гора свалилась с плеч, хотя он знал, что нет никакой гарантии, что Невилл или Луна будут идеальной аудиторией. Родители Невилла симпатизировали Ордену, хотя сами никогда к нему не присоединялись. Луна выслушала бы, но, возможно, она не смогла бы дать никакого разумного совета. — Почему я чувствую себя намного лучше? — пробормотал он себе под нос. — Потому что вы знаете, что вы не один, — сказал Джеральд, и Гарри вздрогнул, на секунду забыв о его присутствии. — Я могу выслушать вас, но я не должен быть единственным способным на это человеком в вашем окружении. И вам может быть не нужно, чтобы они говорили вам, что делать дальше. У меня такое ощущение, что и так слишком многие люди делают это. Вместо этого они могли бы предложить вам дружеское общение. Гарри медленно кивнул. Этот сеанс исцеления разума проходил намного лучше, чем он когда-либо мог надеяться. Однако он не мог сказать об этом Тому — его бы тут же захлестнуло самодовольством, которое просочилось бы через их связь. Игнорируя любопытство, которое, как он чувствовал, терзало его прямо сейчас, Гарри наклонил голову и спросил: — Мы будем смотреть воспоминания сегодня? — Если вы сможете найти такое, что не станет слишком болезненным для вас, я думаю, это оказалось бы достаточно ценной информацией. Гарри кивнул и подумал о том, что он мог бы показать Джеральду, но, насколько ему было известно, он уже услышал лучший совет за день. * — Спасибо, что пригласили нас в свой дом, миссис Лавгуд. — Вам следует называть меня Пандорой. И я сделала это, потому что мама сказала, что я должна попытаться выяснить, что вы задумали. Том моргнул, но в остальном справился со своей реакцией. Он не часто имел дело с Пандорой Лавгуд, дочерью мадам Мунвелл, поскольку она была исследователем экспериментальных заклинаний, и у неё не было особых причин предстать перед Визенгамотом. Мадам Мун Уэлл тоже была прямолинейна, но она с удовольствием играла в политическую игру ради самой себя. Пандоре же просто было всё равно. — Что же, я уже говорил вам, — сказал он, откидываясь на спинку ярко-синего кресла в ярко-оранжевой гостиной. Гарри сел рядом с ним, его часть связи сияла от удовольствия, словно свечи. Том ментально провёл по ней рукой и наблюдал, как Гарри выгнул спину, пытаясь притвориться невозмутимым. — Мы пришли сюда, потому что нам нужна ваша помощь с ритуалом, и Гарри хотел бы поговорить с вашей дочерью. — Но ваша цель больше, чем это. — Пандора изучала его своими необычайно яркими голубыми глазами. Они были похожи на кусочки льда, вживленные в её лицо. — Вы ничего не делаете без политических мотивов. — Почему вы так думаете? — Мама говорит, что вы хотите быть диктатором. Гарри опустил подбородок, и связь затрещала от смеха. — Я не буду помогать вам с ритуалами, способствующими диктатуре, — продолжила Пандора с ноткой осуждения в голосе. — Вам придётся достичь этого самостоятельно, и я в любом случае не считаю, что диктатура является морально правильной. Гарри, казалось, почти задыхался про себя. Том послал раздражённую мысль по связи, но это не помогло. Он вздохнул и посмотрел Пандоре в лицо. — Я обещаю вам, что этот ритуал не имеет ничего общего с диктатурой. Как вы знаете, я змееуст, и Гарри может понимать змеиный язык, как моя родственная душа. Однако я хотел бы углубить эту связь, а это означает предоставить ему более сильную связь со змеями, чтобы он смог говорить с ними сам. Удивление пришло с того конца связи, где находился Гарри, подобно лучу солнечного света. Том улыбнулся и продолжил терпеливо смотреть в сторону от него, на Пандору, которая выпрямилась в своем кресле и, казалось, впервые заинтересовалась проблемой. — Ты не говорил мне, что это будет то, чем мы займёмся. Просто найди мне змею! — Я думал, что владение Парселтангом проявится у тебя как естественное следствие этого ритуала, а значит, и углубится наша связь. Однако хорошо, что мы не смогли завершить этот конкретный ритуал в ту ночь, потому что я нашёл другой. Он сослужит нам лучшую службу. — Какое отношение к этому имеет мать Луны? К счастью, Пандора ответила на этот вопрос сама и избавила Тома, по крайней мере, от части усилий, которые он прикладывал, имея дело с его несносной родственной душой. — Я нужна вам из-за моего опыта работы со змеиной кожей. Том кивнул. — Я не смог вспомнить ни одного другого эксперта в волшебном мире. Возможно, это было не слишком лестно, но правда была единственной вещью, которая действительно сработала бы с Пандорой Лавгуд. Посмотрев на него мгновение, она кивнула в ответ. — Что же, это правда, я проводила эксперименты, которые могли бы восполнить недостающие части ритуала. — Кто-нибудь, пожалуйста, поделится со мной секретом, который, кажется, у вас двоих общий? — Гарри прервал его. — Какой ритуал? Почему в нём не хватает частей? Пандора, в свою очередь, уставилась на него. — Он вам не сказал? — Нет. — Существует ритуал, дающий человеку возможность освоить Парселтанг, но он не проводился уже много лет, потому что в некоторых частях оригинальной рукописи, где он был записан, есть пробелы, — поспешно сказал Том. Была разница между тем, чтобы позволить Пандоре взять на себя часть бремени общения с Гарри, и тем, чтобы позволить ей посеять недоверие между ними. — Для этого также нужен Змееуст, который готов поделиться даром, и, что ж, таких было достаточно мало. Наши родственные души могут понять нас. Для большинства этого было достаточно. — Но не для тебя. — Ничего не будет достаточно, пока мы не разделим всё. Гарри уставился на него и сглотнул, затем сказал: — Я почти уверен, что Целителю Разума Лафри нашлось бы что сказать по этому поводу и о том, как собственнически ты сейчас звучишь. Но в центре их связи была единственная серебряная искорка. Гарри, возможно, и не хотел, чтобы последствия этого собственничества обрушились на него, но ему нравилось, что Том это чувствовал. Том откинулся на спинку стула и самодовольно улыбнулся. — Надеюсь, вы закончили флиртовать передо мной? Том почувствовал, как румянец пытается заструиться по его щекам, и резко покачал головой. Гарри посмотрел на него с вопросом в глазах, но Том только ответил: она не это имела в виду, она просто хочет продолжить разговор, и снова повернулся к Пандоре. — Да, — сказал он. — Мы закончили. Она кивнула. — Вы верите, что сможете заполнить пробелы в ритуале с помощью змеиной кожи. Сброшенная кожа могла бы завершить ритуальный круг в тех местах, где в рукописи отсутствует расположение исходных ингредиентов, а живые змеи, приходящие к вам и посылающие достаточное количество яда в организм вашей родственной души, возможно, смогли бы компенсировать отсутствие инструкций к ядовитому зелью. — Простите, что?.. — Змеям нужно укусить вас, чтобы их яд попал в вашу кровь, — сказала Пандора, переводя взгляд на Гарри. — Наверное. — Наверное? — Мы точно не знаем, — сказала Пандора, звуча немного нетерпеливо. — Вот почему ритуал не проводился раньше. В нём так много пробелов и брешей... — Мгновение она смотрела вдаль, улыбаясь, затем встряхнулась и сосредоточилась на Гарри. — Но вы увидите это сами. — Вы не спросили, согласен ли я. Том очень хорошо знал, что эти слова предназначались ему, а не Пандоре. Он повернулся к Гарри. — Ты согласишься на это? Гарри уставился на него, слегка склонив голову набок, как будто так ему было легче рассмотреть Тома и прийти к правильному ответу. Том позволил ему осмотреть всё, что ему было нужно. Он знал, что Гарри примет правильное решение, увидит, как сильно Том заботится о нём и как много это для него значит. — Почему это так важно для тебя? — Спросил Гарри. — Знать, что я могу говорить с тобой на Парселтанге, а не просто понимать его? Конечно, не обошлось без некоторых вопросов, признал Том, в то время как связь между ними звенела голубизной и пахла мятой. И всё же он был не прочь поговорить об этом в присутствии Пандоры. Ей было слишком всё равно, чтобы кому-то об этом рассказать. Он встал и подошел к стулу Гарри, опустившись на колени, чтобы взять его за руку. Гарри вздрогнул и уставился на него, на мгновение переводя взгляд с Тома на Пандору и обратно. Том слегка покачал головой. Ему по-прежнему было всё равно на реакцию окружающих, и чем скорее Гарри это признает, тем лучше будет для них. — Том? — Голос Гарри перешёл на шёпот. — Послушай меня, любимый, — сказал Том мягко и отчётливо. — Я хочу разделить с тобой всё, что у меня есть. — Но ты уже это делаешь. Я могу понимать Парселтанг. Ты представил меня кое-кому, с кем хотел меня познакомить. — Вспышка настороженности, скользнувшая по их связи, демонстрировала появившуюся у Гарри мысль о том, что было лучше не упоминать Нагини вслух. — Я просто не понимаю, почему тебе этого недостаточно. Том взял руку Гарри и поцеловал её. — Ты правда не понимаешь? — Преданность, которую он испытывал к Гарри, разлилась по связи подобно потоку тёмной воды, и Гарри прикрыл глаза и вздрогнул, словно человек, который начал в ней тонуть. — Ладно, полагаю, что понимаю, — пробормотал Гарри. — Но у тебя, должно быть, есть другая причина желать, чтобы я говорил на Парселтанге так же хорошо, как и понимал его. — Почему? — Потому что сначала ты собирался провести другой ритуал, тот, который бы просто призвал змею. Что заставило тебя передумать? Том заколебался, и Гарри взглянул на него блестящими и проницательными, как у ястреба, глазами. — Том. Я не смогу тебе помочь, если ты мне не доверяешь. Том поморщился и кивнул. Он не хотел заставлять Гарри волноваться или утруждать его, и он всё ещё не был уверен в своих выводах. Но теперь у него не было выбора, и это был тот разговор, который он предпочёл бы не вести в присутствии Пандоры. Что же, у него были способы сохранить их конфиденциальность. — Я подозреваю, что Дамблдора будет трудно остановить. Гарри нахмурился и мысленно ответил по связи, приспосабливаясь без единой инструкции с его стороны. Мерлин, Том любил этого человека. — Но мы это уже знали. Какое это имеет отношение к тому, чтобы я овладел Парселтангом? — Я провёл исследование, которое навело меня на мысль, что Дамблдор выполнял приказы фениксов. Помнишь легенды, о которых я тебе рассказывал, о том, что они могут изменять реальность, создавать множество её версий? Из разговоров с твоими родителями и крёстным я обнаружил доказательства того, что он назвал свой орден в честь той версии реальности, которую хотел воплотить в жизнь. Гарри сел. — Ты им не сказал? По крайней мере, он не спрашивал, причинил ли Том им боль, и, по крайней мере, он знал Тома достаточно хорошо, чтобы понимать, что Том не поднял бы на них руку, независимо от того, насколько он был разочарован, если эти люди имели значение для Гарри. Том покачал головой. — Они бы ответили, но это вызвало бы негодование, которое не стоит подогревать. И было лучше, когда они отвечали на мои вопросы, не имея представления о том, что я хотел узнать, а не пытались угадать и предсказать, что я хотел от них услышать. Гарри подумал об этом, связь задрожала от вспышек света, слишком резких и быстрых, чтобы Том мог прочитать их как слова. Затем он посмотрел на Тома и спросил: — И что конкретно они рассказали? Том придвинулся, чтобы оказаться рядом со стулом Гарри, так как у него начали болеть колени, и положил руку Гарри на плечо, также переходя на ментальную связь. Отвечать на Парселтанге, когда Гарри говорил с ним мысленно, начинало казаться немного глупым. — Они намекнули, что Альбус создал Орден, чтобы изменить существующую реальность. Он вовлёк Орден и связанные с ним пары родственных душ в мощную ритуальную магию. — Ну, да, он это сделал. Но я никогда не слышал о ритуале, который мог бы буквально изменить реальность. — В некотором смысле, это то, что делают все они. Внутри круга мир — это… — Я знаю, что внутри круга мир другой, и когда ты разрываешь круг, перемены распространяются по всему миру, — огрызнулся Гарри. — Я всё ещё не думаю, что Дамблдор смог бы добиться подобных результатов. Ритуалы, которые он заставлял проводить Орден, были разными и не были посвящены какой-то одной цели. — Скажи мне правду, Гарри. Узнал бы ты, если бы это было не так? Пальцы Гарри оставили вмятины на подушке, на которой он сидел. Затем он сказал: — Но я не понимаю, что общего может быть между ритуалом создания убежища для Ордена и ритуалом создания мощного заклинания, которое убьёт тебя. — Желание изменить мир. Воплотить в жизнь то видение, которого он хотел. Но тот волновой эффект, о котором я говорил… я знаю, что он длится недолго. Вот почему ритуалы имеют больший успех, вступая в силу внутри круга или меняя что-то только в непосредственной близости от себя, как только круг будет разорван. Как мог Дамблдор сложить их вместе, когда рябь остаточной магии от одного ритуала исчезла бы к тому времени, когда он провёл бы другой? Том нахмурился. — В этом и заключается трудность теории. Гарри больше ничего не сказал, только приподнял брови. Связь стала скорее кислотно-жёлтой от самодовольства, что, по мнению Тома, было не самым привлекательным цветом его родственной души. — Но, — добавил Том, — поскольку он следовал приказам фениксов, один из них, возможно, рассказал ему, как связать определённые ритуалы воедино, чтобы использовать остаточные эффекты от них обоих и не дать ряби рассеяться. — Ты говоришь обо всём этом, об Ордене и о том, что он делал, как о части какого-то одного гигантского ритуала, слишком большого, чтобы его можно было увидеть? Том улыбнулся, гордый тем, что Гарри так быстро догадался, на что он намекает, хотя, если быть абсолютно честным, Гарри мог уловить это из его мыслей. — Точно. Дамблдор, возможно, даже не осознавал этого, если он следовал указаниям феникса, который и не раскрывал ему, почему он хотел, чтобы тот делал определённые вещи. Гарри постучал пальцами по спинке стула. — И как мы можем противостоять чему-то подобному? Как мы можем быть уверены, что то, что я овладею Парселтангом, даст нам оружие чтоб защититься, а не является просто ещё одним шагом в плане феникса? Том покачал головой. — Конечно, мы не можем быть уверены, но мы точно знаем, что причинили Дамблдору определённые неудобства, и, по крайней мере, замедлили выполнение любого плана, над которым он работает. И это оружие, которое дало бы нам больше преимущества. Гарри обдумал это, мысли проносились в его голове, словно перезвон колокольчиков. Затем он кивнул. — Давай сделаем это. Том дотронулся до его лба — самое интимное, что он был готов сделать в присутствии третьего лица, — и повернулся лицом к Пандоре. — Для нас будет честью поработать с вами над реконструкцией ритуала, миссис Лавгуд. — И мне действительно нужно поговорить с Луной, — добавил Гарри, возвращая их к той части дела, о которой Том почти забыл. - Не согласится ли она поговорить со мной сегодня, миссис Лавгуд? Или она занята? Том откинулся на спинку стула, и связь между ними установилась сама по себе. Он получал отчёты о Луне Лавгуд, когда она ещё была студенткой Хогвартса, поскольку его наблюдатели не смогли выяснить, будет ли она полезна для его дела или нет, и он знал, что ему нечего опасаться её ни по отношению к Гарри, ни по отношению к их связи. — Я полагаю, она в своей мастерской, — сказала Пандора, а затем снова повернулась к Тому. — Мы должны обсудить, какие змеиные шкуры мы будем использовать для ритуала. — Да, — сказал Том и кивнул Гарри. Гарри закатил глаза и встал. — Тебе не нужно отмахиваться от меня, как от домашнего эльфа. — Я показываю, что доверяю тебе, а не что убираю с глаз долой. Связь на мгновение стала ровной и тёмной, а затем Гарри скользнул прочь, и Том покачал головой. Он повернулся к Пандоре, которая сказала: — Вы уже обрели четырехкратную силу? Это повлияет на то, насколько сильный ритуальный круг мы сможем создать. * Гарри нашёл мастерскую именно там, где и ожидал её найти, — за главным зданием. В Хогвартсе Луна работала в маленькой хижине, пристроенной к дому Хагрида, и она выложила дорожку из белого камня, которая вела к ней. Гарри просто должен был вернуться тем же путем, которым они с Томом пришли, а затем найти тропу из белого камня и следовать по ней. Он отошёл подальше от двери и осторожно постучал. Дверь маленького домика была истрёпанной и покрытой чем-то похожим на пятна от зелий, однако Гарри достаточно хорошо знал Луну, чтобы понимать, что, вероятно, причина была вовсе не в этом. Он немного подождал, когда наконец послышались шаги, и она открыла дверь. Луна одарила его широкой, радостной улыбкой. — Гарри. Заходи. Просто нырни под паутину. Это часть нового дизайна. — Она повернулась и вернулась в дом. Гарри прошёл следом за ней, наклонившись ниже, чем, вероятно, было необходимо, но всё, что ему действительно нужно было помнить, — это один вечер, когда за паутиной в его волосах последовали ожоги третьей степени. Теперь он был осторожен всегда, если Луна говорила ему быть, и будет на всю оставшуюся жизнь. Интерьер мастерской представлял собой маленькое жизнерадостное помещение, выкрашенное в цвет яичной скорлупы на одной стене, ещё на двух в жгуче жёлтый цвет, а на последней — в тропический оранжевый. Гарри не знал, было ли это частью экспериментов, или просто Луна хотела что-то сделать, чтобы заставить помещение светиться. В центре маленького домика стоял стол, сделанный из металла, с несколькими дымящимися отверстиями и пятнами посередине. Из мебели были только два стула, один из которых лежал на полу. — Подними его и смахни пыль с сиденья своей волшебной палочкой, сидеть на нём должно быть безопасно, — рассеянно сказала Луна, перебирая что-то, что казалось кучей металлических прутьев возле камина в оранжевой стене. Гарри в точности последовал её инструкциям, и к тому моменту, когда он это сделал, Луна уже подходила к нему с чашкой чая. От неё шёл пар и чувствовался запах жасмина. Гарри кивнул головой в благодарность и принял её. Он уже давно перестал спрашивать Луну, как ей это удается. Он либо получал длинное объяснение, которое в основном ссылалось на несуществующих зверей, либо загадочную улыбку в ответ. — Что привело тебя сюда? — спросила Луна, присаживаясь на другой стул. Что-то хрустнуло и сломалось, и стул подпрыгнул под ней, но Луна даже не пролила свой чай. — Ты наконец-то нашёл свою родственную душу? Гарри кивнул. Он не удивился, что она была в курсе, хотя, зная её, ей об этом поведал во сне какой-нибудь лебедь, нежели она прочла про это в газете. — И он министр. — Я никогда не думала, что ты хочешь заняться политикой. Гарри вздохнул. — Я и не хотел. На самом деле, я старался держаться от всего этого подальше. Но я родился с его именем на руке. Я всегда знал, кто он такой. Я просто… хотел попытаться притвориться, что это не так. Я думал, что, возможно, смогу держаться подальше от него всю оставшуюся жизнь. Луна села, уставившись на него. Гарри скрыл гримасу. Он знал, что она смогла бы смириться с тем, что его феникс каким-то образом совпал с фениксом Тома, если бы это было правдой, но она бы никогда не подумала, что он солгал ей. — Почему ты сказал мне, что твоей меткой души был феникс? Гарри сглотнул. Да, такой прямой вопрос означал, что она расстроена. — Потому что мои родители и Дамблдор боялись того, во что превратится Том, обладающий четырёхкратной силой. Поэтому они изо всех сил старались увести меня подальше от него и сделать так, чтобы он никогда не узнал. Возможно, он этого и не сделал бы, но я его заинтриговал, а затем он прикоснулся к моей настоящей метке души. — Тогда что такое феникс на твоей руке, если не настоящая метка твоей души? Гарри моргнул. Он не ожидал такого тона в её голосе. — Я сделал маггловскую татуировку. Я использовал её, чтобы скрыть свою метку души в кандалах по краям. — Он наклонил руку и указал Луне на слова, хотя и отвёл руку подальше назад, чтобы она не могла прикоснуться к ней. Он не думал, что хочет объяснять это Тому. Луна, к её чести, лишь немного наклонилась и внимательно изучила слова, как будто пытаясь запомнить, как они появлялись и исчезали среди завитков пламени и сломанных кандалов на фениксе. Затем она откинулась на спинку стула. — Ты знаешь, что я ещё не нашла свою родственную душу. Гарри кивнул. Метка души Луны была чем-то нежным, струящимся и зелёным, это могли быть и цветы, и виноградная лоза, а могло быть существо, которое жило в каждом из них и украшало её спину. Гарри видел его однажды и восхитился. — Я бы и не подумала пытаться спрятаться от неё. Гарри проглотил то, что норовило сорваться с кончика его языка, а затем неловко проглотил чай, который пытался выпить. Он поставил чашку на стол. — Я знаю, Луна, но… — И если бы кто-то сказал мне, что я должна прятаться от неё, я была бы очень огорчена. Огорчена человеком, который сказал мне это, а не моей родственной душой. — Моя семья сказала... — И я бы рассказала кому-нибудь ещё, — сказала Луна, а её взгляд упёрся в него до такой степени, что казалось, будто она гвоздями пригвоздила Гарри к стулу. — А не решила, что лучшее, что я могла бы сделать — это сохранить всё в тайне. Гарри прикрыл глаза. У него в голове крутились видения того, как бы всё сложилось, если бы он сбежал к Тому, когда учился на пятом курсе, и что произошло бы, если бы ему удалось стереть метку. Он ни разу не подумал о том, что было бы, если бы он поделился с Луной своим секретом. — Я думала, мы друзья. Гарри с трудом сглотнул. — Так и есть. — Тогда почему ты скрывал от меня нечто подобное? Какой в этом был смысл? Я смогла бы помочь тебе. Я бы послала сову, если бы это было нужно. Гарри моргнул и снова открыл глаза, замешательство пересилило его нежелание видеть выражение лица Луны в данный момент. — Сову? — Если ты не хотел писать своей родственной душе, потому что боялся, что твой почерк выдаст тебя. Я могла бы отправить ему замаскированное письмо, и тогда он не узнал бы, как выглядит твой почерк. Гарри слегка усмехнулся и протянул руку. Луна нахмурилась, но затем протянула свою в ответ. Она крепко встряхнула её и, удерживая, повернула его руку в сторону, чтобы увидеть имя, написанное у него на запястье. — Я не понимаю, почему ты так сопротивлялся. Я знаю, что ты не интересовался политикой, но это не то же самое, что ненавидеть её. И это не то же самое, что ненавидеть свою родственную душу. — Я знаю. Я не испытывал к нему ненависти, за исключением тех случаев, когда думал о том, как сильно мои родители и Орден ненавидели его, и это означало, что мне придётся прятаться от него годами. Луна посмотрела ему в глаза. — Что они тебе о нём рассказывали? — Что он ненавидел всех маглорождённых и магглов-полукровок и вёл тайную войну против них. Или, скорее, собирал силы для ведения тайной войны. Что он сделает всё, что в его силах, чтобы разрушить маггловский мир и отделить от него магглорождённых… или же просто убьёт их всех. Я думал, что моя родственная душа — Тёмный Лорд, совершающий геноцид. — Ты мог бы поговорить со мной. Или с кем-нибудь другим. — Но было ясно, что Луна предпочла бы, чтобы он поговорил с ней. — И мы бы сказали тебе, что это не так. Гарри снова сглотнул, не отводя взгляда. — Но в этом и дело. Мои родители, и Дамблдор, и... другие люди думали, что он одурачил весь мир. Я не мог доверять ничему, что кто-либо за пределами Ордена говорил о нём. Мои родители верили, что если бы кто-то другой узнал, что он моя родственная душа, то они бы передали меня ему, и он убедил бы меня отвернуться от всего праведного. — Зачем ему было уговаривать тебя сделать это? — Потому что мне так хотелось верить, что я особенный и что я не был злом из-за того, что родился с этой меткой на руке. Было время, мне было пятнадцать или около того, когда я бы просто рухнул в его объятия, и он мог бы делать всё, что захочет со мной и с волшебством, которое мы бы создавали вместе. На этот раз Луна была той, кто закрыл глаза, вздрогнув, будто Гарри ударил её. — Ты не зло. Ты заслуживал всё то, что он мог тебе дать. Ты всё ещё заслуживаешь, — прошептала она. Гарри кивнул, затем коснулся её руки, когда Луна просто продолжала держать его за руку, потому что, в конце концов, она не могла увидеть, что он делает, с закрытыми глазами. — Теперь я это знаю. Или Том помогает мне научиться понимать это. Я посещаю Целителя разума и всё в таком духе. Но, пожалуйста, не сердись на меня за то, что я не рассказал тебе раньше, Луна. Было нехорошо думать, что моя метка сделала меня злом, однако это было то, во что я верил долгое время. — Я прощаю тебя, — наконец произнесла Луна, когда они просидели в тишине достаточно долго, чтобы Гарри подумал, что она может в гневе отослать его прочь. — Но только если ты пообещаешь никогда больше не хранить от меня подобных секретов. Она открыла глаза, и у Гарри перехватило дыхание. Блеск в её голубых глазах был подобен удару в лицо. Он иногда завидовал её родственной душе, когда они оба были моложе, желая, чтобы он мог бы просто быть с ней, а вся эта сложная путаница с его меткой души оказалась бы ненастоящей. Теперь он завидовал её родственной душе только за то, что у неё был кто-то настолько сильный. — Мне придётся сохранить что-то в секрете, если Том скажет, — сказал Гарри, потому что Том был для него превыше всего, и ему нужно было, чтобы Луна это поняла. — Но в остальном, хорошо. Луна просияла и встала, чтобы обнять его. Гарри прислонился к ней, радуясь, что для неё его сердцебиение не будет таким же громким, как для него самого. К нему вернулся один из его друзей, тот, кого долгое время не было в его жизни. И кто-то, кто не был замешан в этой чепухе с Орденом. После потери Рона и Гермионы Гарри не осознавал, насколько сильно он в этом нуждался. Будь проклят мой Целитель разума. Он снова был прав. Конечно, так оно и было. * — С тобой всё в порядке, Джеймс? Ты смотришь на это письмо уже десять минут. Джеймс глубоко, прерывисто вздохнул и разгладил пергамент, который принесла ему обыкновенная сипуха. Он откинулся на спинку стула и посмотрел жене в глаза. Лили нахмурилась, прикусив губу, и связь между ними наполнилась смесью недовольства и страха. — Это письмо от подруги Гарри, Луны Лавгуд, — сказал Джеймс и наблюдал, как Лили наклонила голову, прежде чем кивнула, вспоминая. — Она адресовала это мне, но я думаю, что это предназначено для нас обоих. Тебе следует это прочитать. Он протянул его ей, не нуждаясь в том, чтобы стоять рядом с Лили, ибо и так знал слова, по которым сейчас пробегались её глаза. Он смотрел на содержимое достаточно долго, чтобы запомнить, тем более что оно было не очень длинным. Дорогой мистер Поттер, Я хотела, чтобы вы знали, что было очень неправильно заставлять Гарри думать, что его родственная душа — зло, и что он сам был злом, потому что у него была метка души министра Реддла. Вы могли бы сами изучить Реддла и хотя бы попытаться выяснить, действительно ли он ведёт тайную войну. Или вы могли бы покинуть Орден и попытаться убедиться, что существует способ, которым Гарри смог бы соединиться со своей родственной душой, не теряя при этом себя в узах. Вы не сделали ни того, ни другого. Вы просто слепо верили и следовали за ним, и это означает, что Гарри гораздо больше рискует потерять себя из-за связи сейчас, чем если бы вы были умнее до этого. Он превратился из изолированного человека в центр чьего-то мира. Как вы думаете, что это с ним делает? А потом внизу было её имя. Джеймс помассировал лоб. В этот момент он чувствовал себя так, словно у него там был свой собственный шрам или вторая метка души, целенаправленно пульсирующая болью. Стыд переполнял его с каждым вздохом. Мисс Лавгуд была права. Не удивительно, что Гарри так сильно поддался обаянию Реддла. Они изолировали Гарри на большую часть его детства и лишили его возможности научиться сдерживаться и относиться к Риддлу критически, или хотя бы нейтрально. Ему просто вбили в голову, что его ситуация с его родственной душой безнадёжна, что ничего нельзя изменить, и что у него никогда не будет того, что есть у других людей, а потом, когда он узнал, что может это получить… Или его тень… Конечно, он ухватился за это обеими руками. Джеймс вздохнул и посмотрел на Лили. Она положила письмо на край стола и смотрела на него спокойным, пристальным взглядом, который он узнал. — Значит, нам нужно перестать так критиковать Реддла? — Спросил Джеймс. Его голос дрогнул. Он не хотел этого. Одно дело было обнаружить, что этот человек не был Тёмным Лордом, на чём так долго настаивал Альбус, и совсем другое — начать доверять ему, особенно в том, что касается охраны сердца Гарри. — Мы всё ещё можем критиковать его, — сказала Лили. — Но критиковать его за то, что он делает, а не за то, что он может сделать и чего мы боимся. Джеймс медленно кивнул. Он мог увидеть смысл в этом, особенно с учётом того, что блеск в глазах Реддла время от времени говорил Джеймсу, что ему нравится, как подозрения Джеймса отворачивают от него его сына. Но, с другой стороны, кто-то должен был присматривать за Реддлом. Лили могла бы быть дружелюбным лицом. Джеймс отходил на задний план, делал неопределённые комментарии, кивал, улыбался и ждал. И когда правда наконец откроется — а у Джеймса было предчувствие, что это случится скоро, — тогда он сможет стать тем, кто нанесёт удар по Реддлу и уберёт его.