His Darkest Devotion

Том тихо вошёл в квартиру, которую Гарри делил со своими родителями, и закрыл за собой дверь. Самого Гарри ещё не было здесь, но это было к лучшему. Том чувствовал, как Гарри, подобно шторму, давит со своей стороны связи. Значит, в разговоре с Лонгботтомом он обнаружил нечто, взволновавшее его сильнее, чем он уже был до этого. И Том хотел получить шанс поговорить с ним до того, как это сделает кто-либо другой. Он планировал зайти в спальню Гарри и наложить заклятие на дверь, чтобы никто другой не смог проникнуть внутрь, но Сириус Блэк вышел из кухни прежде, чем он успел осуществить свой план. Том повернулся и бесстрастно уставился на него, его магия выплескивалась в пространство вокруг тёмными струями, которых у Блэка были веские причины опасаться. Блэк сглотнул и выставил руки перед собой, как будто это могло заставить Тома отступить. — Я… я хотел поговорить с тобой о Гарри, — произнёс Сириус. — Я сейчас не заинтересован разговаривать ни с кем, кроме Гарри. Этого было бы достаточно для большинства людей в министерстве, и Том уже отворачивался. Ему стоило помнить, что людей, которые следовали за Дамблдором, учили ненавидеть и презирать его, а не бояться. Блэк схватил его за руку. — Мне нужно… Том без усилий пропустил свою магию сквозь кожу, превратив её в шип, который пронзил середину ладони Блэка. Блэк с криком отпустил его, и Том услышал шум возни на кухне, означавший, что Поттеры приближаются. — Мне неинтересно с тобой разговаривать, — сказал Том достаточно тихо, чтобы Блэк выглядел скорее испуганным услышанным, чем недовольным из-за боли в руке, когда тот отшатнулся. Том повернулся и шагнул в спальню Гарри, закрыв за собой дверь Секундой позже он установил защитные чары, которые запретили бы входить кому-либо, кроме Гарри, если только они не разрушат ради этого всё здание, а затем добавил заклинания, которые приглушили бы удары кулаков в дверь. Затем он сел, скрестив ноги, посреди кровати Гарри и закрыл глаза, полностью открывая связь. Он думал, что сможет подождать, пока Гарри не окажется физически с ним рядом, чтобы поговорить с ним, но не сейчас. — Том? — Мысли Гарри танцевали и бежали рядом с его собственными, прохладные и поддерживающие, словно сильный поток воды. Том выдохнул и произнёс через связь: — Твой крёстный пытался задержать меня. Я преобразовал свою магию в остриё на коже, чтобы заставить его отпустить меня. Поток закружился и потемнел, и Гарри долгое время молчал. Тем не менее, Том был рад, что рассказал об этом Гарри. Это вышло бы наружу перед любой нелепой историей, которую Блэк или семейство Поттеров могли бы попытаться распространить. — Ты расстроен, — сказал Гарри, теперь его голос звучал напряжённо. — Потому что расстроен ты, и ты не поделился со мной тем, что ты обнаружил, а ещё ты вышвырнул меня из своей головы. Гарри долгое время звучал так, словно он кипел от злости и копался в своих мыслях, а затем вздохнул. Том поднял брови и ждал. — Я узнал, что родители Невилла поощряли его вести себя глупо и держаться подальше от политики, потому что они боялись тебя, но также не хотели иметь ничего общего с Дамблдором, — наконец сказал Гарри. — Однако это всё было не так плохо, как то, что сделали со мной мои родители… Том, с тобой всё в порядке? Что это была за странная эмоция? Это была серебристо-голубая вспышка гордости, потому что Том не думал, что Гарри зайдёт достаточно далеко, чтобы признать, что его родители действительно плохо с ним обращались. — Ничего, мой дорогой. Я просто рад, что ты признаешь их действия неправильными. Что ещё сказал тебе Лонгботтом? — Я… что я не должен позволять этому усугубляться. Я должен поговорить со своими родителями о том, что они заставили меня чувствовать. — Гарри колебался несколько долгих секунд. Затем он сказал: — Честно говоря, Том, я не уверен, что тебе стоит присутствовать при этом разговоре. — Я собираюсь быть здесь. — Нет, Том. — Я останусь в твоей спальне с поднятыми чарами уединения и максимально запечатанной связью, если ты этого захочешь, — перебил его Том. Нужно было исправить некоторые недоразумения, которые возникли между ними за последнее время. — Я не буду слушать. Но я буду следить за твоими эмоциями и требую права вмешаться, если ты слишком расстроишься. Гарри замолчал. Том закрыл глаза и представил, как он прислонился к стене одной из довольно обширных оранжерей Лонгботтомов, скрестив руки на груди и нахмурив брови. По правде говоря, Том думал, что Гарри уже покинул дом Лонгботтомов, но он был уверен, что поза правильная. — Том… — Да? — Том почувствовал, как внизу живота нарастает напряжение. В последнее время он делал всё возможное, чтобы уважать частную жизнь Гарри, и он всё ещё не спрашивал, что Гарри обсуждал со своим Целителем Разума, если только не чувствовал, что это влияет на него так, как это было сегодня. Но пока он достаточно сдерживал себя и не вмешивался. — Спасибо. — Гарри слегка выдохнул. — Я всё ещё не привык, что кто-то так сильно заботится обо мне и не менее сильно хочет этого. Том кивнул, понимая без слов то, что осталось недосказанным. Родители Гарри пытались, и Блэк тоже, но их представления о том, что уместно и какую заботу следует проявлять о Гарри, были смехотворно далеки от реальности, которую Том смог бы принять. — Мне не удастся убедить тебя уйти? Знаешь, ты мог бы вернуться в квартиру в то же мгновение, если бы выяснилось, что они говорили что-то токсичное в мой адрес. — Нет. Согласишься ли ты на компромисс в виде Чар конфиденциальности и закрытия нашей связи, чтобы я не мог уловить твои мысли, или мне нужно предложить что-то другое? — Том надеялся, что Гарри примет это предложение. Будет достаточно трудно удержать его подальше от разума своей родственной души, учитывая то количество времени, которое Гарри провёл, закрывшись от него в последние дни. Гарри вздохнул, а затем, наконец, сказал: — Единственная проблема заключается в том, что я думаю, что мои родители не будут до конца честны со мной, если узнают, что ты находишься в том же здании. — До сих пор они не проявляли склонности ослаблять защиту правильности своих собственных действий. По их связи пробежал неохотный смех. — Всё в порядке. Я… я приду, а ты можешь наложить чары уединения. Или, в принципе, сделай это прямо сейчас. Но до тех пор оставайся со мной, пока я не подойду к входной двери. Том почувствовал, как какая-то его часть, которая была постоянно взъерошена, словно перья расстроенной птицы, немного успокоилась. Всё, в чём он нуждался, — это уверенность в том, что его родственная душа тоже скучала по его присутствию в их связи. Он кивнул. — Очень хорошо, — сказал он и начал накладывать чары уединения. Шум из-за пределов комнаты мгновенно исчез, как и любые тени, которые могли быть результатом движения по ту сторону двери. Он будет тем, кто решит, какие эмоции будут считаться “слишком сильными”. * — Привет, мам. Привет, пап. Казалось, они оба знали, что он пришёл сюда не для непринуждённой беседы. Лили повернулась к нему лицом, а Джеймс привстал со стула, на котором сидел во главе стола. Гарри поборол собственную нервозность и слегка улыбнулся им, затем сел на стул, находящийся ближе к кухонной стойке. — Я сегодня кое-что узнал от Невилла и хотел бы поговорить с вами об этом. Его родители взглянули друг на друга, безмолвно общаясь через свою связь. Гарри вспомнил, как завидовал им, когда они сделали это в первый раз. Его мама пыталась успокоить его, указывая на то, что он знал и других людей, которые не могли испытать подобного, таких как Сириус, чья связь с родственной душой была отвергнута. Но это не имело для Гарри такого значения, как тот факт, что он никогда не сможет этого пережить. Иногда он думал, что должен был быть одним из тех легендарных людей, что родились без метки, нежели родиться с той, что обрекла его на жизнь в одиночестве на долгие десятилетия. Том прижался со своей стороны связи, и Гарри мысленно покачал головой в ответ, вместо этого сосредоточившись на своих родителях. Его мама только что спросила: — Что именно ты узнал от Невилла? Я полагаю, он уже знал о твоей метке. Гарри сглотнул и кивнул. — И он всё ещё не нашёл свою родственную душу. Это был… общий совет, который он мне дал. Вы знали, что его родители заставляли его не слишком хорошо учиться на уроках и избегать любой политической позиции, потому что они были обеспокоены тем, что его будут эксплуатировать либо Реддл, либо Дамблдор? Джеймс вздохнул. — Я думал, что они поступили так после того, что однажды сказал Фрэнк, но примерно в это же время у нас был крупный спор из-за Дамблдора, и я больше никогда не разговаривал с ним с прежним уровнем доверия. Они действительно это сделали? Почему? — Я только что сказал, — пробормотал Гарри и обнаружил, что чертит пальцами круги на столе. Он вздохнул и заставил себя остановиться. Не было никаких отвлекающих факторов, и не было никакой возможности сбежать от этого разговора, каким бы неприятным он ему ни казался. — Потому что они боялись, что его бы начали использовать и манипулировать им. Или того, как это могло бы быть сделано. Его мама на самом деле перехватила мою сову с посланием, в котором я пытался узнать, могу ли я прийти поговорить с ним. Он бы никогда не узнал, что я был там, если бы домашний эльф не принёс ему весточку обо мне. Его родители не были глупцами. Они обменялись ещё одним взглядом и, вероятно, ещё одним всплеском молчаливого общения, и его мама наклонилась вперёд. — Ты чувствуешь, что мы поступали с тобой так же, Гарри? — Исключая часть про ложь и перехват моей почты, — ответил Гарри, что вызвало мимолётную натянутую улыбку на лице Лили. — Но я действительно думаю, что вы позволили своим страхам овладеть вами и мной, всеми нами, и разрушили любое подобие нормальной жизни, которое могло у меня быть. — Нам очень жаль, — прошептала Лили. — Я знаю. Но... по сути, из-за этого у Невилла нет нормальных отношений со своими родителями. Я не хочу, чтобы с нами случилось то же самое. Я нашёл свою родственную душу. Невилл нет, но он собирается уйти и, возможно, никогда уже не вернётся, когда это произойдёт. У меня есть вы, и в моей жизни есть Том. Мне нужно знать, что я могу доверять вам, что вы больше не будете вмешиваться или пытаться как-то действовать против меня, и ненавидеть Тома так сильно, что готовы будете пойти на всё, чтобы заставить его покинуть мою жизнь. * Джеймс боролся со своим собственным страхом и сомнениями в течение последних нескольких мгновений, и Лили послала ему мягкие предупреждающие импульсы, которые заставили его держать рот на замке. И он знал, что говорит глупости, когда злится. Это была одна из главных причин, почему ушёл Ремус и из-за чего он потерял дружбу Питера. Но услышав то, что только что сказал Гарри, параллель с его собственными мыслями о чёртовом Томе Риддле, слова вырвались прежде, чем он смог их остановить. — Это того стоило бы, — сказал Джеймс и хлопнул ладонью по столу, игнорируя железную хватку Лили, что внезапно вцепилась в его руку, и выражение предательства на лице Гарри. — Он зло, Гарри. Ты знаешь результаты его голосования. Ты знаешь закон, который он хочет принять. Он убивал людей за простое преступление — за разговоры о волшебном мире! Или, по крайней мере, разрушал их психику до состояния ребёнка! Это так… — Ты бы убил людей, если бы заклинание, подготовленное Дамблдором с твоей помощью, попало бы в здание, в котором находился Том. Включая репортёров, авроров и людей, единственным преступлением которых было просто прийти задать Тому вопрос. Включая меня. Делает ли это тебя злодеем? — Мы сражались за правое дело... — И Том рассуждает точно так же, — огрызнулся Гарри, его глаза приобрели тёмно-зелёный оттенок, как и всегда, если он спорил от всего сердца. До этого момента Джеймс видел это только тогда, когда Гарри был ребёнком и утверждал, что хочет уничтожить метку или отправиться к своей родственной душе. — Я вижу, ты изменил своё мнение о дерьмовых поступках Дамблдора, да вот не обо всех. — Ты сказал, что он был просто циничным игроком. — Джеймс стряхнул руку Лили и наклонился вперёд. Это было слишком важно. Это было счастье их сына и счастье всего мира. — Как он может верить, что сражался за правое дело? Гарри прикрыл глаза, выглядя немного потерянным. Джеймс затаил дыхание. Неужели он так быстро достучался до него? Он не смел надеяться… А потом Гарри уставился на него, заставив Джеймса откинуться на спинку стула. Именно такой взгляд он получал от Лили всякий раз, когда действовал ей на нервы. — Он боролся за сохранение власти и безопасность своей родственной души, — сказал Гарри таким тоном, словно едва сдерживал ругательство. — Да, это не то общественное дело, за которое должен бороться министр. Но и ты тоже, папа. Ты просто хотел убить и уничтожить его. — По крайней мере, наш мир был бы в безопасности от него самого, если бы он умер. И мы никак не могли предположить, что ты окажешься в том же здании, Гарри, и ты это знаешь. Он просто взял тебя с собой, чтобы доказать свою правоту. — Это не имеет значения. Теперь вы знаете, что никакой тайной войны нет, что он не планирует выходить на улицу и убивать магглов, маглорождённых и всех остальных. Да, кое-что из того, за что Том агитировал, ужасно, но это одна из причин, почему я сдерживаю его. Почему ты всё ещё так сильно его ненавидишь? Джеймс заскрежетал зубами. Лили произнесла через связь: — ты должен ответить ему. Ты должен объяснить. Джеймс стрельнул в неё глазами. — Он подумает, что это глупо. — Значит, он думает, что это глупо, Джеймс. Это всё равно остаётся правдой. Джеймс коротко кивнул и снова повернулся к сыну. Гарри наклонился вперёд со всей магией, которую он получил от этой чёртовой четырёхкратной связи, когда его проклятая родственная душа потрескивала вокруг него. Честно говоря, было пугающе сидеть с ним в одной комнате. Но Джеймс заговорил, поскольку он должен был. — Ты знаешь, что мой друг, Ремус Люпин, был оборотнем и родственной душой Сириуса, — сказал он. — И из-за глупого просчёта, который допустил Сириус, Ремус отверг свою связь с Сириусом и отправился на поиски Северуса Снейпа, которого он превратил в оборотня. — Да, я слышал эту историю, — ответил Гарри тихим голосом, явно неуверенный, какое отношение это имеет к обсуждаемой теме. Джеймс глубоко вздохнул и сел, ощущая присутствие Лили, поддерживающее их связь. Честно говоря, это было единственное, что позволяло ему говорить прямо сейчас. — За год до того, как всё это случилось, Реддл принял закон, согласно которому оборотни не имели права на регулярное лечение и консультации в случае потери своих родственных душ. — Я помню это голосование. Всё не совсем так. — Как ты можешь помнить это? — Спросил Джеймс в крайнем раздражении. Теперь Гарри просто всё выдумывал. — Это случилось до твоего рождения! — Я хотел сказать, что помню, как читал о его результатах. — Гарри прикусил губу. — Прости. Я имею в виду, что Визенгамот предложил закон об изгнании оборотней из Британии, и Том сопротивлялся этому с помощью нескольких других людей. Они довели дело до того, что оно всё ещё ограничивало права оборотней, но всё было не так плохо, как могло бы. — Он должен был разобраться с ним полностью, — прошипел Джеймс. — Если бы он был справедливым человеком, он бы это сделал. — Я не утверждаю, что Том хороший человек, просто он верит в праведность того, что он делает, — сказал Гарри, качая головой и пристально глядя на Джеймса, словно считая, что между этими двумя вещами должно быть различие. — Но как насчёт конкретных положений о консультировании оборотней? — Один оборотень зашёл в больницу Святого Мунго в полнолуние и намеренно подставил себя лунному свету через окно во время ночной консультации, — сказал Джеймс, всё ещё ощущая урчание несправедливости внутри себя. — Он разорвал на куски Целителя Разума и свою родственную душу, которая отвергла его. Исходя из этого, Визенгамот настоял, чтобы все оборотни не имели права получать консультации, за исключением таких строгих и унизительных условий, от которых Ремус отказался. После этого между ними на мгновение воцарилась тишина. Затем Гарри медленно произнёс: — Позволь мне убедиться, что я всё правильно понял. Сириус создал ситуацию, в результате которой Снейп стал оборотнем, а Ремус отказался от Исцеления Разума на условиях, предложенных Визенгамотом, и ушёл, и вы думаете, что он остался бы и принял свою связь с Сириусом, если бы мог получить Исцеление Разума на условиях, которые хотел он. — Да! Ты знаешь, что это за условия? Оборотня всю дорогу до больницы Святого Мунго или другого места, где проводится сеанс Исцеления Разума, должны сопровождать Авроры, даже если это не кровавое полнолуние, он привязан к стулу неразрывными путами или цепями, целитель Разума имеет право держать намордник рядом с его стулом... — Я знаю, что это ужасно. Голос Гарри прорезал слова Джеймса, как нож сердце. Он замолчал и поймал себя на том, что моргает, глядя на своего сына, который наклонился вперёд, положив руки на стол. — Я знаю, что отчасти причина, по которой Том проголосовал так, как проголосовал, заключалась в том, что был небольшой шанс, что его родственная душа может оказаться оборотнем, — тихо сказал Гарри, но его глаза сверкнули. — То, что он сделал, нельзя оправдать. Я не виню твоего друга за это. — Но я обвиняю его в том, что он отверг связь и сбежал, потому что он был, я не знаю, слишком горд или что-то в этом роде. И, конечно же, исцелить разум таким образом было единственным вариантом, а не проработать проблемы со своей родственной душой? Или отвергнуть связь, но продолжать при этом жить со своими друзьями? Похоже, вы действительно были ему настоящими друзьями. Он мог бы поправиться, если бы остался с вами. — Ты не понимаешь! Нелегко пережить, когда твоя родственная душа совершает такой ужасный поступок… Гарри запрокинул голову и рассмеялся. Джеймс уставился на него, и ему не нужно было увидеть, как Лили опустила голову на сложенные руки рядом с ним, чтобы понять, что он сказал глупость. Он вздохнул. — Ладно. Мне не нужно было тебе этого говорить. — Не нужно было, — сказал Гарри. — И я считаю нелепым, что ты воспользовался ситуацией, которая звучит так, будто это в основном дело рук Сириуса и Ремуса, и обвинил во всём Тома. Скажи мне, папа, Дамблдор помогал тебе в этом? Джеймс открыл рот, затем беззвучно закрыл его. Он собирался сказать, что, конечно, он этого не делал, но вспомнил, как обсуждал этот вопрос с Альбусом, и как Альбус нахмурился, покачал головой и пробормотал, что это очень плохо. Однако с учётом того, как Реддл справился с ситуацией, у бедного Ремуса действительно не было выбора, кроме как уйти, если только они не хотели заставить его участвовать в этой пародии на исцеление разума. — Реддл мог бы что-нибудь сделать, — сказал Джеймс рассеянно, впервые за долгое время пересматривая свои воспоминания. Было ли предложение Альбус больше, чем просто сочувствием? Он, честно говоря, не мог вспомнить и, вероятно, не смог бы без помощи Омута памяти. — Полномочия министра так не работают, — сказал Гарри скучающим тоном. — А если бы это было так, то вы бы использовали это как ещё одно доказательство того, что Том был диктатором. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря про то, что Реддл поддержал пересмотренное законодательство, потому что он верил, что его родственная душа может быть оборотнем, — бодро сказала Лили, и её слова настолько ощутимо отвлекли внимание, что у Джеймса по узам пробежала волна веселья. Сказанное Лили совсем не было весёлым. — Почему он так подумал? Почему это должно было иметь значение? — Он верил, что его родственная душа знала о нём, учитывая публичность его метки души, и не приближалась к нему по какой-то причине, связанной со страхом или чувством собственной недостойности. В какой-то момент единственным объяснением, которое он смог придумать, было то, что его родственная душа была оборотнем. — Другой причины, конечно, нет, — пробормотал Джеймс, отгоняя мысли о Ремусе. Гарри сам сказал это. Независимо от того, каков был результат принятия закона, его родственная душа всё равно не была хорошим человеком. — Ну, я не могу винить Тома в том, что он не понимал, что его родственная душа родилась у пары фанатиков, которые верили, что он Тёмный лорд, — огрызнулся Гарри. Лили вздрогнула, физически и через связь, и это заставило Джеймса сосредоточиться и сцепиться с Гарри так, как ничто другое не смогло бы. — Не говори так со своей матерью, Гарри. — Почему нет? — Гарри уставился на них, и его глаза сияли как раньше, когда он творил какое-нибудь мощное заклинание. Гарри не выглядел так, когда был ребенком и когда смирился с необходимостью держаться подальше от своей родственной души. — Вы ими были. Именно ими. Фанатиками, поверившими словам сумасшедшего директора о том, что министр магии был злодеем и что он заслуживал того, чтобы его лишили его родственной души. — Он слишком долго был министром! — Джеймс встал, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. — Это практически диктатура! Его нужно отстранить от должности, чтобы страна могла процветать… — Ты не был и вполовину таким здравомыслящим, когда описывал его мне! — Гарри тоже вскочил, и стул позади него изогнулся и перекосился, принимая столько форм, что больше не походил на деревянный. — Ты всегда говорил, что он был маньяком-геноцидщиком, который едва мог удержаться, чтобы не перебить всех, кто попадался ему на глаза! Ты говорил, что он хотел превратить магглов в мышей и раздавить их! Говорил, что он хотел использовать магглорождённых в качестве источника здоровых костей для чистокровных со сломанными костями вместо того, чтобы использовать Костерост! Ты был сумасшедшим, папа! — Ты… — Я слышал тебя, — огрызнулся Гарри, и Джеймс уставился на него. О чём он говорил? Они часто говорили с Гарри о его родственной душе и о том, почему ему придётся принести высшую жертву, о том, как это ужасно, но что кто-то должен был это сделать. — Я подслушал тебя, — поправил себя Гарри, и в горле у него застрял задушенный всхлип. — Если ты…. за несколько ночей до того, как я получил письмо из Хогвартса… ты сказал... Воспоминания о той ночи вернулись к Джеймсу с ужасной, болезненной ясностью. Он вздрогнул и почувствовал, как рука Лили накрыла его руку. Но он всё равно потянулся к сыну, потому что, если Гарри слышал весь разговор, то, конечно, он понял, что Джеймс не имел в виду то, что сказал. Он сказал это в момент крайнего разочарования, и они с Лили оба обсудили это позже. — Гарри... Дверь в спальню Гарри распахнулась, и свирепый холод наполнил квартиру. * С Тома было достаточно. Воспоминание, о котором говорил Гарри, было тем, чем он не поделился с Томом, о чём не упомянул. Но боль, наполнившая их связь, была подобна огню, поднимающему Гарри с земли, и Том понял, что пришло время нарушить своё слово и вмешаться. Он направился к кухонному столу, не сводя глаз со своей родственной души, игнорируя то, как съёжились Поттеры. Прямо сейчас они не имели значения, хотя то, как они ранили Гарри, вызывало у Тома желание убить их. Он обнял Гарри и заговорил по связи, уткнувшись лицом в шею Гарри сбоку. — Что они сказали? Гнев Гарри закипал и сворачивался обратно потоками, теперь он был смущён, не желая этим делиться. Том держал одну руку на его затылке и равномерно успокаивающе давил на их связь. Гарри наполовину чувствовал, что ведёт себя нелепо, и что он не должен делиться чем-то, способным вызвать неприязнь Тома по отношению к его родителям, что было неудивительно. Но этого чувства было недостаточно, чтобы сдержать его гнев, не в этот раз, как и любви к его родителям. Он протянул руку, и его магия накрыла магию Тома, словно мембрана. Том едва успел ахнуть, прежде чем его затянуло в маленький коридор, проходящий позади того, что, по-видимому, было гостиной, где Гарри был со своей матерью в их первом совместном воспоминании. Юный Гарри, склонив голову и обхватив рукой правое запястье, прислонился к стене возле дверного проема. Том повернулся и прислушался. — ...просто постарайся, Лили. — Голос Джеймса Поттера был усталым и сдавшимся. Губы Тома скривились. Он не мог поверить, что этот человек считал, что у него есть право так себя чувствовать, учитывая то, что сейчас демонстрировал его сын. — Я знаю. Но дело сделано. Мы рассказали Гарри о необходимости прятаться от своей родственной души. Он очень развитый для своего возраста. Я уверена, он поймёт… — Я знаю, но что за жизнь у него будет, если он откажется от своей родственной души и будет бегать вокруг с отсутствием связи? Но и позволить ему пойти к Реддлу и удвоить тому свою силу мы не можем. — Раздался звук, будто Джеймс тяжело прислонился к стене. — Я так устал, Лили. Иногда я думаю… Следом была тишина, глубокая, как бархат. Том уставился на более молодую версию своей родственной души, которая стояла там, склонив голову, так, что чёлка закрыла собой его взгляд. — Что, Джеймс? — Иногда я задаюсь вопросом, не было бы лучше, если бы Гарри вообще не родился, — хрипло прошептал голос Джеймса Поттера. — Чем жить такую жизнь, или быть призом для невменяемого безумца. Боль, нахлынувшая при воспоминании, резанула Тома, как осколок стекла, настолько острая и внезапная, что долгое мгновение он не верил, что его действительно не порезали. А потом воспоминание исчезло, превратившись в разноцветных ос вокруг образа Гарри, бесшумно бегущего по коридору, а его сознание вернулось на кухню. В ту же секунду Джеймс Поттер был пригвождён к стене множеством мерцающих лезвий, сделанных из чистой магии, лезвий, которые проходили прямо сквозь ткань его мантии, очерчивая его контуры, удерживая на месте. Он выглядел так, будто его вот-вот стошнит от страха. — Ты сказал ему это. — На мгновение Том не узнал свой собственный голос, поняв, что это говорит он, лишь по жжению, когда сказанное вырвалось из его горла. — Ты намекнул, что хотел смерти своего собственного ребенка. — Нет! Нет, я не... я не это имел в виду... это был момент отчаяния... Это было всё, что Джеймс успел сказать, прежде чем магия Тома перехватила ему горло. Том улыбнулся, зная, что его глаза, вероятно, покраснели от его безумия. В первый раз это проявилось, когда он увидел ожог на своей груди и понял, что тот стёр с кожи метку его души. Он придвинулся ближе. — Я буду наслаждаться твоей смертью, — прошептал он. — Я буду смаковать её. Я буду растягивать её до тех пор, пока ты не начнёшь рыдать от желания умереть, и не поймешь, что единственная причина, по которой ты всё ещё дышишь, — это моё удовольствие... — Реддл! Сбоку на него обрушилось проклятие. Магия Тома обвилась вокруг него и отбила в сторону. Вероятно, проклятие от Лили Поттер, отстранённо подумал он. Он услышал, как что-то разбилось, но ему было всё равно. Его глаза всё ещё наслаждались болью и дискомфортом Джеймса, и он думал, что никогда не устанет от этого зрелища. — Том. Он почувствовал это, болезненный рывок на самом краю своей бурлящей силы. Том повернулся и неохотно посмотрел на свою родственную душу. Родственную душу, что была взрослой и отчаянно смотрела на него. Но Том всё ещё мог видеть маленького мальчика, который услышал, как его отец отмахнулся от него, словно от ненужной обузы, который услышал, как один из тех людей, которые должны были безоговорочно любить его, сказал, что было бы лучше, если бы он никогда не родился. Одной мысли о том, что Гарри бы никогда не существовал, было достаточно, чтобы довести Тома до грани безумия. Он снова начал оборачиваться. — Я сказал ”нет”, Том. Том закрыл глаза и медленно отодвинулся, чувствуя себя так, словно волочил за собой цепи, чтобы сковать свою силу и привязать её к своему телу. На самом деле он ещё не причинил Джеймсу никакого вреда, не ранил его; все ножи прошли сквозь ткань. Эта мысль снова чуть не свела его с ума, но он выдохнул сквозь сжавшееся горло и спросил: — Почему? — Потому что на самом деле он не это имел в виду. И я знаю, что он пожалел об этом, как только произнёс. Я слышал, как моя мама ругала его, когда я убегал. Том повернул голову, и Гарри замер, но не отодвинулся от Тома, который держал его за руку. — И ты думаешь, этого достаточно? — Горло Тома снова обожгло и стало хриплым от того, что он произнёс. Он увидел, как что-то с шипением упало на пол, прожигая дыру в дереве, и понял, что это было проявление его магии. — Ты думаешь, он расплатился? — Я хочу поговорить с ним об этом. Я не хочу, чтобы ты зарезал его до смерти. — Я сказал, что его смерть займёт много времени. Я имел это в виду. — Том. Никто другой не смог бы говорить с ним таким тоном, когда он был в таком состоянии, и добиться его согласия. Но Гарри был самым сильным и блестящим призом, который он когда-либо мог выиграть. Том зарычал, но убрал свою магию от Джеймса, хотя и оставил ножи на месте, а затем распространил свою силу вокруг Гарри. Гарри стоял там, вооружённый и закованный в броню против любого, кто мог бы попытаться прикоснуться к нему, против любого, кто попытался бы забрать его. Том повернул голову, чтобы снова посмотреть на родителей Гарри, и увидел, как они вздрогнули. В отличие от Гарри. Гарри твёрдо стоял на его стороне. — Его могло и не существовать— Том подавил свой гнев, когда увидел, что стены начали дрожать, и приготовился ждать. * Гарри тихо вздохнул, осознав, что это все, чего он хотел добиться от Тома. В некотором смысле, он не мог винить его. Тот только что услышал, что один из родителей его родственной души сказал... это. Но, несмотря на то, что ему всё ещё было трудно произносить эти слова, Гарри почувствовал, что яд и боль, которые он нёс с собой тяжким грузом, ослабли. Наконец-то невысказанное перестало им быть. Он повернулся, чтобы посмотреть на своего отца. Его мать прижала ладони ко рту и издала тихий звук, когда Гарри взглянул на неё. Гарри покачал головой. — Том не опустит его сейчас, — сказал он, затем повернулся лицом к отцу и сделал шаг вперёд. Джеймс открыл глаза и посмотрел на него. Их лица были так похожи. Их волосы были так похожи. Гарри слышал это всю свою жизнь от Сириуса, от самого отца, от Дамблдора и от своей мамы. В частности, его мама, казалось, хотела заверить Гарри, что он, несмотря на ужасную метку души на его запястье, всё ещё принадлежит своей семье, и что его родители по-прежнему любят его. Но Гарри иногда сомневался в их любви. И воспоминания, подобные тому, что он подслушал, были причиной этого. — Ты действительно не имел этого в виду? — тихо спросил он. Джеймс покачал головой, а затем замер, когда его щеки коснулся нож. Прилив силы за спиной Гарри сообщил ему о том, что Том был бы рад сделать в этом месте надрез. Гарри потянулся назад и сжал пальцами руку Тома, не отворачиваясь от отца. После долгой паузы магия схлынула, словно вода. — Нет, — прошептал Джеймс. — Я бы отдал всё, чтобы изменить твою судьбу — то, что я считал твоей судьбой, — но я сказал это только потому, что устал и был расстроен в тот день. И твоя мама после этого сразу меня отчитала. — Разумеется, я так и сделала, — процедила Лили ледяным голосом. Гарри не был уверен, что вся эта холодность была направлена на Джеймса, но в данный момент это не выворачивало его наизнанку так, как могло бы когда-то. Глядя на своего отца, Гарри чувствовал, как будто что-то раскрывается, расцветает и поселяется в нем, сила, которую слишком долго сдерживали. Его родители были всем его миром до того, как он поступил в Хогвартс. Он не видел Сириуса, Дамблдора или остальных достаточно часто, чтобы что-то изменить. Его родители были теми, кто учил его, кто рассказывал ему о том, что такое метка его души и почему он никогда не сможет быть со своей родственной душой, кто любил его, несмотря на то, с чьей меткой он родился, кто поощрял его в поддержании идеала героического самопожертвования и самоотречения. Он отправился в Хогвартс, втиснувшись в те же рамки, в которые его поместили. Он не позволял себе слишком сближаться со своими друзьями, хотя и ценил их, потому что они никогда не смогли бы разделить огромную тайну, которую он хранил. Иногда, чем больше он узнавал что-то, как, например, когда он обнаружил, что у него змеиная анимагическая форма, тем хуже он себя чувствовал. Тогда он начал свои попытки избавиться от метки, потому что был вдали от своих родителей и иногда испытывал искушение восстать против них, и эти порывы к бунту ужасали его и приводили к ещё более отчаянному послушанию. Но теперь он перерос это. Ему больше не нужно было полагаться на их одобрение и делать в точности то, что они говорили изо дня в день. Он больше не думал, что они идеальны и правы, и знал много такого, чего не знал они. Он встретил свою судьбу, и это оказалось не так ужасно, как он всегда думал. Не то чтобы слова отца перестали причинять ему боль, но Гарри перестал бояться, что его миру вот-вот придёт конец, потому что один из двух людей, которые любили его, действительно чувствовал и думал так. Теперь у него было больше людей, которые любили его, и он знал это. И он стал способен видеть, что на самом деле его отец думал, когда сказал, что он не имел это в виду. — Я смогу простить тебя, — тихо сказал он. — Гарри. — Я не говорил, что сделаю это прямо сейчас, — сказал Гарри, отступая назад, чтобы почувствовать тепло, исходящее от тела Тома позади него. Он всё ещё смотрел на лицо своего отца, застывшее от страха и удивления. — Но я сказал, что смогу. — Он глубоко вдохнул и выдохнул. — Так, как я никогда не смог бы, избегая поднимать эту тему и опасаясь того, что он скажет. Руки Тома крепче сжали его плечи, и он наклонил голову так, что зашипел прямо в ухо Гарри. — Смогу ли я когда-нибудь отомстить за тебя? Гарри, к сожалению, не мог ответить на том же языке (пока), но говорил достаточно тихо, оглядываясь на сверкающие малиновые глаза Тома, чтобы, как он думал, ни его мать, ни отец не услышали. — Знаешь что, как насчёт того, чтобы встретиться с Дамблдором? Том долгое время был неподвижен, как дракон на привязи, а затем резко дёрнул головой. Магия снова отступила, вернулась в кожу Тома, обволакивая его так плотно, что Гарри чувствовал, как она касается едва кончиков его пальцев, словно слой шелка. Он не отпускал Гарри, и Гарри не хотел, чтобы он это сделал. Он кивнул своим родителям и пробормотал: — Том? Ножи, прикреплявшие мантию Джеймса к стенам, распались. Лили поспешила вперёд и опустилась на колени рядом с ним, обхватив руками его лицо, а затем плечи, хотя Гарри знал, что их связь сразу бы подсказала ей, если бы его отец был ранен. Затем она подняла на них глаза и кивнула. Её лицо было слишком напряжённым, чтобы о чём-то ему сказать. Вместо этого Том произнёс эти слова сквозь их связь. — Я думаю, я был достаточно терпелив. Гарри кивнул. Для всех здесь присутствующих было бы лучше, если бы они сейчас ушли. Он развернулся и потащил Тома к двери, по крайней мере, так же, как тащили его. По пути они прошли мимо Сириуса, и он уставился на них с открытым ртом. Это было своего рода чудо, что он не вмешался, подумал Гарри и приготовился к ещё большей “мудрости крёстного отца”. Но Сириус прошептал: — Удачи. Гарри показалось, что рука Сириуса прикрывала его собственную метку души с чёрной каймой, когда они выходили за дверь. Том аппарировал их в их собственный дом и, едва закрыв за ними дверь, прижал Гарри к стене своей магией так же, как Джеймса, неистово целуя его. Гарри поднял голову и откинул её назад, насколько это было возможно в его стеснённом положении. Я здесь. И я обещаю, что буду здесь. И когда той ночью Том спал, обвившись своим телом вокруг него, это было совершенно понятно и никого, кроме них, не касалось.