Знаю, что больше никто и ничто не сможет внушить мне страсть. Понимаешь, начать кого-нибудь любить — это целое дело. Нужна энергия, любопытство, ослепленность… Вначале бывает даже такая минута, когда нужно перепрыгнуть пропасть: стоит задуматься, и этого уже не сделаешь. Я знаю, что больше никогда не прыгну. «Тошнота» Жан-Поль Сартр
— …Философские вопросы начинают мучать человека в раннем возрасте, когда ребенок учится говорить, и сопровождают на протяжении всей жизни. Например, он задается вопросом о том, почему должен называть себя «Я», а остальные обращаются к нему на «Ты». Ибо механически водит ручкой по бумаге, не вдаваясь в значение записываемых иероглифов. Первая неделя учебы показала, что так просто, как представлялось изначально, не будет. Общие предметы смешивались с профильными, и недавняя возможность часами пропадать в «Нефрите» на репетициях и выступлениях казалась теперь сказочным сном. — …Проблема «Я», проблема самоидентификации — это первый философский вопрос в жизни человека… Он прикусил кончик ручки, теребя в свободной руке ластик и невидяще глядя сквозь препода по философии. Половина общих предметов, пусть и навевала жуткую тоску, но по крайней мере была понятна. Профильные же предметы Ван Ибо возненавидел с самых первых пар по математическому анализу и теоретической механике. Кому, скажите пожалуйста, может быть интересна голимая теория со всеми её предметами изучения и остальной шелухой? «Назовите мне основные элементы математической логики» — серьезно?! Или вот: «назовите необходимые и достаточные условия». Ибо знает только то, что у него есть очень необходимое и вполне достаточное условие заставлять себя сидеть за партой, а именно — то, что после изматывающих всю душу пар он может с чистой совестью закинуть сумку за спину и, перемахнув лестничные пролеты, добежать до остановки на маршрут к Пекинской Академии танца. Только там, в залах с зеркалами на всю стену, он живет, вдыхая воздух полной грудью и выкладываясь на полную. Чтобы с утра снова отправиться на абсолютно бесполезные для него пары в Институт гражданской инженерии. — …каждый социализируется и проходит процесс инкультурации. Обучение культуре протекает на протяжении всей жизни, и за противодействие усвоению родной культуры человек получает формальные и неформальные санкции… На этих словах преподавателя на него оглядывается несколько человек. Ибо чувствует повышенное внимание к себе на протяжении всей недели обучения: он — единственный фелин в группе, ещё один кемономими — нелюдимый парень с атрибутами лиса, но к ним, несмотря на редкость, гораздо меньше вопросов. Бабушка часто говорила, что их побаиваются, и Ибо, наблюдая холодную отчужденность, с которой встретили его одногруппники вульпеса, изначально ещё попытавшегося с кем-то подружиться, был склонен с этим согласиться. Ибо скользит задумчивым взглядом по прямой спине сидящего чуть впереди парня с острыми лисьими ушами. Ареал их распространения был чуть южнее, поэтому в более северном Лояне — «родине» фелинов и урсусов — они встречались редко. Как и Ибо, вульпес оказался изгоем в группе. Их, конечно, не задирают, и Ибо даже слегка злится, что отчужденная холодность достается лишь по-лисьи тонкому юноше, в то время как на фелина поглядывают с привычным пренебрежением. Человеческие двойные стандарты раздражают своей надуманностью, особенно учитывая абсолютную необоснованность разделения кемономимов лишь по атрибутам. Когда звенит звонок и аудитория наполняется шумом собирающихся студентов, он понимает, что последние минут десять пары провел, бездумно черкаясь на листе. Это неприятно, потому что вряд ли кто-то из одногруппников согласится дать ему списать остаток конспекта, а пропускать информацию чревато. Раздраженно захлопнув тетрадь и сунув её в сумку, он подскакивает с места и привычно вылетает за дверь, не глядя по сторонам. Пятница — единственный день, когда у них с Сяо Чжанем совпадает расписание. Он выскальзывает из высокого здания с застекленными стенами и практически добегает до корпуса, в котором располагаются кафедры искусства и дизайна. Благодаря первым парам и восторженным рассказам Сяо Чжаня он знает, что это здание в стиле деконструктивизма, с его ломаными и непропорциональными линиями. Сяо Чжань не заставляет себя долго ждать, торопливо приближаясь к Ибо, который подпирает одну из черных колонн, удерживающих полумесяц навеса перед выходом из корпуса. Мужчина поправляет воротник легкого бежевого пальто, закидывая сумку на плечо, и широко улыбается. Копившееся весь день раздражение словно протыкает этой улыбкой, и оно медленно сдувается, а губы Ван Ибо сами по себе растягиваются в ответной. — До «Нефрита», гэ? Сяо Чжань устало фыркает, позволяя всё же отобрать у себя кофр с камерой, и, потянувшись, кивает: — А потом нужно будет зайти в магазин, у нас почти закончился рис, да и приправы стоит обновить… Ван Ибо с готовностью кивает, разворачиваясь на выход из кампуса, и Сяо Чжань с мягкой улыбкой следует за ним. Его одногруппница обессиленно опускает руку — попытка привлечь внимание не удалась, да и стоило ли её вообще совершать? Мин Ин провожает две фигурки, одна из которых излишне вызывающе покачивает хвостом, задумчивым взглядом. — У Сынёна в том году тоже были эти пары, философия, социология, — Ибо торопливо пролистывает веб-странички Пекинской танцевальной академии, находя интересующую его специальность. — А! Видишь, все общие предметы те же самые. А вот профильные… Он с тоской смотрит на «Элементарную теорию музыки», «Актерское мастерство», «Классический танец», которые выделяются на фоне знакомых «Математика», «Философия», «Социология» и прочих. — Мне не так сложно ходить на эти обычные предметы, ведь они были и у Сынёна, — бормочет он, откладывая телефон на стол и отводя взгляд от понимающего лица Сяо Чжаня. В носу щиплет, и будет совсем уж позорно разреветься от всего этого перед ним, да ещё и в зале с кучей людей! Подумаешь, нашел беду — он вообще единственный из фелинов, кто сумел поступить в их группу. И не просто в какой-то там захудалый универ у гуя на куличках, а в Цинхуа, туда, где учится и работает его замечательный гэ! «А может, остальные просто умнее и не стали тратить на это время» — шепчет противный голосок в голове, и он недовольно поджимает губы, с силой растирая лицо. — Просто все эти теории и практики произвольных, систем сил, технологических процессов в строительстве… — Они словно отдаляют тебя от твоей мечты, — негромко говорит Сяо Чжань и отворачивается к окну, продолжая баюкать в ладонях кружку с кофе. Ибо замирает на мгновение, сквозь пальцы разглядывая его профиль, и со вздохом кивает. — Благодаря учебе я могу не работать, мне открыты двери Академии. — Ибо пожимает плечами и хрустит пальцами на руках, отодвигая опустошенную тарелку. Готовили в «Нефрите» шикарно, неудивительно, что даже сейчас зал кафе был практически полон. — И сейчас это главное, верно? А потом… кто знает, как повернется жизнь? — Сяо Чжань прикусывает губу, склоняя голову набок и пытаясь поймать его взгляд. — Ибо, ты талантлив. Но это не так важно, — он дожидается, когда Ван Ибо возмущенно вскинет голову со вставшими торчком ушами, и тихонько хмыкает: — Важнее то, что ты удивительно трудолюбив и настойчив в достижении своих целей. Ты никогда не сдаешься, и если что-то не получилось с первой попытки, ты повторяешь раз за разом… — А как ещё, гэ, — перебивает его Ибо, шея которого подозрительно покраснела, и пихает его коленом, отводя взгляд. Сяо Чжань лукаво ухмыляется и подается через стол ближе, и Ибо обреченно стонет: — Это опять началось, да? — Кто себя признает побежденным, только тот и правда побежден, — смеется ему в ответ Сяо Чжань, готовый отбивать ответочку, но Ибо понимает, что тот сейчас совсем не об их игре «перехвали другого». Правда, есть кое-что, в чем Ибо готов себя признать пораженным ещё до начала битвы, и это называется «Приготовь ужин». — Чжань-гэ, ну нормально же всё было, — ноет он, держа двумя пальцами на вытянутых руках дохлую курицу за крылья. Вода из-под крана слегка пенится, встречаясь с холодной кожицей, выглядящей как натуральное напоминание о бренности жизни. Когда Сяо Чжань завел разговор о необходимости приготовить что-нибудь на ужин, Ибо отозвался с энтузиазмом. Он послушно таскался за Сяо Чжанем по магазину, подставляя корзинку и периодически закидывая в неё понравившиеся предметы. Кинзы он сунул аж две упаковки, и только они, прижавшиеся сейчас боками друг к другу в горе продуктов на столе, немного примиряли фелина с неутешительной реальностью. В которой ему было необходимо каким-то образом справиться с курицей! А всё потому, что Сяо Чжань вбил себе в голову, что Ван Ибо обязательно нужно научиться кормить себя не только быстрозавариваемой лапшой. — Чжань-гэ, давай ты лучше меня всегда кормить будешь? — обреченно спрашивает Ибо, как можно аккуратнее перенося обтекающую курицу на подготовленную разделочную доску. — Ммм, — Сяо Чжань очень глубокомысленно постучал себя лопаткой по губам и угрожающе взмахнул ею в его сторону: — А если ты окажешься далеко от меня? Ты… — Чжань-гэ хочет от меня избавиться? — грустно поджав хвост и повесив уши, Ибо проникновенно заглядывает в глаза Сяо Чжаню, почти ложась грудью на стол между ними. — Что… нет, конечно! — Сяо Чжань закатывает глаза и всё же хлопает его лопаткой по лбу. — Я просто переживаю за твой желудок и свои нервы. Вдруг однажды… Он осекается и отводит взгляд, словно не в силах вынести пристальный внимательный взгляд Ибо, но тут же берет себя под контроль: — Вдруг ты так решишь удивить кого-нибудь своими кулинарными способностями и погибнешь смертью храбрых? — Я хочу удивлять только Чжань-гэ. — Ибо пожимает плечами, продолжая упираться локтями в стол рядом с противной курицей. И даже не преувеличивает. — Ибо-о, — возмущенно стонет Сяо Чжань, и раскатистый звук его имени пробегает дрожью по всему позвоночнику, простреливая поясницу желанием прогнуться, ощутить на бедрах горячую тяжесть, схожую с той, что стекается в пах… Ибо торопливо облизывает губы и неловко дергается, замечая опустившийся на них слегка расфокусированный взгляд человека напротив. И тут же громко айкает, когда его коварно начинают засыпать разноцветные баночки. — Ибо! — Апчхи! — Мы должны были приготовить курицу, а не тебя, — продолжает выговаривать ему Сяо Чжань, обеспокоенно поворачивая его голову из стороны в сторону и разглядывая глаза. — Не щиплет? Ты высыпал на себя столько перца, у тебя эта щека вся красная… — Я же не специально, — надувается Ибо. Крепкая хватка на челюсти вызывает совсем не те мысли, да и близость Сяо Чжаня, который наклоняется, чтобы разглядеть веки и остался ли ещё перец на ресницах, волнует совсем недвусмысленно. Ибо хочется подставить все части тела, которые жжет и попросить поцеловать. Может… Мысль прерывает очередной оглушительный чих, который заставляет Сяо Чжаня вздрогнуть и нервно захихикать, чуть отходя. Ибо даже не может сейчас сказать, что испытывает по поводу ситуации сам мужчина — дикая смесь приправ, кажется, лишила его нос чувствительности на ближайшие пару часов точно. И это ещё повезло, что Сяо Чжань быстро среагировал и утащил его в ванную, самостоятельно выпутав из усыпанной смесью трав и перца футболки, и тщательно промыв его волосы, уши и лицо. Ибо вздыхает: — Прости, гэгэ, — и ему действительно жаль. Кажется, Сяо Чжань всё же не злится, но задумчивый взгляд, с которым он начал учить Ибо готовке, становится будто ещё пронзительнее. Ибо не хочется думать о причинах, которые побуждают того вообще размышлять об отношениях фелина с кухней, потому что в голове лишь неутешительное «хочет сгладить последствия твоего выселения». После проекта и той ночи они больше не поднимали личных тем — подработки, подготовка к новому учебному году, особенно насыщенная у Сяо Чжаня, а затем и закрутившийся учебный процесс не оставили им особого времени на рефлексию. Ибо просто продолжает упорно трудиться и учиться, желая делом показать Сяо Чжаню, что он… тоже что-то да может. И первая разделенная пополам квартплата греет сердце. Ну или это жжёт недовымытый перец. Ибо со вздохом прерывает затянувшееся молчание: — Кажется, я совершенно непригоден для кухни. Я возмещу всё… — Не болтай глупостей, — слегка сердито обрывает его Сяо Чжань, смачивая тряпку и проходясь с ней по столу, собирая жалкие остатки красной жгучей субстанции. Ибо невольно морщится, и Сяо Чжань даже усмехается: — Подумаешь, высыпал на себя баночку. Да я и сам виноват, надо было сразу разобрать продукты… Ммм. Ну, раз не приготовили тебя… — А я всегда готов, — всё же не удерживается Ибо: теперь, когда уши и глаза почти перестали чесаться, невыносимо зазудела задетая гордость. И пускай Сяо Чжань хочет научить его готовке лишь чтобы облегчить муки совести перед тем, как выставить за дверь, Ибо всё равно может победить какую-то там тухлую курицу! — Я заметил, — фыркает Сяо Чжань и задумчиво прикусывает губу, сосредоточенно глядя на кучу продуктов. «Но ты всё ещё не представляешь, насколько, гэ» — с пугающей самого себя тоской думает Ибо, глядя на полузакушенную родинку под кроличьими зубками Сяо Чжаня. Бездна эмоций, связанных с этим человеком, пугает его всё сильнее. Кажется, он не чувствовал ничего подобного, когда встречался с Мо Сиань. Ему никогда не хотелось её постоянно касаться, нюхать, да и хвост в её присутствии не пытался жить собственной жизнью, заявляя о правах на неё. Да он её даже в личном пространстве больше часа выносил с трудом! Ибо тяжело вздыхает, и это не укрывается от разбирающего продукты и распихивающего их по шкафчикам Сяо Чжаня. Тот бросает на него обеспокоенный взгляд: — Болит? «Болит, Чжань-гэ, — Ибо хочется жалостливо задрать брови, подползти к Сяо Чжаню и прижаться лицом к бедру. — Глаза, нос, а губы и вовсе ужасно жжёт, зачем ты выбирал такой жгучий перец, ты же знаешь, что кемономими очень чувствительны к острому! И ещё сердце, Сяо Чжань, скажи, почему? Можешь поцеловать, где болит? Мама обещала, что тогда всё пройдёт…». — Если да, Чжань-гэ поцелует? — это вырывается нечаянно, Ибо честно не хочется показывать Сяо Чжаню свою непонятную слабость. Сяо Чжань фырчит возмущенно, закатывая глаза и краснея скулами. Ибо сжимает в кулаках подол чистой футболки и гиенисто смеется, запрокидывая голову. Ему не смешно, потому что, кажется… несмотря на все обещания себе же… он всё же… — Ты опять! — прерывает его Сяо Чжань и яростно хлещет полотенцем по плечу. — Айя, Ван Ибо, ты человек вообще… Тц! Хищник! Марш разделывать курицу! — Просто честно скажи, что тебе нравится, — тянет Ибо. Но, если честно, ответа он получить не хочет, потому отворачивается всё же к столу, с нескрываемым отвращением тыкая в курицу кончиком ножа. М-даа, если его предки когда-то и жрали что-то подобное, то определенно не передали ему в наследство тягу к хищничеству такого рода… Полного тоски взгляда в свою спину и сжатых до побелевших костяшек рук на воке он уже не замечает. В общем-то, дальнейшее приготовление ужина перестает походить на ток-шоу, где главной целью является накал эмоций, и Ибо молчит, слегка пританцовывая в такт доносящейся из колонок в другой комнате музыке. Пока у него в кармане не звонит телефон, прерывая задумчивую тишину. Ибо тут же вскидывается, изображая целую пантомиму «Ой как жаль, как жаль», откладывает нож и, беззвучно хохоча над гневным выражением лица Сяо Чжаня, нажимает на прием вызова. — Да, ма? Сяо Чжань фыркает, взмахивая на него рукой, которую тут же обвивает хвост. Он возмущенно задирает брови, уставившись в наглые смеющиеся глаза негодника, но тут же обеспокоенно хмурится. Хвост на руке сжимается сильнее, а Ибо закусывает губу, отворачиваясь к окну. — С кем? А, этот придурок… что «Ибо», ну придурок же, Сюань-Сюань прав… я знаю, ма. Я поговорю с ним, конечно. Ибо прикрывает трубку ладонью, тяжело выдыхая, и почти сразу подносит телефон к уху. И — неожиданно — откидывается назад, прислоняясь спиной к груди замершего на месте, где его подловил хвост, Сяо Чжаня. К прикосновениям невзначай, крепкой хватке хвоста, теплу прижимающегося к его плечу плеча и редким объятиям при встрече Сяо Чжань уже привык, как и к ощущению провалившегося куда-то в желудок сердца, к сводящей щекотке внизу живота от улавливаемого аромата, и тем более к зуду в губах при взгляде на… да на всего домашнего Ибо! Но к этой атаке доверчиво подставленной спины и аромата шоколадного шампуня с присущей только Ибо хвоей он оказывается совершенно не готов. Свою роль сыграла и домашняя обстановка, которая ослабила его контроль. Взгляд мгновенно прикипел к оголенному плечу, с которого предательски съехала футболка, открывая Сяо Чжаню нежную кожу ключицы. И части шеи, потому что Ибо в разговоре недовольно мотнул головой, заставив волосы соскользнуть с шеи на другую сторону. Рот стремительно наполняется слюной, и сам стук крови в ушах словно толкает его наклониться вперёд и прижаться губами, вцепиться зубами, приникнуть всем естеством к шоколадного оттенка точке на основании шеи, пометить сперва здесь, потом спуститься ниже, встать на колени и… —… мать не волнуй! — Выбивающийся из однообразного мычания и агаканья Ибо возглас заставляет Сяо Чжаня крупно вздрогнуть и резко откинуть склонившуюся непозволительно низко голову назад. Ему нестерпимо хочется побиться обо что-нибудь головой, чтобы прийти в себя. Видимо, ощутив его движения, Ибо заставляет хвост успокаивающе скользнуть по его предплечью, что, если честно, делает ещё хуже. К смятению в душе и жару желания прибавилось ещё и чувство вины. С тревожным изумлением глядя на чужую родинку, он радуется, что Ибо не прижался к нему полностью, и не может почувствовать ещё и своей нарывающейся пятой точкой, что с ним творит. Прислушиваясь к речи Ибо, он осторожно приобнимает его за талию, утягивая к табуретам у стола. — Я не сомневаюсь, что в следующий раз они попытаются зажать тебя в кабинке туалета или в раздевалке, так что будь осторожнее. В туалет лучше не заходи вообще… в прямом! Сяо Чжань усаживает фелина на табурет и, не удержавшись, треплет его по мягким волосам на затылке, контролируя руку, чтоб не задеть чувствительные уши. Но Ибо сам толкается головой в ладонь и тянет готовящегося отойти (сбежать!) мужчину на соседний табурет. Сяо Чжань со вздохом поддается и, закинув руку Ибо на плечо, принимается мягко поглаживать его по волосам, пропуская тёмные пряди меж пальцев и аккуратно прикасаясь к мягкому пушку ушей у основания. Левое ухо, к которому потянулись любопытные пальцы Сяо Чжаня, удивленно дергается, Ибо на секунду запинается, но тут же продолжает: — Все дела вполне можно сделать дома. На крайний случай, дотерпишь до конца уроков и смотайся в закусочную рядом, у Линь По для посетителей он бесплатный. Оттуда знаю? Думаешь, тебя одного травят? А с раздевалкой проще — если переодевать только футболку, то можно справиться быстро. Мы иногда переодевались под лестницей… с Да Тин, мгм. Ли Бовэнь? Такой пятнистый милаш? Ну попробуй… Мгм. Рука Сяо Чжаня смелеет вместе с ним. Даже возбуждение постепенно отступает, затаиваясь коварным клубком внизу живота. На первый план выползает любопытство — несмотря на то, что они живут бок о бок уже два месяца и Сяо Чжань порой треплет Ибо по волосам и — иногда — по ушам, шанса рассмотреть тёмные острые треугольники у него особо не было. — Да… да. Ещё тебя или, если сойдешься с Ли Бовэнем, вас, могут поймать за школой. Постарайся выходить с толпой и лояльными учителями. Ну, кто там у вас? Уши ощущаются удивительно сильными и нежными, и Сяо Чжань осторожно ведёт пальцами вверх по левому, наслаждаясь бархатистостью шерсти. Ушки слегка подергиваются, и Ибо еле слышно фыркает, ежась. Сяо Чжань не удерживается от смешка, за который тут же расплачивается тычком острого локтя в бок, но продолжает исследовать, еле касаясь кончиками пальцев кромки уха. Самый надежный показатель настроения Ван Ибо, несмотря на то, что тот зачастую отлично контролирует их, сейчас в его руках. Вообще, в кругу друзей и тем более дома он расслабляется, позволяя себе спокойно опускать их по бокам от головы, когда расстраивается или настораживать вперед, выказывая любопытство. Но касаться их — это порождает какое-то совершенно новое восторженное чувство в груди… такое же глупо-безнадежное, как и всё по отношению к этому фелину, если честно. — Лучше всего с Чжоу Баем, можно с Цинь Сяо. Главное, если будет только Цзи Шэн, не иди… да не считаю я тебя идиотом… ага, но не меня сегодня едва в унитаз не макнули. Не пси… Уши под рукой Сяо Чжаня резко дергаются назад и вниз, мягко прижимая пальцы Сяо Чжаня, но тут Ибо и сам поворачивается к нему, возмущенно раздувая ноздри: — Прикинь, и кинул трубку! Как будто я не знаю, что он знает, — он слегка оскалился и зашипел сквозь зубы, заставляя Сяо Чжаня в который раз за этот сумасшедший день немножечко умереть. — Что случилось? — голос хрипит, и Сяо Чжань опускает руку, старательно откашливаясь. — Хаосюань подрался. — И, видя вопросительно-встревоженный взгляд Сяо Чжаня, поясняет: — Хэй, не делай такое лицо, ничего страшного не произошло. Всего лишь губу разбил, да сам отделался ссадиной на подбородке… Хотя это, конечно, наверняка не первый раз… — Ничего страшного? — обеспокоенно повторяет Сяо Чжань и машинально проводит ладонью по вздрагивающему хвосту на коленях. Бросает быстрый взгляд на напряженного Ибо и качает головой: — Вижу. Ты готов сейчас же сорваться… с тобой тоже такое бывало? Ибо отводит взгляд, сжимая и разжимая кулак и крутя в руках телефон. Кивает неохотно: — И не раз. Нас и так не очень-то жалуют, а меня ещё и считали довольно миленьким… не делай такое лицо, я крутой, а не милый… ну и часто находились те, кто так и нарывался на хорошую взбучку. — На взбучку?.. — Ну, когда-то получали они, когда-то я, — Ибо пожимает плечами и усмехается краем губ. Невесело и как-то настолько житейски умудренно, что Сяо Чжань просто подается вперед и крепко его обнимает. В этом нет никакого подтекста, кроме прямой попытки выразить поддержку. В горле комком стоит обида за худощавого мальчишку со сбитыми коленками и настороженным взглядом из-под длинной челки — Ибо как-то показывал ему семейные фотки, а Сяо Чжань уверен, что со своим братом они похожи. Учебный год застал UNIQ врасплох. Чо Сынён и Ли Вэньхань — второй и третий курсы Пекинской академии танца соответственно — оказались неожиданно полностью погружены в собственные учебные проекты, и чаще появлялись на виду только под конец дня. Сегодня у них должна была быть уже третья тренировка в залах Пекинской Академии танца, куда их пускали пару раз в неделю по договоренности с деканом Института современной хореографии Ван Ханем. В общем-то для студентов Академии участие в группе также шло в счет учебной деятельности, для Ибо Ван Хань обещал устроить выступления как «участие во внеучебной деятельности». Так что только Сонджу с Исюанем оказывались поразительными энтузиастами. Последний, далеко не немного опоздавший на эту тренировку, замирает у дверей, окидывая взглядом не слишком большое пространство. Пекинская танцевальная академия сделала упор на количество танцевальных залов, а не на их размер. Хотя качество тоже выступало отнюдь не в последнюю очередь. Вот и сейчас, пока он не открыл двери, из помещения почти не слышалось битов. Исюань не сдерживает легкого вздоха: из всей их группы всего двое пришли вовремя. А ведь ещё максимум час — и им придётся уступить место следующим! У первокурсников как раз первые проекты, и до середины октября спрос на залы особенно велик… Такими темпами им придётся искать другое место для своих встреч. — Слушай, мне кажется, нам стоит заменить это движение. — Ким Сонджу устало вздыхает, сползая по стенке на пол и подтягивая к груди одну ногу. Ибо с привычным упрямством поджимает губы, вновь повторяя связку и покачивая головой в такт музыке. — Можно просто сделать нагрузку на другую ногу, — фелин показывает, как, и тут же видит замершего в дверях старшего. — О, Исюань-гэ пришёл. — Простите, парни, — виновато тянет Чжоу Исюань, и тут же чуть не влетает в помещение. В зеркалах на стенах становится оживленно, как и в танцевальном зале: подтолкнувший в зал старшего Чо Сынён корчит через них ехидные рожицы, но, схлопотав по загривку, принимается вопить извинения. — Постарайтесь в следующий раз уложиться в график, — обессиленно висящие на плечах друг друга, почти в один голос стонут Ван Ибо и Ким Сонджу спустя полчаса. Они-то тренировались все два часа до, и ударный темп, который взял Исюань, чтобы использовать время на максимум, ударяет по ним. — Да нас загоняли! — возмущается Ли Вэньхань. — Вот скажи, Сюань-гэ, вас тоже заставляли для диплома расписывать график? — Мм, — Чжоу Исюань задумчиво мычит, выполняя последние упражнения на растяжку. — Напомните, когда дома будете. Я поищу, может, вам что-то и подойдет… — Я тоже поищу, — кивает Сонджу, подхватывая полотенце со своей сумки и вытирая им измученное лицо. — Вы лучшие-е! — Чо Сынён, как обычно, не стесняется в выражении чувств, вырубает колонку, приплясывая. И вздох Ибо неожиданно тяжело падает в тишину. Он, конечно, тут же отворачивается от ребят, пытаясь спрятать полное тоски выражение лица, но совершенно забывает о зеркалах, готовых со всем тщанием отразить его опустошенность. Исюань тревожно переглядывается с замершими ребятами. В конце концов, каждый из них проделал свой долгий путь для того, чтобы стоять здесь и сейчас. Сынён, так тот и вовсе прошёл извилистой дорожкой от Кореи через Бразилию, и одному ему известно, чего это стоило. А ведь и ему говорили, что не быть ему ни певцом, ни танцором! Чо Сынён первым налетает на Ибо, наскакивая ему на плечи и фыркая в ухо. — Эй! — Ибо не успевает возмутиться, потому что общие обнимашки превращаются в обыкновенную кучу-малу. Он пыхтит, сперва ещё пытаясь выпутаться из клубка рук и ног, но в итоге сдается, принимаясь прыгать вместе со всеми. Итогом, как обычно, оказываются вскинутые вверх кулаки с кличем, а потом Ибо и вовсе приседает, когда взбудораженный Чо Сынён с воплем повисает на нем, цепляясь ногами за бедра. Ибо в попытке удержать его разворачивается, врезаясь Сынёном в Сонджу, и они под хохот Исюаня и Вэньханя чуть не валятся на пол. Мрачные мысли сметает, словно их и не было, и Ибо смеётся со всеми, пытаясь уберечь хвост от слишком резвых одногруппников. Так их и застает следующая группа — раскрасневшихся, растрепанных и висящих друг на друге в попытках отдышаться. — И когда у нас стали пускать с игрушками? Чжоу Исюань первым приходит в себя, недовольно хмурится, окидывая входящую группку парней неодобрительным взглядом, и первым же выныривает из переплетения рук, делая шаг к своим вещам. Судя по спортивным сумкам через плечо, это как раз-таки их «сменщики». — Мы уже уходим, — он бросает это больше для своих, но видит, как изгибаются в неприятной усмешке губы стоящего впереди. — Да ладно, старикашка Хань-Хань совсем стыд потерял? — Ибо, вытирающий лоб подолом от майки, теперь тоже поворачивается лицом к двери и кидает изумленный взгляд на перекатывающегося с пятки на носок пацана. По ощущениям, они одногодки, но Ибо искренне надеется, что на его лице нет такого же придурковато-самоуверенного выражения. Он чувствует, как плечи стоящего рядом с ним Ким Сонджу напрягаются, да и Чо Сынён словно невзначай выдвигается слегка вперед. Хвост недовольно щёлкает по полу. От смеха не остается и эха. — Следи за языком, — возмущается Сонджу, сжимая руку на плече Ибо. — Я? — немедленно становится ясно, что парень нарывается, даже его сопровождающие несколько встревоженно переглядываются. Ибо подхватывает на свободное плечо свою сумку, готовый последовать за насторожившимся Вэньханем. Он понимает, что ребята стараются защитить в первую очередь его, так что сжимает зубы, запирая внутри все цензурные и нецензурные комментарии. — Это вы следите, мало ли, в чьей жопе они окажутся. — Ти-гэ, — один из сопровождающих всё же дергает парня за рукав, пока Исюань выступает вперед, сжимая кулаки, а Ли Вэньхань пытается вытолкать взъерошенных Ибо и Сынёна за двери. — Нет, ну а что, наш декан его под хвост дерет или свою за… Закончить он не успевает. Ибо видит движение сбоку, но выворачивается из захвата первым. — Заткнись! — вырвавшееся больше похоже на рассерженное шипение, но Ибо плевать. К тому, что его относят к забавной игрушке, он уже даже привык, но подобного отношения к учителю, давшему ему шанс, он стерпеть не может. Ли Вэньхань пытается перехватить его до того, как кулак Ибо впечатается в горящее злорадством лицо. Сонджу с другой стороны ловит пылающего справедливой яростью Чо Сынёна, и Ибо даже согласен, что происходящее больше похоже на дешевый ситком, но вот ему что-то совсем не смешно. — А заткни! — парень кидается вперед в ответ, но на нем уже висят его товарищи, пытаясь оттащить его в другой угол. — Ибо! — Вэньхань крепче сжимает руки вокруг разозленного Ибо, удерживая вёрткого фелина на месте, и Ван Ибо шипит уже от боли. Она трезвит, но желания вцепиться противнику в горло это не уменьшает. Именно из-за таких уродов его брат вынужден прятаться в кабинете школьной медсестры на переменах и добираться до школы, совсем не по-детски продумывая маршруты! И из-за таких, если с ним всё же что-то случится, как с Ником, никто и пальцем не шевельнет, чтоб помочь! — Да сколько, блять, можно, — ругается Исюань, загораживая Ибо вид на противника. Того, впрочем, тоже держат увеличившейся толпой, а вперед выступает явно старший юноша в спортивках от Adidas. Мрачно кивнув Исюаню, он примирительно поднимает руки в кольцах: — Мы не хотим конфликта, Исюань-гэ, прости. Ты же знаешь Гун Ти, он тот ещё… Парень не договаривает, лишь поводит плечом многозначительно. — Он только что оскорбил члена нашей команды и Ван Ханя, Чэнь Каянь, — холодно замечает Исюань под возмущенную ругань названного Гун Ти. — Я прекрасно знаю, каким он может быть, но даже он должен понимать, когда переходит границы. — Подстилку он прита… — Судя по звукам, Гун Ти всё же затыкают рот в процессе его возмущения. — Кретинов зато тащить не надо… — Ибо! — Ли Вэньхань больно тычет его кулаком в плечо, сверкая яростным взглядом. Ибо коротко фыркает, и в этом звуке нет ничего человеческого, как и в яростном мотании головой. Но он всё же замолкает, позволяя Ли Вэньханю и Ким Сонджу отвести его в сторону дверей. Именно в этот момент последние и распахиваются повторно, впуская сосредоточенного Да Чжанвэя — заместителя декана по внеучебной работе. — Что происходит? — Да Чжанвэй не без удивления смотрит на взъерошенного Ибо в руках друзей. Кажется, что у того даже волосы стоят дыбом, а не только шерсть. Все упрямо молчат, украдкой переглядываясь, и Да Чжанвэй подозрительно щурится, оглядывая распаленных парней. Ибо громко фыркает, замечая, что Гун Ти уже замер, пытаясь спрятаться за плечами своих приятелей, и лишь расправляет плечи, сверля упрямым взглядом пол перед ботинками замдекана. — Вам что, заняться нечем? — Мы… просим прощения, — вперед опять же выступает старший из противоположной группы, Чэнь Каянь, совершая легкий поклон и бросает любопытный взгляд на мужчину. — Мы постараемся, чтобы этого больше не повторилось, — вторит ему Чжоу Исюань, тоже коротко кланяясь и показывая из-за спины кулак сокомандникам. И, слыша смешок Да Чжанвэя, слегка смущается, понимая, что зеркала на этот раз сыграли уже против него. — Да уж постарайтесь, — ехидно отзывается Да Чжанвэй и трет затылок, задумчиво оглядывая выстроившихся в две шеренги парней. — Так, UNIQ — в кабинет декана. А вы, думаю, не откажетесь от свободного хореографа, раз вам так скучно жить… И, не обращая внимания на слаженный стон, разворачивается к двери. По коридору Ибо идёт, сунув руки в карманы худи и сгорбившись. Осознание собственной глупости и того, насколько легко он в который раз попадается на провокацию, отнюдь не способствует хорошему настроению, пусть бы ребята его и ни в чем не упрекают. Наоборот, каждый из них подбадривающе хлопает его по плечу, особенно старается Чо Сынён — ну так и он тоже был хорош! На их удивление, Ван Хань даже особо их и не распекает. Только напоминает, что большинство из них тут скорее в гостях, и участвовать в драках — тоже не самое умное решение при любом раскладе. Про причины Ван Хань не спрашивает. UNIQ о них не заговаривают. — Чжанвэй, будь добр, найди им тоже занятие, — просит под конец Ван Хань коллегу и поворачивается к Ибо. — А господина Вана я попрошу ненадолго задержаться. Ибо замирает в середине кабинета, нервно перебирая в руках ручку от сумки, старательно не замечая обеспокоенных взглядов выходящих друзей. Когда двери за ними закрываются, Ван Хань кивает ему на стул напротив его стола: — Садись, герой, — и, видя, что Ибо не двигается с места, повторяет уже строже: — Садись-садись. Ибо всё же пристраивается на краешке стула, вцепляясь пальцами в собственный хвост и поднимает на декана настороженный взгляд. По опыту из школы он прекрасно знает, что облеченные властью и замороченные делами, представители администрации обычно не очень-то стремятся действительно разобраться в конфликте, а скидывают ответственность на того, от кого проблем больше. Несмотря на доверие к словам ребят из группы, он всё равно не представляет, что в голове человека за деревянным лакированным столом. Ван Хань легким касанием указательного и среднего пальца поправляет очки и откидывается на спинку кресла, складывая руки на животе. Ибо только сейчас рассматривает, наконец, человека, который дал ему пропуск в возможную лучшую жизнь. Ему, кажется, около сорока, и, насколько Ибо знает, у него есть семья. Сейчас, в черном классическом жилете поверх белой рубашки и с зачесанными волосами, он выглядит среднестатистическим офисным работником, и покрасневшие от нагрузки глаза за стеклами очков только усиливают это впечатление. Ван Ибо виновато поджимает губы, опуская взгляд на сцепленные на хвосте руки, и тоже молчит. — Надеюсь, ты уже понял, что вас просто разводили на эмоции. Что именно и как сказали — не столь уж важно. Ибо… Фелин вскидывает голову, отмечая перемену в голосе со строго-отстраненного на более мягкий, и невольно напрягается. Хвост нервно дергается, и он с силой сжимает его в кулаке, не позволяя выдавать эмоции ещё больше. Взгляд натыкается на задумчивое выражение на лице Ван Ханя, и Ибо еле сдерживается, чтобы не вскочить с места и выйти из кабинета. Кажется, даже заполненные книгами стены здесь душат, забивают нос пыльным разочарованием. Ван Хань же действительно не такой, как на него наговаривал тот придурок? — Не знаю, о чем ты думаешь, но твой затравленный вид мне не нравится, — устало сообщает ему мужчина, стягивая с носа очки и, устроив локти на столе, укладывает подбородок на сложенные руки. — Послушай, Ван Ибо. Ты — довольно перспективный молодой танцор. Несмотря на то, что сейчас ситуация с кемономими… становится всё более сложной, это также означает и то, что скоро придется её решать. Год, два, пять… вряд ли больше, и дискурс изменится. Он и сейчас постепенно смещается, акцентируя внимание на вреде закона о приёме лиц иных рас на бюджетные формы обучения, да и по поводу остальных законов уже высказываются спорные мнения. — Ван Хань легко покачал головой, глядя куда-то в сторону от насторожившегося Ибо. — Я говорю тебе это, чтобы ты понял, что тебя будут продолжать провоцировать. И ты это понимаешь сам, иначе не сидел бы здесь… или поймешь скоро. Я помогаю молодым талантливым ребятам пройти дальше… — Почему? — Ибо подает наконец голос, слегка ослабляя хватку на хвосте и хмурясь. О том, что происходит на уровне страны, он не особо задумывался, потому что и так было понятно — происходит пиздец. Однако уверенность Ван Ханя в том, что со временем это изменится, заставляет задуматься. Но вот мотивов, зачем возиться с этим Ван Ханю, Ибо понять не может. — Потому что это моя работа, — хмыкает Ван Хань, поднимаясь с места и потягиваясь, и смотрит на Ибо с улыбкой: — Ну и, возможно, семейные причины. Этого достаточно? Ибо неловко кивает, тоже поднимаясь с места. Ему даже стыдно, что в какой-то момент он подумал об этом человеке плохо. — Ну и отлично, — вот теперь Ван Хань улыбнулся по-настоящему, останавливаясь у стола и опираясь на него бедром. — Подумай об этом. Ты же доверяешь своим одногруппникам? UNIQ… Вы действительно уникальны в своем роде. И я надеюсь, что когда-нибудь буду смотреть на вас вместе с коллегами в деканате, попивая чай и гордо говорить, что это я нашел такие алмазы, — он подмигивает и вздыхает. — Поэтому я надеюсь, что ты сможешь довериться и своим учителям. Неприятностей у тебя ещё будет много… Ибо фыркнул, вскидывая вновь опущенную голову: — Это вы меня приободрить пытаетесь? Ван Хань хмыкнул, поднимая брови: — А ты в утешении нуждаешься? Ибо мотает головой, смущенно прижимая уши к голове. Ему хочется надеяться, что хоть кто-то действительно является тем, кем себя называет, и не прикрывается хорошими словами, чтобы затащить в постель или конвейер для сотворения домашних игрушек. И Ван Хань, кажется, действительно является, а не кажется. Тот кивает, и хлопает его по плечу, уже строго хмурится: — А по поводу случившегося… Сила есть, ума не надо? — он поджимает губы. — Ван Ибо. Я хочу, чтобы ты меня сейчас услышал. Поверь опыту старика… не всё в жизни решает физическая сила. И иногда, чтобы выиграть войну, нужно проиграть сражение. Понимаешь? Ибо отводит взгляд и виновато кивает. Да, он перегнул палку, да, он знает. По правде говоря, и видел он в тот момент отнюдь не Гун Ти, а того одноклассника Хаосюаня, из-за которого последнему не стало житья в последнее время. И да. Это очередной звоночек о том, что он не справляется. — Шагай. Наверняка твои старшие переживают… — Ван Хань усмехается и, хлопнув ещё раз по плечу, возвращается за стол. — Успокой, что я тебя не съел, а то съедят меня, и косточек не останется. Ван Ибо наконец усмехается шкодливо, отвешивая шутливый поклон, и с выкриком «Есть, сэр!» исчезает за дверью. Ван Хань хмыкает, постукивая пальцами по столу, и смотрит на открывающуюся противоположную дверь. — Поговорили? — Поговорили, — устало вздыхает, и закатывает глаза: — А то вы не слышали? — И что думаешь? — худощавый мужчина с выраженным носом устраивается на том же стуле, что сидел парой минут ранее фелин, и откидывает волосы с лица, второй устраивается на стуле рядом, облокачиваясь на стол и поправляя галстук. — Хороший парень. — Может, стоило поговорить с ним честно? — Да Чжанвэй хрустит пальцами, покачивая головой, и кидает быстрый взгляд в спину поднявшегося декана. — То, что он хороший… кемономими, ещё не означает, что он подходит для дела, — вмешивается наконец третий присутствующий, слегка хмурясь. Впрочем, они уже привыкли, что Цянь Фэн встречает многие их идеи скептически, так что только переглядываются с понимающими смешками. — Ага, а использовать втихую — это же обязательно, — недовольно тянет Да Чжанвэй, пихая друга и коллегу — замдекана по учебной работе — в бок. — Хватит, — прервал их Ван Хань, отворачиваясь от окна. Там, в сгущающихся сумерках, UNIQ со смехом, толкаясь и дурачась, пересекали парковую зону. Юноши, на которых в разные годы уже ставили разные люди. Вот только раньше среди них не было фелина, и Ван Хань сейчас действительно не знает — подарок это неба или его проклятие. — Никто не будет использовать их втихую. Пусть радуются жизни… Пока могут. Это не звучит вслух, но в тревожных взглядах друг на друга видится отчетливо.***
Одиночество — это в крови, Не разбавить вином или чаем. У меня передоз за плечами, У тебя ещё всё впереди. ♫ Признайся — MONОЛИЗА & Дарья Клименко ♫
— Что происходит? — Сяо Чжань отодвигает от себя кружку со своим обожаемым зеленым чаем и пронзительно смотрит на мечущегося по гостиной Ибо. Три шага влево, четыре вправо, пять по диагонали, и так по новой. — Что? — буркает Ван Ибо, и не думая прекращать своих метаний. — Ты скоро проложишь тропу к соседям снизу, — поясняет Сяо Чжань. — Думаю вот, как объяснить им такое дизайнерское решение… Ибо кидает на него мрачный взгляд и резко разворачивается к стене, ударяя по ней кулаком и тут же утыкается лбом в место удара. Сяо Чжань замирает на диване, наблюдая за недовольно свивающим кольца и распрямляющимся хвостом. В этом зрелище есть что-то медиативное. — Окей, скажу, что мы помогаем в перепланировке по замыслу партии… — Чжань-гэ, — стонет Ибо и наконец поворачивается к нему, опираясь спиной на стену. — Почему в этом мире всегда нужно быть сильным? — О-о… Пошли, — Сяо Чжань решительно встает с места, захлопывая крышку ноута и кивая на скейт в углу за диваном. Ибо замирает на месте, озадаченно склоняя голову набок и настораживая уши. Сяо Чжань хмыкает: — Всё равно ты сейчас похож на льва в клетке, могу я предложить тебя выгулять? И улыбается невинно. Так, как знает, что это точно бросит вызов Ибо, ведь после каждой такой улыбки тот непременно вменяет себе в обязанность вывести его на чистую воду. Вот и сейчас, несмотря на раздражение, Ван Ибо подозрительно щурит глаза и медленно кивает. На удивление Сяо Чжаня, болтать с Ибо до сих пор получается обо всём и ни о чем. Ну, то есть, Сяо Чжань прекрасно умеет поддерживать светскую беседу, легко может разговорить кого угодно, но именно с Ибо ему не приходится продумывать, что сказать. Это ощущается правильно… и страшно. Он уже столько раз обманывался, что не верит сам себе. — Чжань-гэ? — зовет его Ибо, кидая доску под ноги, и Сяо Чжань понимает, что они уже дошли до парка, а он последние пару минут задумчиво напевает подхваченный где-то по пути мотив. — Ох, прости, — сконфуженно извиняется он, давая себе мысленный подзатыльник. Хорош друг! Он пару мгновений смотрит на готовящего, кажется, ехидный комментарий Ибо, но успевает первым: — Мне покатать тебя за ручку? Осознание собственной ошибки накрывает его, когда Ибо с готовностью хватается за его руку. На скейте он даже чуть возвышается над Сяо Чжанем, и когда просяще слегка сжимает крупную ладонь, в которой его утопает полностью, внутри всё сладко замирает. — Так что, прокатишь, гэ? — наклоняясь почти вплотную, шепчет Ибо, свободной рукой зачесывая волосы за уши, и совершенно греховно облизывает искусанные красные губы. Сяо Чжань справляется со вдохом только со второй попытки. Сглатывает, крепче ухватываясь за руку Ибо и кивает, мужественно отворачиваясь. Потому что начать говорить что-то сейчас — это как расписаться в собственном абсолютном бессилии перед этим гремлином, который, провоцируя, будто совершенно не понимает, к чему это приведет. И он действительно везёт ржущего Ван Ибо по дорожкам парка, не обращая внимания на редких прохожих. Каждый сильный удар сердца отдается в голове и крепко сжатой чужой ладонью руке, и он удивлен, что Ибо ещё не отправил его в клинику. — Быть сильным всегда невозможно, — тихо говорит он, глядя строго вперед. — Сколько бы нам не навязывали идеал сильного и уверенного в себе мужчины, никто из нас на самом деле не может быть таковым двадцать четыре на семь. Мы же все живые люди. И то, с чем сталкиваешься ты… я не представляю, как это утомляет, постоянно делать независимое лицо и… Он понимает, что говорит в какой-то мере больше о себе, но всё равно удивленно оглядывается, когда Ибо дёргает его за руку. — Это меня не утомляет, — улыбается Ибо, глядя в лицо повернувшегося Сяо Чжаня. — Пока у меня есть любимое дело и те, с кем можно быть собой. Сяо Чжань замирает на месте, слегка хмурясь. Потому что… Его утомляет необходимость постоянно пробиваться и показывать, что он сильный, что он достоин — красного диплома, места в универе, признания матери… Его утомляет, и единственное, что держит на плаву — надежда, что всё когда-то изменится. — Вау, лао Ван такой сильный, — Сяо Чжань расширяет глаза, словно в испуге, пряча даже от самого себя понимание, и делает вид, что склоняется. Ибо хохочет, пихая его в плечо и спрыгивая с доски. — Лао Сяо ещё сильнее, — мурлычет он, замирая рядом с затаившим дыхание мужчиной, глядя снизу вверх в глаза, облизывается и, подхватив доску, кидает через плечо: — Наверняка даже в душе держит себя в руках! Сяо Чжань мгновенно вспыхивает — ему кажется, что сейчас мучительно покраснел даже нос, так пылает лицо. Потому что двусмысленность фразы и её противоречивость коротит его умение "держать себя в руках". Он смотрит за тем, как Ибо выписывает на доске трюки — площадка для скейтбординга не слишком большая, но и народу сейчас немного, так что фелин чувствует себя очевидно свободно. Он ловко подбирает хвост, когда взвивается в воздух, совершает немыслимые для Сяо Чжаня кульбиты и выглядит совершенно бесстрашным. Сяо Чжань так не умеет. Он отходит к киоску за водой и заодно берет зачем-то жвачку. Мятную. Она жжет язык, охлаждая всё ещё горящие щеки, но внутри всё сворачивается от волнения, стоит подумать, чтобы решиться. Ибо в очередной раз прокручивает доску под собой, ударяя её в этот раз хвостом для повторного поворота, и с победной усмешкой под хлопки зрителей приземляется на площадку. Находит глазами Сяо Чжаня, улыбается совершенно счастливо, и разгоняется заново. У Сяо Чжаня шумит в ушах и горят губы в желании сцеловать эту улыбку. Он готов признаться, что всё же влюблен, по-глупому, отчаянно, как в первый раз. Но он не уверен, готов ли признаться в этом предмету своей влюбленности. И когда Ибо подъезжает к нему, устроившемуся на лавочке и зарисовывающему фелина на скейте, просто подается вперед и крепко обнимает его. Почему-то шли они вытрясать тяжелые мысли из головы Ибо, а в итоге… — Чжань-гэ, расчувствовался? — вибрирующий голос в ухо пускает по позвоночнику дрожь, и Сяо Чжань отстраняется, щуря глаза. Ну, конечно, Ибо с идиотской ухмылкой продолжает: — Что, старческая сентиментальность взыграла? — Ван Ибо, ты чудовище! — возмущается Сяо Чжань и бьет его в плечо, пока тот загибается от хохота. И тоже начинает ржать — совершенно без причины, а просто потому что… смешно. И Ван Ибо рядом, всегда готовый подхватить. Сяо Чжань кидает в него влажные салфетки, чтоб тот мог вытереть наконец свою обувь, за которой следит лучше, чем Сяо Чжань за кастрюлями, и тянет фелина после в кафе. У них законный выходной, и Сяо Чжань всё так же не готов портить всё попыткой в отношения, которые наверняка придут к концу, разрушив не только взаимопонимание, но и их общий смех, и их самих. После Ибо снова танцует, собирая вокруг себя толпу, а Сяо Чжань смотрит и думает. Ван Ибо действительно живёт танцами, и даже не замечает, каким взглядом провожают его люди. Каким взглядом проводила его Да Тин. И каким смотрит на него сам Сяо Чжань. Незаметно наступает уже третья учебная неделя, которая начинается для них с громкого крика Сяо Чжаня «Мы всё проспали!» и его торопливой беготни по дому, пока Ибо выпутывается из одеяла и лениво хлопает глазами в потолок. Каким-то образом именно он умудряется собраться первым. — Ты вообще не человек, Ван Ибо, — возмущенно шипит Сяо Чжань, когда впопыхах выскакивает из квартиры, пытаясь одновременно натянуть пальто, пригладить волосы и закрыть сумку, из которой торчат многочисленные конспекты. Ибо только икающе хохочет, отбирая у него сумку и ключи. — Я точно не человек, Чжань-гэ, и за это ты меня тоже любишь, — с непробиваемой самоуверенностью заявляет он, привычно закидывая на плечо вторую сумку и закрывая дверь, пока Сяо Чжань бурчит что-то себе под нос. И самого Сяо Чжаня посещает дежавю, когда они также торопятся после обеда на пару, и Ибо снова отбирает у него сумку, покуда мужчина пытается одновременно запихать туда скетчбук и натянуть воротник пальто выше. Он улыбается широко, зная, что сейчас выглядит совершенно влюбленно, а потому смотрит вперед, просто наслажадясь теплым плечом, прижимающимся к его. Всё настолько хорошо, что он буквально чувствует надвигающиеся неприятности. Когда у самого корпуса дизайна им дорогу вдруг заступает группа из трёх человек, он невольно напрягается, рефлекторно отстраняясь от прижавшегося к его плечу Ибо. — Честно говоря, когда Мин Ин сказала, что ты спелся с… фелином… я не думал, что настолько тесно, — его одногруппник Сунь Гуан стоит впереди, поправляя очки, и окидывает их неодобрительным взглядом. Сяо Чжань скорее чувствует, чем видит, как напрягается рядом с ним Ибо, сжимая кулаки, но в его голове сейчас настолько пусто, что он даже не сразу реагирует, когда другой одногруппник, Чжао Шу, делает широкий шаг вперед и показывает фотку на телефоне, где Сяо Чжань натягивает на Ибо капюшон. Сердце Сяо Чжаня пропускает удар: это было буквально вчера, когда они бесились, и к вечеру похолодало. Он просто переживал, что Ибо замерзнет, но потом это вновь вылилось в потасовку, и… — Вы же понимаете, что это недопустимо… Сяо Чжань чувствует, как краснеет от подобного внимания, и отшатывается от замершего на месте Ибо: — М-мы… — Он даже слегка заикается, крепко сжимая руки перед собой. — М-мы не… — Мы соседи по квартире, — равнодушно бросает Ибо и приподнимает бровь, смеривая подошедших к ним надменным взглядом. — И прежде чем вы зададитесь вопросом — нет, мы не трахаемся, а свою половину я плачу наличными. От ледяного тона Ибо Сяо Чжань и сам застывает, и не успевает среагировать, когда ему на плечо вешают его же сумку, и, резко развернувшись и сунув руки в карманы кожанки, направляются назад, независимо покачивая хвостом. — Ибо! Стой! — Сяо Чжань дёргается следом, вдруг осознавая, как именно мог воспринять его слова Ибо, но его останавливает резкий звонок. Пара. И будь он на ней просто студентом… Он шипит сквозь зубы, почти как Ибо, и резко разворачивается к ребятам, понимая, что только что было. От взглядов Сунь Гуана и Чжао Шу, светящихся непробиваемой уверенностью, злость на себя вспыхивает ещё ярче. — Вы! — Сяо Чжань, ты же понимаешь, что я прав, — Сяо Чжань не может поверить своим глазам: Чжао Шу обиженно всплескивает руками! — Такая тесная связь с кемономими недопустима, особенно с фелином, если хочешь строить карьеру. — Если вам так нужно, можно… — Начинает Сунь Гуан и осекается под потяжелевшим взглядом Сяо Чжаня. Но всё равно мужественно заканчивает: — Можно скрывать. Так ведь и делают… — Вы… — Выдыхает Сяо Чжань, чувствуя настоятельную потребность тоже что-нибудь разъебать, как часто это делает Ибо. Честно говоря, он считал, что это жжение в груди уже ушло вместе с его подростковыми закидонами, когда он пугал мать разбитой посудой. Но вот прямо сейчас, пока в ладони впиваются полумесяцы ногтей, он готов разгрохать и дизайнерский сервиз перед входом, одна из работ девчонок с интерьера, об головы своих однокурсников. — Как вы вообще смеете… — Ты же знаешь, что мы правы, — очень по-взрослому вздыхает, покачивая головой, и Сяо Чжань всё же срывается, делая широкий шаг вперед и сгребая Сунь Гуана за воротник. — Меня не интересует, что вы успели себе надумать, и по какой причине решили засунуть свои носы в совершенно не ваше дело, — занижая голос, почти шепчет он в изумленно распахнувшиеся глаза. — И мне плевать, что творится в ваших головах, если вы готовы вместо собственной жизни лезть в чужую. Но ещё раз увижу вас рядом с нами с Ибо, и о ваших способах дополнительного заработка тоже станет известно. Ясно? Сунь Гуан бледнеет на глазах, вцепляясь в его руку. — Ты… угрожаешь? — неверяще вопрошает пытающийся разнять их Чжао Шу, и Сяо Чжань скалится. — Предупреждаю! — он выпускает воротник Сунь Гуана из рук, брезгливо встряхивая кистями, и резко отворачивается, направляясь к входу в корпус. — Да ты совсем ебанулся?! — возмущенно восклицает ему в спину Сунь Гуан, и Сяо Чжань оглядывается на секунду, вперивая в него раздраженный взгляд. Тот отступает на шаг, сглатывая, и Сяо Чжань позволяет себе мрачную ухмылку. Он прекрасно знает, что может быть той ещё стервой. И вообще, с чего он взял, что ему важно мнение этих лицемеров? Вот только это всё равно не позволяет ему пропустить пару у первого курса. Хотя бы потому, что после такого запросто можно и из универа вылететь, что означает подвести не только себя, но и мать, которая надеется на его продвижение. И Ибо. Потому что Сяо Чжань также надеется, что тот никогда не узнает, что помимо квиточков о счетах, которые они действительно поделили поровну, Сяо Чжань также платит и за съем жилья хозяину. Квартира почти в центре Пекина — не очень-то дешевое удовольствие, пусть бы и в «студенческих» кварталах. Но, конечно, больше всего Сяо Чжань просто боится. «Прости за эту сцену, Ибо. Встретимся вечером?» — Сяо Чжаню стыдно смотреть на это непрочитанное сообщение. «Нам давно надо поговорить» — он так и оставляет в черновиках, вымученно улыбаясь студентам. — Добрый день. Наша тема на сегодня… Его тема на сегодня — так и непросмотренное Ибо сообщение и разочарование в себе. Две пары пробегают быстро, он что-то рассказывает, и, кажется, даже студенты понимают, что что-то не так, притихая и только отвечая на его вопросы. — Прости, Мин Ин, мне сейчас не до светских разговоров, — кажется, впервые в жизни говорит Сяо Чжань напрямую, когда Мин Ин останавливает его на выходе из корпуса после пар. Сяо Чжань действительно торопится. У Ибо пары должны будут закончиться через полтора часа, и за это время Сяо Чжань планирует продумать текст извинений… и объяснений. В конце концов, ему давно пора честно рассказать обо всём. Ван Ибо заслуживает всего самого лучшего, и даже если Сяо Чжань обманывается в оценке его отношения к себе… пусть лучше Сяо Чжань в очередной раз выставит себя дураком, чем предаст и Ибо. — Я только хочу извиниться, — тихо говорит Мин Ин, опуская взгляд и сцепляя руки перед собой, легонько кланяется. — Мне не стоило начинать об этом разговор… и говорить о вас вообще. Сяо Чжань заставляет себя выдохнуть и легонько касается плеча встревоженной девушки: — Ты здесь не при чем, — мягко говорит он и грустно улыбается. — У каждого из нас был выбор, как себя повести… — Он не сдерживает тяжелого вздоха. — Попьем потом как-нибудь чая, хорошо? Я правда… Он осекается и просто кивает на выход. Мин Ин робко улыбается, и Сяо Чжань, кивнув, торопливо направляется к выходу, когда слышит краткое «Удачи» за спиной. Удача здесь явно не поможет — он это понимает, но когда не дожидается Ибо на выходе из Института гражданской инженерии в положенное время, а его однокурсник говорит, что фелина на паре и не было, в первый момент чувствует такой прилив паники, что на некоторое время совершенно теряется в пространстве. И, кажется, пугает своим бледным видом и попытками научиться дышать заново всех окружающих, так как его чуть ли не под руки доводят до ближайшей лавочки и подсовывают бутылку с водой. Когда сердце перестает бешено колотиться и дышать получается без внутреннего счета, он мгновенно вскакивает с места, и, бестолково извинившись за беспокойство, срывается с места. «Контакт «Наглый котяра» был в сети 17 минут назад» — сообщает ему бегущая строчка в Вичате, и несмотря на то, что его сообщение по-прежнему висит непрочитанным, он чувствует такое облегчение, что колени слабеют. Живой. И, скорее всего, он в порядке — стоит вспомнить себя в его возрасте и то, сколько раз мать теряла его. Ладно, он был старше, и ситуация у него была… Сяо Чжань замирает посреди улицы, вперив невидящий взгляд в вывеску напротив. Он в который раз так зациклился на собственном восприятии происходящего, что совсем забыл о самом жестоком уроке. Что чувствует Ибо сейчас? Да, они знакомы с ним уже больше двух месяцев, но как много они за это время разговаривали о комфорте друг друга? Он снова набирает его номер, но Ибо скидывает звонок раз за разом. На третьей попытке он сдается, записывая голосовое, пару минут просто закидывает его сообщениями. «Приду завтра. Поговорим тогда?» — он пару минут смотрит на ответное сообщение, не в силах определить, что именно он чувствует. Клубок эмоций свивается в нечто невообразимое. Его тошнит от страха. «Ты в порядке?» — наконец спрашивает он то, что его волнует больше всего. «Да» — короткий ответ не слишком устраивает, но это лучше, чем ничего. — Исюань, привет. — Сяо Чжань рвано выдыхает, когда старший из UNIQ всё же берет трубку, и нервно трет шею. Время — половина седьмого, и люди вокруг текут довольно плотным потоком, добираясь с работы, так что он замирает на небольшом пятачке под фонарем, крепко прижимая телефон к уху. Оттуда доносится лёгкая музыка. — Ибо не с вами? — Ибо? — голос Исюаня звучит обеспокоенно. — Нет, у нас же тренировка завтра. Что случилось? — Я… проебался, — Сяо Чжань невесело хмыкает. — Он с вами не связывался? — Скидывал в общую беседу фотки из парка. — Сяо Чжань слышит на фоне музыки приглушенный женский голос, а затем наступает тишина. Хлопает дверца. — С рампы, мы там иногда бываем. — Когда это было? — Сяо Чжань думать не хочет о том, насколько умоляюще звучит его голос. — С полчаса назад, — напряженно отзывается Чжоу Исюань и, поколебавшись, добавляет: — Как? — Не знаю, гэ, — тихо признается Сяо Чжань, впервые называя так старшего из UNIQ, пусть он и старше всего на несчастный год. — Я хочу извиниться. Напиши, если узнаешь, где он, пожалуйста? — Окей. И, Сяо Чжань… уж постарайся. Он сжимает телефон в руке крепче, закусывая нижнюю губу, и решительно разворачивается в сторону метро. Остаток дня выматывает, пока он сперва всё же едет в парк, потом домой, в надежде, что Ибо окажется там, а после, приготовив ужин — в клуб. Ибо нет нигде, ребята только разводят руками, и не то чтобы Сяо Чжань был этим удивлен. По сути, Ван Ибо имеет право быть сейчас где угодно. Сяо Чжань возвращается домой уже около десяти, устало бросая сумку с тетрадями на пол и устраиваясь на подоконнике. Репутация. Карьера. Взгляд со стороны. «А что подумают люди, сынок?» — звучит в голове голос матери рефреном. Матери, которая прекрасно знает правила игры и умеет ими пользоваться в своих интересах. Раз — и лёгкий флирт в обществе. Два — и никаких сплетен о её отношениях с очередным «интересным мужчиной». Потому что главное — соблюдать приличия. Ведь кому какая разница, что за фасадом? Какое кому дело, сколько, кого, куда, если всё с виду прилично. Дебильный театр кукол! Он негромко смеётся, откидывая голову назад, и с силой бьется затылком. И вот смысл в этом? Какая разница, если то, чего он хочет, всё равно будет социально неодобряемо? Социально неодобряемо теми, для кого эти социальные нормы — всего лишь фасад, позволяющий накидывать поводки на всех. И, если честно… Сяо Чжань уже устал задыхаться под масками. В руках словно сама собой появляется пачка Marlboro. Он задумчиво вертит в пальцах сигарету, две кнопки тускло выделяются красным и зеленым в свете уличного освещения. В последний раз он курил, кажется, как раз в те два отвратительных года. Он прижимается лбом к холодному стеклу, бессмысленно уставившись на крышу подъезда под окном. Говорят, первая любовь не забывается, и её раны — тоже. Неужели каждая его влюблённость так и будет приносить за собою весь ворох прошлых сомнений, боли и вредных привычек? Он ведет плечами, натягивая на озябшие пальцы рукава светлого свитера — им с утра кинул в него Ибо, когда Сяо Чжань хотел выйти на улицу в рубашке и пальто. Он подносит сигарету к носу, вдыхая тонкий аромат табака. А ведь Ибо не нравятся, когда курят, он даже у клуба каждый раз старается проскользнуть как можно быстрее, морщит нос, фыркает… Сяо Чжань поджимает губы и решительно сует сигарету в рот, прикусывая кончик и вытягивая зажигалку из коробки. Да, а Сяо Чжаню не нравится, когда Ибо нет рядом. Он замирает на пару секунд, удерживая зажигалку у лица, и с негромким чертыханием откидывает её куда-то в сторону, решительно сминая сигарету в кулаке.