Жасмин

It's the eye of the tiger It's the thrill of the fight Risin'up to the challenge of our rival Eye of the Tiger — Survivor

      Они возвращались в Пекин на поезде. За темным окном мелькали огни поселений, людей в вагоне было совсем немного, и они, забившись на сиденья в углу, могли беспрепятственно держаться за руки, прижимаясь друг к другу плечами и коленями. Несмотря на насыщенные дни, спать не хотелось. Сяо Чжань бездумно смотрел в окно, крепко сжимая в одной руке руку Ибо, в другой — кончик его хвоста, который бескомпромиссно обвился лозой чуть выше его колена. Сяо Чжань чувствовал на себе взгляд, но поворачиваться не хотелось.       Ибо же не мог оторвать взгляда от точеного профиля, по которому проносились блики огней. Его руки словно приклеились к талии Чжань-гэ, и никакая на свете сила не заставила бы его оторваться.       Сама мысль о том, что он добровольно, самостоятельно чуть было не отказался от этого человека и был готов разрушить их отношения, начала доходить только сейчас. Вместе с ужасом.       — Чжань-гэ.       Сяо Чжань ответил негромким мычанием, немного сползая по спинке вниз и роняя голову ему на плечо. Ибо вдохнул цветочный аромат от его волос, рассеянно поглаживая костяшки пальцев руки в своей. На самом деле, он позвал просто, чтобы позвать — два слога легко прокатились по языку, оставив приятное послевкусие, а доверчивый отклик заставил сердце непривычно сжаться. Разве он оправдал это доверие?       — Бо-ди? — словно почувствовав что-то, Сяо Чжань попытался повернуться, но Ибо поднял руку, удерживая его на месте. Тяжесть на плече была очень нужна. Да и, по правде, вопрос у него тоже был, и сейчас, когда с ним самим все было прояснено, хотелось уточнить кое-что важное.       — Чжань-гэ, а как ты мог быть уверен, что я в Лояне?       — О. — Пальцы на хвосте сжались сильнее, принялись привычно теребить кончик. Ибо заинтересованно дернул ухом, утыкаясь носом за ухо своего беспокойного человека. Сяо Чжань сдавленно фыркнул на щекотку, склоняя голову и подставляя губам шею. Вздохнул прерывисто, когда Ибо легко лизнул ее, заерзал в объятии: — Вы с сестрой очень похожи.       Ван Ибо отрорвался от вылизывания теплой солоноватой кожи и прищурился на телефон: старший поднес его ему почти к самому носу. Хотя это оказалось необязательным, потому что сообщение от контакта «Мелкая Ван» было всего одно, крупными иероглифами по экрану. Ибо нахмурился.       — «Ты обещал. Ибо плакал дома. Как ты мог?» Бля, Цзысюань! Гэ…       — Чего ребенка пугаешь? — глаза у Сяо Чжаня лукавые-лукавые, когда он изворачивается в его руках, улыбаясь краешком губ.       — Это было один раз и ночью. Знаешь, как хуево… — он осекается. Конечно, Сяо Чжань знает.       — Знаю, — подтверждает его мысль Сяо Чжань и тихо смеется. Ему наконец удается извернуться и обхватить щеки руками. Чмокает в нос. — Не сопи. Она же не выдала тебя. Просто очень… решительно спросила, не забыл ли я об угрозе кастрации. Ибо коротко стонет, уже сам утыкаясь головой в плечо Чжань-гэ. Иногда Ван Цзысюань могла быть очень разумной, пугая его своей ответственностью и стремлением помогать семье наравне с мамой или с ним, но иногда… иногда Ибо вспоминал, что ей всего четырнадцать, и она максималистка похлеще его самого.       — Не ворчи, — снова посмеивается Сяо Чжань. Ибо чувствует легкое касание в волосах и выдох в них же, перед закрытыми глазами мелькают вспышки света: поезд въехал в очередное поселение.       — Не ворчу, — хрипло откликается он. — Но профилактический подзатыльник все же при встрече выпишу…       Сяо Чжань согласно хмыкает, зарываясь одной рукой ему в волосы, и Ибо незаметно для себя уплывает в сон до самого Пекина. Сяо Чжань весь оставшийся путь играет с кончиком его хвоста, и Ибо снится теплое лето.       В такси он тоже клюет носом, но стоит выбраться из машины, как поток ледяного воздуха слизывает остатки сонливости, ткнув, словно нашкодившего котенка, в реальность. Диди, взвизгнув шинами, умчалось на очередной заказ. Для него история фелина и человека закончилась списанием со счета Сяо Чжаня суммы. А вот для Ибо, как бы ему сейчас не хотелось сбежать, эту страницу было никак не перевернуть, надеясь долистать до ноты позитивнее. Только прожить.       Кусты можжевельника привычно-насмешливо покачиваются под холодными стенами знакомого подъезда. Сяо Чжань закидывает на плечо рюкзак, поднимается на пару ступенек и только там оборачивается, удивленно вскинув на него бровь. Ибо облизывается, но избавиться от горького можжевелового привкуса на языке это не помогает.       — Я приходил каждый вечер, — получается хрипло, надсаженно, и Ибо морщится, тоже поднимаясь на ступень, отворачивается к кустам. Сяо Чжань ухватывает его за руку, заставляя замереть. Хвост нервно поджимается, и внутри все противно дрожит. В Лояне открываться было легче, там были знакомые и несущие в себе тепло детства, согретые солнцем дорожки.       Здесь — только опаленные пожаром стены, размокшая картонка на бетоне под серыми стенами и жуткий ненавистный холод. Пальцы Сяо Чжаня сжимаются крепче, посылая немного тепла.       — Я видел, — негромкий голос Сяо Чжаня — хруст корочки лужинного льда под ногой. Ибо переступает снова, повинуясь движению руки Сяо Чжаня, который обнимает его крепко за талию, прижимает к себе. Груди и уху, в которое он утыкается лицом, становится теплее. Внутри же все, кажется, промерзает еще сильнее.       — Ви… дел? — справиться с голосом получается не сразу. Сяо Чжань не дает ему отстраниться и посмотреть себе в лицо, и Ибо замирает в замешательстве, ощущая, как на талии кольцом сжимаются руки, словно Сяо Чжань боится, что он, Ибо, сбежит. — Сяо Чжань.       — Ты каждый вечер приходил, а я так ждал и боялся, что в этот раз тебя не увижу. И где искать — непонятно. А ты приходил, сворачивался комочком, смотрел… я сидел под окном, я столько раз почти спустился, но ни разу не смог открыть эту чертову подъездную дверь… я так боялся, что если выйду, то ты не придешь. Больше. Горячий шепот в самое ухо раздражает нервные окончания, заставляя уши мелко подрагивать, а Ван Ибо уже сам не может выпустить талию. Глаза наверняка некрасиво покраснели, лицо пошло тупыми пятнами, как от перца, только жег теперь стыд. Он и сам уже не мог вспомнить, о чем думал там, сидя и глядя вверх. Но неужели те мысли и идеи стоили этой боли в голосе Сяо Чжаня? Сейчас Ван Ибо уверен, что нет.       — Бо-ди. Бо-ди! — Сяо Чжань тормошит его за плечо, и что-то в его изменившемся голосе заставляет Ибо распахнуть глаза, которые тут же удивленно округляются. Пошел снег. Белые крупные хлопья закружились вокруг, рождая внутри что-то волшебное, словно стирая боль или накрывая ее чистым листом. — Смотри!       — Я вижу, Чжань-гэ. — Получается очень тихо, но Сяо Чжань слышит, сжимает его в объятиях крепче.       — С Рождеством, Бо-ди. — И шепчет ничуть не громче. — Они так похожи на лепестки жасмина. Скоро придет весна…       Хлопья снега действительно были удивительно похожи на кружащиеся цветки жасмина. Ибо улыбнулся, прижимаясь щекой к щеке Сяо Чжаня.       — И мы будем любоваться жасмином. Я помню, гэгэ.       — Пойдем… пойдем домой? — неожиданно робко для того, чья хватка грозит переломать ребра, просит Сяо Чжань. И снова в самое ухо. Оно нервно дёргается, а Ибо торопливо кивает, отстраняясь и утирая нос рукавом.       — Видишь, от тебя даже носы текут, –ляпает он.       — Придурок, — Сяо Чжань красиво смеётся. Даже вот так, стоя на ступени вверх, с приспущенным с плеча рюкзаком, взлохмаченный и с красными глазами. Смех Сяо Чжаня всегда красивый. Ибо его любит.       Он думает об этой непреложной истине, пока они переступают по ступеням, все быстрее, торопясь добраться до квартиры. Хлопья снега превращаются в чистые капельки воды. Он любит его смех. Его руки. Его не менее тупые шуточки. Его дурацкие свитера и очки, разбросанные по всему дому книжки, вечно грязные кружки и щекотную привычку дышать в уши.       — Не стой в дверях, Орешек может выскочить, — и любит то, как Сяо Чжань нетерпеливо переступает порог, втягивая его за собой в уютное нутро их квартиры. Он не променяет это ни на что.       Осознается это очень спокойно. Его могло бы это испугать, ведь первое, к чему всегда стремился Ван Ибо — это независимость.       — Мяу.       Сяо Чжань отрывается от его губ и снова смеётся, утыкаясь лбом в его плечо. Ван Ибо улыбается. Стремиться к Сяо Чжаню и за ним ощущается куда правильнее.       Знакомиться с серо-беленьким комочком приходится заново. Девочка сердито шипит и горбит спинку, когда он, вернувшись из душа, присаживается на корточки рядом с ней и тянет руки. Но любопытство заставляет её подойти ближе, и вскоре Орешек уже умещается в его ладонях, громко тарахтит, переступая коротенькими лапками. Коготочки, совсем маленькие, щекотно скользят по коже.       — Прям как ты, гэ. — Ибо хмыкает, устраиваясь на полу у ног мужчины, и прижимает котёнка к груди. Сяо Чжань уже достал их будущий ужин и гремит кастрюлями. Ибо хвостом оглаживает изящные щиколотки, губами прижимается к острым косточкам коленей — сегодня мужчина в шортах. На фоне привычного кухонного шума его реакция теряется, так что Ибо вздрагивает, когда чувствует руку Сяо Чжаня в своих волосах. Тот сперва ласково зарывается в их копну, большим пальцем потирает у основания ушей, пуская мурашки по спине вниз. А после резко сжимает пряди. Фелин негромко шипит, покорно откидывая голову назад и встречая тёмный взгляд нависшего над ним мужчины. Мурашки превращаются в тягучие волны, предвкушение разливается внутри штормовым морем.       — Прям как я?       — Ага, — Ибо растягивает губы в улыбке, облизывается. Дыхание под темнеющим взглядом сбивается напрочь, как и ритм сердца. — Вредный, но отходчивый.       — А ты уверен, щеночек? — плита с негромким писком вырубается, Сяо Чжань разворачивается к нему полностью, почти болезненно наматывая на палец отросшие пряди.       Ибо выпускает Орешку из рук, и она торопливо убегает в другую комнату. Ей явно не нравится, когда её люди начинают вести себя странно.       Ибо думает, что извинится перед ней позже, а пока — покорно встаёт на колени, повинуясь повелительному движению руки. Сяо Чжань откидывается назад, опираясь поясницей на столешницу, и медленно, не разрывая зрительного контакта, тянется свободной рукой к завязкам. Ибо жадно следит за тонкими пальцами сквозь прикрытые ресницы, мелкими глотками проталкивая в грудь такой нужный воздух. Кажется, сейчас пришло время извиняться перед гэ.       Шорты соскальзывают вниз, белья под ними предусмотрительно нет. Налитый член упруго качается вверх, головка влажно поблескивает выступившей смазкой. Рот Ибо рефлекторно наполняется слюной, он подается вперед, не обращая внимания на тянущее ощущение в волосах, скользит губами по плоти, собирая влагу. И вслушивается в тихий выдох над собой.       По рукам больно прилетает, стоит попытаться пристроить их на обнажившиеся ягодицы. Ибо изгибает бровь, выпуская изо рта головку, и хрипло смеется:       — Кажется, Чжань-гэ злится?       — Очень. — Сяо Чжань проталкивает пальцы ему в рот почти грубо, давит на корень языка. Ибо с усилием сглатывает вокруг них, преданно глядя в полные мрака глаза, на дне которых вспыхивает искорка. — Мой парень такой непослушный. Руки за спину, Ибо.       Ибо медленно моргает, скользя языком между фалангами пальцев. Сяо Чжань правда злится, и это… заводит. Стоять становится еще более неудобно, он аккуратно переступает коленями, неторопливо заводя руки за спину и сцепляя их в замок. В награду ему — нежное поглаживание по основанию уха, хвост самовольно сжимается на лодыжке Сяо Чжаня крепче.       Пальцы покидают рот с хлюпаньем, Ибо с сожалением облизывается, на языке — тонкий привкус кинзы. Рука в волосах вновь сжимается крепче, притягивая его к паху. Здесь запах возбуждения гуще, пьянит хлеще. Сяо Чжань медленно проводит влажными пальцами по члену, направляя его ему в рот. Ибо тянется сам, высовывая язык и позволяя головке проскользить сразу вглубь, ткнуться в горло. Давит порыв закашляться, втягивает щеки, смотрит из-под ресниц. Тьма в глазах Сяо Чжаня становится лишь гуще. Он трахает его в рот медленно, стягивает волосы в кулак, и Ибо послушно, очень послушно расслабляет горло, утыкается раз за разом носом в лобок и держит-держит руки за спиной, хотя хочется очень многого. Провести по бедрам, развести ягодицы, добираясь до нежной кожи ануса, подразнить его, ткнуться пальцем или хвостом. И он может, Сяо Чжань примет это — но сейчас Ибо куда больше хочется быть послушным, доставить удовольствие гэгэ по его правилам.       Колени затекают, слюна хлюпает, щекочет подбородок, стекая вниз, возбуждению в штанах уже тесно до боли. Но Ван Ибо только насаживается глубже, вырывая, наконец, из Сяо Чжаня гортанный стон. Тот ускоряется, вбиваясь почти жестко, глотку позже будет саднить. Ибо прикрывает глаза, пытаясь зажать собственный член ногами, и стонет вокруг распирающей плоти. Насаживается уже сам, позволяя Сяо Чжаню выплеснуться глубоко в горло, судорожно сглатывает вокруг, и все же давится. Мужчина рушится на колени рядом с ним, мягко обнимая. Глаза — светлеющее после грозы небо, и Ибо разглаживает «треугольник печали» поцелуем, крепко прихватывает за ягодицы. Можно, наконец, не сдерживаться. Губы воспалены, горло тоже, но он все равно врывается языком в рот. Сяо Чжань отвечает ему все так же голодно, сдергивает напяленные после душа шорты, и, продолжая целовать-кусать, широко и жестко дрочит. Фелин довольно стонет. Смазки натекло, как обычно, много, Сяо Чжаню даже нет необходимости облизывать пальцы. Это хо-ро-шо. Хватает всего несколько движений на грани с грубостью, чтобы Ибо выгнуло перед ним дугой. Он опадает на Сяо Чжаня, утыкаясь носом в мокрое плечо, и просто дышит их смешавшимся запахом, слушая, как успокаивается родное сердце.       — Ты как? Полегчало? — с трудом, но он находит в себе силы принять более вертикальное положение. Голос хрипнет, во взгляде Сяо Чжаня мелькает что-то от вины, и Ибо торопится сцеловать ее. Кажется, получается, мужчина расслабляется, зарываясь носом ему в волосы. Дышит в шерсть.       — Мне все еще хочется запереть тебя в квартире, нацепить ошейник и поводок, и вытрахивать из головы любой намек на что-то опасное, — будничным шепотом все в то же многострадальное ухо.       — Интересный план на выходные, — фырчит Ибо, слегка отстраняясь и нежно обхватывая лицо ладонями. Сяо Чжань покусывает его за большой палец и неожиданно широко зевает, сманивая и Ибо.       Они едят в теплом молчании, касаясь друг друга локтями и коленями, перемежая жевание смешками. Усталость после действительно нелегкого дня накрывает стеганным одеялом — у Ибо было такое в детстве. Глаза держать открытыми все труднее, кажется, моргает он попеременно.       Сяо Чжань не дает ему встать к раковине, ворчит сонно, кусает за нос и тянет за хвост умываться. Ибо не то чтобы сопротивляется.       — Бо-ди, — Сяо Чжань покорно переживает небольшое постелетрясение, пока Ибо вертится, выстраивая подушки вокруг. Их, кажется, стало больше за его отсутствие, но он не спрашивает, лениво. Белье пахнет чистотой и Сяо Чжанем. — Бо-ди.       — М?       — Желай мне спокойной ночи в любой ссоре.       Он замирает с последней подушкой. Мужчина уже снял линзы, поэтому сейчас щурится на него подслеповато, раскинувшись на постели, взъерошенный и похожий на котенка.       — Так никакая ссора долго не протянет, — он роняет подушку, сам падает поверх своего человека и привычно оплетает его всем собой. Под щекой ровно стучит его сердце.       Вечер и ночь — время свободы от оков и скреп, забитых в человека обществом. Люди чаще сдергивают маски, сидят ближе, шепчут искреннее.       Утро представляется Ван Ибо совсем другим. В этот раз он просыпается первым. В квартире тихо, слышно, как на стоящем неподалёку от кровати кресле сопит Орешек, и Ибо невольно улыбается, утыкаясь взглядом в потолок. Сяо Чжань, как обычно, заставил весь подоконник кружками с недопитой водой и зеркальцами, так что поднявшееся солнце рисует на белой поверхности солнечные зайчики.       Плечо, на котором устроился Сяо Чжань, затекло. Рука почти не чувствуется, но это такая мелочь. В этой полудрёме горячее тело, прижатое к его собственному, порождает во вселенной множество восторженных взрывов. Ибо не отказывает себе в удовольствии прижаться губами к чужому носу, на котором устроился один из солнечных зайчиков. Красиво.       — Ибо? — сонный отклик очень замедленный. Сяо Чжань сперва тянется следом за губами, только потом слегка морщит нос и приоткрывает глаз. Левый.       — Знаешь, я бы мог отрезать и руку, не то что рукав. — Хрипло шепчет он в ответ, горло отзывается легкой болью.       — Надеюсь, образно, — мычит Сяо Чжань, перекатываясь на подушку. Жмурится, чертыхается на солнце, и Ван Ибо весь обмирает от нежности. Сказанное им самим даже не кажется шуткой. — Не хотелось бы однажды проснуться в луже крови и с трупом рядом…       Ван Ибо пару раз моргает, пытаясь осознать слишком сложное сейчас предложение, и фыркает. Что за ужастики с утра вместо романтики?       — А в луже спермы бы не отказался, да? — в подтверждение мысли он еще и слегка подтягивает ногу, задевая коленом утреннюю эрекцию мужчины. Сяо Чжань так и застывает с приоткрытым ртом, антеннки в волосах еле колышутся. Ибо скользит вниз. Сегодня выходной, и он может сделать руками кое-что получше, что точно понравится его гэгэ.       Ожидаемо, из постели они выползают уже к полудню. Но выползают: секс хорош всем, однако еду и разговоры он не заменит, и если Ибо и жалеет, то совсем капельку. Им все равно пришлось бы поговорить, рано или поздно. Фелин морщит нос, когда кран плюется прохладной водой, и добавляет к вчерашним тарелкам сегодняшние блюдца. Сяо Чжань решил, что хочет с утра блинчики по-европейски, а кто такой Ибо, чтобы не поддержать своего парня в тяге к странностям? К счастью, ему достались с курицей.       — Я… — Сяо Чжань прерывает сам себя. Ибо мельком бросает на него взгляд, из руки чуть не выскальзывает любимая, со сколом, тарелка Сяо Чжаня, столь же своенравная, как и хозяин. Тот как раз греет руки о кружку. Ибо видит краем глаза, как нервно пальцы Сяо Чжаня потирают дужку, как задумчиво он качает головой. Но не торопит. Сяо Чжаню нужны силы на вопрос, а ему — на ответ.       — Как ты признался родителям, что ты — гей? Ибо удивленно дергает хвостом, смывая моющее. Новый гель для мытья посуды остро пахнет лимоном. Ибо чихает и все же оборачивается на пытающегося скрыть улыбку парня. Нежность его взгляда размазывает Ибо, превращая в такую же пену, что стекает сейчас в раковину.       — Ну… — Ибо склоняет голову к плечу. К такому вопросу, признаться, он все же был не готов. Нет, основное они вчера выяснили: что Ибо не подкладывал взрывчатку (Сяо Чжань и не сомневался), что он смог соскочить с поезда в бездну в последний момент, что Орешек — их общая приемная дочка (попробовал бы ты оставить меня отцом-одиночкой!). Но вопрос про родителей… Ибо фыркает. Поздновато как-то. — Я привез им тебя.       — А? — Ибо начинает улыбаться еще до того, как Сяо Чжань склонит голову набок, озадаченно приоткрывая рот. Тот сперва надувается, а потом кидается салфеткой, которую Ибо ловит и отправляет в мусорное ведро. — Ну я же серьезно! Ибо вытирает руки о полотенце, поглядывая на задумавшегося о чем-то Сяо Чжаня. В принципе, он даже догадывается, о чем именно, так что подходит ближе, легонько шлепая его по ноге хвостом.       — Не грузись, гэ. Даже если бы мои не приняли бы меня, то, увидев твою улыбку, точно поняли бы. А Сюань-мэй фанфиками бы добила!       — У меня такого оружия нет, — тихо бормочет Сяо Чжань, устраивая ладонь на его бедре и бездумно залипнув куда-то на живот. Ибо бы решил, что тот любуется его кубиками, но слишком хорошо понимает, что тот мыслями сейчас совсем не здесь. — А ты не хочешь ничего спросить?       — Главное я понял, — Ибо с улыбкой шлепает его по заднице снова. Тот возмущенно мычит, провокационно облизываясь и сбивая Ван Ибо с настроя. — Сюань-мэй — партизанка и твоя шпионка…       — Сюань-мэй очень умная малышка, в отличие от некоторых, — заступается Сяо Чжань, со стуком ставит кружку на стол и строго грозит в его сторону пальцем. Ван Ибо досадливо поджимает губы, но не улыбнуться не может. В конце концов, сестра не сдала его, у родителей искали бы в любом случае. — Но я о том, что…       — Ты приехал не один, — тихо заканчивает за него Ибо и отводит взгляд. Хвост вмазывается в лужицу на полу и он морщится, приподнимая его и стряхивая воду. Со стороны Сяо Чжаня раздается смешок, и Ибо вздыхает. — Я думал, ты сам все расскажешь, Чжань-гэ. Ты же можешь?       Он встречается с внимательным взглядом мужчины и протягивает ему руку. Да, Ибо не может понять все, но может быть рядом. Так же, как Сяо Чжань остается с ним. Они устраиваются на диване для гостей, кружки с теплым чаем занимают свое место на столике. Ибо вытягивает руку на спинке дивана, укладывая на нее голову. Сяо Чжань с улыбкой копирует его позу, дотягивается свободной рукой до его волос. Так они оказываются на расстоянии полуметра — идеально, чтобы и видеть друг друга, и утолять тактильный голод.       — У тебя так волосы отросли, — тихо шепчет Сяо Чжань, словно делясь секретом. Ибо улыбается, подставляясь под ласку, и тихо муркает. — Я вчера рассказывал про отца. Но не договорил.       Ибо молчит, расслабленно разглядывая лицо перед собой. То, как Сяо Чжань слегка хмурится и покусывает нижнюю губу, как перебегает взглядом с волос Ибо на его губы. Ловит этот взгляд своим, удерживает и улыбается. Сяо Чжань улыбается в ответ, Ибо чувствует легкое пожатие своей руки и подсовывает в этот клубок пальцев еще и мокрый хвост. Улыбка Сяо Чжаня становится шире, и Ибо чувствует… счастье. Это же оно, да? Невзирая на любой пиздец, пока его человек улыбается — Ибо будет счастлив.       — Отец. — Сяо Чжань все же серьезнеет, отводит взгляд, принимаясь вырисовывать бесконечности на его ладони. — Мы с ним почти не поддерживаем… не поддерживали контакт. У него сейчас есть муж, знаешь? Да. Он позвал к ним в гости, я не знаю… пойдешь со мной?       Ибо вместо ответа поворачивает голову, прижимаясь губами к бьющейся на запястье жилке. Сяо Чжань издает какой-то беззащитно-смущенный звук, снова принимаясь перебирать его волосы. Они правда отрасли, цвет вымылся до невнятной болотной зелени, и надо бы, наверное, подстричься или покраситься…       — Он сказал, что хочет познакомиться с тем, кто стал настолько важен сыну, что я даже решился его набрать, — неловко продолжает Сяо Чжань и Ибо снова настораживает уши, успокаивающе поглаживая подрагивающую ладошку. — Не подумай. Мы начали снова общаться, когда я пошел в универ. Он иногда писал на дни рождения. А когда это закрутилось… — Ибо вздрагивает, и теперь уже Сяо Чжань сжимает его руку, чуть подаваясь вперед и заглядывая в глаза. — Я просто испугался, понимаешь? Я был в такой ярости. А потом — взрыв. Если бы…       Сяо Чжань прикрывает глаза и качает головой, Ибо не может придумать ничего лучше, чем крепче сжать чужую ладонь. Он тоже помнит животный страх при виде клубов дыма, поднимающихся ввысь от их дома. И ему не нужно пояснять, что значит это «если бы». У Ибо этих «если бы» тоже — целая копилка бессонных ночей и кошмаров.       — Я не простил бы себя, если бы это было последнее наше вместе. — Сяо Чжань выдыхает, согретый им воздух нежно касается переплетенных рук. Ибо молчит, крепче сжимает губы, хотя хочется кричать. — А потом я увидел тебя. Живого, но ты бы видел себя… я так испугался, Ибо. За тебя. Все эти новости. Я бы не простил себе, если бы с тобой что-то случилось. Не простил бы.       — Чжань-гэ, — Ибо выпускает его руку из своей, но только чтобы придвинуться ближе и притянуть к себе в успокаивающем объятии. Того потряхивает, и Ибо снова сжимает зубы. Злость на себя растекается внутри изжогой. Глаза печет. — Прости меня. Он готов повторять это даже на коленях, и тут даже без каких-либо подтекстов. Но Сяо Чжань мотает головой, волосы щекочут Ибо щеку.       — Перестань. Я просто хочу, чтобы ты знал: если ты вниз, то я — за тобой.       — Чжань-гэ… — выдох получается жалобным и потерянным, и это все, на что его хватает. Сяо Чжань цепляется за него так же отчаянно, как и он сам. Ибо не помнит, были ли его объятия столь же отчаянными раньше, и стоит ли считать себя виновными в них.       — Ты не обязан мне ничего объяснять, — все же шепчет Ибо, когда дыхание успокаивается.       — Не обязан. Но я хочу, — Сяо Чжань немного отодвигается, но только так, чтобы было удобно упереться лбом в лоб. Ибо сводит глаза в кучку, пытаясь смотреть ему в оба глаза сразу. Ожидаемо не выходит, только Сяо Чжань начинает тихонько подхихикивать. И это — лучший результат. — Отец работает в структурах. У него много знакомств. Мать, пожалуй, потому его и не трогала после развода. Дед у него полковником был, это точно помню, она, когда напивалась, вечно их семейку грязью поливала. Я никогда ни о чем его не просил, и совсем не был уверен, что он согласится. Вот только к кому еще? Мать бы только обрадовалась. Но знаешь, как забавно. Столько времени ненавидеть его за то, что он ушел к мужчине от нас с мамой, а потом просить о помощи в таком деле…       — Не думаю, что тебе был так уж важен пол того, к кому ушел отец. — Ресницы у Сяо Чжаня пушистые-пушистые, и с такого расстояния отчетливо видно каждую. Ибо сбивается на тринадцатой.       — Думаю, я начинаю понимать его, — тихий шепот греет губы. — Если бы я послушал мать и женился, сколько бы я продолжал так обманывать себя? Хватило бы меня хотя бы до девяти лет? И что потом?       Ибо вдыхает его теплый выдох. Печаль Сяо Чжаня ощущается густой и обволакивающей, как какао со жгучим перцем, дышать ей приятно и тянуще-больно.       — Ты бы не женился, — все же отвечает он. — По крайней мере, не так.       — Откуда тебе знать?       — Потому что это ты. — И Ибо правда уверен в том, что говорит, поэтому взгляд встречает открыто. — Ты слишком честный, гэ. И думаешь, прежде чем поступать, не только о себе. Ты два года не мог завести кошку, хотя и хотел, просто потому что считал, что не сможешь быть хорошим хозяином…       — А потом завел тебя, — фыркает мужчина, от глаз разбегаются первые теплые лучики.       — И продолжаешь это делать, — Ибо пытается поиграть бровями.       — Ага, — невпопад тянет Сяо Чжань, облизывается. — В любом случае отец не из тех людей, которые будут ходить с тобой в парк, когда тебе четыре, или учить кататься на велосипеде. Я даже не уверен, что он это умеет делать. Самое первое воспоминание о нем — это то, как он объясняет мне правила поведения в садике. Но сейчас я думаю, мы могли бы попробовать… выстроить хоть что-то. Новое, потому что старого у нас нет. Да и незачем оно уже. Но сейчас он кажется понятнее. И его муж, знаешь, он чем-то похож на тебя. Я только издалека видел, но мне кажется… он точно может научить и велику, и скейту.       — А, то есть типаж парней у вас и правда семейный? — Ибо нагло улыбается и торопливо перехватывает его руки.       Пару минут они пыхтят, пихаясь и пытаясь подмять другого под себя. Сяо Чжань коварно падает на него всем телом, пользуясь тем, что хвост Ибо как обычно крепко обвил его талию, и победно вскидывает кулак. Ибо любуется румянцем на его побледневших за эту зиму щеках.       — Семейный, семейный. Ты так и не ответил, — тихо напоминает Сяо Чжань, обмякая и укладываясь ему на плечо. Ибо вопросительно мычит, зарываясь ладонью ему в волосы, и Сяо Чжань нетерпеливо вздыхает: — Пойдешь со мной к… моему отцу и его муженьку?       — Конечно, как можно отказаться от таких знакомств, — фелин только хихикает противно в ответ на то, как Сяо Чжань закатывает глаза, и подергивает хвостом в его руках. Ему немного страшновато соглашаться. Как ни крути, а знакомство с отцом избранника — не самое простое действие, а учитывая то, что этот самый отец еще и вытаскивал его хвост из передряги, наверняка будет много вопросов и о том, а что вообще Сяо Чжань в нем нашел. Но страх Сяо Чжаня — гораздо хуже. И если уж справляться со страхами — то гораздо лучше делать это вдвоем.       Именно этот момент Орешек выбирает, чтобы запрыгнуть на них сверху. Сяо Чжань коротко охает и смеется, когда она приземляется ему на поясницу, принимаясь с мурчанием вытаптывать там местечко. Ибо улыбается. Втроем, точно, лучше. Кажется, жизнь и правда начинает налаживаться?       С ребятами из группы они тоже разговаривают, хотя первым звонит не Ибо. Их звонок вообще оказывается неожиданным, Ибо берет трубку не глядя, и его чуть не оглушает их рев.       — Привет!       — Какого хрена, Ван Ибо?       Ибо отстраняет телефон он уха и щурится, разглядывая имя на дисплее. Нет, звонит ему Сынен, а вот голос в трубке — точно Исюаня. Он сонно мычит, переворачиваясь на живот и утыкаясь носом в еще теплую подушку. Они уснули после похода в магазин, и на улице успело стемнеть: за окнами разливается огнями вечерний Пекин. Чуть позже Сяо Чжань обещал сделать им какое-то европейское традиционное блюдо, сейчас же отчетливо слышно, как он напевает в душе. Ибо снова зевает, пока из динамиков несется смесь ругательств на китайском и корейском, причем на фоне точно различается еще и бормотание Сонджу.       — С прошедшими праздниками, ребят, — бормочет он, все же заставляя себя сесть в постели. В голове еще мутно от дневного сна, но он начинает разбирать смысл отдельных фраз. И про то, какой он свинья, что заставил волноваться, когда пропал, и про возобновление тренировок через пару недель, и пусть только он попробует не прийти, и даже что-то про соскучившуюся задницу Сонджу. Ай, а вот за это будет мучительно больно, если услышит Чжань-гэ, Сонджу же обещал больше никаких гейских шуток!       — И тебя, придурок, — облегченно смеется Ли Вэньхань. Вот его почти не было слышно, а сейчас — слишком громко. Кажется, он отобрал телефон: — Еще раз вырубишь телефон…       — И мы тебя выпорем! — а это уже Исюань. И хоть и звучит он строго, но смешинки в его голосе заставляют сомневаться.       — Я не соглашался на BDSM, — смеется Ибо и разводит руками, когда появившийся в дверях спальни Сяо Чжань непонимающе вскидывает бровь. — У меня свой топ есть.       Сяо Чжань закатывает глаза, скидывая с себя халат по дороге к шкафу, и Ибо резко становится не до разговора с зависшими где-то друзьями. Аппетитные ягодицы завладели всем его вниманием.       — Тебя Ван Хань приглашает встретиться, — продолжает, тем не менее, напоминать о себе телефон, и Ибо хмыкает. — Он тоже переживал.       — Ладно, встретимся. Вы завтра в «Нефрите»?       — Только мы с Исюанем, Вэньхань и Сынен прутся в универ.       — Увидимся. — Ибо скидывает звонок и откидывает телефон, принимаясь подкрадываться по кровати к ничего не подозревающим ягодицам.       — Мы опаздываем! — Сяо Чжань хлещет его шоппером с Человеком-пауком по спине, заставляя подпрыгнуть на месте и возмущенно замычать. Вообще-то, опаздывали они не из-за Ибо. Это Сяо Чжань решил, что перед выходом в дом отца ему непременно нужно сделать маску для лица, а потом еще с полчаса выбирал между официальным костюмом и нарочито небрежным нарядом. В итоге вообще остановился на обычных джинсах и толстовке Ибо, вот только они все равно к тому моменту уже прособирались. Но кого волнуют такие мелочи? Ван Ибо, который все же решил перекусить, пока Сяо Чжань ищет наушники, вот точно нет.       — Так пойдем, — все же рискует высказаться он, запихивая в рот остаток сосиски и запивая апельсиновым соком прямо из коробки. Сяо Чжань обычно за это стучал его по плечам, вот и сейчас, заскочив на кухню, хлопнул по спине.       — Хватит хлебать холодный сок, потом опять кхекать будешь! Как я выгляжу? — он кинул клатч на стол, покрутился вокруг оси.       — Ахуенно. — Ибо засовывает сок обратно в холодильник, хвостом захлопывая створку, и ухватывает его за талию, заставляя замереть. — Чжань-гэ — самый красивый. Но вряд ли это то, что будет волновать твоего отца.       Поддерживать мужчину было правильным, и он говорил то, что думал. Сяо Чжань действительно потрясающий, и его отцу стоило бы гордиться таким сыном. Красный диплом Пекинского университета, первые места на национальных по вокалу, потрясающие рисунки, а теперь еще и достойная работа. То, чего Ван Ибо, при всем желании, достичь вряд ли сможет. Сяо Чжань поворачивает ладонь, переплетая их пальцы почти до боли, и ободряюще улыбается. Ибо кивает. Да, вряд ли отец Сяо Чжаня одобрит его кандидатуру, вот только Сяо Чжаня это, кажется, совсем не волнует. Вот и Ван Ибо тоже не будет.       — Я веду себя глупо? — и снова этот беззащитный взгляд. Почему Ван Ибо не замечал его раньше? Не хотел замечать или его не было?       — Нет, гэгэ. — Он подается вперед и мягко прижимается губами к родной родинке. Улыбка Сяо Чжаня сладкая, его же наверняка апельсиновая. — Я с тобой. Улыбка почти ослепляет, Ибо по-прежнему готов потерять зрение, чтобы только Сяо Чжань продолжал так улыбаться.       — Хорошо. Идем. И надень шарф!       Жилой комплекс «Гуанцай» был построен в 2003 году, с самого первого заложенного фундамента совмещая в себе европейский лаконизм и китайский традиционализм. Как и во все дома в пределах 2-й кольцевой дороги, сюда хер заселишься, если не имеешь подвязок в «высшем обществе». Располагаясь в Чаояне, районе «лицом к солнцу», Гуанцай вмещает в себе все лучшее: чистоту, озеленение территорий, бассейны и карточки — для жителей и для гостей. Такси на территорию комплекса тоже проезжает по гостевой карте. Сяо Чжань вытягивает руку с ней из окна, тонкий писк оповещает о благополучном считывании кода. Карточка — простой пластиковый прямоугольник, золотистая вязь по черному фону. Помпезно. Он залазит ее краем под ноготь, пытаясь вычистить несуществующую грязь, пока такси довозит их до нужного подъезда по подземной парковке. Он больше смотрит на нервничающего Ибо, чем на вид за окном, но это не мешает отметить размах. Отец такое всегда любил.       — Порядок? — Ван Ибо накрывает его руку своей, и Сяо Чжань в который раз поражается их соотношению. Он поднимает голову, внимательнее вглядываясь в своего спутника — на этот и все последующие, как надеется Сяо Чжань, дни. Он тоже нервничает, старается, как обычно на людях, не распускать хвост, так что всю поездку — около тридцати минут, и это на такси-то! — нервно сучит им по полу. Уши периодически подергиваются в такт каким-то тараканам в его голове. Сяо Чжань хотел бы вытравить их всех.       — Да. Спасибо. — Он поворачивает ладонь, переплетая их пальцы, и так тянет Ибо из машины. Фелину явно неудобно, но Сяо Чжаню необходимо выйти вот так — клубком конечностей из одной двери, вместе. К счастью, Ибо спокойно относится к его закидонам. А Сяо Чжань все гадает, когда ему надоест?       Вот и сейчас: вытащил его из такси за собой, Ибо даже не поморщился, только крепче сжал руку, прихватывая с собой вино — на подарок.       — Это я должен тебя успокаивать, — он вздыхает, глядя на быстро сменяющиеся цифры. Судя по ним, лифты здесь носились не хуже стеклянного с фабрики Чарли, и Сяо Чжаня начинает потряхивать сильнее. Ободряющее сжатие лодыжки хвостом помогает, хоть накатившая тошнота отступает. Вопросительный взгляд фелина ощущается легкой щекоткой. — Ты же знакомишься с будущим… кем он будет? Свекром?       Ван Ибо смешно фыркает, это Сяо Чжань заметил еще при их первых встречах. «Не-а, моё» — и его звериное фырчание сквозь оскал. Тогда у него волосы еще отливали шоколадом, теперь — через синие и зеленые оттенки пришли к черному. Сяо Чжань разглядывает его пряди, пока лифт несет их вверх. Ибо вопросительно вскидывает бровь, и Сяо Чжань улыбается, качая головой, кончиками пальцев поправляет ему челку. Он чувствует, как на ноге крепче сжимается обруч хвоста, и в этот момент лифт раскрывает свои створки. Вполне естественную реакцию организма приходится отодвинуть в сторону.       Дверь открывается им навстречу, на пороге замирает высокий мужчина. Он ниже их разве что на пару сантиметров, но это незаметно за общим объемом. Чэнь Мэн оказывается широкоплечим, футболка обтягивает накачанные руки и торс. Он улыбается, вскидывая в приветствии кружку с чем-то.       — Как добрались? — глас под стать телосложению, сразу видно военного, Сяо Чжань с трудом подавляет желание потрясти головой.       — Все хорошо, спасибо, — Сяо Чжань склоняется в вежливом поклоне, Ибо рядом повторяет за ним. — А отец?..       — Сейчас выйдет. Переодевается, — Чэнь Мэн жестом приглашает пройти дальше. Сяо Чжань разувается, Ибо привычно скидывает с ног кросы и подбирает обе пары на полку. Их верхнюю одежду у Сяо Чжаня принимает Чэнь Мэн, за ним же они и проходят по коридору дальше. У каждого дома свой характер, по которому можно судить и о владельцах. Полы и стены этого выполнены из темного дерева, по углам расставлены репродукции на вазы эпохи Мин. Сяо Чжань сказал бы, что это показывает любовь к приказам и лаконичности, но еще — это очень сильно контрастирует с квартирой матери, как будто отец постарался вытравить любое напоминание о ней. Гостиная тоже выполнена в темных цветах, камин в углу и яркий стол — единственные светлые пятна.       — Мэн-гэ, ты не видел мои… о, дети.       Они неловко замирают: Сяо Чжань и Ван Ибо в дверях в прихожую, Гу Синь — в проеме напротив, и посередине у стола — Чэнь Мэн. Гу Синь отмирает первым, торопливо зачесывая назад средней длины волосы.       — Привет. Сяо Чжань. Ван Ибо, верно? Рад личной встрече, — он в два шага приближается к Чэнь Мэну. Оказывается, отец даже ниже, чем Сяо Чжань помнит, и слегка ниже своего… мужа. Он помнит его другим. Выше мамы. Да и морщин теперь больше, седых волос — тоже. Хотя ведь у китайцев не должны белеть волосы? Сяо Чжань когда-то читал, что это связано с тем, что общий пигмент и цвет волос китайцев темнее европейского, и они не так склонны к седине. Седые волосы — это волосы, в которых больше нет пигмента. Значит ли это, что у них в роду не только китайцы? Он тоже поседеет раньше?       Он на автомате жмет руку отцу. Они почти одинаковы: понятно, кому стоит сказать спасибо за наследство. Кивает Чэнь Мэну, который тоже протягивает руку.       — Сяо Чжань, Ван Ибо. Это мой партнер — Чэнь Мэн. — Гу Синь неожиданно смущенно улыбается, Ибо рядом слегка вздрагивает, протягивает подарочный пакет с вином. — О. Не стоило, но спасибо. Чэнь Мэн покажет вам, где ванная помыть руки, а я тут… подготовлю.       Гу Синь легонько треплет по плечу Чэнь Мэна, тот на мгновение прижимается губами к его запястью, и это выглядит настолько естественно, что Сяо Чжань невольно задается вопросом, а выглядели ли его родители так? Сколько он себя помнит, Гу Синь и мама были похожи на параллельные прямые. Непересекающиеся. Чэнь Мэн проводит их по коридору, ванная тоже удивительно деревянная. Сяо Чжань ободряюще сжимает локоть Ибо, пропуская его к раковине первым. Ему кажется, что Ибо бледноват, хотя он и сам на фоне драгоценной древесины чувствует себя блеклой мушкой.       — Полотенце справа, красное. — Чэнь Мэн жестом указывает на сушилку, расслабленно приваливаясь к стене напротив ванной. Ибо подхватывает полотенце, вытирая руки и позволяя подойти к раковине Сяо Чжаню. — Мы редко приглашаем гостей, да и выходные на двоих выпадают нечасто…       — А, «Мэн» как занятой? — Ибо звучит невинно, и Сяо Чжань бы купился, не знай он этого дьяволенка как облупленного.       — Нет, как «бродяга», — немного хмурится Чэнь Мэн, но его лицо тут же светлеет, и он со смешком хлопает Ибо по плечу, посмеиваясь. — Уел, чертенок. А «Бо» как тортик?       — Нет, как побеждать. — Ван Ибо ухмыляется, Сяо Чжань смотрит на него, сам чувствуя, насколько по-дурацки влюбленно улыбается, когда Ибо подбадривающе бьется плечом об его, и так и остается, согревая.       — Хорошо смотритесь вместе, — кивает Чэнь Мэн, все еще посмеиваясь, и машет, чтоб следовали за ним.       Ван Ибо подмигивает, и Сяо Чжань с улыбкой тянет его вперед.