Серый Дом

      Спустя пару дней я выздоровел окончательно, а Табаки смог полностью восстановить только через неделю, но это не мешало ему петь песни и играть на гармошке в последние дни болезни. Его концерты слушала вся четвёртая и Конь, который «приходил нагло украсть нашего дорого состайника!» как говорил Табаки посвящая этому очередную песню.       Он радовался, это можно было понять из его песен и рассказов. А все из-за того что уже неделю шёл дождь и сильный ветер колотил по окнам. Я не сказать что любил такую погоду, но и грустить повода не было. Я уже на постоянной основе засматривался на Македонского, он стал более открытым и участвовал во всех мероприятиях четвёртой с удовольствием. Он пел по утрам и я слышал это, я рисовал его руки и с улыбкой принимал ту самую расписную кружку с кофе из его рук.       Но все это прекратилось после того как Волк и Македонский устроили то из-за чего Ящики отправили их Клетку и что было потом я не знал. Мне было тоскливо и обидно из-за того что многие обязанности Мака взвалили на меня, особенно трудно было сладить с Толстым. Из моих рук он плохо ел и постоянно отвлекался, каждые пару часов я засыпал и не видел снов.       Многие плохо спали той ночью когда Македонский оказался в клетке и я не исключение. Я часто просыпался от собственного крика и в холодном поту посреди ночи, и никто не положит грелку на ноги, и никто не погладит по голове в попытках успокоить моё разбушевавшейся сердце. Но через сутки они вернулись, от веселого и жизнерадостного Македонского осталось совершенно ничего.       Он притворялся тенью и вел себя отстранённо, я не слышал его голос и казалось что он был максимально подавлен, я не думал что все обернётся таким образом, — «Неужели клетка насколько сильно меняется людей?» — шёпотом спрашивал я у Табаки. — «Так людей меняют только другие люди, дорогуша.» — в моей голове были тысячи вопросов, которые я не мог задать.       Но потом Волк умер, это было самым страшным что могло случиться в стае. Пауки сказали что это из-за его болезни, но кто же собирается им верить? Македонского доставили в Могильник с нервным срывом, но это не точно, я не верил информации которую разносили Логи по всему Дому. Возможно причина была в другом, но в тот момент я думал только о делах которые мне пришлось делать в отсутствие Мака и в траур, который организовали в четвёртой. Я тоже грустил, я тоже был другом Волка, но мне легче было заняться делами чем окончательно впадать в тоску. Потом вернулся Македонский, он выглядел даже хуже чем после клетки, но это не единственное что его отличало от Македонского которого я хорошо знаю, от моего Македонского. Мой Македонский любил орехи и мёд, мой Македонский радовался когда я дарил ему банку с лимонадом, которую принесли летуны, мой Мак любил общаться со мной и обсуждать книги сидя на моей кровати совсем рядом прижимась плечами друг к другу, а не ходить около стены тенью избегая диалогов, он не был настолько тихим. На мои попытки наладить он не реагировал совсем, — «Дай ему время, Курильщик, » — говорил Горбач, вся стая наблюдала за моими попытками и все они понимали что у меня мало что выйдет.