Детективное агентство "Анна и её духи" - 2. История третья. Опасные каникулы.

Виктор Иванович пригласил полицейских войти. Комиссар Эрве прошёл в гостиную, велев констеблям остаться во дворе. Мужчина уселся в кресло и, вздохнув, сказал: — Господа, дамы! С прискорбием вынужден сообщить, что вы подозреваетесь в убийстве Самюэля Лафонтена! — По какой причине? — спокойно спросил Штольман. — Во-первых, по косвенной. Ваши жалобы, поданные друг на друга в участок, дают основание предполагать, что ваша тяжба могла перерасти в нечто большее. Во-вторых, мы обнаружили чёткий след примятой травы, который ведёт окольными путями от особняка жертвы до вашего. Штольман задумался. Переглянулся с Виктором Ивановичем. Тот был мрачен. — Когда был убит господин Лафонтен? — спросил Яков. — Ровно час назад, около девяти часов утра. — Это абсолютно точно? — Совершенно! — Тогда, господин комиссар, у нас всех железное алиби. Мы с восьми утра находимся здесь, дома, с нашим соседом, господином Бриссоном. Два часа подряд мы разговаривали, а после завтракали. Посему никто из нас не мог убить покойного! — проговорил Штольман. Получив от Ноэля подтверждение слов Якова, Фабьен повеселел. Ему поперек горла было приходить сюда и предъявлять подобные обвинения, но работа есть работа. Штольман же, проводив господина Бриссона до двери, вернулся и предложил комиссару их с Аней помощь. Теперь это было делом чести помочь найти виновного, ведь след вёл в поместье Мироновых, и в этом следовало разобраться. Виктор Иванович и Мария Тимофеевна, которые давно смирились с сыскной деятельностью дочери и с тем, что зять их этому не препятствует, а скорее наоборот поощряет, сказали, что займутся детьми. Можно было смело идти в поместье Лафонтена. Штольман попросил комиссара провести их тем путём, где была обнаружена примятая трава. Полицейские с радостью это сделали. Яков внимательно изучил следы и обратил внимание господина Эрве, что след ведёт к ним только со стороны дома убитого. От усадьбы Мироновых не вела дорожка примятой травы. Либо убийца пришёл другим путём, либо виновен кто-то из работников по хозяйству, либо улика эта была оставлена намеренно, дабы кинуть тень подозрения на обитателей поместья. По дороге комиссар Эрве ознакомил Штольманов с основными данными по делу. В восемь тридцать утра старая Гертруда, служанка убитого, как обычно принесла ему завтрак в кабинет. Хозяин был доволен и даже не назвал женщину нерасторопной коровой по своему обыкновению. Гертруда вышла и принялась за уборку, как она обычно делала в это время. В девять часов из кабинета раздался душераздирающий вопль. Служанка, протирающая фарфоровую вазу с каминной полки, от неожиданности выронила её, и та разбилась. Гертруда и двое служащих поместья ринулись в комнату, где и обнаружили мёртвого господина Лафонтена с раной в груди, кровь из которой заливала рубашку. Окна были раскрыты. Под ними обнаружилось начало примятой травы. Штольман кивнул. Дойдя до поместья, он внимательно изучил окна и землю под ними. Огляделся. И вдруг улыбнулся, заприметив что-то у угла дома. После все прошли в кабинет покойного. Тело ещё не убрали. Аня, глядя на него, пожалела убитого. Его тонкая стариковская шея запрокинулась, кадык торчал, седые редкие волосы растрепались. Мужчина производил жалкое впечатление. Штольман ободряюще погладил жену по плечу и продолжил осмотр места преступления. Стол был идеально чист, поднос с завтраком отставлен в сторону. Странно. Слишком всё прилизано. Что это? На правой руке жертвы виднелось чернильное пятно. Лафонтен что-то писал перед смертью. Где же написанное? Никаких записей обнаружено не было. Чуть сбоку лежала стопка чистых листов. Штольман взял карандаш и принялся легко водить им по верхней странице. Сквозь грифельный слой проступили строки: «Господину комиссару национальной полиции города Подансак Фабьену Эрве. Довожу до вашего сведения, что каждую ночь…». Дальше шла неровная прерывистая линия, уходящая в бок, будто лист был вырван из рук пишущего. Полицейские внимательно осмотрели улику и приобщили её к делу. — Ну что же, теперь можно хоть немного сузить круг поисков! — произнесла Анна. — Можно предположить, что убийцей господина Лафонтена стал тот, на кого он писал донос. Комиссар только крякнул. — В таком случае, мадам Штольман, круг подозреваемых сузится всего лишь до половины Подансака! Этот субъект регулярно подавал жалобы на наших горожан. За прошлую неделю в приёмную поступили три донесения, не считая вашего. На служащего гостиницы, на нашего же, заметьте, констебля и на старую Фелицию, что торгует цветами на площади! — Бог ты мой, а на неё-то за что? — с изумлением спросил Штольман, вспоминая сухонькую, маленькую, сморщенную женщину, которая казалась настолько старой, что была свидетелем заложения Подансака, по меньшей мере. Она и говорила-то так, что её едва слышно было, чем же она могла насолить господину Лафонтену? — А вот представьте, есть за что! У неё не оказалось сдачи для многоуважаемого месье, и она предложила ему второй букетик вместо этого! Так вот — теперь старуха Фелиция — зачинщик банды спекулянтов, не иначе! Вот так-то! — кипятился комиссар. Анна покачала головой. Интересно, а в себе Самюэль Лафонтен находил недостатки? Или же он смотрел только на других, не особенно спрашивая с себя? Бедная старенькая мадам Фелиция. Завтра же надо скупить у неё всю корзинку! Пусть хоть денек отдохнёт от постоянного стояния на жаре! Полицейские закончили свою работу. Тело унесли. Фотографии сделали. Аня почувствовала знакомый холодок, поднимающий волоски на затылке.Она сжала ладонь мужа. Он посмотрел на неё, всё понял и попросил комиссара оставить их здесь одних на несколько минут. Эрве, знакомый с их методами, кивнул и вышел, думая о том, что плюнул бы в глаза тому, кто сказал ему лет пять назад, что он будет принимать всерьёз дамочек, говорящих с духами. А вот гляди-ка! Анна сосредоточилась и позвала витающий в комнате призрак Самюэля Лафонтена. Минуту спустя он появился перед ней. Голова закружилась, а в живот будто ткнулись десятки ледяных игл. Женщина хватала ртом воздух и никак не могла вздохнуть. Этот дух ничем не облегчил контакт с собой, напротив, будто пытался сделать ей ещё больнее. Лишь когда Штольман встал сзади и обнял жену за талию, скрипя зубами и поминая всеми известными ему крепкими ругательствами человека, который даже после смерти не мог перестать делать каверзы, стало чуть легче. — Кто вас убил? — Анне наконец удалось заговорить. — Вот ещё, помогать вам! Это ваша работа преступников ловить, не моя! — пробубнел дух и облетел комнату. Аня опять потеряла дар речи. На сей раз от возмущения. — Вы что, совсем стыд потеряли? Мы тут пытаемся облегчить вашу участь! Вы что, хотите уйти в мир иной вот так — без восстановления равновесия? Она уже даже не чувствовала боли — так она была зла. Дух пожевал губами, облетел кабинет ещё раз и завис под высокой, давно не чищенной люстрой. — Так уж и быть! Дам вам подсказку! — милостиво кивнул дух. — Но больше меня не беспокойте! Я не приду. Убил меня чёрный человек из церкви! Вот так! С этими словами Лафонтен испарился, заставив Аню вновь сжаться от впивающихся в солнечное сплетение игл. Штольман, как мог, пытался облегчить её состояние - обнимая и поглаживая, перейдя уже на немецкие ругательства, ибо все русские давно перебрал. Когда же он услышал то, что сказал дух убитого, брови его взлетели вверх. Вот так-так! Значит, Гастон был прав в своих умозаключениях! Ну что же, посмотрим и мы на тех, кто заселил бывшее обиталище бенедиктинок!