Многосложность

Сутки, перед отъездом в Англию, был ад. Ад моей борьбы, с самим собой. Целые сутки. Глеб, постоянно был рядом. Понимал моё молчание. Мою апатию. Отпаивал чаем. Сидел рядом, лежал, гладил, обнимал. Что-то шептал, говорил. Даже пару раз пел какую- то песню на французском. Надо будет потом спросить, чья она. Мне понравилось. — Малыш, мой. Ехать надо. Прошу. Я очень хочу познакомить тебя с родителями. Они будут ждать. И своё день рождение я тоже, хотел отметить там. Пожалуйста. Не отказывай. Всё будет, как ты скажешь. Но я без тебя не поеду. Я устало на него смотрю. Он не понимает, что мне на хрен не упала эта поездка? — Прошу, поехали. — Глеб, я не смогу радоваться. Испорчу твой праздник. Да и родители твои, думаю, не захотят меня никогда больше видеть. Моё настроение вгоняет в уныние всех, кто рядом. — Давай, одеваемся. Он как ребёнка вертит меня. Поворачивает, застёгивает… Джинсы, носки, зимние кроссы, майка, толстовка, куртка… — Тамара Ивановна, здесь все документы? — Да, Глеб. Все, — ма подаёт ему пластиковый конверт. — Всё. Мы готовы. Глеб придерживая за плечи помогает спуститься вниз, усаживает в машину. Я не понимаю, что я делаю… — Глеб, наберите нам, как прилетите. Удачи вам. — Обязательно, Тамара Ивановна. Спасибо. Не скучайте, — и уже тише, типа я не слышу, — я всё исправлю. Я его очень люблю. Верьте мне. — Я верю. Береги Лёшеньку. — Буду. Спасибо. — До встречи, сынок. Я смотрю прямо. Я все понимаю и слышу, но не могу ответить…не хочу… «верьте мне», ага, как же! Ты и мне это говорил и что в итоге? Добираться долго. От родителей ехать целый день почти, потом в ночь самолёт… Подкладываю под голову автомобильную подушку, отворачиваюсь от Глеба и прикрываю глаза. Надо поспать, чтобы ни о чём не думать. Наушники. Надо поспать… — Лёш, приехали. Лёш. Разлепляю глаза. Мы около аэропорта. Бля, я чё реально, полечу сейчас с Глебом? Хер с ним. Пусть, что хочет делает. Как хочет. Может и правда, для меня эта поездка, к лучшему… Мозги отдохнут. Будет, чем их занять. Выхожу из машины. Глеб, берёт меня за руку. — Лёш, всё будет норм. Веришь? — Нет, — и вырывая руку, отхожу на пару шагов. Смотрю, как он вздыхает. Достаёт наши чемоданы и корячится с ними. Закрывает машину. О чём-то переговаривается с работником стоянки. И мы идём. Плетусь за ним и даже не думаю помогать. Глеб, как всегда, всё делает сам. И вот мы уже ждём посадки. Он сидит рядом. Его рука на моём колене. А я тупо на неё смотрю и не знаю, как реагировать. Молчим здесь. Молчим, усаживаясь на места. Летим классом Бизнес. Глеб пропускает меня к иллюминатору. — Проходи, малыш. Я и так знал, что там сяду, а не в проходе…так что не надо здесь строить Глеба — всемогущего… Бля, походу я начинаю капризничать. Не, ну можно чуток. Пока часа четыре летим, пусть потерпит мои придирки и псих. Из самолёта по трапу я спускался спокойный, как удав. Даже на сердце полегчало. Но Глеб…я за полёт его достал! Он шёл красный, напряжённый. Я бы сказал — злой. Но, на меня злиться, сейчас, нельзя. Типа он же всё исправляет, вот и пусть… Ладно, решил для себя, что раз уж мы в другой стране, начну отсчёт по новой. Хотя бы, на эти каникулы. А там посмотрим…может смогу адекватно воспринимать измену Глеба… может смогу понять. Нас встречал его отец — Виктор Васильевич и мама — Ольга Дмитриевна. Такие классные! Заобнимали меня, затискали. Мне было неловко… Мама его постоянно притягивала к себе и целовала. Я не ожидал. Пока ехали к ним домой, она в машине не переставая болтала. Перемешивала русские слова с английскими. Мне сложно было понять, но смысл я улавливал. Глеб сидел рядом со мной, на заднем сиденье и в упор меня разглядывал. Я мельком бросал на него взгляд, но делал непроницаемое лицо, хотя и не мог понять, что внутри меня…радость от новых впечатлений? Удовольствие от близости этого изменщика? Или моя любовь к нему? Чувствую, долго не вытерплю без горячих рук и темнеющих глаз. Тем более, в этой стране никто тыкать пальцем не будет и прогулки могут стать более интимными, чем в России…низ живота потянуло теплом возбуждения…так, выдохни. Спокойно. Не здесь и точно не сегодня. Надеюсь и не завтра, а то как же Глеб будет всё исправлять, если сразу прощу… Ух ты, а я простил? Уже? Интересная мысль… Вот так сразу? Отболело? Но, здесь так хорошо и красиво! За стеклом машины, просто потрясный вид! Зачем думать о плохом? — Ребят, сегодня, в вашу честь, вечеринка! Сейчас покормлю вас, потом отсыпайтесь с дороги. Гости собираются к пяти вечера. Так что, отдыхайте спокойно. Мы съезжаем на просёлочную дорогу. Перед нами открывается вид на маленький коттедж. Такой симпатичный, как с рождественской открытки. Из кирпича, местами потёртого. Видно, что дом старый. Только окна все новые. Перед входом небольшие чёрные колонны, придерживающие чуть выпирающий второй этаж. Крыша из какого-то странного материала. Никогда раньше такого не видел. Когда мы заходили в дом, я обратил внимание, что и дверь старая, отреставрированная. С умильным дверным молотком, в виде головы льва. Только лев, какой-то испуганный и улыбающийся одновременно. Моё настроение скакнуло вверх. В дом проходил, предвкушая свои дальнейшие удивления. Нас встретил большой холл. Справа, около входной двери, подставка для зонтов. Чуть дальше, слева, гостиная с камином. Напротив гостиной, небольшая кухня, с видом на сад. За ней туалет и ванная комната. Впереди лестница на второй этаж. На втором этаже три спальни (в главной спальне, родительской, есть ванная комната). Дом маленький, но такой уютный! Видно, что он осовременен. Но больше всего, меня поразило, что краны на раковинах раздельные. Отдельно с холодной водой, отдельно с горячей. Нет смесителей? Нигде. В ванной, на кухне…это очень непривычно и неудобно. Но, как мне сказали, это что-то типа традиции. Ладно, привыкну. Ещё, на окнах полупрозрачные наклейки. Зачем? Оказывается, для того, чтобы местные птицы не ударялись в стекло…чтобы видели преграду. Вот это да! Не просто другая страна — другая жизнь, другие люди и совершенно другое отношение к окружающему тебя пространству. Я будто, на другой планете! Комнату нам выделили, естественно, одну на двоих. В ванную, мы ходили на первом этаже. По очереди. Сначала я, Глеб мне всё показал и рассказал, а потом и он. Когда вошёл в комнату, с мокрыми волосами после душа, в стёганом халате, любезно предоставленным, Ольгой Дмитриевной, с пижамой в руках, Глеб не мог отвести глаз. Лишь, спустя секунд десять, он начал двигаться ко мне, застывшему около двери. Проходя мимо, поцеловал в висок. — Ты мой, — и вышел. А я ещё долго не мог отмереть. У меня бегали мурашки. От его близости, от его слов, от его поцелуя, от дыхания на моей коже. Я скучаю. Очень. Снял халат и облачился в выданную мне пижаму. Залез по одеяло и…уснул. Мне снился Глеб. Он звал меня на прогулку. Я долго не мог найти сапоги по размеру. Перебрал несколько пар. Попадались старые, дырявые. Большие, в которых тонул… а когда нашёл свои, был счастлив от этого и мы наконец-то пошли гулять. На улице было пасмурно и сыро. Шёл дождь и завывал ветер. Мы пробирались через развалины кирпичной стены. Кирпичи были скользкие, я постоянно срывался, но рука Глеба держала крепко. Не отпускала и не давала сорваться. Нам было сложно и трудно. Я выдохся… Но перебравшись на другую сторону, я увидел залитое солнцем поле с зелёной травой. В конце нашего пути сияло солнце! Я почувствовал себя безгранично счастливым и удовлетворённым! Глеб, я знаю, это ты — моё солнце! Проснулся от смеха. Открыл глаза и почувствовал сильные объятия. — Ты смеялся во сне, что тебе приснилось? — Ничего, — буркнул я. Попытался освободиться, но мне не дали этого сделать, — пусти. — Нет. Не могу. — Глеб, я серьёзно, пусти. — Я тоже. Хочу тебя. Сейчас. Он целует меня в шею, чуть ниже уха, мой предатель — член тут же просыпается. Учуял, сука, запах порева… — Нет, Глеб… — Да, малыш… Он запускает руку в пижамные штаны и сжимает мой член. Как же я этого хотел. Моё тело скучало. Оно отзывается, оно трепещет, оно…блять, хочет! Глеб переворачивает меня на спину. Сжимает руки за запястья над головой и смотрит. Глаза темнеют. Я отворачиваюсь. Не могу. Слёзы начинают выливаться из глаз. — Малыш, прости, — он отпускает меня и встаёт с кровати, — прости. Я…что со мной…не понимаю. Я пойду. Тебе тяжело видеть меня…прости. Он вышел, прикрыл за собой дверь и я услышал шаги на лестнице. Чёрт знает, что делать дальше… Мой организм хочет его, а мозг выдаёт какую-то хрень. Что дальше? Как дальше? Подошёл к окну. Странно, на дворе январь, а снега нет. Только жутко ледяной ветер, пронизывающий насквозь. Ветер…такой, как и в моей душе. Сквозняк, не удерживаемый ничем, ходящий по пустому дому с разбитыми окнами… Сел на кровать. Погладил то место, где недавно лежал Глеб. Если мне плохо без него…зачем отталкивать? Нет, нам нужен разговор. В подробностях. Что было и как. Иначе, моё воображение не даст мне дышать рядом с Глебом. Не даст думать ни о чём хорошем. Не даст жить спокойно. — Лёш, пора. Одевайся, — Глеб осторожно заходит в комнату, неся в руках выглаженные рубашки. — Хорошо. Рубашку и джинсы? — Да, вот возьми, — протягивает мне мою. — Много будет народу? — Нет. Все свои. — Ясно, — хотя ничего ясно не было. Я нервничал. Переодевались молча. Я старался не смотреть на Глеба. Боялся своих эмоций. В гостиную спускались тоже молча. — Ребят, проходите. Ждём ещё двоих. Меня представили, как «это парень Глеба, Алексей». Две пары были из бывших русских, живших по соседству. Глеб с ними сразу стал общаться, видно, что давно их знает. Я стоял в сторонке и наблюдал. — Лёшенька, не переживай. Мы хоть и в другой стране, но у нас чисто русский ужин, — его мама обняла меня, успокаивая, — я очень рада, что у сына смягчилось сердце. Рядом с тобой, наверное, по-другому и не может быть. Мне стало неловко от её слов. Но очень приятно. А потом, я познакомился с опоздавшими… — Знакомься. Это Илья, мой одноклассник. Переехал сюда за своей большой любовью. Вот его любовь, Итан. Они официально женаты и живут в Лондоне. Поэтому и задержались? — Глеб радостный обнимает Илью, здоровается с Итаном и представляет меня «а это, моя любовь» на английском. Итан, почти не говорит по-русски, а если и говорит, то смешно коверкает слова и Илья терпеливо объясняет, где ошибка. Не укладывается в голове…они официально женаты… — Глеб, а Илья, тот самый? — тихо шепчу, уже сидя за столом. — Да. Тебя напрягает? — Глеб тоже шепчет. — Нет. Но ты бы мог предупредить. — Я же говорил, что будут все свои. Вот, что за человек. Но злости не было. Было досадно и неудобно. А потом, от тепла общения и досада ушла. Вечер проходил в смешных воспоминаниях и новых подробностях из жизни. Я молчал. Мне интересно наблюдать за людьми, слушать. Тем более, что люди за столом были очень близки между собой. Мне редко задавали вопросы и я был благодарен за это. Глеб отдувался за двоих. Его рука лежала на моём колене. Иногда поглаживала, иногда сжимала.Но я не убирал её. Мне было приятно. Первыми засобирались Илья и Итан. Им ещё возвращаться домой. При прощании, Илья, взял с нас слово, что мы приедем к ним, на пару дней. Глеб пообещал. Минут через тридцать разошлись и другие гости. Глеб мыл посуду, я помогал его маме прибраться. — Лёша, ты сильно не напрягайся. Завтра помощница с утра зайдёт и всё доведёт до блеска. Лучше, идите отдыхать. А то разница во времени, думаю, сильно ощущается. Устал? — Нет. Мне понравился вечер. От такого невозможно устать. — Ты прав. А я завтра хочу съездить в магазин. Присмотреть подарок сыну. Ты как? Хочешь со мной? –Ольга Дмитриевна понизила голос. — С удовольствием. — Тогда завтра, после завтрака, — она обнимает и целует в уголок губ, — спокойной ночи. Пойду, а то Виктор Васильевич заждался. Я поплёлся на кухню, предложить помощь Глебу. — Не нужно, малыш. Спасибо. Я уже закончил, — он ставил остатки ужина в холодильник. — Ну, тогда я в душ? — Да, давай. Я после тебя. В взял халат и пижаму из комнаты и задумчиво спускался по лестнице. Как пройдёт наша ночь сегодня? Справлюсь я с эмоциями? Так и не сказал Глебу, что хочу откровенного разговора… После горячего душа, меня клонило в сон. Я лежал в кровати и очень хотел дождаться Глеба. Но…проснулся от того, что мне жарко. Горячие руки обнимали. Я тихонько пошевелился, пробуя выбраться из захвата. — Малыш…ещё рано, спи, — и руки прижали к хозяину ещё крепче. Я смирился. Ладно. Не будить же Глеба. Обнял его своими и снова уснул. Поцелуй в лоб, в нос. Я открыл глаза. Глеб. Склонился надо мной. Нежное касание его губ моих. Я обхватил его шею руками и прижался. Он мой. Только мой. Люблю. — Я люблю тебя, — Глеб шепчет на ухо и целует мочку. Я разжимаю руки. Он снимает с меня верх пижамы. Подчиняюсь. Его губы на шее, руки шарят по телу. Горячие, сильные. Губы спускаются, медленно. Грудь, живот. Глеб стягивает пижамные штаны, я помогаю приподнимая бёдра.Член выпрыгивает. Скучает недолго. Сразу попадает в горячий влажный рот. Боже! Это так приятно. Язык быстрый. Доставляет удовольствие так, как умеет только он. Смотрю на Глеба и не могу оторваться. Я не пределе. Откидываюсь на подушку и кончаю. Прикусываю большой палец, чтобы не заорать. Мне охуенно! — Доброе утро, малыш, — целует меня глубоко, чувствую свой вкус, — глаза тёмные, смотрят на меня с желанием, — хочу тебя. Я раздвигаю ноги. Отворачиваюсь и предательская слеза скользит вниз, по щеке. — Я подожду, — шепчет. Поправляет стояк и выходит из комнаты. Слышу шаги на лестнице. Идёт в душ, наверное. Я закрываю глаза. Нам нужен разговор. Срочно. Я должен знать, что случилось.