***
Опять тот же сон. Хаиру раздраженно потирает виски — ей надоело из ночи в ночь не высыпаться, чувствовать всё, что выдаёт странная фантазия. И вновь её настигал один и тот же сон. Сначала она думала, что вскоре привыкнет; сейчас прошла стадия смирения. Ихей равнодушно смотрит на своё невыспавшееся отражение в зеркале и едва подавляет в себе желание разбить его, чтобы мелкие осколки осыпались на пол и украшали ванную комнату сияющим блеском. Её глаза, оба разного оттенка, смотрели на мир сквозь холодное стекло — в том, что отливал сиреневым, нельзя было рассмотреть ни одной эмоции, кроме пустоты; розовый, вразрез ему, выглядел симпатичнее. Вот откуда взялась привычка вечно прищуривать левый глаз, а лучше и оба. Мысль о том, что при рождении в ней покоилась частица души другого человека, вызывала лишь перманентное отвращение. Но — Хаиру не могла отрицать — он был довольно привлекательным. Даже если судить по одному глазу. Она не верила во всю эту чепуху, но на жалобы о невысыпании ей хором отвечали, что кошмары проявляются в моменты, когда встреча с соулмейтом совсем близко.***
Всё встаёт на места, когда она видит нового напарника — её левый глаз отдает пульсирующей болью, и она сквозь пелену замаскированного раздражения оглядывает человека перед ней. Ей семнадцать, она с виду неопытная девочка с короткими розовыми волосами и привычкой подражать за Аримой (читать как идола всего Управления). Хаиру видит на его красивом лице раздражение и лишь пожимает плечами — извини, тоже ничего не могу сделать, хотя очень хотелось бы. Один раз Коори мимолетно упоминает о линзах, и Ихей невольно задается вопросом, ненавидит ли он её часть в себе, догадывается ли вообще или ему так просто нравится своë отражение в зеркале? Несмотря на все неприятности, Хаиру остаётся довольна прошедшим днём — она наконец заслужила какую-никакую похвалу Аримы-сана. «Коори, ты очень проницателен, а Хаиру хорошо работает с деталями, поэтому при вашем сотрудничестве можно выявить наибольший эффект, чем с кем-то другим». Одно предложение заставляет глаза неконтролируемо сверкать и искриться от радости. Ихей ловит взгляд Уи на себе, и ей кажется, что в его голове она уже отложилась как «очередная сумасшедшая девушка, помешанная на Ариме». Если у него действительно такая хвалебная проницательность, Хаиру даже не подумает разубеждать.***
Она склоняется над чашкой кофе, пытаясь дунуть так, чтобы остудить в один миг, но чувствует лишь то, как пар обжигает лицо. Равнодушно отворачивается, смотря куда-то вдаль — ничего, у них есть целые десять минут. Только вдвоём. — Не беспокойтесь, Коори-сэмпай, мы его быстро поймаем, — Хаиру расслабленно откидывается на спинку стула и прикрывает глаза. На улице уже почти вечер, а они плутают в расследовании с утра. — Кто тебе сказал, что я волнуюсь? — с искренним интересом спрашивает он. — Вы постоянно отвлекаетесь и нервно смотрите на свои наручные часы, как будто стоите в пробке, а Ваш поезд уйдет через считанные минуты, — меланхолично растягивая слова, отвечает Ихей, — а ещё не можете выпить свой напиток, хотя он точно не горячий, потому что там лёд, и... — Да, с тобой мы его очень быстро поймаем, — прерывает Коори. Его не покидает ощущение, что ещё бы немного — и все сокровенные мысли вырвались наружу её устами. Хаиру и правда хорошо работает с деталями, а в умении копаться в голове она и подавно преуспела. Замечая, что ему неприятно, она послушно переводит тему. — Сегодня слишком яркий закат — завтра будет холодно. — Народные приметы? — искренне пытаясь включиться в разговор, предполагает Уи. — Вроде них, — соглашается Хаиру, поднося чашку к губам. Горячий напиток всё ещё неприятно обжигает, но не так сильно. У них нет времени остаться здесь дольше. Хаиру отгоняет от себя мысль, что хотелось бы посидеть в кафе ещё немного.***
Возвышающийся среди небрежно сброшенных в кучу окровавленных тел, кровь, запекшаяся по краям белоснежного плаща. Они работали вместе совсем недолго — один месяц, сколько друг друга и знали — но Коори впервые не мог оторвать взгляд. Хаиру с лёгкостью окрашивала мир в бардово-красный меткими движениями рук. Признаться, когда он впервые встретился с ней, то подумал, что ему придётся взять на себя роль наставника — таким, каким был Арима. Но теперь Коори мог наблюдать за её стилем фехтования, которому не учат в Академии, который слишком сложен и для индивидуального. Он хочет попросить её поделиться опытом. Хаиру неслышно подкрадывается со спины — когда только успела преодолеть расстояние в пару шагов, когда Уи казалось, что он неотрывно смотрел на неё? — Вам не кажется слишком простым заданием для того, чтобы давать его двум сильным следователям из нулевого отряда? — прищуриваясь, как обычно и делала, спрашивает она. — Не знаю, — смахивая кровь с её щеки и неловко одергивая руку от чувства чужой теплоты, отвечает Коори, — в любом случае, хорошо, что хоть кто-то справился. Хаиру заправляет за ухо непослушную прядь волос и страдальчески вздыхает. — Слишком сильно пахнет трупами и кровью, надеюсь, что никто из гражданских не сунется в заброшенный уголок четвертого района, — слишком резко меняет тему, — а Вам удобно сражаться с линзами? У меня хорошее зрение, я не понимаю. — Я привык со временем, — неосознанно коснувшись рукой чёрной пряди, Коори произнес слова, как будто в этом плане решили за него. От мысли, что она вряд ли нужна своему соулмейту, почему-то странно сжимается в груди сердце. Это преподносилось как нечто сокровенное и понятное лишь двум людям. Она мечтала встретить родственную душу, и ей всегда казалось, что они непременно поладили бы. С Коори, безусловно, интересно, но ему ведь не дали выбора, с кем работать? Он слабо улыбается на её шутки, и в ответ на его эмоции Хаиру так и тянет сказать, что это первая отдача или реакция, которую она когда-либо получала.***
В её голове никогда не было и мысли привить себе вредные привычки, но когда она услышала, как рядом щелкает зажигалка, принципы вмиг рассеялись облаком ядовитого удушливо-серого дыма. В ответ на просьбу Коори неопределённо усмехается, с сомнением протягивая пачку — Хаиру не без удивления принимает её, осторожно поднося к его зажигалке тонкую сигарету. От неприятного запаха саднит лёгкие, она болезненно закашливается и, так и не сумев правильно затянуться, бросает злочастный предмет в ближайший мусорный контейнер. — Ты даже курить нормально не умеешь, — вздыхает Уи, наблюдая, как оставшуюся дорогу на метро Хаиру отплевывается, словно желая на все сто процентов избавиться от мерзкого привкуса. К нему привыкаешь время от времени, но ей к лицу больше дынные булочки и сладко-приторные напитки. — Так научите, — в голосе — истинные нотки удовольствия. Коори непременно потом сравнит её взгляд с хищником, загнавшим в угол добычу. — Ну уж нет: только ручаться за твоё здоровье мне для полного счастья не хватало. Нам ещё есть, чему друг у друга поучиться в плане полезного. — То, что Вы знаете больше станций, чем я, не даёт Вам преимущество, — Хаиру смеется, подставляя лицо ветру и забегая чуть вперёд. Коори приходится схватить её за руку, чтобы переждать светофор — и он уже перестаёт считать, сколько раз спасает ей жизнь вот так. Хаиру Ихей всего семнадцать, она — смесь рациональности и вместе с ней полнейшей безбашенности. У неё разного оттенка глаза и красивые черты лица, а ещё ни одной видимой причины добровольно становиться следователем. И её на самом деле очень задевает, что Коори может даже и не догадываться об их связи.***
Прогулки по вечернему Токио входят в привычку — им, оказывается, не нужно преодолевать большое расстояние, чтобы друг с другом увидеться. Они живут в разных домах на одной улице, и Коори не знает, почему не видел её раньше; Хаиру хранит загадочное молчание. В воздухе витает смешанный запах разных ингредиентов, блюд, людей — она без проблем улавливает среди них нужный и находит булочную, которая впоследствии станет любимым уголком многомиллионного города. Коори не любит сладкое — ему по душе ментоловые сигареты, чрезмерно острые блюда и отсутствие малейшего сахара в жизни. Хаиру наблюдает за ним с расслабленной улыбкой, но её попытки съесть булочку вместе оказываются опровергнуты. — Почему Вам не нравится? — спрашивает она, относительно смиряясь. Они пережидают снегопад в кофейне, и Хаиру позволяет расфокусированно глядеть перед собой, наконец получая необходимую дозу отдыха — дома, в одиночестве пустой квартиры, расслабиться удаётся с натяжкой. Она совершенно не любит Коори. Просто с ним приятно проводить время. Он всего лишь средство, не так ли? Сомнительная панацея от гнетущей тоски. — Есть же вещи, которые просто не нравятся, — он опускает кружку кофе на стол, — и мы не в состоянии объяснить, почему. Наверное, это нормально. Её понятие нормальности пошатывается с каждой темой для разговора. Её учили: гули — это неправильно, их надо ненавидеть и презирать всей душой. Хаиру верила; не чувствовала ничего особенного, но верила. Она любила наблюдать за тем, как их лице скрашивает предсмертная судорога; как, несмотря на отсутствие настолько запредельных возможностей, ей удаётся выходить победителем из сражения, небрежно смахивая чужую кровь с губ. — Я давно не видела снег, — меняя тему, произносит Ихей, заглядывая в окно с аккуратной занавеской. В их краях снег и правда редкость — следующий год наверняка что-нибудь изменит. Коори медленно разворачивает голову к прозрачному стеклу, рассматривая бегущих людей и горящие яркими вывесками здания. Он любил холод — от него всегда было средство спасения нежели от жары. Хаиру, несомненно, предпочитала тепло — такое же обжигающее, как она сама.***
Её смех плавно смешивается с атмосферой бара, плавно играющей музыкой на фоне и чужими разговорами вдалеке. Коори уверен, что алкоголь на него не действует — насчет неё уверенности никакой. Румянец на щеках Хаиру становится выразительнее, хотя она никогда и не была бледной. Он чувствует касания её пальцев, сжимающих ткань его рубашки. «Слишком близко» — недостаточно, чтобы описать состояние. — Коори-сэмпай, Вы всегда так грустно выглядите? — Хаиру словно бы издевается над выдуманной собой шуткой, делая это так плавно и мягко, что не догадаешься случайно, — даже сейчас, когда можно отпустить сдержанность и соответственные эмоции... — Видимо, ты не сильно пьяна, раз рассуждаешь так, — Коори совершенно не хочется признавать её правоту. Хаиру пугает своей прямотой, умением незаметно следить за человеком, чтобы подметить малейшие детали его поведения. Ей бы в детективы или психологи. Её натура не создана для убийств — а имеющиеся успехи, наверное, лишь результат тщательных убеждений. — Вы бы хотели, чтобы я замолчала? — она слегка приподнимает бровь, вопросительно глядя. Коори чувствует себя последним идиотом. Её ладонь плавно скользит по его щеке, заправляя за ухо прядь волос и мягко разворачивая голову к себе. Она почти дотрагивается до губ своими, но в последний момент резко отстраняется. Уи даже не успевает как следует отреагировать на случившееся — туман в её глазах всё более заметен. — Вы знаете... — Хаиру ведёт себя так, будто ничего не было: отсаживается чуть подальше на диванчике и кладет ногу на ногу, — ...почему носите линзы? — Я не хочу врать про то, что плохо вижу, — заинтересованно смотрит на неё Коори. — Потому что Ваши глаза такие же, как мои, да? — последнее слово вырывается слишком резко: она продолжает сжимать рукой ткань своего белого плаща. В полутьме чёлка спадает на глаза, и её лицо покрывает тень, — не спрашивайте: я почувствовала это сразу, как мы встретились, такое случается, меня учили распознавать людей. Разумеется, он тоже чувствовал. Коори смутно помнил своё детство — ни у кого из его знакомых он не видел таких розовых глаз. Его родной сиреневый был редкостью, чем-то из учебника истории и расплывчатых бабушкиных рассказов о семейном древе. Но он обидит Хаиру, если скажет об этом сейчас, да? Она не принадлежала к числу хрупких, не готовых к жестокости внешнего мира девушек — в статусе наследника своей семьи Коори сполна насмотрелся на таких, и они ничем не могли привлечь его внимание даже под укоризненными родительскими взглядами. Её просто не хотелось задевать, что, наверное, было из разряда правильного отношения к людям. Он ловил себя на мысли, что относится к Хаиру чуть теплее, чем к остальным, но она была его напарницей. Столько противоречий и ни одного правильного ответа. Коори ненавидел себя за необоснованность. — Ты тут не при чём, — его рука опустилась на её голову, приглаживая волосы. Хаиру показалось, что в помещении становится слишком душно. Она бы с радостью расстегнула верхние пуговицы, дыша спокойно, — это личное всё же. — Я знала, что Вы не находились в неведении всё это время, — ей хочется сказать намного больше. Обида захлëстывает с головой, но поток направлен, к счастью, не на Уи. На кого угодно, но не на его. На потрепанные книжки в коричневой обложке, которые читал Арима-сан в канун Рождества, где человек, найдя своего соулмейта, обретал и родственную душу, и своё второе я. На себя за то, что так много лет во всё наивно верила. Хаиру натягивает привычную улыбку на лицо и думает, что её рождение и правда стало величайшей ошибкой её родителей.***
В этом бою она особенно беспощадна — Коори зажимает рану на плече и наблюдает за ней, старательно выискивая её фигуру в белом плаще — самую хрупкую и молниеносную. С его расстояния вряд ли можно судить о правильности тактики ведения боя. Начинается метель, будто нарочно перекрывающая взор нескончаемым снегом. Она, кажется, любила снег. Коори находился слишком далеко, чтобы различать движения именно Хаиру и никого больше, но достаточно близко для того, чтобы судить: она не в порядке. Она — не та сконцентрированная во время боя девушка с отточенными и чёткими движения. Она — властительница над никому не принадлежащими душами. В ней всё жаждало крови, и она не проявляла ни капли милосердия. Уи нестерпимо хочется курить. Он ответственен за её состояние. Вчера они не поговорили только — бесцветные фразы, брошенные чисто из этикета, полноценным разговором не назовёшь. Он чувствует, что является причиной хаоса в её глазах и резких, порывистых движениях. Происходит то, что заставляет сердце пропустить удар. А может и несколько. Коори не уверен, что он дышит. Она подскальзывается на собственной крови, когда поле битвы озаряется восходящим солнцем.***
— Как глупо, — Хаиру прикусывает губу и с разочарованием смотрит на него, — едва не умереть, подскользнувшись на собственной крови. Нелепость. — Где же твой оптимизм? Если бы я лежал на этой койке, ты бы непременно сказала, что хорошо, что я хотя бы выжил, — бессмысленные попытки её рассмешить, не более. Коори знает, что не в ладах с юмором. Хаиру поправляет повязку на глазе и выразительно смотрит на напарника. Её волосы, растрепанные от бесконечного сидения на одном месте, её руки, то и дело незримо сжимающиеся в кулаки — всё в ней так знакомо, будто не одна жизнь пронеслась между ними. Может, так и было. — Коори-сэмпай, — и только голос меняется: слабый и приглушённый, которым заставляют обычно признавать свои ошибки, — Вам... Больше не придëтся носить линзы. Она повредила глаз осколком то ли от снаряда, то ли от кагунэ Совы — и ей больно. Нестерпимо. Не физически. Оттого и сильнее. — Я вижу этот мир так блекло, как Вы описываете обычно в своих историях, — Ихей пытается шутить даже в своей ситуации, разряжая обстановку. Ситуация выходит из-под контроля, когда Коори садится на край кровати рядом с ней, и она безусловно доверяет ему. Он осторожно сжимает её ладони в своих, и Хаиру удаётся вдохнуть спокойно пару раз. Как бы то ни было, её боль всего лишь временная. — Я уверен, что ты даже не сомневаешься в том, что поправишься, — она чувствует, как его пальцы аккуратно чертят линии жизни на ладони. В голосе Коори вновь прошлая уверенность и невообразимое спокойствие. Ей не хватало этого. Так не хватало... — Конечно, я более чем уверена в этом, — прищуриваясь одним только глазом, произносит Ихей. На её губах вновь острая ухмылка, — можете обнимать меня почаще, мне понравилось! Винил ли себя Коори за то небольшое проявление чувств? Ему наоборот казалось, что он держал их под контролем, и, раз Хаиру не оттолкнула от объятий, можно рассчитывать на повторные? Однако, привычка отвечать туманно остаётся на прежнем месте, и до сих пор является чертой, которую Уи безбожно хочет в себе уничтожить. — Только через мой труп. Хаиру поворачивается к нему; её розовый глаз, обретший наконец весь свет, искрящийся в лучах пробирающегося в палату Солнца, игриво скользит по Коори, его рукам и останавливается лишь на глазах фиолетового оттенка. — Может быть, мой приторно-розовый вы ещё и понаблюдаете. ***