Heart to heart

      — Прогуляетесь со мной до станции?       Хаиру — непереносимо-розовый цвет в монотонно-серых тонах здания CCG и единственный, имеющий яркий оттенок среди непрекращающихся чёрных полос жизни.        Уи замечает за собой, что каждый её внезапный разговор с ним ломает зажатую меж пальцев сигарету.       У дыма всегда едкий привкус.        Она предпочла бы ему сладкую вату.       — Хорошо.       Мотыльки летят на обжигающий свет, зная, что прикоснувшись к нему, неизменно падут на землю. Коори иногда кажется, что за неимением малейшего тепла в жизни он тянется к обжигающему — её; знает, что при неизбежном расставании столкнётся с холодом, но отчего-то никак не оставляет попытки.       Хаиру — не самый худший вариант. Она хотя бы умеет терпеливо ждать (в отличие от некоторых).       Коори мечтает хоть ненадолго забыться и покупает себе и ей приторно-сладкую дынную булочку, заранее зная, что после будет стаканами пить воду во избавление от её вкуса во рту.       Хаиру до сих пор счастлива. Почему-то. Коори не может разгадать её веселье. Она не делится. Ему не особо и хотелось.       Где-то, может, в самой глубине души, теснит обида.       — Будете перечислять станции?       Выражение ее лица застывает между двумя, как будто в недоумении или в пустоте. Словно скульптор устал скалывать поверхность и оставил ее незаконченной.       Коори не думает, что Хаиру нуждается в иллюзии спокойствия так сильно, как он сам. Она теряется на грани между снами и реальностью — это заметно по уставшему взгляду — и он ничем не поможет.       Будто должен.        Детские игры утомляют. Азарт не захватывает её глаза. Его взгляд остаётся таким же пустым, пока Хаиру не склоняет голову ему на плечо. Уи не видит смысла хоть немного препятствовать ей.       Они всегда плыли в одной лодке, слабо сопротивляясь течению, уносящему прочь. Коори одергивает себя от одной мысли. У Хаиру уже есть направляющая рука в виде Аримы, которому всегда всё равно, в виде человека, который единожды за её короткую жизнь проявил доброту к ней. У Ихей скопилось так мало историй, что ей почти нечего было сказать под алкоголем на одном из корпоративов.       Коори не винит себя, но прикидывает, насколько же всё сложилось иначе, окажись это его ладонь в её далёком, отуманившем сознании детстве.       Он не помнит, когда начал заботиться о Хаиру чуть больше положенного.       И не думает, что эту дату можно приравнять ко дню, когда пропал окончательно, почувствовав любовь к ней.       Розовый цвет её волос, в который со временем закрадывается бледно-белый оттенок меж прядей, напоминает малиновые закаты, неминуемые предвестники холода.       Коори не верит в приметы. (И, честно говоря, совсем не хочет). От них точно нельзя ждать ничего хорошего.

***

      Хаиру — дикий цветок, проросший из случайно брошенного на воздух семя. Наверное, с отравляюще-яркими лепестками и почти не видной сердцевиной. Из сорта тех, что приманивают хищных насекомых в заранее изготовленную для них ловушку.       Её следовало растить в оранжерее, а не на свободе.       Коори не знает, как она удерживает далеко не лёгкое оружие в руках, когда её запястье почти детское и очень хрупкое. Она увиливает от вопроса, и это точно не похоже на стеснение, свойственное девушкам. На собственную загадку — вполне.       Хаиру впервые разрешает себя поцеловать, не задаваясь вопросом об отношениях, точно перешагнувших грань исключительно деловых. Коори и правда не хочет думать — только отвлечься.        Ему вновь и вновь не удаётся, когда часы напрягающе отбивают секунды практически над головой, а взгляд Хаиру тухнет, стоит взглянуть на потолок.       — Может наша жизнь утекать так внезапно? — ей не нужны лишние прикосновения как не нужны отношения. Коори слышит, как разбивается смех, — тогда точно не Ваша, да, Коори-сэмпай?       Он не хочет брать во внимание её шутки. Хаиру мастерски пропитывает диалог ими, смешивая со своими эмоциями.        И только тогда Коори смутно осознаёт, что ему будет немного грустно узнавать об её смерти.