Три – вариант нормы

Два часа Офелия пыталась внушить себе желание спать, но не смогла сомкнуть глаз и на полминуты. Она воротилась с бока на бок, насчитала пятьсот двадцать три овцы в голове, вспомнила каждый экспонат в своем музее, пересчитала все спицы в металлических пальцах, но так и не заставила себя уснуть. После тяжелейшего дня и импровизированного выступления перед самой опасной публикой Полюса на нее не иронично напала сильнейшая бессонница. Офелия раздраженно покачала головой и поднялась с кровати. Она понятия не имела, чем будет себя занимать до рассвета: то ли наблюдать за ночной жизнью через стекло, потому что холод на улице стоял дубовый, то ли изучать комнату, которую и так знала наизусть, то ли отправиться через зеркало в библиотеку, то ли… Хотя, занятий все же было не так много, как она думала. Кроме как пойти куда-то или сидеть здесь без дела больше забот в голове не всплыло. Офелия зевнула, вытягивая спину, и наконец широко распахнула глаза. Перед ней находилось существо из темной дымки и с сосредоточенным выражением серо-белого лица пялилось на ее беспокойный сон. Увидев страшное существо, воплощение бестелесного мима, Офелия округлила глаза и раскрыла рот, ежась в кровати и подпрыгивая к самому краю. Пальцами она сжала край одеяла и приготовилась громко заорать, но существо испарилось в открытой балконной двери, словно никогда здесь и не бывало. Вместо испуганного крика из ее уст вылетел короткий шокированный вздох. По комнате пробежал зловещий холодок, а дверь захлопнулась вслед за незваным гостем. Офелия вскочила с кровати и натянула на себя очки. Сперва она подумала, что приняла за живое существо стул с пальто, но заметив мельтешения шарфа и сильное сжатие ее шеи, откинула все сомнения в визуальном обмане. За ней и ее сном кто-то следил. Дверь распахнулась от порыва ветра снова, и Офелия отскочила назад. Лампа упала на пол с глухим стуком. Не дожидаясь развития событий, она накинула пальто прямо на ночную рубашку и рванула к зеркалу. На Полюсе был только один человек, способный успокоить ее сердце и растворить в небытие сумасшедшие теории. Она вышла в гардеробной Торна. На этот раз переход Офелии походил на момент из детства, когда она из туалета бежала до своей кровати в полной уверенности, что за ней охотился монстр. Офелия выпрыгнула из зеркала и вбежала в кабинет, с громким стуком захлопнув дверь. Разум все еще держал при себе образ той отвратительной сущности, затмевая здравый рассудок, а потому то, что она фактически ворвалась в кабинет Торна без приглашения посреди ночи, ее ни капли не смутило, сейчас она чувствовала лишь страх и подступающие к глазам слезы от испуга. Увидев пустой взгляд, направленный на нее словно на бесполезную вещь, Офелия испугалась, как никогда прежде. – Что вы тут делаете? – встал Торн с кресла. Через пару секунд он уже нависал над ней, не на шутку забеспокоившись. Растрепанные волосы, застрявшие друг в друге протезы и сжимавшие края пальто, перекошенные очки и застывший в глазах животный страх – Офелия олицетворяла собой суетливый побег, какой и совершила, но существо еще стояло перед глазами и смотрело на нее абсолютно бесчувственным взглядом, а потому ее собственные глаза накрыла влажная пелена. Офелия съехала вниз по двери на пол, ее руки отказывались слушаться и спицы путались между собой, но ее это не волновало. Она закрыла глаза и позволила двум слезинкам очертить дорожки на лице, все еще чувствуя себя одинокой, как вдруг ее лицо утонуло в темноте. Торн обнял ее двумя руками очень неуверенно, но этого хватило Офелии, чтобы зарыться лицом в мундир и прижаться сильнее, ибо угрозы застать его врасплох больше не имелось. Ощутив разрешение Офелии, Торн наконец сжал ее в руках, как делал это на Вавилоне. Неуклюже он присел рядом с ней для удобства и продолжил слушать ее глухие рыдания, надеясь, что будет в силах помочь их прекратить. Возможно, Торн считал себя не тем, кто мог помочь в ситуации, когда у человека истерика, и он и вправду не был таковым для всех. Однако Офелия в число всех не входила, по правде говоря, Торн был единственным, кто способен успокоить ее в ситуации, когда страх оказывался всепоглощающим. Минуты шли, и Офелия успокаивалась. Находясь рядом с Торном и ощущая его руку на плечах, прижимающую к себе, она переставала бояться. Страх отступал, ведь пока она с Торном, никто не осмелится прийти и побеспокоить ее. Дыхание Офелии становилось размереннее, плечи опускались, а сама она расслабленно сидела, положив голову на плечо Торну и устало закрыв глаза, при этом не отключаясь. – Простите за вторжение, – пробормотала Офелия и все же открыла покрасневшие глаза. Руки действительно запутались. – Я не хотела вас беспокоить. – Вы не беспокоите, – ответил Торн с небывалым умиротворением в голосе. – Что стало причиной вашего испуга? Она ощутила на себе изучающий взгляд: Торн смотрел на Офелию, не внушая ни грамма вины, словно она не ворвалась без разрешения посреди ночи, а пришла побеседовать во время обеденного перерыва. Хотя был ли у Торна таковой вообще? Офелия откинула глупые вопросы, не имеющие сейчас смысла. Причиной ее испуга стало… – Я пыталась заснуть, – начала она, – но это оказалось бессмысленно, не получалось. Когда я проснулась, то увидела перед собой существо… – Существо? – переспросил Торн. – Как оно выглядело? Офелия прочистила горло, все еще побаиваясь вспоминать сущность. – Ну… у него было дымчатое туловище, без рук и ног, а голова… – По спине Офелии пробежал холодок, и она задрожала. – Его кожа на… лице была сероватая, как у мертвеца, а черты похожи на грим мима. Оно смотрело на меня как на очередную жертву, без эмоций, будто бы на куклу. Как только он понял, что я его увидела, то тут же улетел. После пары минут в темноте я кинулась из комнаты в зеркало и попала сюда. Торн внимательно слушал рассказ Офелии, не сводя с нее глаз. Одна его рука лежала на колене, второй он крепко прижимал Офелию к себе. Она молча благодарила его за объятия – единственное, что сейчас удерживало от приступа паники. – Почему именно сюда? – спросил Торн. – Вы думали об интендантстве, когда убегали? Офелия знала, что долго скрывать секреты прохождения сквозь зеркала будет невозможно. Когда как не сейчас подходящее время признаться? – Иногда мы проходим бездумно, иначе говоря не представляем конкретного места, куда хотим попасть. Тогда мы попадаем туда, где больше всего хотим оказаться. Пусть Торн и страдал амнезией, эти слова он запомнил в точности до буквы. Офелия того и хотела. Ей и самой не нравилось скрывать от него то, что он и сам проходящий сквозь зеркала. Не нравилось скрывать свою личность, свое прошлое и настоящее, так что реабилитация, пусть и небольшая в виде правды насчет сегодняшнего визита, служила ей некой индульгенцией. Офелия ведь и вправду хотела оказаться в интендантстве. Услышав из ее уст своеобразное признание в том, что он ей нужен, рука Торна крепче сжала плечо Офелии. Было ясно, что он обнимал ее инстинктивно, из-за себя и своего характера, а не потому что захотел. В его жизни не было людей, которые нуждались в нем, Торна никто никогда не ждал. И правды ему никогда не говорили. Да что там, если с Торном в принципе не разговаривали, о каких откровениях может идти речь? О тех, которые он не помнил… – У вас есть версии, кто мог прийти к вам посреди ночи? – спросил Торн, ослабив хватку. Его голос вывел Офелию из тумана мыслей, и она чуть отпрянула, дабы иметь возможность смотреть в глаза, но спутавшиеся руки тут же дали о себе знать. Офелия неловко подвинулась и оторвала руки от бортов пальто в узле. Без чужой помощи она их не распутает. Торн убрал руку со спины Офелии и наклонился к металлическим протезам, разум и безвольная часть памяти тут же послали ему сигнал о том, что подобную конструкцию он видел ранее, точно таким же был его ножной аппарат на Вавилоне, который однажды сломался. Кто-то его сломал. Но кто? Торн поймал себя на мысли, что не помнил лица негодяя. Впервые не помнил, это вообще возможно? – Торн? Вы в порядке? Дрожащий голос Офелии вернул его в реальность. Перед глазами все еще находился клубок спутанных между собой спиц, а его хозяйка все еще была напугана. К тому же, она замерзла, судя по гусиной коже на шее. – В полном, – ответил Торн. – Стоит разобраться с этим. Офелия позволила ему взять протезы в руки и рассмотреть поближе. Торн бережно брался за каждый палец, поднося руки Офелии к лицу. Каждый раз, когда она следила за когтистыми руками, ей хотелось наклониться и поцеловать все десять пальцев, промерзших в холодном кабинете. Пальцы Торна оставались розоватыми, как и во время ее ухода из театра, будто он вернулся минут пять назад, но сквозняк в помещении говорил, что он здесь по меньшей мере несколько часов. Порой Торн в ее глазах становился мазохистом, ведь найти иное объяснение его рвению дать себе и конечностям окоченеть Офелия не могла. И даже его собственное желание не имело власти приказать ее беспокойству исчезнуть. – Это займет больше времени, – промолвил Торн. – Вам лучше сесть. Офелия еще не отошла от ужаса, что испытала пятнадцать минут назад, а потому даже подняться на ноги оказалось труднее, чем она думала. Офелия попыталась встать, но из-за ватных ног, пробитых дрожью до костей, она не могла стоять сама. Торн встал вслед за ней и за долю секунды удержал стоя, обхватив рукой. Осторожно, словно она была самым редким и хрупким артефактом на свете, он усадил ее на диван и сам сел рядом, принимаясь распутывать пальцы между собой. Впервые за долгое время Офелия ощущала себя дорогой для людей, ощущала, как о ней и вправду заботятся. Сколько бы времени она ни провела на Вавилоне рядом с Торном в поисках ответов на вопросы, касаемые не только Бога, мироздания и глобальной природы Духов Семей, а еще и связанные с ее внутренним конфликтом, проблемой их с Торном дипломатического брака и дальнейшей судьбы – сколько бы она ни находилась в обществе Торна на Полюсе и на Вавилоне, лишь сейчас, когда он спицу за спицей вытаскивал одну из другой, Офелия почувствовала себя на своем месте. Значение слова "забота" наконец стало понятно, и ее совсем не волновало, что Торн не помнит, как она занимала одну из важнейших позиций в его жизни. Внутреннее чувство подсказывало ей, что это не изменилось, что она осталась на той же позиции. Или вновь заняла ее. Торн вытащил последнюю спицу из среднего пальца и движением опытного ювелира вставил ее в указательный, где ей и было место. – Спасибо вам, – сказала Офелия и сложила руки на груди, усаживаясь удобнее. – Не стоит благодарности, – ответил Торн, отсаживаясь подальше. – Так вы не знаете, кто мог прийти к вам? Офелия опустила глаза на босые ноги, стопы которых выглядывали из-под ночной рубашки. Она не просто пришла к Торну в абсолютно не подобающем виде, так еще и в спешке не надела хоть пару тапочек. Она стала думать над тем, кому вдруг может быть интересен ее сон на Полюсе. Разумеется, этот человек хотел бы ее убить, ведь спасители обычно не смотрят на сон объекта спасения со взглядом психопатичного маньяка. Кто же хотел ее убить? – Вы помните Тень? – спросила Офелия. – Из-за нее я пришла к вам во время инспекции. – Да, – ответил Торн. – Вы полагаете, это она? Но вы же говорили, что у нее нет лица. Офелия растерянно повела плечами. – Я не знаю ее природы, но из всех вариантов этот кажется наиболее правдоподобным. Вопрос в том, зачем ей я? Торн покачал головой и встал с дивана. Он подошел к окну, задумчиво смотря на ровные слои снега и льда, на огни в зданиях и на одиночные фонари с желтым светом. Его что-то гложило, что-то весьма серьезное – это волнение на прежде мало эмоциональном лице Офелия видела лишь однажды: когда Генеалогисты приставили к ее щекам золотые кольты. Тогда она видела вспышки ярости, тревоги и желания защитить на его лице, как видела сейчас, но в более затуманенном виде. Торн был скован собственными убеждениями и не мог показывать эмоций, какими они были в действительности. – Думаю, не секрет, что вы представляете для меня особый интерес? – спросил Торн и отошел от окна к рабочему столу, где было поразительно чисто, как сейчас заметила Офелия. – У меня имеется к вам пара насущных вопросов. Офелии не нравился оборот, который принимал разговор. Похоже, Торн решил воспользоваться идеальной возможностью и выудить из нее ответы на вопросы касаемо его волнений. После всех сказанных ею полуправд очевидно, что он будет искать ответ. А за людей, которые могут его предоставить, он намертво цепляется. – Вопросов какого характера? – Офелия поднялась с дивана. Торн дождался, пока она подойдет вплотную к столу и окажется напротив него. Его голова опущена на нее, ее голова поднята к нему, как и в самую первую их встречу пять лет назад. Офелия ухмыльнулась, не переживая насчет реакции Торна, ибо осознавала свое преимущество: разница между той встречей и этой была в том, что теперь человек, помнящих тогдашние события, стало на одного меньше. – Вы ведь уроженка с Анимы, если судить по семейным свойствам и внешности? – начал допрос Торн. Голос его был ровен и строг, словно Офелия являлась для него очередной клиенткой, а не самым загадочным человеком в его жизни. – Вы правы, – столь же ровным тоном ответила Офелия. Очки обратились в серый, шарф лениво развалился на плечах. – Вы утверждали, что являетесь хорошей знакомой моей тетки, вплоть до того, что стали крестной ее дочери. – Верно. – Когда и по какой причине вы проживали на Полюсе и почему я об этом ничего не знаю? Офелия выдохнула через нос, ощущая искрящееся напряжение в комнате. – Пять лет вы отсутствовали на Полюсе, моя семья посещала его пять лет назад сроком на два месяца, когда я и стала крестной, а два года назад моя тетушка окончательно перебралась на Полюс. Торн кивнул с большим недоверием, но Офелия была на шаг впереди: он не сможет проверить ее слова никак, кроме разговора с Беренильдой, а там она не солгала. – По какой причине вы уехали с Полюса? Офелия беззвучно сглотнула: если сказать правду, то придется говорить обо всем. Сейчас у нее, конечно, больше шансов добиться веры Торна в сумасшедшую правду, но она все равно ходила по тонкому лезвию его доверия. – Уверяю вас, она была весомой, – улизнула от ответа Офелия. – Я вернулась на Аниму по просьбе матери. Торн прищурился, гусиные лапки вокруг глаз виднелись даже Офелии с расфокусированным зрением после сна. – Как вы объясните свое отсутствие? – Прошу прощения? – Ваш брат четыре дня назад по пути домой проболтался, что вы после трех лет жизни с семьей сбежали на другой ковчег. Зачем? Офелия вспомнила, что Торн находился в театре во время ее выступления. Он видел и слышал ее отчетливо, значит, запомнил абсолютно каждую ее реплику. Значит, он догадывается о причастности Офелии к делам Другого. – Как и вы, я занималась вопросом Бога, – честно ответила она. – На каком ковчеге? – Вавилон. Торн оторвал кулаки от стола и принялся обходить Офелию, прямо как на настоящем допросе жандармерии. Если бы Торн был жандармом, навряд ли бы что-то отличалось, кроме причины допроса. Несмотря на то, что ее допрашивал Торн, Офелия чувствовала дискомфорт под давлением бесстрастного, непреклонного взгляда. Он не даст ей улизнуть. – Поэтому вы отлично запомнили каждое слово, – констатировал Торн. – Актриса была одета в точности как вы, – напомнил он, вставая обратно на место. – Значит, два года назад, в день, когда Другого навсегда изгнали из мира, вы не просто принимали участие. Вы были ключевой фигурой. Офелия хмыкнула, забавляясь его сообразительности. Он сам способен докопаться до правды, но вероятно думал, что Офелии этого не хочется, когда она, наоборот, гордилась каждым его изречением. – Вы абсолютно правы, – ответила она. – И что вы хотите этим сказать? Торн вновь уперся кулаками в столешницу, пристально глядя на Офелию. Ей даже показалось, он хотел ее убить взглядом. – Значит, вы осведомлены в том, что два года назад я также пребывал на Вавилоне. – Вы не представляете, осведомлена. – Офелия старалась выглядеть серьезно, не издеваться и не провоцировать отторгающую реакцию. – Позвольте вопрос, а как вы узнали, что все ответы на Вавилоне? Торн застыл, чуть приоткрыв рот. Ответ должен был последовать незамедлительно и методично, ибо как это так, он не мог не знать! Он не мог бездумно, руководствуясь интуицией и методом тыка, попасть на ковчег, так еще и на нужный с первой попытки! У него имелся план, Торн знал, что ответ на Вавилоне, но откуда? – Вы знали, мадам Торн, – едко ответил он, в голосе росла ярость. Ярость на себя, на всех в этом мире.– Я был знаком с вами задолго до того, как отправился на Вавилон, не правда ли? Офелия почувствовала необходимость увеличить расстояние между ними и отпрянула от стола. Торн начинал понимать, что от него что-то скрыли. В нем просыпался прежний, озлобленный на мир Торн, а вся мягкость по отношению к Офелии исчезала. До поры до времени. – Да, вы были, – согласилась Офелия, кивая в подтверждение. – Настолько хорошо вы меня знали, что сами отдали мне свои игральные кости, – продолжала она. – И не только их. Ваши часы меня помнят. – У часов нет памяти, – отчеканил Торн. – И я не верю тому, что сказал ваш брат на той сцене. – Тогда как вы объясните маниакальный перфекционизм часов временами, будто бы они ведут себя так, как вели себя вы? – она начала подходить обратно, чувствуя, как Торн успокаивался. Офелия пропустила обращение и вторую фразу мимо ушей. Сначала доказательства, а потом тезис. – Я чего-то определенно не знаю, – согласился он. – Тогда позвольте продолжить, – сказала Офелия. – До вас дотрагивались, когда вы того не ожидали? – Были случаи. – Раньше вы бы ощущали лишь омерзение от бестактности людей, но пять лет назад что-то случилось, и вы больше не можете не обращать внимания. Когда вас застают врасплох, вы вынуждены держать себя в руках, чтобы не убить, только последние пять лет делаете это не только морально, а еще и физически, – вздохнула Офелия. – Ваши когти не поддаются контролю, как раньше, я права? – Даже более чем, – ответил Торн, по его лицу пробежала тень замешательства. – На что это похоже? – спросила Офелия. – Когда любая бездыханная вещь как будто бы обретает волю? Мысля с ней в унисон, шарф махнул своими косичками в приветствие, отчего Торн застыл в оторопи. Его глаза расширились при виде живого шарфа, будто он видел его впервые в жизни. Затем глаза, напоминающие дула пистолета, устремились на Офелию, она отшатнулась от резкости. – Кто вы такая? – спросил Торн прямо. – Мы определенно знакомы не один год, мое единственное свойство сошло с ума, вы назвали разумную, но невероятную причину, быть может, вы еще знаете, каким образом Другой исчез из мира? – Через зеркало в Изнанке, – ответила Офелия. Впервые она видела, как Торн отшатнулся в испуге. Он явно не ожидал, что она будет знать все ответы на его вопросы, но она не преследовала цели напугать или оттолкнуть, посему откинула весь иронизм и опустила руки по швам, осторожно подходя к столу. – Я понимаю, слышать от меня подобное дико, но это правда: я знаю все о Другом, о Евлалии Дийё и судьбе Духов Семей. Я была в Изнанке… – Почему вы постоянно называете это Изнанкой? – переспросил Торн. – Официальное название мир Verso, – она зажмурилась и покачала головой. – Не столь важно. Суть в том, что я знаю намного больше, чем вы можете себе представить. Торн раздраженно повел плечами. – К примеру? Офелия скептично подняла брови. – Только обещайте не пугаться. – Я не обладаю этой возможностью. Брови взмылись еще скептичнее. – Я знаю, что накануне вашего побега из тюрьмы вы встретили Другого в образе Тысячеликого, и Он предлагал вам встать на его сторону, – Офелия скрестила руки на груди и отвела взгляд от Торна, вспоминая тот разговор. – Вы отвергли предложение, и тогда Он стал вспоминать барона Мельхиора… – она вздохнула, поднимая плечи. – Вашу мать… Вы никогда не хотели мирового господства для кого-либо, ни для себя, ни для сущности в виде Другого. Вы готовы обречь мир в хаос, вывести на войну миров, но не позволите склонить себя к Нему. Ведь ваша потребность – быть нужным людям. После рождения Виктории вы перестали быть нужным госпоже Беренильде, тогда вы решили быть нужным миру. Теперь… – Хорошо, вы доказали, – прервал ее Торн и наконец посмотрел прямо в глаза, честным и в некой мере болестным взглядом. – Вы знаете меня превосходно. У меня вопрос в точности наоборот: откуда я знаю вас? – Меня? – переспросила Офелия, желая услышать от Торна конкретику в вопросе. – Именно, – ответил Торн. – Откуда я знаю, что ваш шарф чувствует себя неспокойно, когда хозяину угрожает опасность? Откуда я знаю, что ваши очки меняются в зависимости от настроения? И откуда мне знать, что вчера, когда вы подогнули волосы под платье, я видел вас с короткой стрижкой раньше? Офелия силилась не разрыдаться прямо на месте, до глубины души тронутая словами Торна. Сейчас он задавал вопросы не только ей, а и себе, но прежде четкий тембр голоса и бесстрастный тон ломались под горой вопросов и фактов, которые он не в силах контролировать. А Офелия уже знала, какую боль ему приносит потеря контроля. Смысла скрывать больше не было. Торн не отпустит ее просто так, и Офелия лгать не будет. – Потому что я вам рассказывала об этом раньше, – ответила она. – И на Вавилоне я пребывала с короткой стрижкой. Торн покачал головой, едва ли кривясь в горькой улыбке. Полученная информация печалила его, ведь вспомнить он так и не мог, а потеря контроля над собственной памятью ударила сильнее всего. – У меня имелась версия, что вы были одной из курсанток "Дружной Семьи", но шарф… Я не мог его видеть, форма курсантов не предусматривает подобных аксессуаров, – Торн устало потер лоб. – Довольно недомолвок, – объявил он. – Я хочу знать, почему мы знакомы и кто вы такая. Офелия облизнула губы, нервно кусая. Кулачки сжались, истеричная улыбка самопроизвольно появилась на лице. – Мы знакомы по вашей прихоти, – начала Офелия. – Книга Фарука. Вы были одержимы идеей узнать ее историю, раскрыть тайну устройства мироздания. Но мнимых успехов добивались лишь чтецы. Имея память Летописцев, вы посчитали хорошей идеей заиметь и пальцы чтеца, думая, что комбинация двух свойств даст ожидаемый результат. Чтица в восьмом поколении, всегда отказывала женихам на Аниме, от дипломатического брака она уже не отвертится. Этой чтицей была я. По иронии судьбы во время бракосочетания и обмена свойствами произошло то, чего вы не ожидали. Я обладала не только свойством чтения, я – еще и проходящая сквозь зеркала. Вы – не чтец. И никогда не были. Свойство проходить сквозь зеркала, вот что вам передалось во время бракосочетания в тюремной камере, незадолго до встречи с Другим и побега на Вавилон. – Значит… – тихо начал Торн. – Да, – ответила Офелия. – В вашем окружении я – ваша жена. И Гектор на той сцене сказал все правильно. Наконец она это сказала. Признаться честно, об этом следовало сообщить еще в первый день, когда Торн только пришел в себя, все факты были на стороне Офелии. Однако случилось как случилось. Результата не изменить: Торн знает все. Он молчал, а лицо не выражало эмоций, абсолютно никаких, ведь когда испытываешь все сразу, не проявляется ни одна. Но Офелия помнила, с кем общалась, а потому Торн пришел в себя буквально через полминуты. – Брак дипломатический, – повторил Торн. – То бишь фикция. Почему вы здесь? Офелия кивнула. – В большинстве случаев да, дипломатические браки являются фикцией, но наш случай не из большинства. Какая прелесть: она снова призналась ему в любви. Реакция Торна вывела ее на самую теплую в мире улыбку: его пустой взгляд наполнился нежностью, хоть и в понимании Торна. Он посмотрел на Офелию с вопросом, не врет ли она. Какова ведь вероятность, что убежденного мизантропа могла полюбить любопытная чтица с радаром на приключения? Разум Торна не помнил Офелию, но когти помнили. Помнили и подавали сигналы мозгу, что она – не враг и не чужая. Поэтому слова Офелии об искренности чувств задели в нем живое – любовь, что спала вечным сном почти всю его жизнь. Торн нахмурил брови, стараясь совладать с собственными чувствами и не показать обуявшую его бурю, трещинки на маске безразличия, но внутри все переворачивалось. Да, он ее не помнил. Не помнил, но знал, что все это время странный образ, непонятный персонаж, работавший с ним в центре девиаций и тот, кто помог сбежать из тюрьмы, ради кого он убил барона Мельхиора – им была Офелия. Белое пятно в хронологии событий, которое он не помнил, вот кем была Офелия. И пусть он вспомнить ее не мог, он знал, что никого, кроме нее, на этом месте быть не может. Да, он ее не помнил, но знал и любил на уровне инстинктов. Поэтому он так рвался ей помогать. Торн обошел стол и стал возле Офелии, заглядывая в родной карий цвет. Офелия не верила, что это происходит по-настоящему, что он ей поверил! Что теперь она не одна… Торн рывком прижал к себе Офелию, слыша хриплый вздох. Она уже совсем забыла его манеру резко, без лишних нежностей проявлять внимание, словно затмение средь бела дня. Офелия широко распахнула глаза, растопырила руки в неожиданности столь скорому и порывистому обществу Торна. Пару раз моргнула под кривыми очками: кабинет интендантства погрузился в мыльный туман, и выдохнула в облегчении. Он обнял ее, сам проявил инициативу… Торн никогда бы не стал обнимать незнакомого, отвратительного ему человека. Заторможенная реакция Офелии вселила в Торна сомнения, а правильно ли он поступил. Быть может, брак не был фикцией лишь с одной стороны? Вдруг она пришла, чтобы аннулировать брак и уйти, но жалость из-за количества свалившейся на него работы заставило ее остаться? Неужели ее держит здесь совесть? Нахлынувшие сомнения потрясли Торна, и он уже был готов оттолкнуть ее от себя, как вдруг металл пробил спину холодом. Офелия сцепила руки и обняла его в ответ. Он ощутил, как она повернула голову и спрятала лицо, как ее дыхание восстановилось. Все же не фикция. Два года… Для Торна они прошли в один миг, сначала он схватил Другого за руку и сбросил вниз, после вспышка – мимолетное видение заледеневших степей, а потом пробуждение в госпитале. И ничего. Никаких странствий, ничего из двух лет своего отсутствия. Для Торна все прошло в один миг. А для Офелии тянулось вечность. Месяцы бесконечных поисков, одиноких ночей и рассогласованность дальнейших планов, отсутствие координации. Победа над Другим передавала игральные кости от Него к человечеству, а компенсацией Офелии за совершенный в детстве переход были не только пальцы чтицы, ею оказался и штурвал ее дирижабля. Но теперь всё стало на свои места. – Тогда почему я вас не помню? – спросил Торн, мягко отталкивая от себя Офелию. – Честно говоря, я об этом думала намного чаще, чем вы можете себе представить, – она обошла Торна и опустилась на диван. – Дело в том, что не помните не только вы: Ренар забыл Гаэль, Гаэль забыла Ренара, а ведь они тоже пропали из мира. Торн сел рядом, положив локти на колени, и принялся слушать Офелию, не на шутку заинтересованный. Под столь пронзительным взглядом она немного растерялась и заерзала на диване, в том числе и от одубелого холода, но не теряла нить разговора, как бы сейчас ни хотелось забыть о делах, хоть на одну ночь. Офелия вздохнула, вспоминая, что нужно продолжать излагать мысль о феномене Изнанки. – Странности произошли еще с одним кадром, – сказала она. – Незадолго до моего полета на Полюс в дом заявился никто иной, как знаменитый Лазарус, – в скепсисе скривила губы Офелия. – Хотя, уже не очень знаменитый. Торн нахмурил брови. – Слуга Бога, – дополнил он задумчиво. – Главная пешка Евлалии Дийё, но разве он не пропал… – Да, он попал в Изнанку вслед за вами, – согласилась Офелия. – И вместе с вами вышел, только… Кроме нас и еще нескольких человек его никто не помнит. Торн потер подбородок и впился взглядом в кружку на столике, будто бы она была причиной всех проблем. Временами сильнейшая сосредоточенность Торна пугала и Офелию, так что она была не так категорична к тем, кто его боялся. Даже думая над физическими пространствами Торн мог вселять страх. – Я, Ренар и Гаэль лишились памяти, Лазаруса лишили памяти в головах простолюдинов, – сказал он и повернулся к Офелии. – Полагаете, это может быть связано с Изнанкой? Офелия коротко закивала. – Иначе объяснить невозможно, – продолжила она, – но вопросов слишком много. Почему разрыв произошел именно на Полюсе, что стало причиной вашей амнезии и придет ли ей конец? Если нет, то возможно ли вернуть все вручную или… – Не думаю, что это столь значимый вопрос,– прервал ее Торн. – Мир Verso лишил памяти только о вас и только на уровне разума, не затронув семейные свойства. – Вы считаете возможным восстановить вашу память и память Ренара и Гаэль? – выпрямилась Офелия, ожидая ответа. Торн едва заметно кивнул, глядя на нее даже мягко, как показалось. Плечи Офелии тут же расслабились, ощутив уютный и тихий характер обстановки. Эта ночь стала особенной в его отношении к ней, но в то же время и взвалила на него еще и чувство вины, словно он был виновен в своей амнезии. Офелия хотела сказать, внушить Торну, что в этом его вины нет и она никоим образом не мучится, пытаясь заставить его вспомнить, но это бесполезно: Торна переубедить невозможно. И все равно смотреть на него, скованного новыми кандалами, Офелии было больнее всего. Иногда Торн причинял ей боль, сам того не ведая. Сейчас ее сердце снова сжалось под давлением опечаленного взгляда, как и всегда, появилось желание устранить все и всех, кто мог быть причиной его боли. Даже если ею являлась и она сама. – Однако этим вопросом стоит заняться после съезда, – сказал Торн. Офелия вздрогнула от резкости смены тона. – Мне и Арчибальду предстоит собрать весьма много документов, нужных непосредственно для съезда, а не его организации, – открыл он крышку часов старым добрым щелчком. – Это займет много времени, поэтому надеюсь, по окончанию съезда проблема вашего брата будет решена. Офелия подняла голову, услышав о Гекторе. После вчерашней ситуации малейшее упоминание о нем заставляло ее нервно вздрагивать и резко оборачиваться, надеясь на услышать об очередном приключении. – Гектор… – протянула Офелия. – Кажется, его проблема уже решена. Разобрав ее невнятную речь, Торн удивленно повернулся. – Так быстро? – уточнил он. – Да, – ответила Офелия. – До дня защиты он не будет пользоваться новообретенным свойством, а уже после я и моя семья решим, что делать с ним дальше. До этого момента я постараюсь найти как можно больше информации о специальных центрах на других территориях, быть может, есть подходящий. – Тогда вам стоит сделать это во время моего отсутствия, – сказал Торн. – По возвращению, если у вас будет время, я желаю найти все ответы. Офелия кивнула, поняв свою задачу. Однако по-хорошему она бы отложила съезд на несколько месяцев вперед, ибо не желала отпускать Торна одного надолго, и дело даже не в когтях, хотя то была одна из причин. Ей всегда было мало его общества, абсолютно всегда. На Полюсе все закончилось слишком быстро, даже не успев начаться. Вавилон же не был подходящим местом для этого начала, там перед ними стояла задача важнее любых чувств и их проявлений, а когда история Другого закончилась, их собственная снова не началась. И сейчас им опять приходится вертеться, дабы угодить всем, опять приходится откладывать жизнь, чтобы найти ответ. Замкнутый круг. – Не знаю, помните вы или нет, – начала Офелия, – но перед решением Фарука повторить судьбу вашей матери, вы представляли его в другом месте. – Там, где я отрекся от обязанностей и должности интенданта? – уточнил Торн. – Как же это забыть… Офелия горько улыбнулась, немного пораженная его внезапной иронией. Юмор из уст Торна был как снег среди лета. – Да. И я хочу попросить вас кое о чем, – продолжала она, начиная теребить край пальто. – Не повторяйте это снова, сделайте все тихо, как на очередном съезде. Опираясь на опыт в поиске Другого, я могу сказать, что нам с вами всегда было выгодно действовать сообща, проблема не ждать три года была в том, что вы посмели определять мою судьбу за меня и сочли меня не готовой к тому, чтобы раскрыть все тайны. Однако решать за меня вы отныне не в силах, и я заявляю, либо мы работаем сообща, либо мы никогда не найдем ответов. Глаза Торна расширились от ее уверенного и твердого тона, будто бы она не его жена, а строгий учитель. После такого и Торн опасался перечить Офелии, хоть изначально и не собирался. – Раз вы настаиваете, то я вмешиваться не буду, – согласился он. Теперь Офелия была спокойна. Торн мог бросать, мог лавировать между интригами, мог переворачивать факты в свою пользу, но он никогда не лгал ей. Если он сказал, что вернется без происшествий, значит, он вернется без происшествий. Офелия, все это время смотрящая в пол, заметила руку Торна, он неуверенно коснулся ее ладони и остановил нервно мельтешащие пальцы вокруг края пальто. Медленно и бережно повернул ладонь тыльной стороной к себе, пальцем потер кожу, покрывшуюся мурашками от холода. Офелия выпустила борт одежды, расслабила пальцы. Глубокий вздох был полон дрожи в голосе, непонятно почему: казалось бы, сейчас она чувствовала себя лучше чем когда-либо, но голос срывался от малейшей тревоги. Торн держал ее металлические пальцы как самые настоящие и продолжал растирать и согревать руку, успокаивая Офелию. – Вам бы вернуться назад, – сказал он, поднимая на нее глаза. – Сколько вы спали? – Практически не спала, – вздохнула Офелия и покачала головой. – Но я не хочу туда возвращаться: кто знает, а не сидит ли там оно? Торн поднялся с дивана в направлении окна, но на этот раз не для загадочного вида. Он закрыл его, не оставив и щели для ветра. Щеки Офелии обдало теплом духоты, а кожа на руках наконец разгладилась. – Вы вели разговор с Другим, были на иной стороне мира, а теперь боитесь вернуться в комнату? – с ироничным подтекстом спросил Торн, поворачиваясь обратно. Офелия, улыбаясь, кивнула. – Думаю, некорректно сравнивать эти два аспекта, – сказала она и натянула рукава пальто на ладони. – Тогда я знала, что Другой хочет меня убить, а это существо – одна сплошная загадка, – она пожала плечами. Торн скептически хмыкнул и пересек комнату к шкафу, где находился тот самый плащ, который он ей отдал давным-давно. Офелия, следя за движениями Торна, с ужасом осознала, как в действительности давно был случай, когда он отдал ей этот плащ. Как они стояли перед тем зеркалом в гардеробной и она впервые услышала из его уст завуалированное, но все же признание. Я начинаю привыкать к вам. Она задалась вопросом, говорил ли Торн правду тогда. Быть может, он воспользовался моментом, чтобы убить двух зайцев: и завоевать ее доверие, и скрытно признаться в истинных чувствах. Это было бы вполне в духе Торна, отчего она каждый раз удивлялась. – Что вы делаете? – спросила она, увидев, как Торн достал что-то с верхней полки. Он захлопнул дверцу шкафа, разворачивая в руках теплый плед с двумя слоями. – Раз уж вы уходить не собираетесь, сон вам не помешает, – ответил он смущенно, прочистил горло и подошел к дивану. Наклонившись, Торн взялся за ее пальто и весьма галантным движением снял его с Офелии, открывая вид на простую ночную рубашку без излишеств и украшений. Она поправила ее на ключицах и расправила волосы по плечам. – Я вам не помешаю? – спросила она, продолжая следить, как Торн вешает ее пальто в шкаф рядом с собственным. – Я имею в виду, вдруг кто-то зайдет… – За это не беспокойтесь, – прервал ее Торн. – Сюда никто не зайдет, кроме ваших знакомых. Офелия опустила голову на к удивлению мягкую подушку и подняла глаза на Торна, что взмахнул пледом и накрыл ее до подбородка. – Почему? – не унималась Офелия. Ее умоляюще жалобный взгляд, словно она – самое большое неудобство в его жизни, отдался электрическим разрядом по его телу. – Кто станет так рисковать своим здоровьем? – вздохнул он и присел около головы Офелии. И без того высокий рост казался в сидячем положении еще выше для нее. – Вам известно отношение общества к моей персоне, а с распространением коммуникационных технологий все по возможности решают дела со мной в дистанционном режиме, – Торн вдруг стыдливо отвел глаза и незаметно прикусил язык. – Кроме вас. Его скованность каждый раз, когда речь заходит о ней, уже давно перестала пугать Офелию, не печалила ее и не огорчала, теперь она только улыбалась боязни держать прямой зрительный контакт, нервным глоткам, вдохам и зажатости движений. – Мне незачем от вас прятаться, – промолвила она мягким голосом. – В отличие от них, я не занимаюсь спекуляциями в налоговой сфере. – И то правда. Только разговор зашел о работе, Торн снова посмотрел на Офелию. Ему все еще было сложно вести беседу лишь о чувствах, но когда она возвращала его в реальность напоминанием о неуплате налогов, финансовых отчетах и других аспектах работы, Торн ощущал себя увереннее. Жадный взгляд гулял по лицу Офелии, рассматривал каждую черту в деталях и изучал мимику. Офелия утратила способность шевелиться и лежала, укрытая теплым пледом по подбородок. Она следила за Торном, за его серыми глазами, что остановились на ее губах. Резко вернулись к глазам и напоролись на встречный взгляд. Офелия не шевелилась. Торн вобрал в себя все мужество и взял ее очки за серую оправу. Тело отдалось приятной прохладой облегчения, ибо серый цвет означал нейтральное настроение. Офелия не боялась. Торн снял с нее очки и положил на столик без стука. В окне виднелось серое небо с синими-синими облаками и звездами, двигающимися неспеша. Ленивая ночь была поздней, уже перевалило за три часа, и Офелии стоило бы поспать хоть пару тройку. Она сунула руки под подушку, устраиваясь поудобнее, как внезапно, за долю секунды поймала губами горячий вздох и утонула в поцелуе Торна. Он впился губами в нее столь же неожиданно, как и в первый раз, пальцы рефлекторно сжались и приготовились нанести удар, но вместо него Офелия расслабила плечи, плавясь от фантастических ощущений. Его разум воспринимал этот поцелуй как самый первый, поэтому она чувствовала ту горечь от стольких годов в полном одиночестве на своем языке, отвечая тем же. Торн сжал ее лицо объемными ладонями, зарылся длинными пальцами в темные копны кудрей, укладывая голову Офелии на подушку. Ее спину пробила мелкая дрожь от ощущения холодных пальцев на затылке, не менее холодных ладоней на щеках. Будь его воля, он бы прижал ее к себе крепко и сильно, чтобы она не исчезла, словно имела возможность. Торн не верил в то, что перед ним был он – единственный на свете человек, знавший его идеально и даже полюбивший за каждую черту лица и характера, которому было приятно разглядывать каждый из пятидесяти шести шрамов. Он не верил, что такой существует, пока не поцеловал ее, и пока она ему не ответила. Теперь у него не осталось сомнений, что Офелия и вправду его любит. Она не хотела, чтобы это заканчивалось. Чтобы губы Торна оставили ее, чтобы он встал и продолжил заниматься работой как ни в чем не бывало – чтобы эта сказка имела конец. Офелия получила самый желанный подарок – поцелуй с Торном, и большего ей не нужно. Офелия облизнула горячие губы и открыла глаза: она совсем не заметила, как рука взъерошила идеальную укладку волос. Отныне волосы Торна были взлохмачены. Она убрала руку назад под подушку, следя, как Торн укрывал ее обратно. Губы налились красным цветом, как и у Офелии, пальцы утратили ту ловкость, которой обладали минуту назад, а сам Торн, казалось, стал иным человеком. Собственный порыв забрал у него всю собранность, строгость и невозмутимость, но неудобств это не доставляло. В мире был лишь один человек, перед кем он не стеснялся быть расслабленнее обычного. Прямо сейчас она лежала здесь и смотрела на него до безумия пленительными близорукими глазами. Торн вздохнул, огорченный тем, что не мог провести с ней рядом хоть одну ночь, и с нежностью коснулся лба Офелии губами, прежде чем встать на ноги и вернуться к отчетам. Однако работа в ту ночь выдалась продуктивной, ибо не было на земле катализатора лучше, чем спящая любимая девушка рядом. И отныне переставшая быть для него incognito.