***
— Закончилась учеба! — Ромка потянулся, покручивая здоровой рукой, на которой еще пару месяцев назад был гипс. — Даже как-то грустно, — Маша поднялась из-за парты, поворачиваясь к Бяше и Роме. — Надо сказать спасибо Кате за то, что вытянула нас троих до троек-четверок, а то бы мы год точно не закончили с вами. — Да ладно, на, — отмахнулся Бяша, — закончили бы. Тоха, вон, ваще почти отличник! — Да я это случайно, — Петров усмехнулся, почесав затылок, а Бяша рассмеялся. Галдящая толпа ребят высыпала из класса, а потом уже и из школы, спеша на прогретую майским солнцем улицу. Близилось лето, и дети были в предвкушении, строя планы, как они его проведут. — Ну что, двоечники, — Смирнова спустилась по ступенькам на первый этаж вслед за компанией ребят с последних парт, — пойдете на дискотеку сегодня? — Конечно. А ты? Тебя мама отпустила? — Катя оглянулась на девочку, одарив ее счастливой улыбкой. Староста класса весело фыркнула, уперев руки в бедра и с легким вызовом посмотрев на Иванову, словно говоря: «Еще бы не отпустила!» Трое мальчишек ушли вперед, а девочки, взявшись за руки, пошли следом, обсуждая, как им лучше встретиться, чтобы помочь друг другу с выбором одежды и прически. Договорились пойти сначала к Маше, а потом к Кате, ведь от нее до школы было идти ближе. — В смысле ты с Катькой пойдешь? — Ромка нахмурился, садясь на перила крыльца и доставая пачку с сигаретами. — А я че, один должен переться от дома? — Можешь с Тёмой и Бяшей пойти. А на мосту еще и Антона подхватите, — Маша беззаботно пожала плечами, морщась, когда мальчишка запалил сигарету и сделал первую затяжку. — Мы ведь все равно в школе встретимся. Пятифан фыркнул и недовольно взглянул на Смирнову, которая с насмешкой смотрела в ответ. За эту весну девочки успели сблизиться куда сильнее, чем он мог предположить, когда они только начали общаться. Все свободное время они проводили вместе за книгами, читая странные девичьи журналы, смотря сериалы по телевизору и потом обсуждая их. Роме нравилось, что Маша нашла себе подругу, но не нравилось, что этой подругой стала Катька. Хотя такой же неприязни, как раньше, он почему-то к ней не испытывал. — Да, Ром, в чем проблема-то? — Антон улыбнулся, отходя к девочкам, подальше от двух курящих друзей. — Ты и так с Машей ходишь домой и из дома. — Не отлипаешь от нее, на, — заливисто засмеялся Бяша. — Как этот, Артемон от Мальвины. Пятифан быстро покраснел и дал буряту звонкую затрещину по его бритой голове. Он ничего не сказал на замечание друзей, лишь фыркнул, а Иванова улыбнулась ему. Ее серые глаза озорно блеснули, и, помахав мальчикам на прощание, девочки дружно удалились в сторону дома Ивановых, чтобы взять одежду для Маши и потом пойти к Кате. — Когда Маша уезжает? — Антон взглянул на Рому, провожавшего девочек взглядом. — Через четыре дня.***
Тусклый свет цветных прожекторов бликами отражался от покрытого блестящими пайетками платья девочки. Золотистые волосы тоже переливались синими, зелеными и красными цветами, пока она кружилась под музыку вместе со старшим братом. Пятифан с усмешкой наблюдал за танцем, не в силах отвести взгляд от взлетающего при поворотах блестящего платья. Машины глаза радостно сверкали, а тонкие губы были растянуты в счастливой улыбке. Наверняка у нее даже сейчас были холодные руки. Рома знал это, даже не прикасаясь к девочке, а лишь наблюдая со стороны. И, помимо радости, было как-то грустно… Грустно смотреть на ее улыбку, на ее глаза, платье. Ведь все это она увезет с собой через четыре дня. Она увезет и часть чувств, новых и непривычных, что подарила ему. И увезет что-то еще. Что-то, что он никак не мог вспомнить и из-за чего болела голова. Какую-то тайну. — Пойдем танцевать! — ее голос звучит слишком радостно и возбужденно после пляски с Артёмом. Маша хватает его за руку и утягивает от окна в зал, в толпу танцующих ребят. И он танцует, не отпуская ее холодной руки.***
Его губы сухие и горячие. Поцелуй слегка горчит из-за сигарет, которые он выкурил час назад. Он обнимает ее, и руки тоже горячие. Между поцелуями они не говорят. Она лишь смущенно улыбается, смотря на него, а он усмехается в ответ, самодовольно скалясь, словно дикий зверек, поймавший добычу. Они сидят в темном коридоре школы, пока остальные танцуют на дискотеке. Рома сидит прямо на полу, а Маша у него на коленях, обвив тонкими руками его шею. Иногда он крепко обнимает ее, утыкаясь носом в медовые кудри, словно боясь, что девочка исчезнет прямо сейчас. Она улыбается и гладит его короткие жесткие волосы. Это были не первые их поцелуи и пока что не последние, но почему-то сегодняшний вечер казался действительно прощальным. Вряд ли они успеют за эти дни еще побыть вот так, вдвоем, и просто вместе помолчать. Он достает из кармана какой-то шнурок с подвеской. Маша не может различить в полумраке, что это, но, когда подарок оказывается на шее, она ощупывает его. Деревянный резной прямоугольник, кажется, на нем было вырезано имя «Мальвина». В благодарность он получает очередной поцелуй.***
Он понял, что она станет их подругой, еще когда Маша заехала Семёну по лицу и когда Рома дал ей в первые же минуты знакомства прозвище. Она отличалась от других сельских девчонок. Она была другой, городской, но и одновременно какой-то вольной и свободной. Как говорил его отец, «воспитанная диким ветром». Сначала он, Бяша, не понимал, что это значит, но, наблюдая за Машей, постепенно ловил смысл этой фразы. Он всегда с насмешкой наблюдал за любовными страданиями друга. С Полиной все было иначе. Ту Рома просто присвоил себе, а с Машей так не мог. С ней он осторожничал, ходил вокруг да около. А Иванова словно и не замечала этого. Бяшу веселила такая нелепица отношений. Но он все же помогал Роме добиться расположения девочки. Даже предложил ему сводить ее в Дом культуры, когда тот не знал, как побыть с Машей наедине. Сейчас, уже спустя год их дружбы, Бяша с трудом представлял себе разлуку с Ивановыми. Он настолько привык к компании девочки, к ее брату, к их родителям, что не мог даже подумать о том, какой станет жизнь без них. Скучной… Серой. Иногда какие-то смутные мысли мелькали в его голове. Воспоминания, которые он никак не мог уловить. И это что-то было связано с Ивановыми. Это были беспокойные воспоминания, и от них болела голова. Сейчас они шли большой компанией с дискотеки. Проводили Катю до дома и направлялись в сторону частного сектора. Рома спорил с Артёмом, Маша вприпрыжку шла впереди всех, а Антон пытался утихомирить спорщиков. Он же молчал и просто наблюдал за блестящим платьем впереди. Что будет с Ромой, когда она уедет? Наверняка придется вытаскивать друга из состояния кабачка. Придется подключать Катьку, чтобы та драконила его. Бяша улыбнулся этой мысли и покосился на спорщиков. Вот бы этот вечер не заканчивался…***
— Поздновато ты, — женщина вышла встретить дочь, по пути вытирая полотенцем волосы. — Как провели время? — Было здорово. Ребята проводили меня до дома, — Катя улыбнулась матери и, поцеловав ее в щеку, пошла в свою спальню. Девочка упала на кровать, так и не переодевшись, в платье с маками и растрепанными после танцев волосами. Она пролежала так около десяти минут, а потом все же заставила себя сходить в душ, прежде чем лечь спать. Она лежала в сумраке комнаты, рассматривая ковер и оставленные на полу после переодеваний на дискотеку вещи. Иванова Маша, так неожиданно ставшая ей подругой, не выходила из головы. Сначала она хотела подружиться с ней, просто чтобы утвердить свою некую власть в классе, свой авторитет, как бы глупо это ни звучало. Потом начала злиться и ненавидеть новенькую за то, что та захотела играть по своим правилам, дружить с другими ребятами, да и вообще не особо нуждалась в ее компании. А потом… Почему они потом стали дружить? Катя перевернулась на спину и уставилась в потолок. Она помнила, что Машу привели к ним домой после того, как дед Полины стрелял в Артёма. Помнила слезы Ивановой, а затем что-то случилось ночью, что-то, что их обеих напугало и что положило начало их дружбе. Но что? Девочка поморщилась. Из-за попыток вспомнить заболела голова. Чтобы отвлечься от головной боли, Катя стала думать об Артёме. С мыслями о нем всегда легче засыпалось. Как бы она хотела, чтобы хотя бы раз за последние четыре дня они погуляли с ним не как брат с младшей сестрой (какой он ее считал, сравнивая с Машей), а просто как мальчик и девочка. Ведь он… Очень понравился ей еще тогда, на пляже, в июле прошлого года.***
— Итак, первую машину с вещами отправили, — Светлана стояла, уперев руки в бедра и рассматривая значительно опустевший зал. — Осталось всего-ничего: еще пара грузовиков и наша машина, — хохотнул Артём, поддразнивая мать, за что получил оплеуху. — Мам! — Маша сбежала с лестницы, громко топая на ходу. — Мне нужны еще коробки! — Вот не понимаю я: приехали с одной машиной и одним количеством коробок, а уезжаем с вещами в два раза больше. Как так?! Женщина подняла с пола несколько сложенных коробок и протянула их запыхавшейся дочери. Та кивнула и снова унеслась наверх к отцу. Артём посмеивался, забравшись на стремянку и снимая шторы с окон. До их отъезда осталось два дня. — Может, потому, что все соседи нас подарками задарили? Да и вы с раскопок притащили кучу барахла ненужного. Хорошо хоть генерал согласился часть забрать. — Это ты что барахлом называл?! Вот, дожилась, родной сын древности барахлом называет, — Светлана всплеснула руками, принимая у сына снятую штору. — Но ты сама вчера сказала отцу, что «в Москве надо будет продать это барахло ненужное». — Ну так это я мужу сказала, а ты это матери говоришь! — А разница? Парень снял и вторую штору и спрыгнул со стремянки, смотря на оставшийся висеть тюль. Как-то непривычно было видеть окно таким «голым». Почему-то в его памяти сохранилась мысль, что надо задергивать шторы, чтобы кто-то не пришел и не смотрел в окно. Кто? Бабайка? Усмехнувшись этому, Тёма покачал головой и понес стремянку на второй этаж, чтобы снять шторы и там. Расправившись с родительской спальней и своей, мальчишка зашел к сестре, которая упаковывала зимнюю одежду в коробки. Он потрепал девочку по распущенным волосам и поставил стремянку к окну, где раньше стоял письменный стол. — Ой, — Маша растерянно вытащила руку из зимней куртки, вытаскивая оттуда несколько патронов для сигнального пистолета. — А это что тут делает? — Может, ты брала, чтобы устроить фейерверк? — усмехнулся Артём, снимая шторы. — Ага, салют. Всегда так по выходным делаю, не замечал? — фыркнула в ответ девочка. — Не помню, как я их сюда положила. — Да тут же маньяки бегали зимой, может, защищаться пистолет брала, — первая штора упала на пол. — Ты же с ним вроде таскалась? А патроны выложить просто забыла. — Да, наверное. Девочка с сомнением отложила на постель четыре патрона и свернула куртку, укладывая ее в коробку. Снова заболела голова. За последние полгода она часто болела. Врачи говорили, что это последствия пережитого пожара и взрыва газа. Почему-то Маше в это совсем не верилось. Артём снял вторую штору и спрыгнул с лестницы, подходя к сестре и помогая ей заклеить коробку с зимней одеждой. — Манюнь, ты будешь скучать по ребятам? — Безумно, — девочка грустно улыбнулась и взглянула на брата. — Они — мои первые настоящие друзья, Тём. Настоящие.***
В эту летнюю ночь ему не спалось. Прихватив гитару, Артём сидел на подоконнике у открытого окна и смотрел на сидящих на крыльце Машу с Ромой. Ребята тихо о чем-то беседовали — он не слышал о чем, тихо перебирая струны. Завтра они уезжали. Прощаться было больно и тяжело. Уезжать не хотелось. Они побывали в стольких прекрасных городах, невероятных местах, от которых захватывает дух, но этот маленький таежный поселок стал им роднее и любимее всех их вместе взятых. Маша засмеялась внизу и стукнула Пятифана по плечу. Тот тоже засмеялся. Артём отвел от ребят взгляд и посмотрел на тонкий месяц луны. Пальцы цеплялись за струны, извлекая тягучую мелодию, которую он написал в конце декабря. Мальчишка ненадолго закрыл глаза, вспоминая текст песни, который казался ему чудным и непривычным для самого себя. Раньше он подобного не писал. Песня напоминала наговор, грустный и печальный. Он пел тихо, почти неслышно, но, казалось, вся природа замерла, внимая его голосу, некой балладе, посвященной жизни и смерти, греху и искуплению. Это было его прощание и его прощение, отпущение грехов, которых он не мог помнить. Он не помнил, почему и для кого написал эту песню, но понимал, что она безумно важна. Недоразвитые крылья нефилима Не поднимут меня в воздух, Хоть ты тресни, хоть убей; Плоть глупа и оттого неумолима, Только просит дать ей отдых От богов и от людей. Разум бегает по грани Обезумевшим хорьком, Подвывая от стараний Не задуматься сегодня ни о ком. [1]***
— Обязательно пишите нам, — Катя вытирала красные от слез глаза, переводя взгляд с Артёма на Машу. — И не вздумайте пропадать! — Хорошо! — Маша засмеялась, обнимая подругу, хотя и у самой на глазах блестели слезы. В день отъезда все знакомые и друзья собрались у голубых ворот бывшего дома Ивановых. Некоторые пытались еще навязать подарков виде соленьев и варенья, но Светлана с Игорем отказывались, говоря, что машина и так загружена по самое не хочу. Дети плакали, прощаясь, подолгу обнимаясь и обмениваясь прощальными подарками. Так Антон получил от Маши целую коробку комиксов и графических романов, Бяша — книги по археологии, которые он так любил рассматривать у Ивановых дома, и небольшой кортик, рукоять и ножны которого были украшены натуральной кожей и камнями, Катя — чудесные бусы из розового кварца и декоративный метательный топорик. Почему-то всем показался этот подарок логичным и как-то связанным с Катей, хотя никто не мог понять почему. Рома получил нечто, спрятанное в небольшой сундучок. Маша попросила его открыть это, когда он будет один. Кроме того, Ивановы подарили каждому из ребят по небольшому фотоальбому с совместными фотографиями, которые они сделали за этот год. Когда же все вдоволь наревелись, посидели на дорожку и еще раз по второму кругу попрощались, Ивановы стали садиться в машину, убрав в нее последние прощальные подарки, полученные от друзей. Пока Игорь со Светой проверяли все замки дома, Рома тихо взял Машу за руку и отвел ее в сторону. — Уезжаешь… — Да. Но мы ведь будем переписываться? И мы постараемся приехать следующим летом. Поэтому… Мы обязательно увидимся, Ром. Обещаю. — Угу, — мальчишка кивнул посмотрел на девочку. Из-за покрасневшего от слез лица обычно серые глаза казались голубыми. Несмотря на такой грустный момент, они все также блестели, как и раньше, озорно, словно замыслив какую-то пакость. Девочка улыбалась. Наверное, это было лучше, чем плакать, поэтому Рома улыбнулся тоже, хотя глаза предательски защипало. Он крепко обнял ее, позволив себе в последний раз уткнуться носом в медовые волосы. Машина покинула поселок, в последний раз весело прогудев на прощание. Они поехали сначала по обычной сельской дороге, а затем выехали и на трассу, набирая скорость. Маша сидела, смотря в окно и наблюдая за мелькающими черно-зелеными полями. Артём подтянул сестру к себе, и та навалилась ему на плечо, обнимая и довольно улыбаясь, когда он обнял ее в ответ. Игорь взглянул на детей через зеркало заднего вида и тоже улыбнулся, встретившись с дочерью взглядами. Машина тихо гудела, в магнитоле играла музыка, родители тихо беседовали о дальнейших планах. Артём открыл книгу и стал ее читать, а Маша легла на сидении, положив голову на колени брата и прикрыв глаза. Было как-то грустно и тяжело на душе. Но они обязательно встретятся с ребятами… Обязательно еще хотя бы раз. И тогда она вспомнит то, что забыла.