Бесприданница

      «Где же этот чёртов Пятифанов?!» — материлась в мыслях Черешенко-младшая, притопывая ногами по выпавшему снегу. Среди учеников, шедших получать знания, никак не угадывалась шапка, торчащая на макушке. Папа, сообщивший на завтраке не самую приятную новость, уже давно скрылся на своём Мерседесе в утренней темноте. Известие это напрямую касалось Мирославы, а именно: у Владислава Сергеевича сегодня дел по горло и если он не успеет их закончить вовремя, то Мире придётся остаться на продлёнку, дабы дождаться отца.       Ей и так в здешней школе не особо нравилось, так ещё и придётся задержаться в ней на неизвестное количество времени. Просто прелестно!       Коленки, теперь болтавшиеся в спортивных штанах по случаю физкультуры, сжала ледяными пальцами зимняя стужа. Вздёрнутый носик спрятался в объёмный шарф, руки ютились в карманах. Середина декабря как-никак, морозы крепчали с каждым днём.       А Ромки всё не было.       Почему она ждала на улице? Не хотела лишних ушей. Возле раздевалки сейчас невообразимый гвалт и толкучка, толком не поговоришь, а здесь, если понадобится, можно и за школу отойти, чтобы не увидел никто и не поползли различные сплетни.       Скрипя ботинками по снегу, Черешенко начинала злиться, в том числе и на саму себя. Тоже мне, принципиальная, могла бы вчера всучить учебник его дружку Бяше и без камня на душе отправиться домой. А потом мы удивляемся, откуда берутся проблемы. Конечно, как же им не взяться, когда Мира летит к ним с распростёртыми объятиями и ныряет как в омут с головой!       — Да ну тебя к чёрту! — ругнулась в шерстяной шарфик Мирослава и потопала ко входу в школу, как вдруг в её поле зрения попали три фигуры, контрастирующие со светлеющим горизонтом. Один пёрся грузно, словно медведь, вальяжно размахивая руками, второй же в капюшоне щеголял рядом. А вот третий, загребая берцами снег, шёл твёрдой, спортивной походкой, как последний оставшийся воин на поле боя. Он-то Мире и нужен был! Она уверенно двинулась против потока ребят навстречу троице, моментально забыв о том, что мгновение назад ей было нестерпимо холодно.       Не успели они поравняться, как Бяша залихватски присвистнул:       — О, Черешенка, на, сама идёт! Здорова, Мирона! — Девочка упёрлась в него ошалевшими глазами. Уж что-что, а так её ещё никто не называл.       — Я Мирослава, — дерзновенно вступилась она и остановилась возле ворот школы. Троица сделала то же самое. — Если для вас, деревенских, так проще, то хотя бы ко мне так не обращайтесь.       — Чем тебе деревенские не угодили, на? — Марат будто немного расстроился, но в нотках его голоса всё равно чувствовалось извечное веселье и ребячество. Парни переглянулись. — И чё, если из города приехала, то можно говном в нас кидаться?       — Причём здесь это? — Черешенко аж сама осеклась на своей же фразе, почувствовав едкий укольчик, что перегнула палку. Однако, как только в разговор вмешался Семён, желание отстаивать свою точку зрения до конца возросло до колоссальных размеров:       — У нас тут народ не делят! Ты, чернявка, лучше обратно в город езжай, раз здешние порядки не для тебя, а то и до весны не доживёшь! — Бабурин хотел заржать, но опухшая щека не дала полноценно сделать этого. Мирослава, сдвинув брови к переносице, пересеклась взглядом с Пятифаном. Он молчал, и на лице его читалось явное пренебрежение, как будто к ним пристала не одноклассница, а прокажённая сумасшедшая. Прокрались мысли, что зря она подошла. Мира почувствовала, что стоит перед ними тремя, как жертва, брошенная на растерзание хищникам. Они словно насмехались и издевались, очень медленно приближая её к неминуемой гибели и выбирая, когда и как она распрощается с жизнью. — Ты смотри, я и Ромку не послушаю, получишь по самое не балуй!       — Да пошёл ты, — ощерилась девчонка. Бездействие и лояльность Ромки к этой ситуации её раскалила, но она не могла не обратить внимание на то, как после слов: «Я и Ромку не послушаю», — он чуть скосил глаза в сторону Семёна и тот очень технично сделал вид, что ничего не говорил. — Пошли вы оба, полудурки, я, может, вообще не с вами собиралась разговаривать!       — А с кем, на?       — Что за собрание возле ворот?! — послышалось со стороны школы, ребята повернулись. В деревянных дверях торчала голова какого-то мужчины в спортивной шапочке с бомбошкой. — Пятифанов, Бабурин, Ертаев, вам что, персональное приглашение нужно на мой урок?! Или, может, сразу родителей в школу пригласить?!       — Идём-идём, Ростислав Юрич! — пискляво крикнул Марат и повернулся к товарищам. — Блять, ну всё, сейчас выпишет по первое число, звонок-то уже прозвенел! Если вызовет родаков в школу — мне кранты!       — Жди весёлую жизнь, городская, — хрюкнул ей почти в самое лицо Семён, показательно проведя пальцем по горлу.       — Весёлая жизнь будет у тебя, если хоть на шаг приблизишься ко мне, — рыкнула в ответ девчонка. Бабурин предпочёл противно отсмеяться. Парни посеменили к школе, и Мирослава за ними. Физрук, как истинный джентльмен, запустив девочку, совсем не по-джентльменски осведомился:       — Так, а ты у нас кто?       — Новенькая, Черешенко Мирослава Владиславовна.       — Язык сломать можно, — хмыкнул преподаватель и сдвинул брови. — Готова к физкультуре?       — Да, я в спортивном.       — Замечательно. — Хотя по его тону казалось, что всё отнюдь не замечательно. — За мной иди.       Святая троица уже куда-то смылась. Идя по длинному коридору, где зарево зарождающегося рассвета стекало по стенам неровными квадратами, а двери кабинетов были плотно закрыты, Мира размышляла над поведением Ромы. Тяжело было признать то, что её оно задело. Почему вчера он защитил её, а в этот раз решил промолчать, так ещё и делая вид, словно стоит возле огромной навозной кучи, распревшейся на солнце? Черешенко понимала, что он ничем ей не обязан, но ведь Семён откровенно не прав. В чём проблема разъяснить всё по-человечески, а не начинать сразу с оскорблений?       Физрук, повернув ещё пару раз, провёл её в спортзал, где уже копошился весь их класс. Кто-то сидел на низеньких скамейках и натягивал тёплые носки, кто-то подбирал по размеру лыжные ботинки, стоящие вереницей на белой полосе разметки, а кто-то, забравшись на поставленных в угол козлов, вертел лыжной палкой. Был этим всадником Ромка, с которым Мирослава обменялась немыми любезностями.       — Ой, посмотрите, — пропищала стоящая в окружении девчонок Катька, — новенькая тоже пришла. Мы думали, ты и на физру поедешь на своём Мерседесе, — ехидно протянула она. Незаметной искоркой промелькнула зависть. Черешенко это показалось забавным, поэтому тратить нервы и время на данную шайку ей показалось ненужным. — Послушай, — Смирнова неожиданно подскочила к Мире, сузив хитрые зелёные глазки, — скучно, наверное, на переменах одной. Ты, если что, подходи к нам, а то такие, как Бабурин с Пятифановым и Ертаевым, хорошему не научат. — Не дожидаясь ответа, Катька развернулась на пятках, скрипнув подошвами ботинок о покрашенный деревянный пол, и вернулась к подругам.       На новенькую лишнего времени от урока никто не тратил, преподаватель лишь спросил её фамилию, имя и отчество, записал в журнал и позвал в помещение для хранения спортивного инвентаря. Подобрать на ногу тридцать седьмого размера лыжные ботинки не оказалось проблемой, и, когда шеренга укомплектованных учеников выстроилась, закрывая спинами огромную кучу рюкзаков у стенки, Ростислав Юрьевич поприветствовал ребят, на что все хором крикнули заливистое: «Здраст!» Через высокие окна спортзала виднелся горизонт, из-за которого застенчиво высунулось заспанное солнце. Его свет медленно и лениво покрывал снежные шапки деревянных домиков, изливался на просёлочную дорогу и пробивался сквозь ветви густого леса, начинающегося прямо за школой. Настроение само по себе немного улучшилось.       — Итак, ребята, — громко, и как будто по-военному, чеканил физрук, — сегодня у нас с вами два урока подряд, поэтому пойдём не на школьный корт, а в лес, на вашу любимую лыжню. — В строю послышалась довольная возня. — Гонять по нормативам вас, так и быть, не буду, на коньках вы неплохо поработали, поэтому сегодня решил вам устроить разгрузочный денёк, но возможно, попробуем поиграть, покататься с горки или ещё что-нибудь. Да и тем более в наших рядах новенькая — как раз привыкнет, посмотрит, что да как. Лыжи мы не ломаем, — он прошёлся взглядом по троице хулиганов, затесавшихся где-то в конце шеренги, — за ёлочками и кустиками не курим, другим не мешаем, уяснили?       — Да мы вообще самые примерные ученики, на, — вякнул Бяша. — Хоть на олимпиаду отправляй.       — Ага, рассказывай мне тут сказки, — хмыкнул учитель и, мельком глянув на наручные часы, скомандовал: — Всё, выходим через спортзал!       Ребята, гремя деревянными лыжами, гурьбой направились за Ростиславом Юрьевичем. К удивлению Мирославы, в конце спортзала находились двустворчатые железные двери, которые, лязгнув замком, открыли ученикам путь на улицу, где стало уже совсем светло. Не видя смысла в том, чтобы толкаться в проходе, Мира затормозилась и с кем-то столкнулась плечом.       — Эй, — Марат театрально отпрыгнул в сторону, — куда прёшь со своей мускулатурой? — зашёлся заразительным смехом.       — Пардон, не увидела тебя из-за лыж, — Черешенко окинула взглядом лыжи, которые Бяша тащил перед собой, будто заступал на караул. Тот снова рассмеялся:       — Молоток, на!       Мира хмыкнула. Казалось, Бяша был единственным, кому из этой шайки на неё параллельно. Однако она была уверена, что если Ромка даст команду, то этот волк в овечьей шкуре, не раздумывая, накинется на неё и растопчет на пару с Семёном. Надо держать их на расстоянии и яшкаться там, где их безобразие сразу заметит учитель. Мирослава не испугалась — лишь трезво оценила свои силы, ибо противостояние троих рослых парней и хиленькой девчонки попахивает явным перебором.       Шагнув навстречу морозному утру, Черешенко жадно набрала полные лёгкие воздуха, словно боясь, что он может закончиться. С заднего двора школу опоясывал погрызенный временем деревянный забор, остатки которого торчали из снега, словно пеньки зубов какой-нибудь Бабы-яги. Так себе картина, ведь зубы обычно во рту, а рот может закрываться. Того и гляди забор так же захлопнется над головами десятого класса и не выпустит их до последнего. Мира поёжилась.       Ребята уже давно собрались кучкой на протоптанной в лес дороге, и закруглённые носы лыж то и дело шевелились вверх и вниз. Со стороны такое действо походило на ежа. Физрук, пробившись сквозь его колючки, возглавил колонну, и все двинулись за ним.       Солнце уже окончательно проснулось, и снег, поблёскивая всеми цветами радуги, слепил учеников, играясь мелкой россыпью солнечных зайчиков на их лицах. Все шли дружно, не разбредаясь, однако ширина дороги позволяла играть в ляпы, толкаться, смеяться и падать в снег. Среди разноцветных шапочек одна повернулась, и Мирослава встретила лисьи глаза Катьки Смирновой. Та чему-то ухмыльнулась, приподняв уголок губ, и плавно отвернула голову.       До лыжни шли недолго, но за это время все успели поваляться и нагрести полные варежки снега. Класс, судя по всему, уже привыкший, сразу кинулся напяливать лыжи и взбираться на небольшой, но укатанный склон. Также на поляне у подножия горки торчали из снега длинные флажки, стояла кучка каких-то мишеней и уходила вглубь леса трасса. Физрук, не успевший спохватиться, закричал ребятам:       — Так, друг другу подножки не ставим, кучей не скатываемся и в лес по лыжне не уходим! Катаемся только здесь!       Мирослава, окинув местность скептическим взглядом, опустила на землю деревянные полосочки лыж и принялась обуваться. Застёжки были тугими — никак не хотели защёлкиваться. Не обойдясь без помощи Ростислава Юрьевича, она наконец закрепила ботинки и на ватных ногах пошагала ёлочкой на склон, где, как специально, поджидала троица хулиганов. В глубине души она, конечно, опасалась, но очень надеялась, что физрук снизу следит за порядком. Каково было её удивление, когда она поняла, что верхушка склона является своеобразной слепой зоной и преподаватель видел лишь тех ребят, которые уже пошли на спуск.       Бабурин и Пятифан, скинув лыжи, загасились за молодую ель и, стоило догадаться, потягивали из сигарет едкий дым. Бяша, похоже, решивший прокатиться, хотел первым добраться до склона, но слишком быстро заперебирал ногами и смачно чебурахнулся, чудом не сломав лыжи. Ребята, что видели развернувшийся номер, весело рассмеялись. Ромка и Семён тоже пропустили смешок, а гоготавший Марат как ни в чём не бывало встал, отряхнулся и молнией сиганул с горки вниз, оставляя за собой в снегу две ровные борозды.       Черешенко аккуратно подкатилась и буквально на секунду затормозила, дабы поправить варежки. И конечно же, не осталась без внимания:       — Ну чё, городская, как тебе наша деревенская физкультура? — Семён подбоченился, зажав сигарету в зубах. Говор его сделался шепелявым, как у свиньи, набившей рот помоями с компостной ямы. — Катаешься ты слабо, как кусок говна! Того и гляди запачкаешь лыжню!       — Ты вообще не катаешься, — спокойно бросила Мирка и навернула на запястье верёвочку лыжной палки. — Что, уже успел лыжи сломать, Веденин недоделанный? — Она понимала, что Бабурин вряд ли слышал про двукратного олимпийского чемпиона Вячеслава Веденина, про которого, собственно, она сама-то знала немногое, но сам факт того, что её оскорбление вышло более интеллектуальным, тешил её.       — Лучше катись отсюда подобру-поздорову! — Здоровенный кулак размером с голову Мирославы погрозил из-за ёлочки. — Пока я и твои не сломал о хребет!       Бабурин оказался проигнорирован, ибо Черешенко было плевать на лыжи, ведь что на целых, что на сломанных, а катается она и правда паршиво. Серые холодные глаза Ромки выглядывали из-под спадающей чёлки, и Мира вновь не видела в них ничего, кроме безразличия. Отчего-то злоба всколыхнулась неконтролируемым потоком, и она, разорвав зрительный контакт с Пятифановым, толкнулась палками вперёд. Лыжи послушно прорезали снег и тихонько направились вниз по склону.       Хоть и спуск не являлся самым крутым в мире и больше походил на насыпь, Мирослава струхнула и едва не присела на зад в конце горки, кое-как контролируя трясущиеся коленки. Опыта в катании на лыжах она имела максимально мало, если вообще это можно считать за опыт — пару раз ходили с папой на стадионе, где нет никаких горок и рядом носящихся ребят.       А чтобы съезжать с горки — для Черешенко это в новинку.       Поскорее ретировавшись, чтобы не мешать другим, Мирослава подкатилась к подозвавшему её физруку. Ростислав Юрьевич, зажав под мышкой тетрадь, куда записывались результаты сдачи нормативов, принялся объяснять:       — Мирослава, ты не бойся лыж, но и не будь так халатна, как сейчас. Ты когда-нибудь скатывалась со спуска? — Получив отрицательный ответ, преподаватель, откровенно говоря, обалдел. А девочка осталась недовольна такой реакцией. Извините, но не все рождаются спортсменами и не начинают тренироваться ещё в роддоме. Будь она лучше хоть в чём-то, окромя поиска приключений себе на пятую точку, то каталась бы с горки наравне с одноклассниками. — Смотри, преодолевать спуски можно только в трёх стойках: в низкой, в стойке наискось и в стойке отдыха. Тебе советую пользоваться низкой, так как в стойке отдыха, если не умеешь балансировать массой тела, то ты можешь упасть вперёд лицом. С ребятами мы все эти стойки уже отработали, придётся нагонять.       — А это обязательно? — с искренним непониманием осведомилась Мира. — Я вам могу точно сказать, что великой лыжницей не стану.       — Расширение кругозора, приобретение новых умений, — парировал мужчина. Для него точно так же было неясно, почему нынешняя молодёжь не хочет пробовать себя в разных сферах. — Просто сидя на одном месте, ты не поймёшь, что тебе интересно, а что нет. Надо рисковать, учиться, испытывать.       — Ну хорошо, — покивала Мирослава, вынужденная согласиться. Всё равно профилонить не получится.       — Смотри, низкая стойка делается следующим образом…       Объяснял преподаватель вполне доступно, но теория без практики — как растение без воды. Поэтому Миру вновь отправили взбираться на пригорок. Каждый раз проходя мимо хулиганов, внаглую отлынивающих от урока, девочка старалась как можно быстрее проскочить на съезд. Это удавалось ей до тех пор, пока Бабурину не взбрело в голову вновь активизироваться.       Выплыв из-за ёлочки, Семён смачно схаркнул в сторону, засунул руки в карманы:       — Маленькой шлюшке холодно зимой, — противно и желчно затянул толстяк, смотря прямо на неё. — Эту шлюшку мы не возьмём домой.       Здесь даже самый спокойный человек, являющийся постоянным клиентом в аптеке, где покупает валерианку, взорвался бы от гнева. Мира не понимала, с чего вдруг на неё напялили роль козла отпущения, которого можно чмырить тогда, когда вздумается. Да, при первой встрече Семён столкнулся с отпором, и его это, само собой, не устроило. Но какой реакции ты ждёшь, если начинаешь диалог с оскорблений?       Однако разбираться, искать правду и тем более идти на примирение Черешенко уже не собиралась. Слишком много говна вылилось ей на голову. Даже говно, суммарно собранное за все её шестнадцать лет, не сравнится по размерам с тем потоком, что она приняла на себя, начиная со вчерашнего дня.       Задрожав от злости, Мира зубами сняла варежку и воткнула под нос Бабурину победоносный средний палец с тоненьким кольцом. Из-за спины Семёна послышался заразительный смех Бяши. Толстяк, ещё более знатно оторопев, уже занёс над собой огромный кулак, но остановился после громкого свиста и слов:       — Ты что, ёбнулся девчонку бить? Тебя урыли, оставь её в покое.       Голос Ромкин, но Мирослава не оценила. Резво напялив варежку, она подхватила лыжную палку и с силой оттолкнулась, разрезая лыжами снег. Немного переборщила, конечно. Коленки предательски дёрнулись, но девочка не упала. Рассчитав, что, в принципе, на такой скорости она благополучно спустится и ничего себе не сломает, Черешенко вдруг услышала громкое:       — Сёма, блять, не трогай!       Мира не успела обернуться, чтоб посмотреть, что там случилось, как вдруг массивные ладони врезались ей промеж лопаток и мощным толчком направили лететь вниз. Первые несколько метров она с горем пополам контролировала деревянные полозья, но затормозить палкой оказалось худшим её решением, принятым в приступе паники. Палка сыграла роль рычага, с небывалой лёгкостью перекинув низкорослую девчонку через себя, и перед глазами Мирославы начался калейдоскоп. Склон, небо, лес, снова склон, небо, лес. Остановилась она прямо в руках у перепуганного физрука, который, судя по всему, молниеносно бросился на помощь.       Стоило проморгаться и убрать с лица прилипший снег, как Ростислав Юрьевич крикнул прямо над её головой:       — Бабурин, Пятифанов, прекратить быстро! — Мира, на мгновение потерявшая ориентацию в пространстве, повертела головой и увидела, как по склону прямо по её следам падения летят сцепившиеся Ромка и Семён. Перекувыркивались они тяжело и кряхтя, с Ромкиной макушки слетела шапка-морковка, а Сёма ворочался лишь в одном ботинке.       Понимая, что преподаватель с ней только теряет время, она сложила друг на друга ноги с мешающимися на них лыжами и уселась, выпрямив ноющую спину. После такого падения не умирают, а он склонился над ней, как над гробом, вместо того, чтобы пресечь драку! К ним сбежались одноклассники, и кто-то сладенько пропел:       — Ростислав Юрич, разнимите их, мы посмотрим за новенькой. — На капюшон легки мягкие варежки. — Ты в порядке вообще? — Перед ней на корточках сидела Катька Смирнова. Бровки её были театрально приподняты, а глаза выражали испуг.       — В порядке, — отмахнулась Мирослава и действительно чувствовала себя неплохо, несмотря на болезненную ломоту в теле. Будет она ещё тут перед всеми трагедию разыгрывать да изгибаться как червяк на сковородке. Жива — и слава богу.       Тем временем парней разняли. Раскрасневшийся, как перезрелый помидор, Бабурин и взъерошенный Ромка отряхивались от снега и параллельно получали звездюлей. Попытавшись разобраться, на фоне чего возникла драка, физрук не получил никакого дельного ответа. Другие ребята тоже разводили руками, дескать, не видели и не слышали. А Мира сидела на снегу и осознавала, что никто просто-напросто не хотел проблем ни от руководства школы, ни от Семёна с Ромой. Она прекрасно помнила, что когда только начала спускаться с горки, то краем глаза увидела, как несколько человек взбирались наверх. Соответственно, в тот момент, как толстяк с чудовищной силой толкнул её вниз, они стояли и покорно наблюдали.       Сраное стадо безмозглых овец и три волка, которые верховодят в стаде и решают, кого следующим съесть. В данный момент овцой на очереди была Мирослава.       — То есть вы считаете, что я поверю в этот бред? — негодовал мужчина, размахивая руками. — Новенькая улетела по случайности и вы сцепились тоже по случайности! Признайтесь, что девку просто не поделили, сказочники.       — Было бы что там делить, — ёрничал Семён, пока Ромка хмурил брови. — Её суповой набор даже если захочешь, то не поделишь. Стечение обстоятельств, мать его!       — На моём уроке не выражаться!       Разбирательство отняло ни много ни мало минут пятнадцать. Физрук ответа не добился, а Мира, скинув лыжи, получила от него задание, чтобы не мёрзнуть и не перенапрягаться после такого падения. Ростислав Юрьевич, как и обещал, устроил игры. Поделил класс на две команды, установил метки и объявил, что та команда, у которой больше всех ребят придёт первыми, получает по две пятёрки в журнал. Задача Черешенко состояла в том, чтобы стоять на старте и пристально следить за тем, чтобы никто не рванул с места раньше времени или не вышел за черту.       — Команда «Кочерыжки», команда «Лепёшки», приготовиться! — Два парня, что собрались бежать первыми, воткнули палки в снег. Мира хмыкнула, оценив забавные названия команд, придуманные учителем. Уж действительно, лепёшки и кочерыжки. — На старт, — он поднял руку, — внимание, марш!       Бегуны сорвались с места, в спину им посыпались крики поддержки, а к следующему забегу готовились Бяша и девочка по имени Аня, которую Мира запомнила ещё со вчерашнего дня. Аня Комарова явно знала толк в спорте, так как первым делом круговыми движениями получше размяла колени, локти и приняла уверенную позицию, чтобы, как только услышит «марш!», стартануть на всех парусах и быть впереди планеты всей. Марат же, по обыкновению, разыграл клоунаду, будто его лыжи прилипли к снегу и он не может их оторвать. Мирослава с прискорбием подумала, что ему бы отделиться от компании хулиганов, закончить школу и поступить в театральное училище, ибо все данные для этого имеются. Тогда, может быть, не придётся играть роль придворного шута Ромки и Семёна, которые, кстати говоря, уже встали в очередь за Бяшей и Аней.       На старт, внимание, марш!       Ертаев и Комарова, резво перебирая палками, стартанули одновременно, но Аня из команды «Лепёшки» финишировала первая. Следующими готовились Семён и Рома. Финалист конкретно этой пары был очевиден. Лепёшки и Кочерыжки шли один-один, но сейчас последние вырвутся вперёд, ибо Пятифану вряд ли будет в тягость обогнать Бабурина.       Отмашка.       Грузный, как грозовая туча, Сёма, тяжело переставляя ноги, только отошёл от старта, а Ромка уже отдалился от него на несколько шагов. Каждое движение хулигана как будто чётко рассчитано, но рвал он очень резко, раздражительно, с силой. Выдёргивая из снега лыжные палки, отчего вокруг рассыпались мелкие кусочки утрамбованного снега, Рома летел к цели. Немудрено, что он перешёл черту финиша намного раньше, заработав для команды «Кочерыжки» один балл.       Следующие пары соревновались практически одинаково. Кто-то нёсся как на пожар, а кто-то падал, обрывая верёвочки с лыжных палок. Катька Смирнова и вовсе отказалась бежать, без зазрения совести и командного духа отдав лидирующим соперникам балл. Выиграли «Кочерыжки».       Уже порядком продрогшая Мирослава, пока все готовились к следующей игре, решила пройтись вокруг поляны, дабы не окоченеть до самых костей. Медленным шагом направившись против часовой стрелки, девочка прислушалась к ощущениям в теле. Конечно же, она не железная и боль никуда не ушла. Правая коленка противно ныла, а рёбра под левой лопаткой отзывались резко и неприятно — похоже, налетела на корягу или камень. Отогнув край заиндевелой вязаной варежки, Мира немного отодвинула рукав куртки. На кисти зияла царапина, обрамлённая фиолетовым синяком.       Покачала головой. Папа будет недоволен, если увидит, и обязательно выпытает, откуда это безобразие взялось. И тогда Бабурину с Пятифановым действительно лучше скрыться там, где волки срать боятся, но отец, вероятно, и там их откопает.       Обогнув две молодые ёлочки, полусгнивший пенёк, сломанную ветку, Мира пошла вдоль края поляны и оказалась возле запретной лыжни. Она уходила далеко вглубь леса, теряясь средь холмиков и поваленных деревьев. Лес манил таинственностью, тишиной. Несильный порыв ветра сдвинул прядь чёрных волос, будто кто-то большой выдохнул прямо девочке в лицо. Черешенко перевалилась с ноги на ногу, сделала небольшой шажок.       — Не советую там отираться, — послышалось за спиной. Готовая к любой подлянке, Мира круто повернулась на пятках и едва не впечаталась в грудь Пятифана, так незаметно подкравшегося к ней, — если жизнь дорога.       — Спасибо за заботу, — со всей желчью, что у неё имелась, выплюнула Черешенко. После утреннего игнорирования вперемешку с нескрываемым пренебрежением Мирослава и разговаривать с ним не желала. Объявился, тоже мне, рыцарь недобитый. — После вашего с Бабуриным крысятничества уже ничего не впечатлит.       — Следи за языком, новенькая, — серые глаза впились в неё, словно игла. — Лично я тебя не толкал. Ты, типа… — замялся, — ничё там себе не сломала?       — Нет, что ты, прокатилась бы ещё разок. Советую и тебе попробовать. — Она, скрестив руки на груди, отвернулась и вновь оказалась околдована манящей чащобой. Надо было разговаривать, когда она подходила утром, а не сейчас, когда ситуация достигла края. — Что, пришёл угрожать, чтобы я не сдала твоего толстого дружка?       — Хотела б сказать — уже бы Юричу поплакалась. Да и мне срать, сдашь ты его или нет, — фыркнул прокуренный голос. — Зачем ты у Бяши про меня вчера спрашивала? Чё надо было?       — Собственно… — Мира отвела от леса заворожённый взгляд и подняла на Ромку глаза, полные безразличия. Один в один как у него с утра. — Уже ничего. — И ушла, оставив хулигана наедине с самим собой.       Наконец-то она отыгралась за его пренебрежение. Настроение заметно улучшилось, только для неё всё равно осталось загадкой Ромашкино утреннее поведение. Неужели при товарищах так важно не терять марку? Или если ты без пафоса поговоришь с девочкой, то ты автоматически становишься размазнёй? Дурацкие мужские заморочки. Хотелось бы ей развеять данный миф и лицом ткнуть троих хулиганов прямо в их неправоту.       Она тайком оглянулась через плечо. Ромка стоял на том же месте, смотрел на лыжню, однако сжатые в кулаки руки немного потрясывались, что говорит о колоссальной силе, с которой их сдавливал Пятифан. Он словно удерживал внутри клокочущий вулкан эмоций — того и гляди начнётся извержение.       «Лютый агрессор», — подумала Черешенко, качая головой. Дай бог, если он разозлился не из-за неё, но по-другому среагировать на его снисходительность Мирослава не могла. Никому не понравится, когда игнорируют, поэтому падать в ножки за то, что на неё, смертную, наконец обратили внимание, она не собиралась. Пусть теперь постоит, переварит ситуацию и извлечёт урок.       Ещё эта лыжня, мать её. Что значит «не ходи, если жизнь дорога»? Они что, ночью с Семёном и Бяшей старательно раскатывали её и теперь, если хоть кто-то её испортит, то они непременно четвертуют? В силу вредности хотелось не послушаться, вернуться и пройти хотя бы пару шагов по двум укатанным колеям, но Мирослава решила не испытывать судьбу. А то мало ли. Сейчас она слетела с горки, а в следующий раз слетит с третьего этажа школы вместе со своими манатками. Конечно, после такого ей уж точно будет плевать на последствия, так как разбираться настанет черёд папы и всем в этой глуши точно не поздоровится. Однако пострадать девочке не хотелось, поэтому она зашагала назад к ребятам.       Чёрт его пойми, что творится с этой богом забытой деревней и её жителями. Почему здесь такие агрессивные сверстники и ничего не замечающие взрослые? Черешенко это не нравилось, и мысли о том, что в городе в одной из девятиэтажек пустует их уютная квартира, заставили нос неприятно сморщиться от грусти. Если бы папа в один момент не встретился со своим товарищем, который рассказал, какую крутую схему он провернул в одной из похожих деревень, то ходила бы Мира в ту же школу, общалась с теми же друзьями и с удовольствием посещала любимые кружки. А не тухла здесь, словно выброшенная на песчаный берег рыба, которая вряд ли доберётся до воды и так и останется погибать под палящим солнцем.       Интерес в общении с Ромкой потерян, и Мирослава чётко решила, что отдаст ему учебник только в том случае, если он подойдёт и при своих товарищах поговорит с ней как человек с человеком. А со своего прошлого места она пересядет, дабы больше не пересекаться. О других вариантах развития событий она и слышать не хотела.

***

      — Как же я ненавижу эту тайгу! — бубнила в шерстяной шарфик Черешенко, топая вниз по заснеженным лестницам школьного крыльца и сжимая в кармане бумажный свёрток. Сказать, что настроение отвратительное, — не сказать ничего. Будь она чуть-чуть постарше, то без малейшего сожаления собрала бы вещи и сообщила Владиславу Сергеевичу, что уезжает домой. Прискорбно, но если она попробует так сделать сейчас, то услышит, что теперь её дом здесь и что дальше порога она не выйдет.       Вам всем, должно быть, интересно, что же такого случилось?       Первым поводом для недовольства стало то, что на уроке математики, следующим после физры, учитель решила устроить контрольную работу. Из-за переезда Мира потеряла очень много времени и не успевала заниматься, чтобы догонять программу, поэтому не смогла выполнить ни одного задания. Благо, что преподавательница оказалась понимающей и попросила за грядущие выходные подтянуть свои знания. И казалось бы, на что же тут злиться? А всё просто — на себя. На свою безответственность и на то, что показала себя не в самом лучшем свете.       Сначала её отправили кубарем с горки, а теперь оплошалась на самостоятельной. Неудивительно, если по классу поползут шутки о том, что, пока летела со спуска, новенькая растеряла все знания вместе с остатками мозгов.       Вторым поводом для недовольства послужил отказ неожиданно заглянувшей на урок Лилии Павловны в том, чтобы Мира пересаживалась на другое место. Видите ли, карту посадки класса она уже заполнила, а на самых последних партах сидеть не разрешалось, ведь по мнению учителей там только и делают, что занимаются ерундой и не слышат материал. Обалдев от абсурдности ситуации и стереотипного мышления классной руководительницы, нашедшая себе другое место Черешенко выразила своё несогласие:       — Я не хочу сидеть с Бабуриным! У нас с ним личная неприязнь.       — А что поделаешь? — развела руками Лилия Павловна. Семён в немой претензии развернулся на своей парте, а Ромка, подпирая кулаком подбородок, наблюдал за ситуацией. Хоть лицо его выражало полное безразличие и скуку, но глаза выдавали интерес. Но, как считала Мира, не к ней, а к тому, как учительница сейчас отчихвостит её по полной программе. — Ты сюда в школу зачем приходишь — учиться? Вот и учись. Какая разница, с кем сидеть?       — Я вам про то же, — сложила руки на груди Мирослава. — Да и на последней парте материал усваивается точно так же, как на первой.       — Мирослава, давай не будем спорить и отнимать время от урока? — Классная переглянулась с учительницей по математике, которая покивала головой. — Пересаживайся и заканчивай паясничать.       — Я бы не отнимала время, если бы хотя бы сделали вид, что слышите меня. — Лемурьи глаза девочки сузились, а брови сдвинулись к переносице. Катька Смирнова с первой парты театрально охнула, будто Мирка сказала что-то нецензурное.       — Мирослава, — женщина поглядела на неё поверх очков в широкой оправе, — отца в школу. А теперь пересядь на своё место.       Пришлось выполнить требование классной руководительницы. Благо Семён не лез на рожон, но периодически кидался ехидными взглядами, дескать, ну вот теперь и я отыгрался за своё разбитое лицо. Однако на следующем уроке основ безопасности жизнедеятельности они с Пятифановым, как и просила Лилия Борисовна, обменялись местами и день стал ещё хуже! Условно игнорирование между ними Ромка уничтожил собственноручно, потому что на физкультуре сам подошёл к Черешенко, но в классе небрежное отношение вернулось, чем только подтвердились Мирины догадки о том, что он двуличный засранец.       Каждая секунда рядом с ним тянулась вечность.       И Мира только и делала, что злилась. Злилась на себя, на него. Она не могла поверить в то, что её волнуют взаимоотношения с каким-то быдловатым деревенским раздолбаем, который, вероятно, и свою фамилию пишет с ошибкой. А его достаточно ненавидеть лишь потому, что ещё ни один мальчишка не доводил её до таких эмоций.       Урок продолжался. Преподаватель по ОБЖ, Виктор Николаевич, оказался мужчиной открытым и с прекрасным чувством юмора. Каждый термин он сопровождал историей из жизни, которую дополняли его смешные комментарии. Урок «Основы безопасности жизнедеятельности» превратился в урок «Истории из жизни учителя по основам безопасности жизнедеятельности». Класс записал несколько терминов, зарисовал таблицу, и затем началось самое интересное. Виктор Николаевич откуда-то бегло притаранил три костюма радиационной защиты и попросил трёх претендентов. Вызвались всем известные Рома с Маратом и вихрастый паренёк по имени Вова.       — Итак, сейчас вам Рома, Марат и Володька продемонстрируют комплекты защиты от радиации. Но чтобы они вас защитили, нужно уметь их правильно надеть!       Под руководством преподавателя парни быстро преобразились в комичных зелёных человечков. Ертаев захотел поправить защитные очки. И Бяша был бы не Бяша, если бы не устроил очередную буффонаду, и самое смешное, что получилось это абсолютно случайно. Оттянув окуляры на плотной резинке, он и предположить не мог, что в толстых перчатках руки становятся неуклюжими. Очки звучно шлёпнулись о его лоб. Ребята, свалившиеся под парты от смеха, и не заметили, что пока он пытался снять их, то заехал себе по лбу ещё раз.       Учитель тоже не сдержал смешка.       Веселья не испытывала лишь Мирослава, постоянно ловившая на себя взгляды Ромки. И не влюблённые, как могло показаться со стороны, а то ли пытливые, то ли бросающие вызов. Она тоже не отводила глаз, будто бы спрашивая, для чего он это делает — игнорирует, но постоянно сверлит серыми холодными омутами. Зрительное противостояние накаляло атмосферу, злоба возрастала, и Черешенко, уйдя далеко в свои мысли, не уловила, с чего вдруг Виктор Николаевич куда-то ретировался из кабинета. Ромка и Марат, подхватив на руки худощавого Володю, стали под общий гвалт перекидывать его друг другу. Из-за зелёных костюмов развернувшаяся картина выглядела настолько смешно, что Мира подняла уголки губ и подавила тихий смешок. И это был единственный раз за день, когда она улыбнулась.       И откуда здесь взяться хорошему настроению?       Спустившись со школьного крыльца, Мира вогнала полные лёгкие воздуха и резко выдохнула, словно выплёвывая всю ту дрянь, что нахватала сегодня на уроках. Ребят во дворе не было: лишь огромное количество уходящих в разные стороны следов. А всё потому, что Черешенко, пересидев перемену под лестницей в самом дальнем крыле, свинтила с продлёнки, не желая ни секунды больше оставаться в чёртовой школе. Минуты тянулись медленно, она ждала, пока прозвенит звонок и топот по этажам утихнет. Обратив внимание на запрятанную под скамью мусорку с фантиками, Мира сделала вывод, что не одна она приходит сюда.       Звонка ещё не было, но школа замолкала. Все младшеклассники уже давно разошлись по домам, поэтому гул, всегда давивший на уши, когда идёшь по коридору, ушёл следом за ними. Будучи уверенной, что сюда никто не забредёт, Мирослава над головой услышала шажки. Ножки в чёрных лакированных туфельках на невысоком каблуке медленно спустились, и в её поле зрения попала черноволосая девочка. В руках она тащила футляр, судя по всему, со скрипкой внутри. Не ожидая, что здесь кто-то есть, незнакомка встрепенулась:       — Ой, мамочки! — Она прижала руки к груди. — Новенькая, ты что тут сидишь? — Неожиданной гостьей на скромном огоньке Миры оказалась одноклассница, сидевшая на первой парте второго ряда.       — Ничего, — буркнула под нос Мирка и опёрлась ладонями на скамью. — Прогуливаю продлёнку.       — А у тебя разве есть какие-то долги? Ты же вроде только вчера пришла, — девочка воздушно опустилась рядом с Черешенко, заботливо поставила футляр с инструментом рядом. Получив отрицательный ответ, она хмыкнула: — Тогда зачем на неё идти? Туда отправляют только должников.       — Мне надо отца дождаться, чтобы забрал, — равнодушно и бесцветно ответила Мира, не поднимая на собеседницу глаз. — Я не знаю вашу деревню, иначе дошла бы до дома сама.       — А на какой улице ты живёшь? — одноклассница тряхнула волосами, выбившимися из-за уха. — Победы двадцать? Она не так далеко, как кажется, — улыбнулась. — Если идти от главных ворот школы, то нужно всё время идти прямо, прямо, через небольшой лесок и до первых домов. Там на перекрёстке нужно свернуть налево, ещё пройти чуточку прямо, и ты дома.       — Откуда столько познаний?       — Я же здесь не первый год живу, — по-доброму усмехнулась. — Да и мы почти соседи — мой дом через улицу, на Максима Горького. Я, кстати, Полина Морозова, — она снова добродушно хмыкнула, и Черешенко на секунду показалось, что её улыбка осветила пространство под лестницей. Девочка смогла получше рассмотреть её: тонкие бровки, светло-зелёные глаза и несколько почти незаметных родинок.       — Мирослава, — кивнула, — можно просто Мира.       — Слушай, с тобой вообще всё в порядке? Ты так упала сегодня на физкультуре… — Полину не дослушали:       — Да-да, я знаю, что это было нелепо и смешно. Дождаться не могла, пока кто-то из класса мне это озвучит, — прорычала себе под нос. За весь день мысли об этом уже настолько въелись в подсознание, что она сама поверила в то, что все действительно так считают и смеются, тыкая пальцем в спину. Однако Полина, услышавшая данную чепуху, вопросительно приподняла брови:       — С чего ты это взяла? Если ты слушаешь Бабурина, то лучше плюнь на него. Почти все ребята считают, что с его стороны это было жестоко. — Мира поняла, о чём идёт речь, и внутренний борец за справедливость заговорил:       — Тогда что ж вы все молчали как рыбы, когда физрук спрашивал вас? Все прекрасно видели, как он толкнул меня! — Она не знает, почему всё свое накопившееся за день негодование она решила выместить на Полине, но язык срабатывал быстрее, чем голова. Пусть хотя бы она услышит то, что скребло на душе кошками и скребёт до сих пор.       — Потому что за тебя уже отомстил Ромка. — Вновь добродушная улыбка, которая на фоне разговора стала казаться саркастичной. Здешние порядки представали всё более непонятными для Миры. В нормальной школе за такой проступок уже вели бы к директору и ребята непременно встали бы на защиту. А тут роль богини правосудия играет Пятифан! Вот это распределение, не хватает только весов и платьица, как у Фемиды! — Семён только делает вид, что главный. Он перевёлся сюда ещё в четвёртом классе и сразу был такой. Ты не обращай внимания.       — На каком это основании он считает себя главным? — Брови сдвинулись к переносице.       — Не считает, а делает вид, — рассмеялась Морозова, а Мирослава выпала в осадок. Она пытается восстановить справедливость и понять, кто есть кто, а Полина заливается смехом, словно они обсуждают то, как на Семёне смотрелся бы пеньюар с махровым хвостиком.       Черешенко осеклась. А может, она действительно придаёт слишком много значения тому, что и яйца выеденного не стоит? Слишком много значения Ромке с его непонятными взглядами, Семёну с его рвением показаться крутым. Отчего-то гнев сошёл на нет, и наступило спокойствие. Полина не сказала ничего нового и не открыла ей завесу какой-либо мировой тайны, но в душе у Миры стало тихо, как на озере в безветренную погоду.       — Возможно, ты права, — покачала головой Мирка и отвернулась.       — Не возможно, а права. — Поля положила руку ей на плечо как жест поддержки. — В нашем классе всегда присутствовала напряжённая атмосфера.       Мира кивнула, и наступило неловкое молчание. Поля, постукивая по костяшкам пальцев, мурлыкала под нос мелодию, а Черешенко поражалась. Такая она лёгкая, воздушная и незыблемая. Словно всё мирское и приземлённое её совершенно не касалось. Мирослава вдруг поймала себя на мысли, что именно с Полиной хотела бы дружить, и тут же прогнала её.       — Слушай, — заговорила Черешенко, — раз ты так хорошо знаешь местность и дорогу до моего дома, то, может, нарисуешь мне примерную карту на листочке? Доберусь до дома сама — когда-то надо начинать.       — Да, без проблем, — с энтузиазмом согласилась Полина.       Мирослава вытянула из рюкзака тетрадку по математике и вырвала оттуда двойной листочек, Полина отрыла где-то в футляре ручку. Склонившись над скамьёй и повторяя то, что сказала ранее, девочка нарисовала ровненькую карту, без помарок и исправлений. Затем подумала и подписала улицы со всякими ориентирами. Например, на улице Островского она отметила колонку, а на перекрёстке — дорожный знак.       Пока одноклассница водила ручкой по бумаге, внося непонятные дополнения в своё творение, Мира решила поинтересоваться насчёт Ромки. Действительно ли он такой или тоже строит из себя важняка?       — Ромка? — подняв голову, переспросила Полина и как будто на мгновение окунулась в транс. Огоньки, до этого плясавшие в её зелёных глазах, слегка потухли.       — Если хочешь, то не отвечай, — спохватилась Мира, выдернув из размышлений собеседницу.       — Да нет, я отвечу, — протянула Морозова, вернувшись к рисованию карты. — Кто-кто, а он был таким всегда. Всегда так же дрался, не боялся никого. — Рассказывала она медленно, почти по слогам и тихим-тихим голосом. Черешенко оставалось только гадать, отчего девочка так осунулась, однако гадай или не гадай, но ухом Мира ловила каждое слово, впитывая информацию как губка. — Летом он часто ходит с Бяшей в походы. — Видя по расширившимся глазам Мирки, что она ей явно не поверила, Полина посмеялась: — Да, вот так обстоят дела. Они дружат с садика, и их родители дружили, пока Ромкины не разошлись. Постоянно гуляют вместе, чинят всякие мопедки в гараже.       — А откуда ты так много знаешь? — удивилась Мирослава. Понятное дело, что если живёшь в маленькой деревне, то имеешь очень хорошее представление почти о каждом жителе, но вещи, которые рассказывала Полина, для кого-то могут являться личными, и узнать их можно только от первоисточника.       — Как-никак, учимся вместе с первого класса. Да и они живут на моей улице, а Ромка и вовсе через дом, — пожала плечами Поля.       — Надоедают?       — Не сказала бы, что сильно, но хотелось бы видеться пореже. Мне их и в школе хватает, — сдавленно посмеялась.       — А вне школы общаешься с ними? — не успокаивалась Мира.       — М-м-м… нет, — уж совсем понуро ответила Морозова. — После одной ситуации мы больше не общаемся.       — Какой именно? — Интерес, горевший адским пламенем, не давал оставить в покое Полину. Но вдруг прозвенел звонок, эхом разнёсся по коридору и взорвал барабанные перепонки, оставив послевкусие в виде тихого бряканья. Поля спохватилась:       — Прости, мне нужно спешить на занятие по скрипке. Держи карту, по ней доберёшься домой. До завтра. — Скрипачка вспорхнула со скамьи и, улыбнувшись, помахала напоследок ручкой.       Полина ушла, а вместе с ней ушло и внутреннее спокойствие. В руке остался лишь листок с нарисованной картой. Было страшно идти в одиночку, но, как говорится, язык до Киева доведёт: по пути уж точно попадётся кто-то из местных жителей, там и спросит дорогу. Накинув на плечи рюкзак, Мира направилась в раздевалку, где через пару мгновений сцепится с вахтёршей и от хорошего настроения, полученного от Полины, не останется и следа.       — Чёртовы старухи, кто вас вообще на работу берёт? — бубнила в шарфик Мирослава, выходя из главных ворот. — Если пришёл после звонка, то стопудово прогульщик! А если я задержалась у учителя?       На улице светило солнце, щебетали птички и, скрипя под подошвами, ослепительно блестел снег. Поля не обманула: от школы дорога идёт только прямо. Есть парочка протоптанных ответвлений в лес, в небольшое поле, через которое, похоже, некоторые ученики сокращают путь, но ей туда уж точно не нужно. В конце концов, она помнит, как её вёз папа. Остаётся только идти и смотреть на виднеющиеся на другом конце поля домишки, куда и ведут многочисленные тропинки.       Дорога стелилась перед ней словно скатерть. Обернувшись через плечо на школу, Мира обомлела от того, как далеко она ушла. Трёхэтажное здание приобрело размеры небольшой коробочки с будто бы нарисованными окнами. Волнение и страх потеряться подпирали к горлу, но Черешенко, шумно выдохнув, возобновила движение вперёд. Возвращаться уже не хотелось да и не имело смысла.       Спустя некоторое время показался редкий лесок, уходящий густой чащобой направо, а по левую сторону дороги оставлял лишь небольшой свой островок. Как подметила Полина, где-то здесь в лесу, за деревьями, имелась заброшенная туристическая стоянка. Там находился старый охотничий дом, несколько деревянных столов, место для установки котелка. И пусть оно заброшено, но дети и подростки, в том числе и Бяша с Ромкой, периодически наносили визит в данный уголок, ночевали и прибирались в домике, варили походный обед.       Атмосферно и интересно. Мирославе дико хотелось взглянуть хоть одним глазком.       — Какие люди и без охраны! — совершенно неожиданно послышалось из леса. По дороге, судя по всему, как раз ведущей на то волшебное местечко, вышагивали трое из ларца. И на удивление к ней обращался не Семён. Поравнявшись с Мирославою и полностью перегородив девочке все пути отхода, Ромка, сопровождаемый своей свитой, саркастично хмыкнул: — Не боишься одна ходить?       Мирослава покачала головой, однако ноги сделали предательский шажок назад. Помнится, как она шла в школу с боевым настроем, готовая всех разорвать. Но позор перед классом, ничего не слышащие учителя и три хулигана, ни в какую не оставляющие в покое, изрядно подкосили. Благо завтра суббота. За выходные она наберётся сил, переварит произошедшие события и смоделирует план, по которому будет действовать.       Не дающая покоя троица хулиганов приблизилась. Теперь на все сто процентов становилось ясно, что главный в этой шайке отнюдь не Бабурин. Ромка, стоявший между товарищами, словно телохранителями, сунул руки в карманы и подошёл к новенькой. Чуть склонив голову, он без колебаний начал с интересующего всех вопроса:       — Может, ты хотя бы сейчас ответишь, зачем спрашивала про меня у Бяши? — В голосе злобы не ощущалось, зато уверенность в том, что без ответа он не останется, лилась через край. И оно понятно — посреди безлюдного леса на тебя вышла компания отморозков и всячески пытается выведать какую-то информацию. При таком раскладе любая девочка расскажет всё, что захочешь.       — Я думаю, тебе не стоит этого знать, — дрогнувшим голосом, а всё же по обыкновению твёрдо ощерилась Мирослава. Бяша усмехнулся. И усмехнулся, скорее, самому себе, нежели стоящему рядом Семёну:       — Во черешня отжигает, на! Погоди, Мирона, скоро терпение у Ромки кончится.       — Я просила не коверкать моё имя. — В Марата стрельнули взглядом, полным ярости.       — Не вижу ничё кривого, — рассмеялся.       — Да называй как хочешь! — отмахнулась Мира. Дураку не докажешь, что он дурак. — Вы хрена ли ко мне прикопались? — А это уже адресовано всем.       — Никому ты не сдалась, — хрюкнул из-за Ромки Семён, и они с Ертаевым заржали. Пятифан, не обращая внимания, лишь коротко бросил:       — Интересно.       — Раньше надо было интересоваться. — Ну всё, сейчас откроется словесный понос, да такой, что не остановишь. Настало время освободиться от накипевшего, словно от чемодана с ненужными вещами. Выкинуть на головы тем, кто изначально сунул его в руки. — К тебе утром подходили, но ты заартачился. А мне что, бегать за тобой? Или ты считаешь нормальным — сначала поощрять своего недалёкого дружка в издевательствах надо мной, а потом подходить на физкультуре и спрашивать всё ли со мной в порядке? Если ты не в состоянии при своих прихвостнях вести себя по-человечески, то сначала с этим вопросом разберись, а потом задавай другие! И то я подумаю, отвечать на них или нет.       На этой ноте было бы эпичным шагнуть в сторону, обогнуть хулиганов и с гордым видом топать домой, не обернувшись ни единого раза. Мира уже предвкушала сладкое наслаждение победой и недоумение Пятифанова, что нашлась такая соплячка, которая смогла утереть ему нос. Шагнула в сторону, но почему-то вернулась обратно, словно врезалась в преграждающий путь барьер. Перед ней оказались вытянутые руки, испещрённые шрамами и кровавыми отметинами на костяшках.       — Куда это мы? Я ещё не договорил с тобой.       Ромка оказался не из тех людей, кого обескуражить и выбить из колеи так же легко, как Бабурина. Он чуть вытянул ладони на уровне предплечий Черешенко, словно готовился поймать мяч.       Она пожалела, что взаимное игнорирование друг друга теперь не являлось актуальным. Когда Ромка всецело обращает своё внимание на тебя — это гораздо хуже. Он снова игрался, но теперь напрямую, а не через своих шестёрок. И если от Семёна вполне реально удрать, пока тот соображает и неуклюже реагирует, то с Ромкой номер не пройдёт. Если бросишься наутёк — хорошим не закончится, потому что он обязательно поймает.       — Ты собрался удерживать меня силой? — приподняла бровь Мирослава. Дело запахло жареным и перестало быть похожим на шутку. Логика действий Пятифана не поддавалась никаким адекватным объяснениям. Сначала он защищает, а потом самолично издевается. Прямо синдром «собаки на сене» — сам не ам и другим не дам.       — Да, пока не ответишь на вопрос, — он повторил за Мирой шаг в сторону, дабы пресечь шанс того, что она улизнёт. Руки так же держал приподнятыми, ограничивая пространство. За спиной Ромки слышались едкие смешки и комментарии, которые девочка с трудом пропускала мимо ушей. — Ты так хотела поговорить — вот он я, весь в твоём распоряжении. — Мирослава почувствовала, как к предплечью прикоснулись. По спине пробежались мурашки, однако ей хватило смелости откинуть руку Пятифана. Он только хмыкнул, обнажив острый резец, и вернул руку в прежнее положение.       — Вы, — от злобы вперемешку со страхом свело челюсть, — попробуйте только тронуть меня. — Бабурин загоготал, Бяша захихикал.       — Тебя никто не тронет, пока я здесь. — Рома развёл руками. — И лучше тебе соображать быстрее, а то я могу и отвернуться.       Ей не хотелось думать о том, что сегодняшние испытания ещё не закончились. Ведь шла себе спокойно домой, а эти, словно караулили! О чём Ромка конкретно говорил, она не знала, но мозг сразу подумал о побоях. Семён, которому не зазорно ударить девочку, запросто окажет Мире такую честь. И Марат туда же.       Черешенко пожалела, что не вернулась в школу и что вообще решила идти пешком. Сиди она на заднице ровно — не нажила бы проблем. От раздирающих эмоций обиды, злости, усталости Мира хотела провалиться сквозь землю прямо здесь и переждать там, пока этот чёртов день пройдёт и солнце завалится на горизонт. Она будет готова дойти домой пешком по темноте, лишь бы сейчас не стоять так близко рядом с Ромкой и перед его прихлебалами.       — Мне долго ждать, пока ты разродишься? Или чё, я, может, понравился тебе?       Очередное прикосновение, теперь уже к локтю, взбудоражило её, сдёрнув с небес на землю. Мира решительно сдвинула брови, громко задышала. Настолько сильно распалился гнев, что если его преобразовать в энергию, то хватило бы на десять таких деревень. Не обращая внимания на Ромкину руку, она скинула с плеч рюкзак. Присев на корточки и услышав длинное «фи-и-у» от Ертаева, Черешенко одним движением перевернула всё содержимое портфеля и выудила нужный учебник. Не задумываясь о том, что последствия могут быть не самые приятные, она с силой швырнула книгу в грудь Пятифану и прошипела, словно облитая водой кошка:       — Забери, ещё утром хотела отдать!       Накинув портфель на плечо и думая, что миссия наконец выполнена, Мирослава собралась уходить.       Рука вновь преградила ей путь.       Бабурин, тяжело присев, поднял из снега учебник литературы и всучил Ромке. Обозлённая на всех и вся Мирослава плюнула на то, что сейчас может отхватить тумаков и что, возможно, Пятифан саданёт ей этим учебником по голове. Она просто стояла и смотрела в серые холодные глаза, ожидая исход. Страх бесследно испарился, стоило ей только запустить книгой в Ромку. Будто бы выбросила какой-то проклятый предмет.       — А я обыскался его, — фыркнул тот и перекинул литературу через плечо в руки Семёна. Он всё ещё не собирался отпускать её. Казалось, что он вот-вот сомкнёт ладони и Черешенко не поможет никто. Ромка собирался сделать шаг вперёд, дабы оказаться ещё ближе, но на дорогу пулей вылетел серый Мерседес. Хулиганы и среагировать не успели, как авто с прошлифовкой затормозило возле них. Из салона вышел папа.       — Во-первых, отошёл от моей дочери на раз-два. — Обескураженный Пятифанов выполнил требование. — Во-вторых, если вы на три-четыре не проясните ситуацию, то разговаривать мы будем по-другому.       — Пап, — Мира подлетела к отцу, прижалась, схватившись за карманы кожаной дублёнки. Если она расскажет, то троих хулиганов Владислав Сергеевич просто-напросто сотрёт в порошок и развеет по ветру. Девочка осеклась. Отец и так всегда занят, а тут ещё отвечать за каких-то полудурков, возомнивших себя главными. А если, не дай бог, вмешается милиция… Мирослава шмыгнула носом и выдавила: — Всё в порядке. Я учебник отдавала ребятам, встретила их по пути домой.       — Почему ты вообще пешком пошла? — с недоверием смотря то на неё, то на одноклассников, осведомился мужчина.       — Захотела прогуляться, — Мира подняла на него честные глаза. Такая способность была заложена с детства, когда она однажды прихватила из садика чужую игрушку, а потом с блаженными лицом оправдывалась, что игрушка совершенно случайно попала к маме в сумку. — Честно, пап.       — Поверю, садись в машину. — Напоследок переглянувшись с Ромкой, Черешенко исчезла в брюхе Мерседеса. Владислав Сергеевич окинул взглядом святую троицу и, не желая разбираться, сказал самым серьёзным тоном, каким только умел: — Узнаю, что лезете к моей дочери, — голос его стал ниже и твёрже, — вырву всё, что болтается, и отдам вашим родителям. Всосали, нет?       Парни покивали, Черешенко старший упал за руль авто. Выкрутив баранку до упора, он развернул тяжёлый автомобиль и направил его в сторону дома. Хулиганы так и остались стоять на обочине дороги, затем медленно утекли в лес по той же дороге, по которой вышли изначально. Мира, не знавшая, что и сказать, протянула замёрзшие руки к печке, выдувающей горячий воздух. Лишь только здесь — в машине, где пахло терпким одеколоном — она смогла успокоиться. Отец не смолчал и минуты:       — Дочь, ну зачем ты пошла домой одна? Какой чёрт потащил тебя?       — Сегодня был очень тяжёлый день, я хотела поскорее домой. — Что правда, то правда. И честных глаз строить не пришлось.       — А чем тяжёлый?       — Тебя в школу вызывают, — с полным безразличием сообщила она отцу. Весь день Мира вынашивала план, как преподнести эту новость папе, подбирала слова и даже мысленно репетировала. А сейчас так просто выдала, словно горячий пирожок из печки.       — Вот те раз, — покачал головой Владислав Сергеевич. — С этим мы дома разберёмся. Лучше расскажи, что я только что видел?       — Ну я и говорю, — вздохнула, — отдавала учебник, который случайно положила в портфель. — Прямо как игрушку в детском садике, вот так совпадение! Мирослава подумала о том, что сама себе бы в этот момент не поверила.       — А руки он зачем к тебе тянул?       — Обнять хотел, — пожала плечами. — А я его толком не знаю. Зачем мне с ним обниматься?       Отца позиция дочери устроила. Он ещё очень долго выяснял детали этой встречи и того, почему его вызвали в школу. Черешенко каждое слово давалось с трудом, хотелось просто помолчать, уложить в себе произошедшее. Ей впервые не хотелось возмущаться. Внутри поселилось опустошение и неопределённая тоска. Будто сегодня вырвали ту старую Мирославу, которая уважала только своего отца и не имела страха ни перед кем, и начала формироваться новая.       Правда, ещё непонятно, какая Мира сформируется — спокойная ли или ещё более бесстрашная. Но сегодняшний день — это словно швы после операции. Не хотелось ни есть, ни пить, ни ругаться, ни смеяться. Уже ничего не будет так, как раньше, и ей пришлось это принять.       Проведя рукой по месту, где недавно находилась ладонь Ромки, девочка поёжилась и прикрыла глаза. Он пугал её непонятностью и нелогичностью своих действий. То ли ему она интересна, но он не умеет правильно проявлять внимание, то ли им движет желание поиздеваться в угоду себе и своим дружкам. И несмотря на то, что ей не давал покоя тот факт, что на физкультуре Ромка побил Бабурина абсолютно точно из-за неё, Мира пока склонялась ко второму варианту.       Показать точно может лишь время. Впереди два прекрасных выходных, где не будет ненавистных одноклассников и скучных уроков. Она наконец изучит дом, разберёт вещи и, может быть, попробует прогуляться до улицы, где живёт Полина. Либо же уговорит папу сопроводить её, дабы не потеряться.       Планы вырисовывались героическими, но Мира забыла учесть тот факт, что теперь живёт в маленькой деревушке и шанс встретить на выходных своих одноклассников как никогда высок.