***
— Славка, а что за шалопаи-то вас с Полинкой привезли на ёлку? — разбирая на журнальном столике бесконечные накладные и ставя печати, поинтересовался Владислав Сергеевич. Мирослава, сидевшая в позе лотоса на коврике и получившая по щам в «Mortal Combat», обиженно стукнула ладонью по коленке и запустила новый уровень. Вопрос папы она то ли не услышала, то ли намеренно проигнорировала. — Мира-а! — повторно позвал дочь, чуть повысив голос. — Что, пап? — не отрывая глаз от экрана телевизора, отозвалась, наконец, Черешенко-младшая. Если это было наигранно, то Станиславский сказал бы: «Верю!» — Ты слышишь меня, нет? — Владислав Сергеевич смял в кулаке документ с ошибкой и прицельно запустил бумажным комком прямо в Славкину чернявую макушку. На экране замаячило окошко паузы, и девочка обернулась на зов. — Спрашиваю, кто вас на ёлку с Полинкой привёз? Константин сказал, кенты какие-то на мотоциклах. Мирослава показательно закатила голубые глаза. Угораздило же отца найти общий язык с участковым. Тихонов на редкость честный милиционер, знающий о каждом жителе деревни всю подноготную. И так как его долг — это забота о правопорядке, то он нередкий гость в колхозе у отца, ведь сельское хозяйство деревни разграбили ещё в начале девяностых, а здесь вдруг объявился желающий дать людям работу, поднять село с колен. Вот Константин Владимирович и бдит: то осмотр с собакой, то проверка пожарной безопасности, то запрос документов на землю для проверки. А Владислав Сергеевич оказался не промах. Он и про огрехи прошлого председателя разузнал и рекомендацию на каждого кадра получил. В общем и целом, каждый остался доволен сделкой. Поэтому Мирка и переживала: если участковый где-то что-то вынюхает про неё, то непременно доложит отцу, а папа лещей надаёт таких, что выходить она из дома будет только в школу да в баню. — Одноклассники, — коротко бросила Черешенко-младшая, вернувшись к игре. В затылок врезался второй бумажный завиток. — Что? — с нотками раздражения в голосе вновь обернулась на отца девочка. — Точно одноклассники? — Сощурил глаза Владислав Сергеевич. В ответ кивнули, бой на экране продолжился. — А то смотри мне, рано тебе ещё с кавалерами носиться. — А что плохого, если у меня появится кто-то? — искренне изумилась Мирка. — Я ж замуж и детей рожать не собираюсь. — Из-за спины прилетело строгое «ещё что придумаешь?!», и она просто посчитала своим долгом возразить: — Пап, не вижу ничего дурного в том, чтобы сходить погулять, в гости друг к другу забежать, за ручки подержаться… — Да, а потом незащищённые половые акты, болезни, слёзы, дети, — участливо вставил мужчина. Славка от опупеоза приостановила уровень и, нахмурив брови, осуждающе посмотрела на отца. Откуда такие глупые стереотипы? Совсем уже умом тронулся со своим колхозом. — А что, ты думаешь, в деревне есть кто-то приличный? Ничего, найдёшь себе получше, когда институт окончишь и станешь взрослой. А здесь даже и не вздумай влюбиться в кого-то! Мира отвернулась. «Знал бы ты, папочка, что слишком поздно спохватился». — Расскажи лучше, как у тебя дела с колхозом, — мастерски перевела тему Черешенко-младшая, зная, что отца хлебом не корми — дай про загоны-денники потрындеть. Хорошего от разговора об отношениях уж точно ждать не стоит. Она словно Лариса Огудалова из пьесы Островского «Бесприданница» — только немного наоборот. Если Ларису Дмитриевну без приданого хотели выдать замуж за богатого барина Паратова, то Мирославу, имеющую горы приданого, не горят желанием отпустить в личную жизнь. Дай папе волю — он и до самой своей старости будет беречь единственное чадо. Владислав Сергеевич, не чухнувший, что диалог обрубили на ровном месте, с превеликим удовольствием пустился сказывать о положении дел: — Ой, Славка, дел там невпроворот, — пожаловался он. — Через две недели должны лошадей заселить, крупный рогатый скот. С кур уже первый урожай собрали, — довольный смешок. — Так что готовься к тому, что придётся одной ночевать, потому что такую операцию я не пущу под чужой контроль, да и бумаги все сразу подпишу. На днях ещё жду звонка с города — насчёт рассады договориться надо… Трактор вот пригнали, в гараже отлаживают. Кстати, взял на работу водителя-механика — отличный мужик, опыта навалом, служивый, как и я. Представляешь, в одном подразделении в Афгане служили. Только их в Дашти-Марго кинули, а мы избежали, отсиделись в горах. — Дашти-Марго? — Черешенко заинтересовалась. Бывало у отца, что один и те же истории он рассказывал по тысяче раз, а вот про подобное девочка слышала впервые. — Что это, пап? — Пустыня в юго-западной части Афганистана, — пояснил Владислав Сергеевич и на время прервал расставление подписей. — У их разведподразделения задача была контролировать пустыни Регистан и вот эту Дашти-Марго. — А зачем? — А там из Пакистана и Ирана караванами переправлялось оружие и наркотики, — покачал головой. — Представь себе, каждая группа была человек по двадцать. Приземляются они на место, и их задача — лежать на земле до самой темноты. Голову поднимать нельзя, даже если умираешь от жары и мухи в лицо лезут. А дальше план «Перехват», стрельба… Страшно, Славка, врагу не пожелаешь. — Мирослава осунулась, загрустила, сжала джойстик до побеления костяшек. Она в документальных фильмах видела, как после окончания войны по телевизору крутили новости о вернувшихся оттуда бойцах, рассказывали про заслуги молодых парней. Отцу очень повезло вернуться домой ещё до её рождения, иначе мало ли что могло случиться. — Выше нос, — усмехнулся с дивана папа, заметив состояние дочери. — Всё закончилось уже давно, играй в приставку спокойно. — Папа, можно я в ночь с шестого на седьмое колядовать пойду? — Теперь уже тему пришлось переводить ради того, чтоб не прокручивались в голове страшные кадры из документалок. Единственное, что могло отвлечь её, — это Ромка, к которому она так и не осмелилась приехать, чтобы он посмотрел коробку передач. — Вот те раз, — изумился отец. — А тут колядуют разве? — Представляешь, да, — сдавленно улыбнулась Мирка. — Сама удивилась, когда узнала. — С кем пойдёшь? — С Полиной, — с искренней честностью в глазах соврала девочка. Толку-то, давать честный ответ на такой каверзный вопрос, если Владислав Сергеевич оказался ярым противником того, чтобы она хоть как-то пересекалась с особями мужского пола. Осталось лишь предупредить подругу, дабы та ненароком не брякнула, что с шестого на седьмое сладко посапывала дома. И Ромку предупредить — а то ума-то хватит заявиться сюда как ни в чем не бывало. — Правила знаешь, — пожал плечами папа, — ключи с собой и на шею, мобильник мой старый можешь взять, одеться тепло. Черешенко-младшая выдохнула, что отпросилась без лишних расспросов и стандартных наставлений. Чтобы не забыть предупредить друзей, девочка, пока Владислав Сергеевич отвлёкся на толстую папку, стянула со стола ручку и поставила возле костяшки указательного пальца крестик — так научил дедушка. Посмотришь на отпечаток — и сразу вспомнишь о несделанных делах. Дождаться бы теперь шестого числа!***
Рождественские каникулы обозначили до четырнадцатого января — окромя младшеклассников, которые выйдут ещё на неделю позже, — чему несказанно обрадовались все, кому девяти дней оказалось мало. Не успела Мирослава моргнуть, как шестое число уже топталось на пороге. Владислав Сергеевич со вчера отсутствовал дома по причине завала на работе — привезли новую технику и материал для достройки амбаров, поэтому больше суток Славка куковала одна в ожидании колядок. Она и в приставку наигралась, и несколько раз покушала, и каналы пролистала по кругу, но пресловутое время тянулось как задубевшая на морозе резина. Ожидание становилось ещё томительнее из-за того, что она и знать не знала, когда за ней заедут Ромка с Бяшей. Если вообще заедут — Ромка вполне мог остаться недовольным тем фактом, что Мира не приехала показать коробку передач. А ведь он звал. Она всеми фибрами души страшилась его непредсказуемости, оттого и гадала над исходом сегодняшнего вечера. Улица Победы, поглощённая тьмой, пустовала, за окном не слышался стрекочущий гул мотоциклетного двигателя. Черешенко-младшая, устроившись в углу дивана перед телевизором, занималась вышивкой. Забавно, если учитывать, что в фольклоре давно гуляет шутка про хороших, непьющих-некурящих девочек, вышивающих крестиком, а Мирка за последние две недели и сигарету домой притащила, и шампанское попробовала. На экране крутился ужастик «От заката до рассвета» про двух братьев-гангстеров и вампиров — единственное из всех тех, что крутили по каналам кино, стоящее потраченного на просмотр времени. В двух братьях, сбежавших из тюрьмы в Канзасе, Мирослава находила схожесть с закадычными дружками на мотоцикле. Сет — старший — был такой же серьёзный и решительный, как Ромка, а Ричи — младший и по совместительству больной на голову, — хоть и не на все сто процентов, но типичный Бяша, сующий свой любопытный нос в каждую неприятность, откуда его вытягивает старший брат. Мира посмеялась над своими мыслями. За окном, выходящим во двор, прозвучало два отчётливых стука. Явились — не запылились! Славка, подкинутая радостью, уж хотела побежать одеваться, да только в голову молнией ударила мысль: как парни могли постучать в дом со стороны двора? Девочка убавила звук на телевизоре, дабы прислушаться: вроде, тишина. Страх холодным комком подступил к горлу. В данный момент она дома одна и некому заступиться за неё. Спрыгнув с дивана, Мира посеменила в кухню, словно спецназ, и вооружилась первым, что попалось под руку, — деревянной картофелемялкой. Глупости, конечно, но затуманивший разум страх не позволял трезво мыслить. Хорошо, что входная дверь предусмотрительно закрыта на ключ! Девочка подкралась к окошку вприсядку, прислушалась. Аккуратно выглянула, всмотрелась в темноту, щуря глаза до скапливающихся в уголках слезинок. Через помутневшее от дыхания стекло она видела лишь накрытый брезентом квадрик и порезанный напополам тусклый свет уличного фонаря. Черешенко-младшая немного выдохнула, сославшись на богатую фантазию и порыв ветра, но возле сарая вдруг прошмыгнула чья-то тень. Опешив, Славка в ледяном ужасе присела спиной к стене и зажала ладонью рот, не давая вырваться крику. Что за чёрт?! Устрашающе захрустел снег под чьими-то ногами. Это был явно человек, потому что двигался он со стороны беседки, медленно и размеренно, — животное бы беспорядочно околачивалось по двору или вовсе убежало бы в огород. Шаг за шагом кто-то приближался к оконной раме. Скрипнула доска, прикрывающая фундамент. Мирослава держала пари, что некто заглядывал в окно. От парализовавшего страха девочка не могла дышать, чувствуя, как костлявые коленки стучатся друг о друга. Может, аккуратно проползти в коридор и позвонить участковому, номер которого висел на зеркале? За воротами засигналил мотоциклетный гудок, взорвалось несколько петард, свист эхом пронёсся над крышей дома. Мира рывком встала, едва не врезавшись носом в оконное стекло. Девочка ожидала увидеть перекошенное шрамами лицо и гладко выбритую голову грабителя, но видела лишь своё отражение, а за ним пустота — двор без единого намёка на кого-то постороннего. Звонок пропел заливистой трелью, да ещё и не один раз. Накинув отцовскую телогрейку и валенки, Славка притаилась в коридоре и глянула в глазок. Полностью убедившись, что путь чист, Черешенко-младшая через несколько секунд раздумий пулей вышмыгнула из дома, несясь к воротам. Пока не лязгнул замок и она не отворила железную дверь, успела напридумывать, что по пятам за ней несётся маньяк с ножом или топором. — Ну-ка, добра хозяйка, нам конфет скорей давай-ка! — проорал на всю улицу Марат, присевший на колесо, удерживающее люльку Урала. Неизвестно, что было у Миры в голове в тот момент, — ведь она искала защиты у тех, от кого недавно нужно было защищать, — но девочка, врезавшись Ертаеву в грудь, боязливо поёжилась. Ромка, восседавший за рулём, чуть привстал и со всей суровостью, что у него имелась, спросил: — Чё с тобой? — Пятифанов спрыгнул с мотоцикла и подошёл ближе. — Ром, — шмыгнула носом не на шутку перепугавшаяся Мирослава, — у нас по двору кто-то ходит, в окна заглядывает. — Славка метнулась хулигану за спину. — Я дома одна, папа уехал, и мне страшно, ребят. Ромка, бросив взгляд на открытую железную дверь, качающуюся на ветру, без слов запустил руку в люльку, куда-то за сиденье. В мгновение ока в ладонях оказался обломок арматурины, и парень без раздумий решительно стартанул во двор. Бяша, за плечи остановив порыв Славки, собиравшейся отправиться за товарищем, заглянул девочке в глаза в попытках уличить ту во лжи. Черешенко впервые видела в однокласснике серьёзность и желание докопаться до правды — чай с такими вещами не шутят, да и только слепой не заметил бы ненаигранный испуг. Марат твёрдо отчеканил: — Кого ты видела? Какого он роста? Может, чё запомнила? — Я видела только… — Славка осеклась и испуганно повернулась на грохот, доносившийся со двора — вероятно, Ромка проверил сарай, — но её тряхнули за плечи, возвращая с небес на землю. — Видела только тень и слышала шаги. — А в окно кто заглядывал, на? — Он вдоль дома ходил и на фундамент взбирался. В тот же момент из темноты вышагнул нахмуренный Пятифан, который явно пребывал в замешательстве. Он ещё раз оглянулся на двор, наклонился, дабы просматривался огород, одним лишь видом говоря, что ничего не обнаружил. Сплюнув, направился к друзьям. Железное орудие — на счастье Миры не вымазанное ничьей кровью и мозгами — вернулось на прежнее место. Рома, будто приняв от Бяши вахту, мягко положил руки девочке на предплечья и спросил: — Чё, испугалась? — В ответ покивали. — Не ссы, следов там ничьих нет, возле окон тоже. Привиделось, поди. — Внатуре, сегодня ж колядки, — воодушевлённо воскликнул Ертаев, и его серьёзность как ветром сдуло. — Вся нечисть повылазила, на! — Марат! — Черешенко-младшая осуждающе посмотрела на одноклассника, дескать, и так страшно. Ромка тихонько, очень по-доброму, похлопал её по плечу: — Да ладно тебе, гонит он. Чё у тебя за нитки-то в волосах? — Он и правда выудил откуда-то с макушки светло-зелёную ниточку. Мира смущённо заправила чёрную прядь за ухо. — Вышивала, — коротко ответила она. — Охереть — не встать! Её колядовать позвали, а она вышивает сидит. — Марат театрально, однако нетерпеливо стукнул по люльке. Затем ловко запрыгнул в неё, и ногами принялся раскачивать из стороны в сторону. Ему поведали о мыслях, что они не приедут. — Сказал же тебе Ромка, что заедем. Ты чё, балаболов в нас увидела? Иди давай, собирайся, за гостинцами уже поедем! — Может, вы зайдёте, в доме подождёте меня? — неловко предложила Мирослава. Сама мысль о том, что в гостях у неё могут оказаться сразу два местных хулигана, укалывала в темечко тонкой иглой, ибо ещё совсем недавно такие кадры, как Рома с Бяшей, не продвинулись бы дальше порога их дома. Кто их знает — а вдруг потом пропадёт что! В конце концов, она ещё не настолько хорошо им доверяет, но оставлять парней на морозе — уж совсем не по-товарищески. Благо Пятифанов, хлопая по карманам, отрицательно помотал головой: — Да не, мы курнём пока. Можем во дворе постоять. Мира закивала, удивляясь Ромкиной заботе, которую мало кто смог бы понять. Это он так ненавязчиво предложил покараулить незваного гостя, по словам хозяйки, отиравшегося где-то возле дома, — достаточно благородный жест, если не забывать про пятифановский характер. И Славка оценила. Погрузившись в состояние душевного покоя, что на улице поджидают два защитника и никто больше не посмеет заглядывать в окна, Черешенко-младшая быстро сменила прикид с домашнего на прогулочный и выпорхнула из дома, подобно птице из клетки. Шурша длинной прямой курткой, она надёжно закрыла жилище, кое-как провернула ключ в железной двери и в ожидании уставилась на парней, в свете уличного фонаря решавших, куда её сажать. Ертаев яро протестовал: — Ага, улетит, а потом ищи-свищи её днём с огнём всем посёлком. Пусть в люльку садится — там куда безопаснее и накрыться можно, на. — Да, а ты обнимать меня сзади будешь, как в «Титанике»? — в ответ другу ерепенился Пятифанов, привалившийся на крыло Урала. Бяше этот концерт по заявкам начинал казаться смешным. Сколько раз ездили — и ничего, а тут вдруг гордость взыграла! — Чтоб ты знал, возле моей жопы ещё ни один парень не оказывался. — Ну-у, — прискорбно развёл руками Марат, подхватив карусель, — так уж и быть, возьму на себя участь стать первым. Мирона, садись в коляску, на! Пусть этот баран не обольщается! — Черешенко, сообразившая, что перед ней разворачивается очередная клоунада, звонко и заливисто рассмеялась на всю улицу. — Чё прёшься-то? — Бурят подбоченился, сощурив и без того узкие глаза в две тоненькие щёлочки. — Садись уже, а то скоро все дома обойдут — никто нам двери не откроет, на! — Внатуре, ехать надо. — Оба друга уставились на Мирославу. — Давай, садись. — Ромка похлопал по люльке, тут же отозвавшейся под его ладонью глухим металлом. И пока Бяша обстукивал носком ботинка резиновые брызговики, нацеплявшие по пути комья снега, Пятифанов чуть приблизился к Славке и вполголоса задал тот вопрос, от которого волосы на затылке встали дыбом: — Ты чего, кстати, не приехала-то? Забыла, что ли? — Нет-нет, — ещё в большем смущении пробормотала девочка, качая головой. Она так и знала, что он поинтересуется! Вся плачевность ситуации крылась в том, что она даже не придумала оправдания, и сейчас стояла, смотря себе под ноги, будто нашла там нечто куда более интересное, нежели диалог с Ромкой. Ни одна из версий, придуманных ею, не казалась Мирославе правдивой, поэтому она надеялась, что вопрос повиснет в неопределённости. Она уже поняла, что Пятифанов заводится с полтычка и боялась сказать нечто неугодное сероглазому хулигану. А вдруг что-то пойдёт не так? Эмоциональные качели в таком случае рискуют ударить с размаху. Грудь ледяными пальцами сдавил страх. Однако Рома всё-таки ожидал ответа. Но его так и не последовало. — Ну чё зависли-то? — прервал затянувшееся молчание Марат, видя, что атмосфера накаляется. — Долг зовёт, на! Запускай, Ромыч, а ты падай давай! Пятифанов как-то недовольно покосился на друга, а затем, шмыгнув носом, отошёл от Черешенко, как от учителя, вкатавшего ему жирную двойку в журнал. Видно — размусолил и проглотил горькую, как смола, обиду. И что теперь? Можно считать, что только наклюнувшуюся дружбу удавили ещё в зародыше, и забыть о хороших отношениях с Ромой? Мира сжала руки в кулаки, ругая свою нерешительность. Симпатия к хулигану разрушила самые жалкие остатки былой Мирославы, и если посторонним она ещё могла показать кузькину мать, то с рядом с Ромкой она выключалась подобно Электронику, словно в кустах неподалёку караулил Урри с громадным чемоданом. Пошатываясь на амортизирующей люльке, Черешенко-младшая забилась к внутренней стенке — поближе к Ромке и Бяше. Скребущие на душе кошки не унимались, разрывая нутро на кровавые ошмётки, ведь она сейчас добровольно едет не пойми куда с самыми отъявленными балагурами на деревне. Балагурами, способными отвезти не на колядки, а в глухой лесок неподалёку. От подобного рода мыслей девочку перекосило. Марат подозрительно заботливо укрыл Славку брезентом и резво заскочил Пятифану за спину. Резкий злобный рывок ногой — и мотоциклетный двигатель с двумя цилиндрами поднял на уши всю улицу Победы. Щёлкнула коробка передач, Урал, выбрасывая из-под протектора комья снега, стартанул с места, как хищник, увидевший добычу. К счастью, парни хоть и хулиганы, но маньячно-преступными делами не промышляли. Ребята миновали несколько улочек, перекрёстков. Ромка всё время ехал со стеклянными, безразличными глазами. Как будто огонёк, плясавший на дне зрачка, нещадно потушили и растоптали в угольную пыль. Ладонь накручивала ручку газа, а ноздри яростно вздымались — того гляди Урал окажется в канаве кверху днищем. И вдруг Бяша, едва слышимый из-за свистящего в ушах ветра, крикнул: — О, на! — Указал пальцем куда-то вперёд. — Уже колядуют, на! На горизонте вырисовывалась компания разных возрастов от мала до велика, возглавляемая рослым пацаном с баяном. Все разукрашенные, приодетые. А самопровозглашённый главарь, судя по всему, дальний родственник одного из трёх богатырей, так как он с небывалой лёгкостью держал массивный инструмент на весу и умудрялся разыгрывать мелодию. Обернувшись на гул мотоцикла, здоровяк вдруг растопырил руки в стороны, оставив баян висеть на ремнях, и встал посреди дороги, как в фильме «Кавказская пленница». Урал щёлкнулся на нейтральную скорость и подкатился к толпе. Нахмуренному Ромке протянули ладонь, которой запросто можно перекрыть кислород такой замухрышке, как Славка. — Здорова, самоделкины! — с довольной мордой пробасил баянист. Из-под шапки с ободранной бомбошкой торчал и развевался вихрастый чуп, россыпь веснушек покрывала приплюснутый нос, а пухлые щёки алели морозным румянцем. Про таких говорят: «об дорогу не расшибёшь». Но поговорка «сила есть — ума не надо» подходила данному персонажу гораздо больше. Довольно симпатичный, в окружении девчонок — ну прямо главный запевала. Однако, уронив потаённый взгляд на Пятифанова — его острый профиль, прикрытые ресницами серые глаза и пухлые губы, — Мира почувствовала в животе разбушевавшихся бабочек. — Чё, катаемся? — Здорова, Гиря, — гавкнул Пятифан, стягивая перчатку, чтоб поздороваться. Руку пожали и Марату. А Мира качнула головой — звучное погоняло, ничего не скажешь. — Чё, как там моя Туся? — расплылся в улыбке здоровяк. — Когда забирать-то? Затрахался уже пешком ходить. — Бензобак с глушителем поставить, и завтра к вечеру можешь подваливать. По деньгам всё так же — полной суммой. Через два дня не забираешь — выставлю за ворота в разобранном виде, — нехотя ответил Ромка, чуть откинувшись назад и сгорбив спину. Несмотря на массивное телосложение и косую сажень в плечах собеседника, Пятифан, похоже, совсем не боялся его. Хулиган прекрасно знал цену их с Бяшей работе и осознавал своё влияние. Мирослава одобрительно дёрнула уголками губ, дескать, и с ним я танцевала на дискотеке. — Замазали? — Да без бэ, — откликнулся Гиря, скрутив массивные пальцы в жест «окей!». Взгляд его упал на укутавшуюся в люльке Мирославу. Она смотрела на него, как бездомный котёнок из промокшей насквозь коробки, втянув голову в угловатые плечи. Под таким пристальным наблюдением и вниманием девочку сконфузило ещё больше. — Опа, а ты у нас кто? — Здоровяк, вскинув от удивления брови и всучив баян хилому товарищу, тут же прогнувшему спину, облокотился на край люльки. Да так, что она накренилась. — Я тебя тут раньше не видел. Черешенко-младшая, ища поддержки, оглянулась на друзей. Марат, спеша на помощь, брякнул: — Она недавно сюда переехала, — за что получил от Ромки незаметный удар пяткой. — А-а-а, — мигом догадавшись, протянул Гиря. Похабная улыбка ещё сильнее растянула пухлые щёки. — Это твой батя колхоз, что ль, поднял? — Здоровяк присел на щиток коляски и упёрся рукой в запасное колесо, присобаченное за головой Славки. Черешенко нахмурилась, что заметил Ромка, которому сразу же передалось Миркино состояние. — И как тебе наша деревня, а? Я Витёк, кстати. Может, пройдёмся как-нибудь в лесок — про деревню расскажу? Девочка опешила от такой неслыханной наглости и растерянно захлопала глазами. Нет, она, конечно, слышала, что в деревнях и сёлах с подкатами и ухаживаниями всё гораздо проще, но не думала, что настолько. Если Ромкины выпады она переваривала, хоть и с трудом, то здесь, дружочек, ты мимо кассы. Мира брезгливо вжалась в угол, чувствуя лопатками Бяшино колено. Её настрой не смог бы понять разве что слепой. — Ну что ты такую моську скукурузила? — Витёк внаглую привалился боком на спинку сиденья, нарушая личное пространство. Демонстративно поправил накрывающий Миру брезент, девочка стала жаться к Марату пуще прежнего. Компания, стоящая неподалёку, пропустила смешок. — Как тебя хоть зовут? — Гиря, — совсем не по-дружески одёрнул его Пятифан, видя, что ещё совсем чуть-чуть — и Славка полезет Марату на голову, — харэ. — Волчара, не лезь, а, я с прекрасным созданием общаюсь, а не с тобой, — с наигранной беззлобностью, в которую обёрнута агрессия, отозвался здоровяк. — Только создание это, походу, общаться не сильно хочет. — Ромка соскочил с мотоцикла и через мгновение оказался рядом с горе-ухажёром. Хулиган сложил руки в карманы пуховика, Марат насторожился. Мира предположила, что такая реакция у Бяши из-за зарождающейся драки, но даже ей становилось непонятно, почему руки Рома держит не наготове, — если соперник начнёт замахиваться, то пока ты достаёшь кулаки, уже триста раз отхватишь по шапке. Она не знала, что в одном из карманов ладонь Пятифанова обжёг холодный металл. — Ты оставь девочку в покое — у неё есть пацан, который уже рассказал про деревню, поэтому твои услуги без надобности. Взгляд серых глаз яростно сверлил стокилограммового Гирю, вмиг отреагировавшего на фразу о деревне. Славка от испуга, что начнётся очередная потасовка, даже не придала значения истинному смыслу Ромкиных слов. Парни замерли в немом противостоянии, смотря друг на друга. От злобы рот Витька исказился в ужасающий оскал, а морщинки между бровями Пятифана прорезались ещё отчётливее. Но вот здоровяк делает шаг назад, дескать, я тебя услышал. Бяша тут же перепрыгивает на место водителя и одним движением запускает мотоцикл. Ромка же демонстративно уселся в люльку к Мире, отчего та покраснела, как переспелая вишенка, и Урал отчалил от компании. Из ситуации каждый сделал свой вывод. Черешенко-младшая не лезла с расспросами к закадычным товарищам, а сами хулиганы даже не поднимали эту тему. Славка, сидящая полубоком, чувствовала, как Пятифанов дрожит от злости, но молчала как рыба, дабы лишний раз не испытывать судьбу. Остановившись возле дома, где дети под бдительным присмотром взрослых водили хоровод вокруг ёлки, Бяша заглушил мотор и повернулся к друзьям: — Ну, чё притухли-то? Давайте колядовать, на, отвлечёмся! — Он выудил из кармана две тряпичные сумки. — Держи, Ромыч, а ты, — бурят обратился к Мирославе, — смотри и учись, салага! — Не хочу я. — Нахмуренный и нахохлившийся Пятифанов откинул ладонь друга с протянутой авоськой. — Погнали лучше в гараже посидим, костёр пожгём в огороде. — Э, ты чё, на, шестого ждал, чтоб костры жечь? — Марат склонился над товарищем и насильно всучил ему сумку. — Встал — и пошёл колядовать, на! — Как бесформенную жижу вытянул Ертаев озлобленного Ромку из люльки и мощным толчком отправил в хоровод к детям. — А ты наблюдай! — Заговорщицки подмигнул он напоследок. И прав был Рома, когда говорил, что над выкрутасами Бяши можно загнуться со смеху. Такой кадр и правда рассмешит кого угодно! Сначала они с Пятифаном ненавязчиво вклинились в хоровод и прошли за ручку с ребятнёй парочку кругов, на что родители даже не выказали никакого возмущения. И тут началось! Марат разорвал цепь из ладошек и, скорчив смешную рожицу, принялся зачитывать рождественские колядки. Удивительно, но малышня подхватывала, лучезарно улыбаясь, как толпа маленьких солнышек. — Коляда, коляда, накануне Рождества! Коляда пришла, Рождество принесла! — горлопанил Бяша на всю улицу, а дети хлопали в ладоши. И вдруг на месте его головы оказались ноги — Марат пошёл на руках прямо по снегу! Ребятки восторженно заулюлюкали, а Славка раскрыла в изумлении рот. Вот же даёт, не каждый так сможет! Бурят умудрялся зачитывать колядки, находясь вниз головой: — Коляда, коляда… А у бабы борода, на! А у деда вырос хвост — к девкам бегает, прохвост! Мирослава залилась громким смехом, когда у Бяши, словно бы случайно, подкосило руку и он кубарем укатился в сугроб. Хохот ребятишек привлёк внимание соседей, и они, как по зову, принялись выходить — кто просто посмотреть, а кто присоединялся к развернувшейся суете. Ромка, завидевший, как Черешенко едва не за живот держится от смеха, немного повеселел. Он влился в представление Марата, кинувшись вытягивать того за ноги. И когда это, наконец, получилось, то Ертаев вновь поскакал на руках, но его ступни уже держал Пятифан — получился какой-то кентавр наоборот! Бяша направился в сторону детей, а Ромка вёл за ноги, и парни принялись гоняться за малышнёй вокруг ёлки, пока Мира задыхалась от смеха в коляске мотоцикла. В конце двум артистам в сумки насыпали конфет, пряников, а кто-то умудрился пропихнуть завёрнутые в кухонное полотенце ещё не остывшие пирожки. Они вернулись к мотоциклу с добычей, запыханные и расхристанные, как с урока физкультуры. — Во, на! — победоносно потрясая полными сумками, вскричал Бяша, когда друзья приблизились к своему средству передвижения. — Прикиньте, с одного захода! Ещё парочку домов объедем — и можно ваще весь год сладкое не покупать! — Жопа слипнется, — участливо хмыкнул Рома, наблюдая за раскрасневшейся от смеха Мирославой. Она вытирала костяшками пальцев слезинки и пускала над головой клубы густого пара. В городе, поди, такого не видала ни разу. — Ну чё, поехали в гараж? — Да ты достал! — повернулся на товарища Марат, загружавший сумки со сладостями в багажник. — Давайте до конца проулка хоть. Толку выходить было, если всего один раз поколядовали? Мира не решалась вступать в диалог: ей и самой колядок показалось мало. После увиденного девочка хотела попробовать самостоятельно, но Ромка, как ужаленный, твердил одно своё. В конце концов Ертаев, сложив руки в карманы, гаркнул, точно прыснул в друга ядом: «Ну и езжай, а мы с Миркой пойдём дальше колядовать!» Пятифанов зарделся, насупился, но на удивление не вскочил на мотоцикл, давая дёру. Он лишь бросил еле слышно: — Хер с вами. Хулиган грузно уселся на Урал, рванул ногой педаль запуска, и агрегат поднял рык на всю улицу. Марат, победоносно рассмеявшись своим заразительным хохотом, с лёгкостью пушинки оказался у Ромки за спиной. Ребята вновь двинулись навстречу волшебству рождественских колядок. На этот раз Мирослава отправилась стучаться в дом вместе с Ромой и Бяшей. Хозяева, из-за плеч которых выглядывали ребятишки, оказались добродушные, даже пригласили на чай, но друзья вежливо отказались. После весёлых стишков и очередного Бяшкиного представления в сумки насыпали несколько горсток конфет и шесть пряников. Ещё парочка семей — и ребята оказались на перекрёстке в конце проулка. Улов собрали хороший, Ертаев улыбался во все тридцать зубов. Мирка тоже, окрылённая впечатлениями, бегала сверкающими глазами по крышам домов, тёмным макушкам сосен и белоснежному зимнему одеялу. Вдруг в бок её пихнул Пятифанов: — Смотри. Он кивнул куда-то на противоположную сторону убегающей под колёса дороги. В следующую секунду Черешенко восторженно попросила остановить мотоцикл и, словно подкинутая неведомой силой, выпорхнула из коляски. Они оказались возле дома местного художника, который каждую зиму то лепил из снега, то выстрагивал изо льда различные скульптуры. И если местные жители давно привыкли к подобному и лишь гадали, что в этот раз наваяет творец, то Славка, точно пригвождённая, в изумлении стояла и глазела. Сначала она полностью изучила жилище талантливого художника: прошлась глазами по резной калитке, нарисованным на воротах павлинам и в свете фонаря еле разглядела чудесный пейзаж, собранный из пластмассовых крышек в пространстве между крышей и окнами. Затем её восхищённый взгляд переместился на скульптуры возле дома, выполненные в стиле русских народных сказок. Здесь тебе и Баба-Яга, и Лиса Патрикеевна, и Мишка Косолапый со сколотым ухом, и даже маленький Змей Горыныч, притаившийся возле ледяной ступы и метлы. Девочка, осмотрев округу на предмет ненужных свидетелей, провела рукой по вытянутой мордочке Лисы. Плутовка точь-в-точь такая же, как у неё дома, — в тулупчике, в юбочке. И пока Мира прилипла к ледяному царству русских сказок, закурившие Ромка и Бяша обсуждали накипевший вопрос: — Чё, замялась? — спрашивал Марат. — Но, — кивнув, ответил Ромка, не отрывая серых колючих глаз от Мирославы. — Сначала, главное, на помощь прилетела, а теперь динамит. Слышь, Марио, я, может, делаю что-то не так? Может, опять та же хрень, что с прошлой? — Да всё ты правильно делаешь, на, — хмыкнул Бяша. — И забудь ты уже всё то дерьмо. — По плечу Пятифана пришёлся дружеский хлопок. — Видать, стесняется тебя ещё — вспомни, сколько раз ты её динамил и прохода не давал. Было бы странно, если б она сразу на плечи тебе скакнула, на. — Я не динамил, — рыкнул и сгорбил спину. Того и гляди через одежду проступит грубая волчья шерсть, вставшая дыбом. — Просто сам себе слово дал, что ни к одной бабе больше не подступлюсь. — А чё, к пацанам, что ль, на? — рассмеялся бурят. — Пасть заткни! — Вскрик получился слишком громким, и на него обернулась Черешенко-младшая. Смекнувший Марат тут же натянул на лицо улыбку и толкнул друга в бок, дескать, они дурачатся. Девочка медленно отвернулась, будто ожидая нового всплеска агрессии. — Я вообще не в этом плане, — уже чуть тише пробурчал Ромка. — Взять ту же Смирнову или Ленку из параллели — сами вешаются, а я только руку протягиваю и беру. А с этой не так. Мирка — она какая-то… — хулиган осёкся на полуслове и устремил задумчивый взгляд в звёздное небо. — Не могу слова подобрать. — Особенная, чёль? — прищурился Бяша. — Да хер её знает, может быть, и да. А может, просто дурная, — бесцветно хмыкнул Пятифан, глядя на то, как девочка едва не навернулась в длинной куртке, делавшей её похожей на пингвина. — Не знаю я. — Попробуй поговорить, позови ещё раз — только уже сегодня, сразу после коляды. Чё как лох цветочный-то, на? — Откажется, — мотнул головой Ромка. — Да не откажется, я бля буду, на. С ней если по-нормальному, она не будет выкобениваться. Как и любой другой человек, на. Парни уже успели докурить, пока Черешенко-младшая любовалась скульптурами местного творца. И когда девочка вернулась, то сразу же извинилась за столь долгое отсутствие и заботливо поинтересовалась, не замёрзли ли они. Ромка с Бяшей отмахнулись, мол, всё пучком, а сами чувствовали, как пальцы на ногах сковал холод. Небосвод сменил цвет с тёмного на синий, что говорило о приближающемся рассвете. Каждый в своих мыслях удивился, что время пролетело так незаметно. Становилось ясно, что пора расходиться, и Урал, рыча двигателем, понёсся вдоль улиц, неся пассажиров по домам. Теперь мотоцикл уже не останавливался. В окнах мелькающих мимо домиков не горел свет, никто не плясал во дворе, и даже встречавшиеся до этого компании ребят пропали. Деревня точно опустела. Мира, у которой в глазах всё постепенно превращалось в единую смазанную массу, поймала себя на мысли, что именно в этот момент в деревушке по-настоящему уютно. Тишина, пустота и спокойствие. Нет ни Гири, ни Семёна, — один лишь Урал, рассекающий сонную округу. Ромка тормознул агрегат возле дома семьи Черешенко, и Мирослава неуклюже, как подтаявшее желе, вывалилась из люльки, понуро оглянулась на жилище. Бяша незаметно пихнул Пятифана в бок, на что тот раздражённо дёрнулся, как от удара током. Обоим было ясно, что момента позвать Миру в гараж сегодня уже не предоставится и если кое-кто не соберёт волю в кулак, то возможность окажется упущенной. Поэтому Ертаев, не давая товарищу опомниться, окликнул одноклассницу: — Слышь, Мирона, погоди. Долю-то свою не забудь. — Он неторопливо слез с мотоцикла и направился к коляске, где всё это время в багажнике за спиной Славки тряслись конфеты. Ему сообщили, что делиться совсем необязательно. — Как не надо, э? Колядовали-то вместе… Сука, ручка опять заела. Марат уронил на Ромку многозначительный взгляд, дескать, «действуй, балда». Пятифанов выпустил струйку пара и сполз с водительского места. — Мир, слушай, — вполголоса шепнул он, подойдя к Черешенко, — я тут чё сказать хотел. — Ромка замялся и стушевался, будто прямо сейчас выдавал какую-то важную тайну. Славка же, не смея перебивать, замерла в томительном ожидании, как одна из скульптур возле дома художника. — Ты, может, щас квадрик выгонишь, да до меня сгоняем? А то коробка ещё клинанёт — перевёртыша словишь. — Может, лучше поспишь? — после недолгой паузы нерешительно пискнула Мира, боясь отказать. Хотя, честно признаться, была бы совсем не прочь поглазеть на рабочее пристанище парней. — Всю же ночь за рулём просидел. — Да я не хочу, — отмахнулся Пятифан, не оценивший проявление заботы. — Мы с Бяшей счас ко мне. Он-то, может, и придавит харю, а я всё равно в железе ковыряться буду. — Тогда давайте зайдём, поедим? Папы всё равно ещё нет. — Да чё-то стрёмно как-то — мы ж в уличном. — Ромка кивнул на берцы и перепачканные об мотоцикл штаны. — Погнали, у меня чаю попьём — вон, с конфетами. Или захвати себе паёк из дома. Долго уговаривать не пришлось. Мирослава, хоть и ловила периодические накаты усталости, домой совершенно не хотела. Да и ночной гость, скрипевший снегом и заглядывавший в окна, оставил на душе гадкий осадок — было страшно оставаться одной, да и к тому же скучно. Выудив из кармана пульт от ворот, сворованный у отца, девочка качнула головой в знак согласия. Скинув с квадрика брезент и опасливо окинув взглядом двор, Славка запустила стрекочущий двигатель и выкатилась за пределы ворот. Натягивая перчатки, пока воротины с противным скрипом возвращались на место, Черешенко-младшая готовилась к очередной поездке, но вдруг на её руки легла широкая ладонь: — Слушай, давай-ка лучше я поведу, — предложил Рома. Мирослава подняла на парня распахнувшиеся от удивления голубые глаза. — Ты и так шатаешься — уедешь в канаву ещё. А так я хоть послушаю, как он работает, да и давненько я на нём не рассекал. — Ромка сжал ладонь сильнее, их пальцы переплелись. — Давай, двигайся. Обладая излишней решительностью, воодушевившийся Ромка, не дождавшись ответной реакции, взгромоздился перед Славкой, как возникшая из ниоткуда стена. Девочка лишь усмехнулась — если уж на то пошло, мог бы вообще не спрашивать. Мирке напомнили о необходимости держаться за водителя, чтобы не вылететь с квадрика на какой-нибудь злополучной кочке. Она без лишних слов обвила торс парня руками — теперь уже увереннее, нежели раньше. В конце концов, реакция у Пятифанова пусть и отменная, но не факт, что получится удачно применить и вновь уберечь её от падения. Сзади послышался гул Урала, товарищи переглянулись, и Ромка резко стартанул с места. Даже через стрекочущий двигатель квадрика до ребят донёсся крик Бяши, полный возмущения. Черешенко-младшая обернулась: Ертаев на мотоцикле нагонял их. Надо полагать, спящие по домам люди уж точно спасибо не скажут: шум парни подняли совершенно невообразимый. Дай бог, если до папы не дойдёт информация о весёлой жизни дочери во время его отсутствия. Опасения улетели вместе с ветром, бьющим в лицо. И то ли скорость оказалась слишком большой, то ли в хулигане неожиданно взыграл дух соревнований, но вместо того, чтоб повернуть на перекрёстке, квадрик пролетел прямо. Мира, держась за Ромку, как за последнюю надежду на спасение, улыбалась во весь рот — так же искренне, как в новогоднюю ночь. Пару витков, заносов — и они вновь оказались на улице Победы. Нет, ну Пятифанов точно потерял всякий разум! Кое-как докричавшись до хулигана через гул и ветер, закрывающий холодной ладонью гортань, девочка выказала опасения, что соседи могут донести об их проделках отцу. Удивительно, но Рома коротко кивнул, дескать, я всё понял, и вдруг нырнул в пространство между двумя домами. Черешенко-младшей на секунду показалось, что либо они сейчас увязнут по плечи в снегу, либо воткнутся в какую-нибудь гнилую деревяшку, подло поджидавшую ребят под зимним одеялом. Девочка даже завизжала от нагнетающих мыслей. И, конечно, никак не могла увидеть, как Ромка прозорливо усмехнулся. Девчонки, они такие пугливые. К удивлению, агрегат, рассекая зимние залежи, уверенно форсировал рыхлый снег, прогребая рельефным протектором две борозды. Как среди моря, наполненного льдом и снежной кашей, грёб квадрик, будто фрегат с белыми парусами. Бяша на Урале, который непременно застрял бы всеми тремя колёсами, пронёсся у ребят за спинами. Под ладошками Мира чувствовала, как торс парня периодически напрягался, направляя рвущийся в разные стороны непослушный руль. А небосвод тем временем всё больше наливался синим. У дома Ромки, стоило предполагать, первым оказался Марат. По-хозяйски отворив железные воротины гаража нараспашку, бурят не стал загонять туда Урал и первым делом направился к буржуйке, включил свет. Ведь если Пятифан возьмётся ковырять квадроцикл, то проторчит здесь до вечера, несмотря на холод, поэтому имело смысл растопить печку, а то этот баран точно простынет. Где-то вдали послышался визг и чудовищный гул надсадно стрекочущего двигателя — а это путешественники наконец выбрались на дорогу. Пару минут — и порог гаража пересёк квадроцикл, весь облепленный снегом. — Ну наконец-то, на! — недовольно пробурчал Ертаев, пока Ромка оттряхивал рукава. — Придурок, встрял бы по самые помидоры — я б тебя выкапывать не пошёл! — Не гони, — усмехнулся Пятифан. Он грузно опустился на дощатый пол и добавил: — Этот зверь и не на такое способен. А в нём-то всего двести пятьдесят кубиков, как у Минска. — Мира только неоднозначно повела плечами. Ромка так уверенно говорит об этом квадроцикле, что это наталкивает на совершенно очевидную мысль, которую сам хулиган то ли пытается косвенно донести, то ли очень плохо скрывает. — Ну чё, спрыгивай, — послышалось сбоку. Адресовано явно ей. — А это долго? — сползая, как кусок манной каши, стараясь не навернуться, поинтересовалась Черешенко-младшая. Ей совершенно не хотелось домой, ибо предоставилась, как окажется потом, уникальная возможность побывать у местных механиков в гараже, изучить хранящийся внутри инвентарь, понаблюдать за работой. Как говорится, бесконечно можно смотреть на три вещи… — Не ручаюсь, что отец сегодня не приедет. — Ну скажешь ему, что взяла прокатиться и сломалась, а тут мы подвернулись, — по-простому отмахнулся Пятифанов, уже погрузившийся в процесс. Осмотрев подкрылки и брызговики, он досадно заключил: — Чёрт, надо было на улице его обстучать. Бяш, сгоняй за лопатой, а… — Да счас, погоди, э, я те чё, посыльный, что ли? — отозвался из-за печки Марат, сдирающий бересту с поленьев. — Сам сходи и принеси, на. Славка с улыбкой покачала головой. Недаром говорят, что наедине каждый человек совершенно другой. Вот взять Бяшу — в школе он Ромке ничего подобного не брякнет или же банально отшутится, однако здесь в голосе слышалась непривычная твёрдость. Сразу видно, что у парней на рабочем месте царит порядок и каждый занят своим полезным делом. Если уж взялся растоплять печь, то дайте доделать до конца. Знала бы Мирослава, какие сюрпризы её в будущем ожидают и какие перепалки иногда случаются у двух закадычных друзей, тут же отказалась бы от подобных домыслов. Ромка, ворча что-то под нос, всё-таки сползал за лопатой, обстучал с квадрика уже начавший таять снег, вынес всё упавшее за пределы гаража. Скрипнул железный засов, пропал ветер, гуляющий под железной крышей и шатающий несколько ламп накаливания. Скинув куртку, Пятифанов скользнул взглядом по заинтересованной Черешенко, не решавшейся прикоснуться к стопке различных шестерёнок на полке, и окликнул их с Бяшей: — Пойдёмте сначала в дом, переодеться надо. Чайник заодно поставим. Девочка мигом одёрнула руку. Что, ей не послышалось? Он действительно приглашает в дом? В голове родились сразу два предположения: либо Ромка надеялся, что её удастся вытянуть в гараж, и заранее подготовил жилище к приёму гостей, либо же его отец находился не дома. Потому как вряд ли бы одноклассник стал зазывать к себе, если бы знал, что где-то в коридоре может валяться сражённый спиртным папаша. Она почувствовала, что ей неловко в первую же встречу заходить в дом. Да и, признаться честно, страшновато оказываться с отъявленными хулиганами наедине, и Мира сделала попытку подождать их здесь. Однако столкнулась с несогласием: — Ага, — в знак протеста протянул Ромка. Из ноздрей его вырвались две тонкие струйки пара, как у рассвирепевшего быка, — тут холодно пока. Заледенеешь, девица красная. Пошли давай, не бзди. Посидишь, отдохнёшь. И Славка, не желая лишний раз спорить, кинула на квадрик обеспокоенный взгляд и покорно пошагала за Ромой в дополнительный проход сбоку. Он, вновь строя из себя джентльмена, придержал железную дверь и, когда Мирка тоже оказалась на улице, плотно прикрыл её. Девочка, не зная, что можно ожидать и где ещё искать подвох, на всякий случай продумала, каким образом сможет вернуть назад своё средство передвижения, если двое балагуров сейчас выставят её за калитку с пустыми руками. Но у тех и в мыслях не было. Пятифанов наигранно-галантно указал на знакомое скрипучее крылечко, дескать, поднимайся. — Слышь, Ромыч, — вякнул откуда-то из сеней Бяша, — а банька-то будет сегодня? — Истопишь — будет. — Нашёл печника, на, — вскрикнул возмущённый до предела бурят и выставил в проём вихрастую голову с обритыми боками. — Ты чё, попутал, на? — Это ты попутал, — мягко заталкивая обескураженную Миру в сенки, отозвался Ромка, — что тепло из дома выпускаешь. Хрена ли расхлебенил-то на всю ивановскую? Не Урал топим, блять. Или ты мне дров из леса потом привезёшь? — Ертаева порядком сконфузило. — Ой да ладно, вместе же возили, — как-то виновато пролепетал Бяша, скидывая кирзовые сапоги на меху. — Чё, я кину их здесь, чтоб в дом не тащить? — Ставь, вон, — кивнул куда-то в угол Пятифанов. Лампочка совершенно не светила, Мирка едва видела пространство перед носом, а окна заколочены на зиму, поэтому ребята толпились возле входных дверей, как кишащие роем муравьи. Неожиданно в неё впечаталась плотная грудь колесом, словно заведомо готовая к такому повороту событий. Машинально Славка вскинула руки, останавливая прущего, как на таран, парня. — Ой, блин, — её локтей коснулись, мягко провели вверх по плечу, — Мирка, ты? — Ага, — пискнула, как придавленная ботинком мышь. Действительно, кто, кроме неё, мог ещё быть, если Марат давно пристроил свои сапоги где-то в противоположном углу и успел шмыгнуть внутрь? И примечательно, что с губ Ромки сорвалось «блин», а не характерное ругательное «блядь». Значит, точно знал, кто перед ним. — Ты обутку дома сними, чтоб потом в холодные не залезать, — звучало где-то напротив её лица. Глазами она улавливала лишь слегка освещённый кончик шапочки-морковки. Одна из ладоней опустилась вниз, к руке Славки. Черешенко-младшая затаила дыхание. Вот сейчас, сейчас… Пусть до этого девочка уже ощущала тепло Ромкиных ладоней, но именно в этот момент волнение захлестнуло с головой. В полумраке, совершенно одни, а не в куче одноклассников. Внизу живота завязался тугой узел, повисла тишина. — Ну где вы там? — скрипнула за пятифановской спиной деревянная дверь. — Хорош уже валандаться, я одёжу не могу найти. — Счас мы, — через плечо бросил Ромка и чуть наклонился вперёд. Мирослава от смущения сделала шаг назад. Но Бяша всё не унимался. — Ладно, пошли, — хмыкнул хулиган, словно и не раздосадованный несбывшимся желанием, а вот Миру трусило и колотило, как продрогшего до костей воробья. Она с особой скукой слушала отцовские наставления перед первым днём в школе о том, что деревенские парни — народ быстрый, незакомплексованный и решительный, поэтому ей нужно быть осмотрительнее и держать ухо востро. И сейчас девочка осознавала, что папа оказался как никогда прав. Но, к удивлению, она, сколько бы не копалась, а находила лишь смятение и боязнь чего-то нового, но никак не отвращение. Ей словно бы понравился Ромкин шаг. Но не слишком ли быстро и опрометчиво? В конце концов, они без году неделя знакомы и даже не обсуждали то, что могли бы быть парой. Мира переступила порог и осмотрела скромных размеров прихожую. Развернуться здесь получится, дай бог, трём ребятам их возраста, но, несмотря на это, дом веел теплотой, уютом и деревней. Пахло сухим деревом, хлебом и только что потушенной спичкой, которой, вероятно, Марат поджёг газ, чтобы вскипятить чайник. Над входом висела массивная подкова, слева на полке торчали лосиные рога, а стены усеяны деревянными рамками. Черешенко лишь удивлённо моргала глазами, пока Ромка, как полноправный хозяин, разделся и, не забыв сказать Славке, чтоб повешала куртку на крючок, прошагал прямо, куда-то в дверной проём с болтающимися до пола деревянными бусинами. — Ну и чё ты тут найти не можешь? — слышалось за стенкой. — Вот же шкаф — сказано тебе было, что для рабочей одежды у нас отдельный… На, свои панталоны, кофту тоже. Чё?.. — На секунду стало тихо. Мирослава, утрамбовав курточку на самую дальнюю вешалку, скромно мялась посреди прихожей, не зная, куда себя деть, и мельком рассматривала висящие по стенам фотографии. Также она обратила внимание на дверной косяк, ведущий, судя по всему, в комнату отца — там, начиная почти от пола, вверх ползли отметины с датами и возрастом. Самая низкая гласила: «6 месяцев». Так значит Ромка вырос здесь. Никогда не переезжал, не был в других местах. К горлу подступил вязкий ком. — Мир, слушай, — выдернул из мыслей знакомый голос. Девочка, дёрнувшись, подняла глаза на Пятифана, успевшего стянуть толстовку, — проходи в кухню пока. Мы счас тоже подойдём. Если хочешь, можешь похозяйничать, кружки достать — они в шкафчике у окна. Она как-то неопределённо качнула головой и, сцепив пальцы, направилась в проём, куда указывал ладонью одноклассник. Кухня небольшая, светлая, с деревянным столом и тремя стульями и, к очередному удивлению Черешенко, невоображаемо чистая, что для берлоги двух холостяков — большая редкость. Рома исчез, зачем-то прикрыв за собой дверь. Неужели боится, что Мира надумает подглядывать? Уж с кем-кем, а с Пятифановым подобная скрытность не вязалась — он, напротив, охотно покрасовался бы перед ней, смущая и выбивая из колеи, как делал до этого. Может, наделе Ромка совсем не такой опошлившийся, каким показался изначально? Пока Славка размышляла над действиями парня и гадала, стоит ли рыскать по чужой кухне, у Ромы с Маратом возник интересный разговор, услышав который Черешенко-младшая бы негодовала и, возможно, ругалась матом. Напяливая кофту, Бяша отчитывал нахохленного Пятифана, как провинившегося ребёнка: — Хоть бы раз попробовал дурака в штанах удержать, на. Эт тебе не Катька — борзотой своей только оттолкнёшь к херам. — Я и сам знаю как надо, — рявкал в ответ Ромка, уже давно переодевшийся в рабочее. Он сгорбленно, но от этого не менее величаво восседал в отцовском кресле, сложив ногу на ногу, и одним лишь видом показывал, что в советчиках не нуждается. — Чё мне, ждать, пока рак на горе не свистнет? — Да? — участливо съязвил Марат, когда его взъерошенная голова выпрыгнула из горловины свитера. — А чё, потом хочешь ждать, пока она успокоится? Видно же, что ссыкуха. Она и стоять-то рядом с тобой очкует, на. Того и гляди по ляшкам побежит. — Блядство, а, — недовольно покачал головой. Ертаев знал, что с таким нравом, как у его дружка, ему сейчас ничего не стоит переколотить всё в радиусе километра, и отчётливо видел, как эмоциональная стабильность Ромки подошла к самому краю. Однако по-другому товарищ никогда его не поймёт. Сорваться он себе не позволит — дома важный для Ромы гость, — поэтому пусть отложит слова Марата в подсознание и на досуге поразмыслит над ними. — Подсказчикам — хуй за щеку, братан, — стиснув зубы, выдал Пятифанов. — Походу, я тебе слишком часто подсказываю — аж зубы выбил, на. Повисла неловкая пауза. Друзья, вперившись друг в друга взглядами, молчали около минуты. Первым сдался Ромка — на его лицо прокралась лёгкая толика веселья, а губы сжались в тонкую ниточку, не давая потоку смеха вырваться наружу. Марат же не покупался на провокации, но в конечном итоге не выдержал и заливисто рассмеялся на всю комнату. Пятифан подхватил, в шутку уведомив товарища, что он конченый придурок. Однако хулигану всё же настольно рекомендовали не лезть вперёд паровоза, дескать, здесь так не получится. Мирослава же, ожидающая на кухне, всё никак не могла поймать внутреннее успокоение. Казалось бы, радоваться надо, что наконец-то натянутые отношения ослабились и появилось совершенно непринуждённое общение. Но Ромкины действия так и кричали о том, что он заинтересован Черешенко совсем не как другом. Мнительность колола тонкой иглой — стать подружкой хулигана? Сама Мира, может быть, и допускала такую мысль, но остальные… Отец, ревностная Катька, Семён, которого неоднократно Ромка мутузил из-за издевательств над ней. Сложно ли быть вместе, когда все против вас? Сопливым мелодрамам, где герои любили друг друга и плевали на запреты, Мира, несмотря на свой нежный и романтичный возраст, абсолютно не верила. Девочка понимала, что в жизни всё иначе и не у каждого парня твёрдый характер. Кто-то морально сломлен, кто-то податлив чужому мнению, а кто-то и вовсе понятия не имеет об отношениях. Как и она сама. Не сказать, что Славка белая и пушистая, однако единственное, до чего доходили взаимодействия с мальчиками, — это поцелуи. Поэтому и задумалась: вдруг и начинать это всё не стоит? Скрипнула дверь, и на пороге кухни выросли два отпетых хулигана. — О, ты кружки-то не нашла? И чего в темноте сидишь? — осведомился Ромка, щёлкнув маленьким чёрным рубильничком на выключателе. Бяша же бухнулся на стул у окна, где горизонт брезжил еле заметной розовой зорькой, и протянул руки к мешкам с конфетами. — О, чайник счас взлетит. — Да я как-то постеснялась, — пожала плечами Черешенко-младшая, на что хозяин лишь усмехнулся. Каждое слово давалось с необъяснимым трудом. Остатки пасты из тюбика выдавить было бы гораздо легче, чем из неё адекватный ответ. Она и не заметила, что эмалированный чайник готов был разорваться от прущего изнутри пара. Сидящий напротив Марат ткнул её носком под столом: — Э, Черешенка, ты какие конфеты будешь? — Да любые. — И снова неопределённое пожимание плечами. Украдкой она наблюдала за неуклюже хлопочущим Пятифаном. Совершенно непривычно видеть парня за таким повседневным занятием. Проще представить его взрывающим петарды или же выжигающим зажигалкой матерные слова на побелке, но наливающим чай… Да уж, сегодняшний день точно наполнен волшебством. — Хорош выкобениваться, на. — Ертаев по-дружески пихнул её ладонью. — Чё, мы ж не съедим тебя. Ты забудь, чё там до этого было, на, всё путём. Усекла? — Губы Мирославы тронула лёгкая улыбка. Но больше нервная, чем радостная. Бяша это тут же подметил: — Расслабься, а. Вафельную с ананасом будешь или «Рачки»? — В ответ ему кивнули. — Тут ещё всякого полно. — В разговор вклинился Ромка: — Да выложи ты эти конфеты, пусть возьмёт, какую понравится. Нашёлся тут фасовщик, твою мать. — Стесняется она — вот я и предлагаю! — возмутился бурят. — Ты вообще уже минут двадцать чай налить не можешь. Мы тут с голоду пухнем, на! — Ты-то да-а, — насмешливо протянул Пятифанов, неуклюже перетаскивая полные чашки на стол. — Опух, как скотина, — без слёз не взглянешь. Вечно как с голодного края. — Да с таким, как ты, впору снег начать жрать, на. И то вкуснее получится! — Ты только жёлтый не ешь, а то потравишься ещё. — Здесь Мира не сдержалась. Несмотря на мерзковатый подтекст Ромкиной шутки, девочка пропустила смешок. Парень, изогнув губы в довольной ухмылке, кинул на Бяшу победоносный взгляд. — Это, Мирка, тебе надо разбавить чай? А то он, сука, горячий. — Молоком, если можно, — смущённо выдавила Черешенко. Её оповестили, что она чудаковатая, из-за чего девочка стушевалась пуще прежнего. Понятное дело, что Рома никого обидеть не хотел, однако Марат, цокнув языком, кинулся разряжать неудобную атмосферу: — А чё, нашим мелким, вон, всегда с молоком делают, на. Чё ты там нос-то воротишь? — Да не, — отмахнулся Ромка, доставая из старого холодильника «ЗИЛ-Москва» трёхлитровую банку. — Просто я так никогда не пил. — Он приподнял тару на уровне глаз. — О, сливки настоялись, счас набадяжим. — А это коровье молоко? — удивлённо спросила Мирослава. Друзья удивлённо переглянулись. — Конечно, не птичье же, — улыбнулся Пятифан, поражаясь нелепости вопроса. Однако ему сразу же прояснили ситуацию: — Дело в том, что я последний раз пила его в детстве. В городе продаётся только в коробках, и оно рядом не стоит по жирности с деревенским. Вдруг плохо станет. — А, ну это да, — пожал плечами. — Брал как-то у нас тут в ларьке — не то пальто, — а это от соседской коровы. Да ты не бзди, ты ж не в чистом виде его пьёшь. Постепенно попривыкнешь. Если надо будет, потом скажу, где берём. Уголки губ Черешенко поползли наверх, а хулиган лишь обнажил в полуулыбке щербатый резец. — Да хорош тут миловаться, на! — воскликнул Бяша. — Кто какие конфеты-то будет?***
Наблюдать за тем, как кто-то копошится в технике, оказалось гораздо интереснее, чем Мирослава предполагала. Стоять над душой девочка не решалась, поэтому следила за происходящим с кресла, забрав ноги под себя. Для неё развернувшаяся картина была словно кино, основанное на реальных событиях. Парни препирались, временами матерились и чуть ли не с боем вырывали друг у друга ключи и шестигранники. Славка подметила, что за работой Ромка и Марат гораздо сосредоточеннее и серьёзнее, нежели на уроках. Временами они приостанавливались и шествовали на короткий перекур. Удивительно, но в гараже товарищи не курили, каковы молодцы! Зато под школьной лестницей — сам Бог велел. Пока они пускали клубы дыма на улице, можно было слышать заразительный Бяшкин смех и редкие, будто надколотые, усмешки Ромы. Они так запросто со споров и несогласий переходили на абсолютно спокойный тон общения, словно в проигрыватель вставляли другую пластинку или диапроектор хватал новый слайд. Славка находила такую дружбу весьма диковинной. В буржуйке трещали дрова, за щекой таяла карамелька «Барбарис», накатывала приятная усталость. Черешенко-младшая стала ловить себя на периодичных попытках клюнуть носом. Моргая глазами и натирая веки, точно в них засыпали как минимум целую песочницу, девочка старалась прогнать пресловутый сон. Не хватало ещё вырубиться здесь! В конце концов, кто же останется контролировать процесс починки, в котором она добрую половину махинаций и сама не до конца понимала. Главное, пореже моргать! А на улице от ночной темени не осталось и следа. — Ха, нормально ты его ваще так осадил, — выдыхая ноздрями едкий дым, злорадствовал Ертаев. Ромка же, прислонившись спиной к деревянным перилам, казалось, витал где-то в серых облаках, затянувших деревню. Воздух точно тяжёлый, липкий — как пить дать, ожидается снегопад. — Пральна, — бурят понизил голос, — за свою подругу бороться надо, на. — Да ну тебя к херам, — нахмурил брови Пятифан, отвернувшись лицом к выходу со двора. — Чё ты, братка? — Бяша хлопнул друга по плечу. — Не мороси давай. — Тут он совсем перешёл на шёпот, прикрыв дверь, ведущую в гараж: — Видно, что ты для неё тоже не хуй с горы. Просто она не нашинская, поэтому ни на одну твою тёлку не похожа — вот тебя и плющит. — Не секу я, чё ей надо, братан, — тяжело вздохнул. — Стихоплётства, поди, всякие или похуже чё? Не лежит у меня к этим замашкам пидорским — я только в уши могу напеть за блатную романтику. Никогда я с этими городскими не знался. — Э-э, — участливо протянул Марат, качая головой. Сделал затяжку. — Городские тоже люди, на. — Разберёмся, — буркнул Рома. Потушил сигарету, окурок закинул в старое ржавое ведро рядом с крыльцом. — Ты докурил?.. Пошли давай, доделать надо. — Парни неторопливо заползли в гараж. Ертаев хотел было отправиться проверить дрова в печке, но Пятифанов притормозил его за локоть. — Зырь, — кивнул в сторону кресел. — Уснула, на, — хмыкнул бурят. — Обломался, Ромыч. Всё надеялся чисто с ней остаться, а я чтоб харю давить пошёл… — Да завали ты. Настроение хулигана заметно потускнело. Прав был Бяшка: в планы действительно входило хоть чуть-чуть побыть с девчонкой наедине. И нет, Ромка не хотел выгнать товарища, дабы не мешал! Они с Маратом условились, что как только тому приспичит поспать, то он тут же под шумок смоется в дом, ибо природа у него такая — больше суток без сна не может. Да только сегодня подкачала эта самая природа. Как на зло не хотел Бяша спать. Ни в одном глазу, чтоб его! А ведь Рома, в конце концов, не зверь, чтоб выдворить друга за порог. — Ладно, — со вздохом пожал плечами Пятифан, — пусть отсыпается, чё. — Так ты её, того… — Марат щёлкнул пальцами, будто потерял мысль. Неизвестно была ли это какая-то неудачная шутка или Ертаев действительно забыл, что хотел сказать, но через некоторое количество щелчков память, судя по всему, магическим образом заработала и он продолжил: — Ты ей предложи у тебя отлежаться. Батя же твой всё равно хер пойми где. — На работе он, на сутках. Сказал, что в шесть утра надо уже там быть. Походу, ушёл ещё до нашего приезда. — Вот тебе и подфартило. — Лицо парня растянула улыбка. — До завтра, считай, никого дома не будет. Ты только не борзей, как обычно, а то она от тебя выйдет и к Тихонову сразу, заяву катать, на. — Бяша хотел посмеяться, но вдруг откуда-то донёсся мерзкий писк, похожий на звонок мобильного. Ребята переглянулись и, растерявшись, оббежали глазами всё помещение, хотя прекрасно знали, что никаких телефонов здесь не водится. — Чё это? — Погоди. — Ромка бесшумно подошёл к мирно посапывающей в кресле Мирославе, с ювелирной аккуратностью запустил руку в слегка оттопыренный карман висящей на подлокотнике куртки: трель доносилась оттуда. Славка не просыпалась. Видать, умаялась ещё хлеще, чем на Новый год. В руке оказался компактный мобильник-раскладушка. Ромка таких и в руках не держал, однако видел, что верхнюю крышку обычно откидывают. — Слышь, ей батя звонит.