***
Мне в последнее время совсем не спится. Тяжелые мысли ворочаются в голове, распирают черепную коробку. Кажется, еще немного, и она лопнет. На пару недель в нашей «войне» устанавливается затишье, но потом нас бомбардируют сразу пожарники и инспекция по труду. Опять кто-то нажаловался, вполне возможно, какой-то подставной человек, но концов мы не нашли. Я пока держусь, лишь не сплю по ночам и просиживаю часы на кухне, обдумывая, как же мне быть. Иногда ко мне приходит Кир, садится рядом и тихонечко гладит меня по спине. Он тоже волнуется, но вопросов не задает — я бы все равно не ответил честно, отговорился какой-нибудь ерундой. Но, наверное, омега догадывается, что меня гложет. Я все никак не могу решиться на активные действия, все пытаюсь оправдать отца, убедить себя, что это не он насылает на меня бесконечные проверки, которые уносят очень много денег и моих нервов. Но надо на что-то решиться. Первым делом я наведался к психотерапевту, чтобы хоть немного успокоиться и выговориться. — Добрый день, Егор. Как ваше самочувствие? — улыбается врач мне. — Да, на самом деле, не очень, — потираю я затылок и усаживаюсь в кресло. — Так много всего случилось в последнее время. — Ну что же, давайте поговорим об этом. Я пересказал врачу наши с Киром приключения в санатории, признания омеги о его тяжелом прошлом и в конце поведал о самом меня тревожащем. — Ваши родители, — врач постучал ручкой по блокноту. — У нас почти не заходило о них речи. — Да мне особо про них нечего и рассказывать. У нас обычная семья. Была, — поправился я, — до тех пор, пока они не решили обменять меня на консервы. — Хорошо. Скажите, что вы подумали, когда услышали это от них? — Что? Не знаю, — я задумался. А правда, что? Помню, что мне было до жути смешно, и все происходящее казалось каким-то розыгрышем. Но, в то же время, меня в гостинице дожидался простуженный Кир, и розыгрыш выходил каким-то слишком жестоким. — Я явно не ожидал услышать это от родителей, но почувствовал, что дело нечисто, что нас ждет какой-то подвох. Причем это появилось, когда мы с отцом после аэропорта перекинулись парой слов, пока Кир гулял с собакой. Отец вскользь заметил, что мы слишком торопимся. А уж когда вечером в доме появились особые гости, то все встало на свои места. — А ваши родители знали о ваших отношениях с Киром? — Знали, но я не вдавался в подробности. Может стоило? — глянул я на врача. Он тоже был задумчив. — Нет, если вы сами не были готовы им рассказать, — наконец отозвался он. Я мотнул головой, говоря «Я не настолько близок с родителями, чтобы рассказывать им про свою личную жизнь». — Но ведь они не были против нашего визита! — не удержался я от возгласа. — Я бы не привез к ним кого попало. Только очень значимого человека. — Это понятно с вашей позиции, — мягко заметил врач. — Но ваши родители этого не знали. — Поэтому они решили затравить Кира практически с порога! — я даже вскочил и прошелся по кабинету под пристальным взглядом психотерапевта, но быстро вернулся в кресло. — Черт! Я кручу эту ситуацию уже месяц и все никак не могу понять, почему они молчали. Все это время. Ладно, они не могли знать в мои восемнадцать, что с производством все будет так хорошо, и появится возможность еще расшириться, но потом-то хоть бы намекнули! — И вы бы согласились на договорной брак? — Да. Если бы узнал о консервах до того, как встретил Кира, — утвердительно трясу головой. — Не вижу в этом никаких проблем. Но теперь мне все это не нужно, кроме того противно. — Что конкретно вам противно? — врач делает крохотные отметки в блокноте сегодня больше, чем обычно. Он даже мой взрыв и прогулку отметил. — Уверенность моих родителей, что я откажусь от любимого человека и выберу деньги. — А сами ваши родители? — врач поднимает на меня взгляд. — Нет! Я не хочу разрывать с ними отношения, даже после такой их выходки. Я готов отпустить эту ситуацию и помириться с ними, но мой отец нет. Он наоборот объявил мне войну. — Вы общались с родителями после того инцидента? — Нет. Нет… — мотаю я головой. Я запутался и не знаю, что мне делать. — Возможно, вам стоит с ними поговорить, — замечает врач. — Я попробую, но не думаю, что что-то получится. Мне нужен выходной, хотя бы один день провести без бесконечных мыслей обо всем этом пиздеце. Надо разгрузиться, выдохнуть, возможно уехать куда-то, возможно одному. Поэтому я бронирую себе номер в одном подмосковном отеле и эгоистично туда сбегаю, оставив Кира на попечение Витька. Беру программу «все включено», но в первый день просто тупо сплю, накачавшись снотворным. Да, не совсем это правильно, но этот сон мне необходим. Только ближе к вечеру выползаю на очень поздний ужин. Я немного помятый, но на удивление чувствую себя хорошо. Набираю всего и побольше из того, что осталось к этому часу, спокойно нахожу пустой столик и неторопливо ужинаю в одиночестве. Голова пока пустая, лишних мыслей нет, и это радует. После еды мне хочется немного пройтись, и я выхожу из жилого корпуса. На улице конец октября, листья с деревьев почти облетели, но голые ветви обмотаны светящимися гирляндами. Выглядит достаточно симпатично. Немного прохладно, но я этого почти не чувствую и бреду вперед к стеклянному павильону. Вроде это какое-то кафе. Внутри пусто, горит лишь подсветка по периметру. Наверное, здесь очень красиво летом, когда все зеленое, и зимой, когда все белое. И неизвестно, какую красоту хочется посмотреть больше. Я решаю, что мы с Киром должны встретить тут новый год, ну или выбраться на зимних каникулах. А возможно и провести здесь свадьбу. Кхм… если я не разорюсь, конечно. Все же продрогнув после прогулки, я сворачиваю от входа в бар и устраиваюсь за стойкой. Тут тоже все красиво и атмосферно: свет приглушен, на небольшой сцене играет какая-то группа, на танцполе даже кто-то танцует. Мне нужна лишь порция виски, и можно двигать в номер, продолжать отсыпаться. Улыбчивый бармен ставит заказ передо мной, и я разворачиваюсь с бокалом в сторону сцены, сразу же зацепляясь взглядом за одиноко сидящего за столиком человека. Даже в полумраке бара видно, какой он красивый. Это омега, и он тоже оглядывается, когда же видит меня, опускает ресницы совершенным, идеальным движением. Он хорошо выглядит, это глупо отрицать, но у меня внутри ничего не ёкает — тишь и спокойствие. Организм медленно отогревается в тепле, алкоголь лишь слегка помогает. Я пью совсем немного, не чтобы опьянеть, а чтобы просто приятно завершить день. А омега все смотрит на меня из-под пушистых ресниц. На него можно клюнуть, но я не поддаюсь. Допиваю виски, подталкиваю бокал бармену и ухожу к себе. Наутро от вечера в баре не осталось ни малейшего воспоминания. Я долго говорил с Киром перед сном и поэтому хорошо спал. Мой омега звучал немного грустно и вымученно, но когда я предложил вернуться домой, сказал, что со всем справится, и вообще мне нужно отдохнуть от него. Возражения мои он выслушал и заметил с угадывающейся в голосе мягкой улыбкой: — Тем не менее, отдохни столько, сколько тебе нужно, и возвращайся полным сил. Ну как тут можно отказать! После завтрака я отправился дальше осматривать территорию и первым делом наведался в «водную» зону, ведь специально выбрал этот отель с огромным количеством различных бассейнов и саун. Крытые, открытые, холодные, теплые, гроты и гейзеры, финская, хамам, снежная… Чтобы каждый объект посетить, здесь надо заселяться на неделю, но я сбежал от дел всего на три дня, один из которых уже проспал, и поэтому выбираю классику — большой подогреваемый бассейн под открытым небом и классическую финскую сауну. Температура воды контрастирует с температурой воздуха, и октябрьский ветерок холодит мокрую голову, потому что я нырнул. Но остальное тело в теплой тридцатиградусности, и это нереальный кайф. Зимой, наверное, тут еще круче, когда перепад температур градусов пятьдесят-шестьдесят. Я меряю бассейн быстрыми гребками туда-сюда, не обращая внимания на окружающих, но все плавают спокойно и размеренно. В такой теплой воде по-другому и не получится. Киру здесь будет хорошо, в обычном бассейне он мерз, но там вода где-то двадцать градусов, а тут весь тридцатник. Значит точно надо привезти омегу сюда и понежиться уже вдвоем. Заплыве на пятнадцатом я совершенно случайно замечаю вчерашнего омегу из бара. Он плавает по ближней к бортику дорожке увлеченно и сосредоточенно, но это только видимость. На самом деле он цепко оглядывает бассейн. Мы опять встречаемся взглядами, он смотрит на меня так завораживающе, призывно и кивает, словно приглашает познакомиться. Я спокойно смотрю сквозь него и ныряю, достаю до дна, удерживаясь под водой, пока легкие не начинает жечь. Ух, хорошо! Свободно удалось вздохнуть только в сауне. Ха, забавно звучит — свободно вздохнуть в сауне. Тут вообще-то было жарковато, и я некоторое время сидел, а потом с блаженством растянулся на полке. Плюс этой сауны в том, что народу в огромной парилке почти не было. Места полно — сиди, лежи, можно даже ходить. Мне влажный жар никогда не нравился, поэтому хамам и русскую баню я проигнорировал. Я медленно остывал от гляделок в бассейне и также медленно нагревался от сухого тепла. Приятно пахло древесиной, горячий воздух немного обжигал горло, но сбежать не хотелось. Мне здесь нравилось, у меня даже кости прогрелись. Надо сделать небольшой перерыв, еще немного поплавать и можно завалиться на второй сеанс в парилку. Я чувствую себя великолепно: тело понемногу наполняется силой, а голова наоборот пустая и чистая. Ни одной ненужной мне мысли. Вечером в баре он все же подошёл ко мне. Я пришел послушать музыку — играла какая-то достаточно известная группа, и омега-наблюдатель облокотился рядом о барную стойку. — Хорошо играют, — обронил он. — Неплохо, — согласился я, скашивая глаза в его сторону. Он смотрел на сцену, показывая себя в профиль. Высокий лоб, прямой четкий нос, чуть пухлые губы, модная прическа — красивый, эталонный омега, но не цеплял, поэтому я вернул внимание музыкантам. Они что-то доиграли, получили порцию аплодисментов и объявили пятиминутный перерыв, оставив на сцене что-то отстукивающего барабанщика. — Жаль, — вздохнул омега, — весь настрой вечера потерялся. — Почему же? Это тоже нормально звучит. — Мы как будто под бой барабанов собираемся на войну, — чуть хмыкает собеседник и ведёт плечом. — Странная ассоциация, — я продолжаю за ним наблюдать, отмечая микрожесты и лёгкие улыбки. Омега красуется, пытаясь привлечь меня. — Мне больше нравится инструментальная музыка, — эту его фразу я оставляю без реакции, снова отворачиваясь от невольного собеседника. Возвращаются музыканты, и к барабанам добавляются гитары и синтезатор, и омега рядом начинает легко кивать головой в такт. Мне нравится музыка и соседство совсем не напрягает, я просто не обращаю внимания на все омежьи уловки, хотя он и старается, даже запах усиливает. Но сладкая ваниль мне не нравится, я уже привык к цветам, и нет для меня запаха лучше. — А вы надолго приехали? Просто тут по средам играют неплохой джаз… — Нет, я уезжаю завтра. — Завтра? Жаль, жаль, — сокрушается омега. — Но дела ведь не ждут? — Дела могут и подождать, — я допиваю остатки алкоголя в бокале и подмигиваю собеседнику, — а вот муж ждать не станет. И преспокойно покидаю бар. Я хорошо провел вечер, да и день в целом. На завтра у меня обширная программа: снова бассейн и сауна, я хотел еще забежать в тренажерный зал плюс помотаться по территории, найти самую красивую полянку, ну, насколько это возможно в октябре, и разузнать все о выездной регистрации. Если Киру это место понравится, то будет неплохо сыграть свадьбу на природе, весной или летом. От города недалеко, цена за номера приемлемая, да и рестораны вроде приличные. Ладно, не буду загадывать наперед, вдруг Кир захочет что-то другое.***
Как же хорошо оказаться дома! Пусть я отсутствовал всего лишь три дня, но успел соскучиться по Киру и Арчи. По второму, конечно, меньше, но все же. Они оба вышли меня встречать, Кир позволил псу поздороваться, быстро оттеснил его и надолго повис на мне. Он был немного помятый и какой-то уставший. — Все хорошо, малыш? — я был обеспокоен его состоянием. — Да, теперь да, — Кир потерся носом о мою шею. — Просто сильно соскучился. Да с Арчи замотался. — Прости, родной, что оставил тебя, — я крепко прижимал омегу к себе. — Ничего страшного, тебе надо было отвлечься, а то совсем в последнее время места себе не находил. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, — задрал омега голову, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Теперь мне хорошо. — Повторюшка, — улыбается Кир и тянется, чтобы меня поцеловать. На следующий день я устроил себе «ленивое» утро: проснулся в десять, опять пропустив прогулку с Арчи, долго стоял под душем, а потом разглядывал свою физиономию в зеркало. Три дня, конечно, для отдыха мало, но мне показалось, что мешки под глазами исчезли, и лицо в целом посвежело. Я уже было вышел из ванной, но зацепился взглядом за маленький пузырек с таблетками. «Странно, не помню такого», — повертел его в руках. Я помню, как выглядят все таблетки, которые Кир принимает, и вот таких вот маленьких квадратненьких среди них точно нет. Кто-то из друзей Кира оставил это здесь? Или Витек забыл? Если второй, то мне лучше смыть эти таблетки в унитаз и забыть, что я их вообще когда-то видел. Так, ладно, сначала надо спросить у Кира. — Родной, — я вышел на кухню, разглядывая пузырек, — а чье это? — Что? — Кир обернулся от окна. — Это мое. — Твое? — удивленно отозвался я. — Не помню у тебя таких таблеток. — Это мое, — упрямо повторил Кир и шагнул ближе с желанием забрать пузырек из моих пальцев. — Но что это? — Это мои блокаторы. Отдай, пожалуйста. — Блокаторы? — нахмурился я. — Зачем тебе блокаторы, и откуда они взялись? — Блокаторы помогают мне с течками, а взялись от моего старого врача. Отдай, — протянул омега руку. — Все-таки, не понимаю, зачем они тебе понадобились, я же рядом. — Ты и не поймешь, я просто не хочу быть зависимым, — Кир передернул плечами, будто отгонял неприятное воспоминание. Я таращился на него, на его плотно сжатые губы, нахмуренные брови и в целом напряженную позу. Он прав, я действительно этого не пойму и не прочувствую всю «прелесть» течки на себе. Для меня это просто время, наполненное запахами, диким влечением и жарким сексом. Все же остальное: боли, замутненное сознание, зуд по всему телу, — досталось омегам. Поэтому я возвращаю Киру пузырек: — Извини, родной, я не хотел тебя обидеть. — Все нормально, — отозвался он, забирая свое и тут же пряча в карман. — Расскажешь, как ты их принимаешь? — Ну, как только чувствую то самое недомогание, — немного смутился Кир. — Цикл пока не восстановился, накрыть может в любой момент. — Когда последний раз было? — омега замялся с ответом. Пришлось подойти к нему ближе и взять за руку. — Родной, когда последний раз ты чувствовал себя плохо? — Не бери в голову, — попытался отговориться он, но под моим внимательным взглядом еще больше стушевался. — На днях. Но все быстро прошло. На днях! Ё-моё! На днях моему омеге было плохо, а я ничего не заметил, да еще и бросил его одного на выходных. Вот я баран! А это все мои мысли виноваты. Месяц, месяц я не думаю ни о чем, кроме козней вокруг моего бизнеса. Я проворонил момент, когда Киру было плохо, когда ему нужны были моя поддержка и забота, ведь я был занят самокопанием и поиском оправданий для действий отца. Ох, как же меня это сейчас взбесило! Надо срочно что-то предпринять, чтобы остановить этот поток проверок и поставить отца на место, а то я могу потерять любимого человека.***
— Бля! Я всю башку уже сломал! — пожаловался Витек. Мы с ним закрылись в офисе и уже часа четыре упорно думали, что бы такого сделать, чтобы от нас отстали. — Слышь! А может Эдуарду Васильевичу позвонить? — выдал помощник. — Ну уж нет! — эмоциональнее чем надо отреагировал я. — Лучше до конца жизни проверки терпеть, чем к Эдику на поклон идти. — Почему? — удивился Витек. — Он вроде нормальный мужик, даже не прессовал нас в начале. — Вот именно, что не прессовал, — объяснил я другу. — Мы для него настолько мелкие сошки, что он даже внимания не обратил, что где-то там кто-то там что-то открыл. И я, блять, в трезвом уме к нему не пойду. Не-не-не, ни хуя! — Да че ты кипешуешь раньше времени! Че, Эдик прямо лютый? — Мы для него никто, так, грязь из-под ногтей. Он если захочет, нас живьем сожрет и даже не подавится. Бизнес отберет на раз-два, и с ним мы ничего не сделаем. А вот с отцом моим может. Он здесь никто. — Зато там — кто! — проворчал Витек, недовольный, что я отверг его план. — Так, ладно, — припечатал я ладонь к столу, — я вот что думаю. Надо, первым делом, разузнать все про этот завод, что мне пытались втюхать. Как я понял, у родителей все на нем пока завязано, и дальше будем думать. — Кто займется? — Попробую старый связи поднять, глядишь, кто-то из моей старой «банды» еще в городе остался. — А мне че делать? — Пока живем, как жили, — вздохнул я. — Если мне придется улететь во Владик, присмотришь за Киром. — Лады. Из моей «банды» в городе остались жить двое. Один завел семью и со всякими авантюрами завязал, работал кем-то в доках и был доволен жизнью. Мы немного поговорили, обменялись новостями, вспомнили детские годы, но старый приятель ничем не мог мне помочь. Да я и не стал ему ничего предлагать, услышав про семью. Зато второй оказался холостым и в данный момент на мели. Так что охотно взялся выполнить мое крохотное щекотливое поручение. И через десять дней я получил вполне подробный отчет о деятельности отца. Как моему наемнику удалось провернуть это дело, я не интересовался. Просто перевел ему на счет заранее оговоренную плату и попросил не исчезать, возможно, его помощь мне еще понадобится. — Убыточное предприятие, — поморщился Константин Евгеньевич, разглядывая документы по отцовскому плавучему заводу. — Если я правильно все понимаю, то корабль у вашего отца старый, требует постоянного ремонта, оборудование изношенное. Он больше вкладывает в ремонт и производство, чем получает прибыли. Поэтому-то объединение с более крупным конкурентом так для него желательно. — А мы можем что-то сделать? — поинтересовался я. — Прямо отсюда, без выезда на место? — Ну… — бухгалтер снял очки, и они повисли на тонкой цепочке. — Небольшая диверсия, в принципе, может подорвать весь бизнес вашего отца. Но тут все зависит от того, насколько далеко вы готовы зайти. — Диверсия, — задумался я. Что ж, если это единственный способ остановить отца, то пусть будет диверсия. Но сначала я хочу поговорить с ним. На мой звонок откликнулся папа. Подозреваю, что отец просто кинул меня черный список. Я долго настраивался на этот разговор, опять много размышлял, взвешивал все за и против. Мне было жалко обычных работяг, что трудились на заводе, если судно выйдет из строя, они лишатся денег. Но у меня свои работники, о благосостоянии которых я и должен заботиться. И так из-за многочисленных проверок в этом месяце мне придется уменьшить всем премию, и это почти перед новым годом! Да, они не виноваты в нашем конфликте, но денег просто катастрофически мало. — Здравствуй, папа, — ровно произнес я в трубку. — Егорушка, сыночек, привет! — неожиданно радостно пропел папа. — Как твои дела? — Несколько хуже, чем я планировал, — я нахмурился на такой папин тон. — Да? — преувеличенно удивленно протянул он. — А что случилось? — Пап, — я сжал переносицу пальцами. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Я звонил отцу, но он не взял трубку… — Ох, он так занят в последнее время, — перебил меня родитель. — Всё дела, всё дела! — Ясно, — вздохнул я. Видимо, через его броню не пробиться. — Тогда я скажу это тебе, а ты, уж будь добр, передай отцу. Пусть он остановится. Эта глупая война, что он развязал, бьет по нам обоим. От того, что он сравняет с землей мое дело, я вашим предложением не проникнусь. Я выбрал Кира, я его люблю, мы скоро свадьбу сыграем, хотите вы этого или нет. Но я ведь и ответить могу. Пап, одумайтесь. Напиши мне, если что-то решите. И я отключился. Папа в ответ мне промолчал, просто все выслушав. Надеюсь, они примут правильное решение, а я дам им неделю. Если ничего не изменится, то придется принять меры. Отец не успокоился, наверное подумал, что мои слова блеф. И после внеочередного визита инспекции по труду я отправил своему Владивостокскому сообщнику простое «Да» в сообщении, запуская нашу операцию. Мой друг из осведомителя волшебным образом превратился в диверсанта. Я не уточнял, как он все будет делать, просто заплатил деньги. И у моего отца начались крупные и мелкие неприятности, по сравнению с которыми проверки госорганов были просто детским лепетом. Папа позвонил мне в середине декабря, когда мои мастерские немного оправились от проверок, заработали в полную силу, и я сам стал поспокойнее. У меня на плече сопел Кир, на полу у кровати развалился Арчи, оба уставшие после недавней тренировки. Они все так же ходили к Акинину, готовились к каким-то очередным соревнованиям. Я следил за их работой и тихо радовался, что у нас все хорошо. — Здравствуй, Егор, — сухо начал папа. — Здравствуй, — я говорил тихо и старался не шевелиться, чтобы не потревожить своего омегу. — Ты своего добился — у твоего отца предынфарктное состояние. — Я сожалею, но я предлагал все закончить. Помнишь? — Помню, — я явственно представил, как папа поджал губы. — Прекрати все это. Отец не выдержит новых потрясений. — Хорошо. Только и вам следует оставить меня в покое. — О, мы-то оставим, но смотри, сынок, — выделил папа последнее слово, — не останься сам с носом, променяв родителей на какого-то омегу. «На самого лучшего!» — не успел я ответить папе, сразу же сбросившему звонок. Кир слабо пошевелился у меня под боком, и я поспешил прижать его покрепче к себе. Он потерся щекой о мое плечо и причмокнул губами. Все, страница с родителями перевернута. Наш конфликт остался в прошлом, как и наша связь, видимо. И теперь моя семья это Кир. Ну и Арчи, конечно.