Созвездие на ладони

Настроение на самом пике, буквально заставляет идти вприпрыжку и сиять, как яркий свет в жаркий летний день. У Армина все положительные эмоции смешались в сумбурную кашу с комочками удивления, потому что это очень необычно — такая ядерная мешанина из обжигающей лавы и льда с вершин айсберга, как Энни, согласилась провести время с самым заурядным парнем с определенными тараканами в голове. Арлерт, впрочем, шибко высокой или даже нормальной в общепринятом понятии самооценкой никогда не обладал, ему всегда казалось, что где-то можно и лучше. И стоять на одном уровне с такой безбашенной девчонкой он даже и не пытался, ему было комфортно находиться в своем тихом мире, где нужно поливать дедушкины цветы, читать книги про безграничный космос и вытаскивать задницу лучшего друга из самых глупых ситуаций. Он никогда не жаловался на то, что ему могло это наскучить, да и в жизни других людей старался не лезть, потому что это чужое пространство и его оно совершенно не касается. Вот и жизнь Леонхарт для него пустое белое полотно, он ничего не знал о ней до роковой встречи. Нет, конечно, он мельком (абсолютно случайно, честно-честно!) слышал, как о ней отзывались в стенах школы, словно она целая неприступная скала и осмелится к ней подойти далеко не каждый, но он не хотел верить ни одному слову, потому что незачем выстраивать образ человека, если вы никогда даже парой слов не перекинетесь. Правда, в этом Армин, конечно, слегка ошибся. Пересечься им все же пришлось, пускай и по самой странной причине. Но слухи с одной стороны не врали. Энни действительно внешне не показывает никаких эмоций, ее глаза всегда полуприкрыты или слегка прищурены, к этому всему она ещё и страшно немногословна. Но Арлерта это, честно говоря, абсолютно не отталкивает. Такой он человек: начинает интересоваться чем-то и не успокоится, пока не изучит досконально. Это и людей вообще-то касается. У него сердце, несмотря на невысокую комплектацию, гораздо больше него самого. Такое большое и в некоторых чертах абсолютно невинное, словно ещё застряло в детстве. Дискомфорт от своей доброты он никогда не испытывал, его всегда надёжно оберегали и растили в самой тёплой атмосфере, потому что он единственный и любимый сын. Всегда рос слегка трусливым, винил себя во всем, но мама то знала, что он смелее и самоотверженнее всех на этом свете. Повторяла ему это каждый вечер, пока укладывала спать. Но в одну из ночей он тёплых слов так и не дождался. Армину было лет десять, вполне сознательный мальчишка, но понять, почему мама плачет, ему было крайне трудно. Женщина краснела от выступающих слез на лице, а папа в тот день даже домой не вернулся, хотя обещал много-много всякого, что может заинтересовать ребёнка. Дедушка тогда взял его за руку и сказал, что теперь им придётся идти дальше вдвоем, но родители все равно будут рядом — он будет чувствовать их любовь на расстоянии. Но он, если говорить откровенно, не чувствует ее до сих пор. Искренне надеется на дедушкину теорию о тайне мироздания и тех самых нитях, но с того момента между ним и родителями выросла огромная стена. Конечно же, они общались, созванивались раз в месяц по видеозвонку в скайпе, сухо докладывали обо всем, и мама жаловалась на то, что нервов ни на что не хватает. Армин только слушал, не перебивая, потому что ей совсем некому высказаться. На день рождения они присылали всякие безделушки, вроде дисков с фильмами девяностых, потому что фантазии и финансов не хватало. Приходилось компенсировать дедушке с его-то небольшой пенсией, но дарил он всегда что-то стоящее. Перебирал из своего хлама, чинил и приводил в порядок, а внук находился на седьмом небе от счастья. Как и в случае с тем самым телескопом: он вручил его мальчику, когда ему было лет четырнадцать, и он уже более-менее определился с хобби после того, как садоводство не принесло абсолютно никаких плодов. На какой-то период Арлерт даже и забыл про звезды, потому что в силу возраста хотелось попробовать себя во многом другом — он сменил целый десяток кружков, прежде чем пришёл к выводу, что придётся идти по стопам дедушки. Этот пожилой мужчина так-то очень странный астроном, Армин называет в голове все его слова антинаучными, каждая фраза имеет больше эзотерический смысл и в этом русле он явно разбирается больше. Или просто выдумал все, чтобы утешить глупого ребёнка. Да без разницы, главное, что в определённом смысле это работало и давало хоть малейшую надежду. — Черт, я забыл полить цветы! — Арлерт бежит по улице сломя голову, едва не падая лицом на холодный асфальт, потому что ноги предательски подкашиваются от усталости, — И все же вечеринки это явно не моё. Он тихо, словно самый умелый партизан, открывает парадную дверь и маленькими шагами приближается к подоконнику, используя фонарик на телефоне. В доме не слышно ни единого шороха, лишь тяжёлое старческое кряхтение деда. Стараясь не вырвать его из прекрасного царства Морфея, Армин орудует лейкой и шёпотом извиняется перед фиалками за то, что сегодня им пришлось несладко из-за его забывчивости. Хотя их, возможно, дедушка полил уже сам, не дождавшись внука, но он знает, что так делать нельзя, потому что парень установил четкое расписание, а нарушать правила строго-настрого запрещено. — Почему ты так поздно? — Арлерт слышит над своим ухом чье-то тяжёлое дыхание и его сердце опускается до самых пят вместе с желудком, а мочевой пузырь готов разорваться от неожиданности и пару стаканов лимонада. Он сглатывает, но в горле застрял целый ком, из рук с грохотом выпадает лейка. Он поворачивается и видит хмурое морщинистое лицо старика, который, сложа руки на груди, явно ждёт объяснений. Топает носком левой ноги, пока Армин все ещё пытается отойти от шока. Наконец поднимает прибор и кладёт вновь на подоконник, хватаясь за половую тряпку, чтобы убрать это безобразие. — И чего молчим, молодой человек? — Вообще-то дедушка всегда добрый, но ему ой как не нравятся расклады, когда он не получает отчеты о местонахождении. — Я с девушкой познакомился, до дома провожал, вот и задержался, — Парень все ещё протирает пол, не поднимая взгляд. — Хорошенькая? — Наверное? Я не могу оценивать её лишь как объект для эстетического наслаждения, так что. И он не лгал. Не было в его мыслях места каким-то глупым стандартам и лукизму, он вообще считал, что расценивать человека лишь как предмет — самое большое унижение. Если не лукавить, то он мог сказать, что определённый человек красив лишь потому, что так считают модные журналы для девочек-подростков, которые обычно читает их одноклассница — Хистория. Он также мог подтвердить, почему его светлокожая подруга-азиатка по имени Микаса имеет определённый успех среди мужского пола. Но никогда не мог ответить на вопрос об идеальном внешнем типаже, потому что его попросту нет. — Опять ты за свое. Просто скажи: правда, хорошенькая? — Дедуль, я же на это не смотрю, она, вроде как, интересная личность, да и увлечения у нас совпадают. — А я не об этом совсем спрашиваю. Так сложно ответить? — Да, хорошенькая, хорошенькая, если расценивать с общей точки зрения. Белокурая такая, глаза голубые, но с некоторой сероватостью. Нос очень красивый, кстати. Греческий. Старик ухмыляется, его съедает страшное любопытство. В первый раз внук вообще заговорил о девушке, если не считать ту соседскую девчонку, которая носится с ним с раннего детства. — Значит, ждем эту барышню в гости. — Ну, случится это явно не скоро. — Кто знает, а вдруг вашим нитям суждено было переплестись. Армин громко смеётся, потому что так просто никогда не бывает — слишком разные люди всегда будут находиться на разных полюсах.